Ирбис

Игорь Бородаев
                Уз. ССР. 1978.

        Узбеки могут преображать непригодные для жизни ландшафты, как ни один другой народ в мире. Много ли человеку надо в жарком среднеазиатском климате для благодатного отдыха? Только тень, журчание ручья по камням, свежего ветерка («Шабада») да собеседника, могущего слушать. И кто поспорит, что созидание мест для общений и бесед – это не искусство?
   Чайханы в Узбекистане похожи друг на друга и в то же время, каждая имеет свою изюминку, выделяющую имя сво-его хозяина-чайханщика («Вечером собираемся у Рустама»). Человеку не надо строить замков, что бы он смог отдох-нуть от славных дел – достаточно ручья, дерева и беседки под виноградником.

   Если ты не побывал в чайхане, ты не видел Узбекистана. Об этой истине поведали Юрию, практиканту его старшие наставники – археологи. Юрий разливал по пиалам водку из чайника своим друзьям и всё больше проникался самобытной атмосферой, свойственной среднеазиатским народам. В воздухе чайханы витал интерес к собеседнику, особый интерес к русским незнакомцам и почтительное уважение к старшим.
   Юрий не понимал узбекского, да ему и не хотелось знать, о чём так подолгу ежедневно могут беседовать простые дехкане с ограниченными знаниями – ему был достаточен фон, подчёркивающий национальный колорит.  Постояльцы чайханы всё больше заражались любопытством: «Кто же этот незнакомец?» Слишком мало событий происхо¬дило в кишлаке, а Юркиных друзей уже все знали. В конце концов, самый любопытный, Рахман, не выдержал и под¬сел к русским, ближе к Юрке, держа в руке чайник и пиалу:
   -Кто такой новые люди? Почему не знаю? – Рахман хлопал Юрия по спине и подливал чай на дно пиалы.
   -Археолог? Историк? – Рахман одобрительно щёлкал языком, приветливо улыбаясь Юрию. – Улугбек, Сина, Навои?
   -Согдиана, -  отвечал Рахману Юрий, не веря, что его новый друг знает о древней легендарной стране, предвестнице современного Туркестана.
   Юрий ответил взаимностью на предложенную Рахманом дружбу и обстоятельно ответил на все его вопросы: «Как мамашка, папашка? Хорошо ли огород растёт? Не болеет ли домашняя живность?» Ответив на все необязательные вопросы искренне и без утайки, Юрий допустил промашку: откуда ему было знать о повышенном чинопочитании узбеков, не таком, как у русских. Юрий не знал, что должность отца, куратора сельского хозяйства Узбекистана от ЦК КПСС, здесь имеет большее значение, нежели сама личность Юрия. Рахман быстренько сбегал к Рустаму и притащил бутылку «охлаждённой».

   Слегка захмелевший Рахман осмелел перед «мажорным» Юрием и пригласил его в горы через месяц, куда гнал отару:
   -Там такие места! Озёра, сай! Скучать не будешь, отдохнёшь.
   -А можно на Копетдаг попасть? – Поймал Рахмана на слове Юрий.
   -Нет! Там заповедник, - сконфузился Рахман, – знакомых там нет. Мне туда нельзя. Приезжай ко мне в горы, Юрик! Не пожалеешь.
   -Я ирбиса хотел увидеть, – настаивал на своём Юрий.
   -Я даже не знаю людей, кто ирбиса видел. Зачем тебе это? В кино посмотри. Ты со мной иди, я тебе такое покажу!!! Что твой ирбис!

