В один из тёплых дней на дворе встретил меня начальник и спрашивает.
- Как дела? Позавтракал уже или еще нет?
- Да всё в порядке! В животе не густо, не пусто, а, вроде, сыт.
- Тогда одевайся теплее. Возьми с собой винтовку и садись на скамейку пикапа! Мы поедем в Перкярви за хозинвентарём. Будем заниматься сельским хозяйством.
- Это мероприятие хорошее и очень нужное! Но где? Как единоличники на газончиках?
- Поедем, увидишь! Я место выбрал хорошее: есть жилые дома, скотный двор и конюшня.
- Тогда, не задерживаясь, поехали!
И я сел в пикап с винтовкой, потому что в лесах местами могли встретиться бродячие финны. Я этого не ожидал, но всю дорогу до Перкярви зорко следил за мелькавшими перелесками. Но доехали без всяких приключений.
Нас встретили военные офицеры. Машину остановили посреди сельского дворика. Кругом досчатые домики, новые, но пустые. Мне в первую очередь захотелось посетить домики и познакомиться с их внутренним устройством. Только этого сделать не удалось.
- Товарищ, ходить по поселку нельзя! Особенно, заглядывать в домики. Они бежавшими финнами заминированы. Мы занимаемся поиском мин.
- Товарищ Левин, интересный случай в изуверстве врага. Вон там, от нас третий домик, в нем в кроватке был заминирован маленький ребенок. Он кричал и солдаты, услышав, бросились спасать, но только взявшись за входную дверь, увидели провода от внутренней скобки. Значит дом заминирован. Финны надеялись убить много солдат.
Раз опасно входить в домики, то я стал прогуливаться по дорогам, около бывшего вокзала, сгоревшего при пожаре. Около станции стояли бочки с пшеницей, оставленные бежавшими местными жителями. среди брошенных вещей я стал подбирать пригодные шерстяные рубашки, кофты, куртки, носки. Попалась фарфоровая посуда, которую, как память о Перкярви, теперь Кирилловское, мы храним до сего времени.
Когда я подошел близко к начальству, один из офицеров спросил меня:
- Молодой человек, у вас есть семья?
- Да, есть. Они сейчас в эвакуации.
- Всё равно. Не сейчас, так пригодится потом, когда вернуться домой. Вон за станцией большой сарай, как наше русское гумно. Сходи туда! Там полно разной обуви, на все возрасты. Поищи для жены, для детей!
- Спасибо! Обязательно схожу. У моих детей она уже совсем поистрепалась...
Я пошел к сараю. Сарай был закрыт, но не охранялся. Открыл дверь-распашонку (из двух половин) и ужаснулся - полное гумно метров 10х8х4 разных сапог. Я помню размеры моих детей и жены. Стал искать. Нужный размер одного сапога найду, а пару найти не могу, перерыв большую часть. Потратил много времени. Так что нам надо и не нашел.
Подошел к сараю Левин с шофером, спросил:
- Ну, как? Нашел что-нибудь?
- Перерыл горы обуви и все одиночные, как будто тут жили одноногие.
- Тогда полезай на чердак! Там есть фаянсовые раковины, унитазы, кухонные мойки. Выбери и укладывай в пикап. Мне надо для дома. А то в моем хозяйстве всё пришло в негодность.
Я отобрал посуду хорошего фасона, бидоны молочные, ведра, ушаты, стулья, столы. Нагрузили пикап и поехали через Токсово в Матоксу. А там через два километра была небольшая деревня Лехтуси со старыми домами и надворными постройками.
Поперек Карельского перешейка проехали и было так спокойно и тихо, не было военной опасности и в воздухе - полная тишина. Земля освободилась от снега. Пахло начавшей гнить старой травой.
- Абрам Маркович, вы думаете заводиться большим хозяйством? - спросил я начальника.
- Да. Пока есть возможность, солдаты нам наловят десятка два коров, бычка, с десяток лошадей. Будем пахать землю. Много вокруг Лехтуси покосов. Заготовим корма.
- А кто же будет работать?
- Много солдат после ранений, которые на фронт уже не годятся, домой им ехать некуда, деревни уничтожены, родные убиты. А работая у нас, они обустроятся, найдут женщин и станут эти люди оседлыми крестьянами.
- Это здорово придумано! Ведь вновь заводить хозяйство в деревне трудно, в одиночку не осилить!
- Да! Поэтому правительство и запланировало объединение людей в новые совхозы. Вот, к примеру, на Лемболовском озере у нас имеются два старика-инвалида. Мы дали им сети и лодку. Пусть занимаются рыбной ловлей. Мы сейчас заедем к ним. Как раз идёт нерест щуки. Поедим рыбки!
Он скомандовал шоферу ехать на Лемболовское озеро. Я с большим любопытством стал смотреть на мелькавшие сосновые леса с перелесками берёзы. Думаю: "Если придется после войны быть живым, то обязательно буду приезжать за ягодами и грибами в эти леса." Не успели мы подъехать к озеру, как из камышового шалаша выходят два солдата в потрёпанных шинелишках, выцветших пилотках, небритые.
- Здорово, рыбаки! - вскричал Абрам.
- Здравствуйте, Абрам Маркович! - ответили мужики.
Один из них лет 45, русый с сединой в бороде. Звать Егор Матвеич. Второй моложе, лет 40, темно-русый, курносый, прихрамывавший на правую ногу. Звать Павел.
- А мы, Маркович, поджидали вас не сегодня. Еще вчера поймали кило с полсотни. Только часто зацепы бывают. Остановишься отцепиться, как рыба уходить собирается, но мы мотню приподымаем. Один держит, другой отцепляет. В озере много утонувших деревьев... Павел, иди расшевели угли в костре! Да поставь сковороду с очищенной рыбой!
- Егор Матвеич, вы не приобрели еще вторую лодку?
- Есть, но надо ремонтировать! Лодки специально топили хазяева, прорубая дно. Это мы наладим! Давайте к костру! Поедим свежинки, а остальное возьмёте с собой.
Мы подошли к тлеющему костру, от которого распространялся аппетитный аромат жареной рыбы.
- Ах, как ароматно пахнет! Не хватает по сто грамм! Да, хорошо бы... но ничего не поделаешь...
- Николай! Под сиденьем завернута полотенцем есть поллитровка. Неси сюда! - приказал Левин шоферу, постоянно обслуживающему наш пикап, на котором, кроме Абрама, никто не ездил.
Николай Степанов, молодой мужчина лет тридцати, после ранения в живот был освобождён от военной службы. Был танкистом. Его взял к себе Абрам. Роста он среднего, темно-русый, с густыми бровями, коричневыми глазами, тонким носом. (Такими мужчинами увлекаются девушки.) Левин уселся на толстое бревно, впившееся сучьями в болотную землю. Рядом с бревном - обработанный сосновый пень, служивший столом. А вместо стульев - несколько пней, передвигаемые как табуретки.
- Рыбаки, вы когда получали свои пайки? - спросил начальник.
- Вчера получали! Всё в порядке! Нам привёз шофер, ехавший в Грузино через Матоксу.
- Николай, подсаживайся к сковороде поближе! Да налей нам то, что в бутылке в рыбацкие алюминиевые кружки. Надо с лёгкой руки сделать спрыск, чтобы лучше ловилась рыбка, - Левин, налив немного водки, плеснул на костёр, который вспыхнул голубым пламенем.
Николай разлил водку в кружки и чайные стаканы.
- Я пью не за здоровье и не за удачу, которая пусть будет всегда, а когда будет удача, то улучшится и здоровье, - такой тост произнес Левин.
Всем этот тост пришелся по душе и, поздравив друг друга, мы выпили, закусывая жареной рыбой с чёрным солдатским хлебом. Я давно не выпивал, хотя и получал паёк на водку. Но приходилось её менять на хлеб на толкучке. Здесь выпил и ел рыбу с таким удовольствием, как будто я никогда не ел ее раньше. А между прочим, дядя моей Матери Иван Михайлович был непревзойденным рыбаком в деревне Никитеревец. И у него всегда для гостей находилась рыба. А если вдруг рыбы не оказывалось, то он на ночь уходил на озеро Лиственник и утром рыба была для гостя.
- Ну, рыбаки, спасибо! Мы поехали домой. Берем ваш запас. А через несколько дней приедет к вам вот этот товарищ Григорьев. Вы будете сдавать ему под расписку рыбу, а он соответственно - в столовую.
Приехав домой, после проверки вахт в охране, я сходил домой, и на моё счастье, получил письмо от Маруси из Шадринска. Она писала, что "...устроилась поваром в заводскую столовую, а Толик и Валечка находятся в Тюриково у тети Анны. Толику там не нравится, он иногда убегает в Шадринск. А тянет его сюда потому, что мне удается его покормить. Боюсь, чтобы не случилось чего, поэтому нашла в Шадринске комнату и на днях поселимся здесь. Всё-таки ребята тете Анне в тягость. Это я заметила по ее отношению к детям."
Немцы зачастили делать авианалеты на наш город. Наши "ястребки" гоняли их здорово. Но случалось, что самолеты и прорывались к городу. На набережной Фонтанки днем развалили шестиэтажный дом. У Мариинского театра полутонной бомбой оторвали и разрушили правое крыло в три этажа. На углу улицы Гоголя и Кирпичного переулка бомбой в одну тонну оторвали от пятиэтажного здания все наружные этажи от крыши до земли.