   Юрий поехал к Рустаму и не пожалел. Измотанный многокилометровым переходом по пересечённой местности, он, голодный, набрасывался на обильный ужин, искусно приготовленный Рахманом из дикого мяса, добытого за прошедший день. Горячий чай, настоянный на травах, животворящим бальзамом очищал осипшую глотку Юрия. Он за¬сыпал не допив своего чая, без снов, не помня как укладывался на курпачу.
   С восходом солнца Юрий вскакивал с лежака очищенный морозным горным воздухом, как будто вчера он не заставлял свой организм открывать последние его тайные резервы. Он «тянул себя за уши», не желая показаться слабаком перед горцем Рахманом, для которого все эти нечеловеческие усилия были постоянной работой, а 50-ки-лометровый переход по горам – прогулкой по городскому бульвару.
  Юрий плюхался в чистейший, холодный ручей с талой ледниковой водой, выпивал козьего молока с патыром (лепёшка) и без тени сомнения шёл следом за неутомимым Рахманом, следящим за стадом свободно бродящих козлов.
   Юрий поднимался на доступные ему вершины и перевалы, любовался открывающимися просторами, орал во всю глотку, словно первобытный дикарь, а потом, сломя голову нёсся вниз, к саю, плюхался в него, моментально остужая своё разгорячённое тело, и стремглав выскакивал, обожжённый талыми водами. На берегу Юрий моментально высыхал, обволакиваемый тёплыми ветрами и пускался догонять ушедшего за козлами Рахмана.
   Горы пленили Юрия, и он не видел уже свою будущую жизнь без них. Но на Земле ещё осталось много мест, на которые ему просто необходимо было попасть. Без путешествий жизнь Юрия казалась ему несостоявшейся.

                Москва. 2010.

   Витёк сидел с Коляном в обшарпанной «двушке», когда-то престижной, ещё сохранившей кое- какие удобства. Коляк уже давно бы «съехал под стол», но Витёк пристопаривал его разговорами, и бутылка всё не кончалась.
   -Вот на кой тебе эта «двушка»? – вопрошал Кольку Витька. – Поехал бы в деревню, завёл себе корову, хозяйство. А здесь что? Дворник на 10 тысяч. Тебе на три дня этих денег не хватит. А вскоре тебя с этого места таджики сдвинут.
   -Эту хату мой отец за Метрострой ещё получал! Да я, если хочешь знать – сборщик 5-го разряда! Весь АЗЛК ко мне за советами бегал! Сдохну, но квартиру не отдам! Она мне, как орден, душу греет.
   -Где сейчас твой АЗЛК? На развалинах был? Чермет тащил оттуда? Да кому ты нужен, как сборщик 5-го разряда? Тебя в дворниках кое-как держат! А в деревне научишься самогон гнать, бабу себе найдёшь молочную. Вот где твоё будущее! Здесь – хана!

   Колёк не выдержал получасовой беседы и рухнул пьяной рожей в кильку, поранив краями банки лицо. Витька  от-мылся кое-как в умывальнике от бомжеватой квартиры, спрыснул себя фирменным лосьоном и трезвячком выбежал на свежий воздух.
   С Коляном у Виталия особых проблем не было, другие квартиросъёмщики артачились дольше. После трёхдневного запоя, Виталий отказал Коляну в опохмелке, и тот, за предоплату в три литра водки, съехал из квартиры в развалив-шийся курятник в деревню Кукуево.

   Виталий окончил МГИМО. Его отец, Коренев, весомый политик-международник, специалист по арабским странам, пророчил сыну посольское будущее. Виталию претило гнуть спину на государство, получать от него льготные подачки и постоянно быть зависимым от этики и международных правил общения. Он сам решил строить свою жизнь, быть свободным в поведении и осуществлять все свои желания с помощью кругленьких сумм в банках.
   Реелторское дело подвернулось ему случайно: его пригласил поработать бывший одноклассник, успевший уже по-знакомиться с воровскими понятиями в местах не столь отдалённых пока Виталий зубрил международное право.   Работа оказалась прибыльной, хотя и грязноватой. Виталий уже знавал столичный бомонд, и у него появился шанс представиться ему лично. А вот с отцом пришлось поссориться и лишиться его попечительства. Но Виталий сам шёл на это…

                Копетдаг.1978.

  Практика Юрия подходила к концу, когда его пригласил в гости глава области Шахназаров. Да, не надо было светить имя отца! Но всё, что ни делается – всё к лучшему. Юрия встретили более чем приветливо, роскошно, с восточным гостеприимством.
   -Ну почему ты сразу не пришёл ко мне? – Увещевал Юру Давлат Каримович. – Три месяца в поле, в пустыне! С про-стыми дехканами! Почему отец не сообщил о твоём приезде в Узбекистан? Мы ведь с ним большие друзья. Я бы тебе в городе нашёл где попрактиковаться. По библиотекам бы походил, с нужными людьми общался. У нас хорошие учёные-историки, веришь? Мы любим своё прошлое и уважаем людей, которые берегут и ищут его для нас. А жил бы ты у меня в доме. Смотри, как сгорел и обшелушился! Что скажет мне твой отец, мать? «Не уберёг»?
   Отец Юрия, Литвинов, бывал в Городе однажды и общался с Шахназаровым по работе. Матери Юрия Давлат Каримович не видал ни разу, но это обстоятельство не мешало пронырливому льстецу записать себя в друзья семьи Лит¬виновых.

   -А ты не знаком с моей дочерью? Шахзода!!! – Гостеприимный хаким (мэр) позвал свою дочь для представления Юрию.
   Грациозная газель впорхнула в гостевую, сверкая ханатласом и огромными чёрными глазами. Шахзоду готовили к знакомству с иноверцем, да она и сама была ближе к русской культуре, нежели к узбекской. Семнадцатилетняя вос-точная принцесса понимала, что её позвали, как потенциальную невесту, и со своей стороны собрала всё своё обаяние, что бы понравиться столь ожидаемому высокопоставленному жениху.
   Юрий не был противником межнациональных браков. Шахзода ему сразу понравилась. В других условиях он не преминул бы приударить за подающей надежды узбечкой, да и вообще – любой иностранкой. Но иметь нерусских де¬тей!? Такого будущего он себе не представлял.
   Воспитанность Юры помогла ему высказывать Шахзоде восхищение и в то же время держать её на расстоянии. Шахзода понимала, что Юрию нужно время, что бы свыкнуться с мыслью об их будущих близких отношениях и всё более изощрённо выставляла себя, радуя тем отца. Она нежно ворковала, выказывая неплохой склад ума и умение вести беседу, грациозно прислуживала по столу, предлагая Юрию разные яства и с умением описывая их вкусовые и эстетические достоинства, раскрывая знания по истории и географии кулинарии. Только присутствие отца помогало Юрию не наделать глупостей и не наобещать Шахзоде нечто большее, чем просто дружбу.
   Юрия изумило гостеприимство хозяев, ему нравилось находиться в доме Шахназаровых, которые по максимуму использовали восточное привечание гостя. Искусство гостеприимства в Узбекистане складывалось веками, оно просочилось в корни узбекской культуры и стало неотъемлемой частью национального колорита, обрастая историческими сказаниями и фактами.
  -Я слышал, ты хочешь увидеть дикого ирбиса? – Осведомлённость Шахназарова не удивила Юрия: слухи в многолюдном Узбекистане разносятся быстрее, чем в малочисленной русской деревне. – Я вполне могу устроить твой экскурс в заповедник. Только сам я занят, а вот Шахзода может составить тебе компанию.
   -Но у меня кончилась практика. Мне отчёт в институте сдавать.
   -И с этим горем мы тебе поможем. Я предупрежу родителей, что ты в хороших руках, и сообщу в институт о продлении твоей практики.

   Копетдаг во многом отличается от тех суровых гор, по которым Юрий ходил с Рахманом. Здесь нет ледников, склоны не так круты, а заснеженные вершины редки, особенно в конце лета. Но природа этого отрога Тянь-Шаня по-своему прекрасна своей растительностью и неповторимостью. Здесь Юрий провёл незабываемую неделю в компании Шахзоды и егеря Ибрагима.
   Шахзода выказывала необыкновенную для женщины выносливость в горах: она ни разу не призналась в усталости, не отдавала свою тридцатикилограммовую ношу, её ловкости мог позавидовать любой альпинист-юниор. Её знания альпинистских премудростей были на высоте, и мужчины могли делиться с ней обязанностями, требуемыми жизнью в горах. В то же время Шахзода помнила, что она – девушка, А Юрий – парень, за которого ей, кровь из носу, надо выйти замуж, что бы порадовать родителей, должным образом обустроить свою жизнь, согласно своему личному статусу, и укрепить статус своих родителей, породнившись с высокопоставленным чиновником.
   Юрий потом всю жизнь вспоминал, каким образом ему, юному безопытному юноше, удалось избежать ошибки в создании семьи и не поддаться сверхъестественным чарам Шахзоды. Но это романтическое приключение осталось в его жизни ярким пятном с приятными воспоминаниями.

   А ирбиса Юрий увидел, и не единожды. На четвёртую ночь Ибрагим разбудил Юрия: «Вставай! Он здесь! Только тише!» Тогда приборы ночного видения были несовершенными: выбрали не тот вариант, как всегда, а будущий теп-ловизор пока оставили на полке, в чертежах. Ибрагим кое-как научился пользоваться малоэффективным прибором и различал отблески глаз ирбиса. Юрий не понял ничего.
 
   На следующий день, ближе к вечеру, Ибрагим отслеживал стадо архаров. Юрию надоело следовать взглядом по со¬ветам своего гида, и он повернулся к северным склонам ущелья: «Это он»! – Шепнул Юрий Ибрагиму. «Она». – Уточнил егерь и тронул его за плечо.
   Грациозная кошка центнером веса следовала по сыпучке, не потревожив ни одного несбалансированного камня. Она была красавицей, серебристо-серая, толстый хвост трубой, горизонтально земле, с загнутым кверху концом. Юрий забыл о фотоаппарате, пялясь на неё в бинокль: «Ничего, поверят на слово. А не поверят – пускай прозябают в незнаниях!»
   Показ мод продолжался меньше минуты: осторожная кошка быстро ушла с открытого места за скалу.
   -А ты везунчик, - резюмировал Ибрагим. – Я за третий сезон здесь второй раз ирбиса вижу. Только следы. А ты в первый же поход…. Тобой Аллах руководит!

                Москва. 2012.

   Виталий Павлович (Студент) довольно скоро завязал с чёрным реелторством. Слишком грязное это дело – панибратское общение с бомжами и алкашами. Да и заветного капитала не сколотить – львиную долю забирал ненасытный босс.
   Виталий сколотил свою бригаду и начал самостоятельный промысел. Занимался, чем придётся: гнал «бэушные» ав-томобили. Торговал контрабандной икрой, промышлял «ювелиркой». Одно и то же дело дважды не прокручивал: так труднее поймать за руку в отличие от краплёного вора с его особым почерком. Да и с криминалом удавалось пока не пересекаться, конкуренты не успевали засечь, кто урвал их лакомый кусок.
   Острый ум Виталия не давал сбоев в его деятельности: операции проталкивались по задуманному, как по нотам. Прекрасно подобранная бригада безукоризненно выполняла наставления и приказы Студента, проколы были еди-ничны, и устранялись они оперативно, без скандалов и матов под умелым руководством Коренева Виталия Павло-вича.

   Виталий чувствовал нехватку юридических знаний, работая в такой мутной стране – России, где законодатели менее всего думают о процветании своей Родины. Со времён Петра законы стараются писать так, что бы они с виду выглядели направленными на правые дела. В действительности же – это кормушка для чинуш и бюрократов, лазейки для воров и мошенников. Простым смертным российские законы недоступны: они писаны не для них, а для избранных, и писаны избранными же. Что бы разобрать весь этот налёт на конституции, в стране был создан рекордно раздутый штат юристов, которые в свою очередь отхватили довольно сытную часть государственной кормушки.
    Виталий экстерном пробежал до тридцати лет ещё два ВУЗа – экономический и юридический. Окончил он их не по призванию, а с целью дальнейшего своего обогащения и по текущей в стране ситуации – стране юристов и экономистов. Вот за эту коммерческую тягу к знаниям, Виталия и прозвали Студентом (иногда – вечным).

   На личном фронте у Виталия всё было хорошо. Это простым смертным надо что-то думать про любовь, семью, детей. Чёрная коммерция и любовь несовместимы. Кто это из моралистов утверждал, что продажная любовь быстро надоедает? Женского разнообразия хочется ещё и побольше!

   Одним из самых прибыльных дел Студента стала переброска за границу партии наркотиков, сделанной российскими химиками-умельцами. Он специально полгода перегонял в Польшу КамАЗы с полулегальными грузами: сигареты, водка, металлолом. Таможенники были прикормлены и не подозревали в простоватом горе-бизнесмене наркобарона.
   Наркотик был заложен в груз битого стекла: кто будет в нём рыться? А потом – ни одна собака не унюхает запрещённый груз в герметически запаянных бутылках. Стекло за границу поставлялось впервые: мусор на утилизацию в чужих странах не принимался, своего хватало. Таможенники посмеялись над мусорщиком-бизнесменом и, набив карманы, пропустили груз Виталия.
   На этом деле Студент-Виталий удвоил свой, когда-то в юности запланированный, капитал. Но останавливаться дельцу смерти подобно - загрызут конкуренты, бесцеремонные волки, любители покуражиться и порастрясти сла-бака. Надо двигаться вперёд, набирать вес среди сильных мира сего, крепить авторитет, который меряется деньгами, и безопасить себя перед законом.

   Никто в России не застрахован от сумы: посадили Ходорковского, Березовский избежал наказания только благодаря смерти. Сколько бил себя в грудь Батурин? Отрёкся от сестры-хапуги и клялся в честности и патриотизме! А честные глаза Абрамовича? Они только смешат народ и рождают анекдоты. За «Челси» никто не болеет.
   Краха Виталия ничего не предвещало, но он всем своим существом чувствовал свою незащищённость перед законом. Тем более, что «рыльце его было в пушку», как и у всех преуспевающих предпринимателей. Невозможно в России че¬стно наворотить капитал, производя продукцию и заботясь о подчинённых. Только воровать, нырить, скрывать при¬быль, перепродавать и обманывать.
   Виталий спрятал подальше свою гордость и пришёл к отцу, который был уже не при делах, но его вес во многих приближённых кругах ещё чувствовался, он ещё был влиятелен. Коренев вполне мог помочь сыну в его становлении в высшем обществе и познакомить с «нужными» людьми.

                Юрий.

   Жизнь Юрия била ключом. Он был нужен стране и востребован, как были востребованы в то время все мо¬лодые люди, которые хотели строить жизнь под своё будущее.
   Юношеский интерес Юрия к истории, к её тайнам, затерянным во времени, прошёл. История – это прошлое, которое надо знать и учиться на её ошибках и достижениях. А жить надо настоящим, созидая будущее. Великих дел в огромной стране было полно – выбирай по вкусу! По мнению Юрия, не все эти дела вершились, предрекая светлую будущ¬ность: высыхал Арал, орошая Среднюю Азию, затапливались огромные территории, превращённые в болота ради электрификации, загрязнялась нефтью и уничтожалась техникой хрупкая тундра. А сколько ещё коммунистических строек велось без оглядки на будущее, неразумно и грязно? Да повсеместно!
   Юрий попал в Хабаровский Край на строительство БАМа и ужаснулся: тигр, символ этих красивейших мест уничтожался бесконтрольно, будто он не был под защитой закона! Таёжные охотники били его, как конкурента, даже не в целях наживы! Колхозники уничтожали его, словно бродячих собак, охраняя свой быт от опасного хищника! И этот вандализм над Природой принимался властью, как должное, она закрывала глаза на гнусные преступления, считая их вынужденными житейскими проступками.
   Защита уссурийского тигра закончилась для Юрия ничем - он был никто. Его и слышать не желали: «Заезжий историк? А причём здесь защита животных? Понаехали тут, интеллигенция!»

   Юрий экстерном закончил географический. Этого ему показалось мало, и он параллельно прошёл курс биологии. За пять лет Юрий объездил всю страну. Его имя набирало вес, он печатался в центральных журналах, был обласкан телевидением.
   На Алтае Юрий встретил свою спутницу по жизни. Председателева дочь, Даша, была эталоном русской красоты. Во времена, когда ненасытная экономика убирала свои грязные руки с сельского хозяйства, деревня взращивает русских красавиц на молоке и мёде. Когда же эта искусственно созданная лженаука становится вместо царя и Бога, то народу вдруг сразу «хлеб нужен», или он отворачивается от своей земли-кормилицы в надежде, что «запад нам поможет».
   В эти периоды засилья экономики обнищавшая русская деревня берёт на себя все тяготы кризисов и кормит новых хозяев жизни, сменившихся воров-чиновников, из живота своего. Село стареет, замирает и спаивается от безысходности. А русский генофонд оскаливается беззубыми, перекошенными, испитыми рожами, хая Россию-матушку за чужие грехи, бездарное воровское руководство новоявленных командиров.
   Дарья (сама доброта, хозяйка-умелица) скрасила походную аскетическую жизнь Юрия уютом и бытом. Отягощённый пополнением в семействе, Юрий осел на Байкале, ставя на ноги родившегося сына.

   Байкал очаровал Юрия так же, как очаровывали его Приморье, Тянь-Шань, Заполярье. Природа создаёт столь дивные места в угоду человеку и только люди с долларами в глазах не замечают её красот. Они смотрят на лес и видят дрова и дичь, смотрят на реку, и видят свою дачу с баней. Юрий был лишён вещизма и Природа для него была даром, созданная для познания и любви.
  На Байкале Юрий возглавил экологический отдел баргузинского заповедника и, в частности, вёл борьбу с Иркутским целлюлозно-бумажным комбинатом. Борьба проходила с переменным успехом, но это – заслуга Юрия, что Байкал не превратился в застойную сливную лужу, наподобие Арала.

    Страна по достоинству оценивала деятельность Литвинова: он обрастал регалиями и значимостью. Но советское воспитание помогло ему с должной устойчивостью пройти через «медные трубы», он смог «не потерять лицо» честного и упорного советского гражданина, принципиального и неподкупного. Эффективность его благородной работы росла, он становился всё более известен в мире своими изысканиями, как учёный;  страна прислушивалась к его мнениям об охране своих неисчислимых богатств и красот. А семья гордилась своим всезнающим и могущим отцом.

                2016 год.

  Адвокаты вышилушали Виталия дочиста, выгораживая его перед суровыми, но беспринципными Российскими Законами. Своих соратников Виталию вытащить не удалось: все они сели на разные сроки.
   Где он так прокололся? Да и дело-то, вроде, было не таким уж и противозаконным: он поставлял в Россию медицинское оборудование по завышенным ценам (и немало завышенным!). По всем выкладкам выходило, что загнали его по криминалу те, которых он всячески избегал, не хотел ни делиться, ни сотрудничать.

   Виталию пришлось начинать всё с нуля. Сейчас его афёры проходили более гладко, чем в бытность его молодости: помогали связи, накопленные знания и умение. Правда, начинать пришлось с мелких делишек – не хватало должного финансирования, и доходы Виктора пока ещё не дотягивали до его сверхприбылей в недалёком прошлом.
   Так почему же выжил «Вечный Студент»? Просто криминалу было невыгодно избавляться от столь пронырливого прощелыги. Он не дожал Виталия – просто попугал немного, доказал ему, что и он смертен и далеко не всемогущ.
   Тот факт, что такие люди, как Вечный Студент, были нужны криминалу, доказывалл последний заказ нашему антигерою от воровского братства: надо было как-то, где-то достать ирбиса…. Гонорар Студента на этом деле был не ахти каким: не по рангу его недавнего прошлого, но сейчас и эта мелочь могла помочь разорившемуся дельцу. Дело было сложным и незнакомым Виталию, но именно эта сложность возбудила у Коренева интерес и окончательно развеяла его сомнения. Он согласился…

                Ирбис.

   Ирбис понадобился на юбилей, чествовали местного авторитета. Кто и когда узнал о его юношеской мечте? Утечек было много: Литвинов любил в семейном кругу, вечерами рассказывать о своей романтической молодости. Но что бы там ни было, воры влезли в личную жизнь своего авторитета из благих побуждений, желая сделать ему неожиданный душевный подарок.

   Клетку внесли после изрядно надоевших уже Литвинову тостов и восхвалений. Да, он был несказанно удивлён, поначалу, такому экзотическому подарку. В смятении чувств он не знал, благодарить ли ему друзей за столь неожиданный подарок, или как? Что с этим подарком делать дальше, растерявшийся юбиляр даже и не думал. Литвинов смотрел на великолепного серебристого ирбиса и пытался разобраться в нахлынувших на него чувствах; мыслей не было – мозг не работал.
   Постепенно Юрий начал разбираться со своими мыслями и чувствами. Беснующийся зверь тоже притих и царственно присел посреди клетки, заинтересованно смотря на своего нового хозяина. Юрию стало казаться, что он понимает зверя, что ирбис обращается к нему, и мысли кота прозрачны и понятны. Началась борьба титанов интеллекта: кто имеет больше прав считаться жителем Земли – сверххищник, не знающий поражений, или же человек-разумный, созидающий?
   «Что за глупости лезут в голову? Мы все – дети Земли – и черви, и кошки, и человеки. Все мы имеем право жить здесь, потому что можем выжить только здесь, а не где-нибудь ещё во Вселенной». Литвинов присел за столом, обдумывая, что ответить гостям на подарок. Ирбис посчитал себя победителем и отметил ближний к Юрию угол клетки.

   Юрий не нашёлся, чем ответить гостям. Он снова перевёл взгляд на клетку, и мысли унесли его в прошлое, полное романтики и удовлетворений от законченных дел. «Так правильно ли мы живём? – Подумал Юрий. – В этой погоне за деньгами, благосостоянием, властью, мы отодвинули на задний план истинные ценности жизни – Любовь к Природе, к Женщине, Дружбу, Познание». Он увидел в ирбисе не только зверя, ставшего когда-то для него некоторым символом, даже каким-то образом – кумиром: великолепное животное, пик эволюции, совершенство, созданное Природой за 4 млрд лет мученических проб и ошибок. И этот живой шедевр человек-безобразник решил унизить, уничтожить. Он поймал его, впервые в жизни сделав побеждённым, лишил его самого ценного – свободы; наверно, бил, не позволяя ответить, не выявив, кто сильнее. И ирбис мутнел в бессильной злобе от свалившейся на него человеческой несправедливости.

   «Так каким же непостижимым образом переломилась моя жизнь и пошла обратным курсом, расколовшись надвое?» Литвинов вспомнил дикие 90-е, когда его перестали слышать и вогнали в нищету. Тогда Даша высказала ему в лицо, что он не настоящий мужчина. Даша воспитывалась свободной в действиях и высказываниях. Её учили тяжёлой сельской справедливости и мудрости. Здоровая русская баба, Даша, говорили, бортовала трактора. Её оппонентов в спорах было жалко, а Юрий со своей житейской мудростью старался больше помалкивать в редких конфликтных ситуациях и делать по-своему втихаря. Он не сразу пошёл с протянутой рукой за взяткой: душевные светлые силы его долго боролись с грязью мздоимца. Даша тогда притушила его совесть, назвав мудрым и предприимчивым, ответственным отцом.

   А потом были тюремные университеты: кому-то уж больно приглянулось его место и мешала его принципиальность, требующая больших вложений. Дипломат трёх гуманитарных образований, Юрий закончил тюремные институты экстерном, за два года. Здесь он и познакомился с воровскими законами, лукаво искажающими естественные законы Природы и отвергающими искусственные, человеческие.
   Здоровый, неутомимый организм Юрия сумел защитить его в волчьем логове тюрьмы, а изощрённый ум даже позволил добиться некоего авторитета средь осуждённых. Постепенно его мощный исследовательский мозг перестроился на лукавство, обман и интриги. Его небольшие тёмные делишки перерастали в большие воровские дела. Его авторитет рос, жизненные ценности менялись, целеустремлённые интонации в речи сменялись жиганскими, а горящие деловым азартом глаза превращались в колючие и жестокие.

   Любимая Даша не могла нарадоваться на удачливого мужа, надёжного семьянина. «А значит – так и надо жить, и выбор его дальнейшего пути сделан верно!» - решил тогда Юрий. Ведь человек всегда найдёт способ оправдаться перед своей совестью.

   Литвинов очнулся от своих безрадостных мыслей и оглядел зал: гости уже забыли о нём – кто-то гнул пальцы, обсуждая воровские дела. Кто-то, выпив лишка, непристойно приставал к женщинам, а особо употребившие требовали «Мурку».
   Литвинов снова взглянул на свой экзотический подарок, и взгляд его осветился давно не появлявшимся огнём исследователя. От мрачных мыслей помутнел разум: он перестал ощущать реальность, окунувшись в лоно Дикой Природы и забыв, что находится в искусственной человеческой обстановке. Он подошёл к клетке и открыл её, что бы до конца выяснить свои отношения с ирбисом на равной степени свобод, как это изначально было задумано Природой.
   Ирбис мгновенно оценил ситуацию и вычислил векторы исходящей опасности. Два зверолова с завидной реакцией, а с ними и Виталий, даже не успели среагировать, как оказались задранными опытнейшим хищником. Ирбис прижимал лапой особо понравившуюся ему жертву и оглядывал зал оценивающим взглядом:
    «А всё же, какая же это дрянь – человечатина! Придётся привыкать к этой паршивой жратве, коль здесь оказался». Весь зал пропах страхом, и Ирбис удовлетворённо рыкнул, ощутив безопасность: «Жратвы полно, а это стадо мне на будущее пригодится. С голоду не сдохну».
    Ирбис причислял к трусам, чуя их страх, грозных некогда братков, всех боевиков, наравне с обморочными женщинами. А какие бездушные люди смогут не испугаться, видя только что веселящихся знакомых на полу, изодранных до неузнаваемости!?

   Ирбис оторвал ляжку зверолова, прижал её лапой и ещё раз оглядел своё стадо: страх сочился отовсюду. «Но что это»? – Ирбис не понял потоков спокойствия и заинтересованности, идущих из-за спины. Он оглянулся и увидел Юрия у своей бывшей тюрьмы:
   «А! Это – тот. Он безопасен, хотя и любопытен. Так что же он хочет? Сотрудничества? Бред!!! Ирбисы – одиночки. А может, мы не правы? Ведь охотиться вдвоём эффективней».

   Самые стойкие братки очухались и, видя, что ирбис отвлёкся, потянулись на выход. Никто никого не спасал – каждый сам за себя! Какие женщины?! Первый выбежавший захлопнул за собой дверь и побежал по коридору, во всю топоча сапогами.
   Ирбис вскочил, принял боевую стойку и рыкнул, призывая к спокойствию: «Мы кушаем! Не мешать»! Банкетная зала заполнилась запахами испражнений. Успокоившийся котяра удовлетворённо заурчал и продолжил трапезу: «Идите, попаситесь, пока я добрый». Людишки по одному, уже с осторожностью, без шума, на цыпочках потянулись к выходу…

   Конец этой истории вполне предсказуем: из полуоткрытых дверей показалось дуло, прозвучал выстрел…. Ирбис не успел понять, что умер. Он красиво застыл на полу с берцовой костью в зубах. Для пронырливых фоторепортёров эта панорама стала редкостной удачей – их снимки расходились за баснословные гонорары.
   Стойкая психика Литвинова легко пережила этот инцидент: он даже не окончил курс лечения у психолога. Его поведение на банкете даже прибавило веса его имиджу в элитных кругах. Жёлтая пресса превозносила его уравновешенность и незыблемость до небес.
    Даша не могла нарадоваться на своего мужа, кормильца, который смог поднять троих детей на ноги и дал им зарубежное образование.

   А Россия корчилась от выходок своих граждан, но жила. А как же по-другому? Сама рожала – самой и выхаживать….