Отрывки из романа-утопии "Незаконные похождения Мах,а и Дамы в Розовых Очках", повествующего о смутном времени распада государство образующих, общечеловеческих, моральных норм, когда на грешную землю нашу поднялась из самой Преисподней одна из богинь Ада, некая сверх могущественная демоница Велга, дабы, воплотившись в тело избранной Ею женщины, разжечь среди людей ещё большую смуту, ускоряя падение человечества во тьму.
Слаженным, убывающим в своей силе хором, группа воспевающих мантру учеников замолкла, следуя след в след за ведущей.
Один за другим, практиканты йоги, украдкой взыркивали на посетившего их группу, переодетого в спортивный костюм «Givenchy» президента, и тут же, с почтительным вниманием доверчивых щенят, устремляли свои взоры на Милославу.
Сама она, опомнившись от вздорных криков президента не сразу, выждала паузу, и, собравшись с духом, сделалась ещё разумней прежнего, чтобы, наигранно развеселившись, добавить к сказанному для Меркурия Валерьевича, обращение ко всей своей группе: “Вот вам пример, той самой, освобождающей энергетические потоки, а вместе с ними и психологические зажимы и травмы, ментальной паузы! Такие чудеса творит мантра-медитация! Что-то, спрятанное в самой глубине души, что-то из прошлого, вдруг явится на свет в виде аффекта или откровения!... Перед вами наглядный пример той силы, что пробуждает потоки ЦИ, о которой я писала в своей последней книге!”
“Экая она, однако, умница! Но, пожалуй, слишком самовлюблённая… Сразу – от практики йоги, до науки, прямо к саморекламе… Из неё получился бы неплохой менеджер по маркетингу!” – начав улавливать некие подобия мыслительной деятельности в голове президента, подумал Макс.
Милослава, закончив говорить одно, внимательно заглянула президенту в глаза и, будто диагностируя его внутреннее состояние, сверкнула изумрудами задорных глаз под покрывшими взгляд новой тайной ресницами, после чего строго изменила тон и заявила: “И всё же, это не повод останавливаться на достигнутом!... В своей работе с необычными состояниями сознания, я привыкла добиваться максимально достижимых результатов!... Поэтому, предлагаю вам продолжить нашу медитацию при помощи другой методики!... Прошу всех встать и занять прямую позицию со свободно опущенными руками и приближенными друг к другу стопами!... Мы переходим к основному упражнению шаолиньского Ци-Гун, из практики Дао-Инь!”
С почтением жадного до изысканной красоты художника, насладившись резким её взглядом, Макс, поднимаясь вместе с президентом с колен на стопы, всё же подумал: “А может быть хватит медитации?... Только что он кричал, а после, глядишь, обниматься с ней полезет… Хотя, в сущности, ведь ради этого он и взял меня с собой на свидание с Миллой!”
Несмотря на явную незаурядность ситуации, строгий до соблюдения дисциплины ума и чувств Меркурий Валерьевич, вытянулся в ровную стойку бравого служаки с совершенно невозмутимым видом. На лице президента, маской повисла отсутствующая улыбка буддийского смирения со всем сущим. В разуме правителя, Макс услышал обескураживающую тишину, да тихую команду Меркурия Валерьевича к самому себе: “Спокойствие, господин президент! Только спокойствие! Это, всего лишь, память расшевелила чувства… Продолжайте медитацию! Ведь это интересно! Захватывающе интересно испытать прежние, юношеские грёзы, насладиться вновь своими противоречивыми иллюзиями, заглянуть в себя поглубже и, быть может, понять отчётливей, что руководит мной ныне, куда иду я сегодня, зачем, собственно, живу так а не иначе…” – так, настойчиво гоня прочь иные мысли, думал про себя президент, а Макс, разумно соглашаясь с доводами правителя, попытался даже выговаривать в своём сознании те же оптимистические установки, дабы, не противореча президенту собственным интеллектуальным вздором, не сбивать его с интроспективного лада, - ведь и ему – Максу тоже было интересно окунуться в прошлое главы государства, понять президента лучше, да и вообще – узнать из его воспоминаний, что есть такое – накопленный за 50 лет, жизненный опыт, выдающегося в ряду человеков, социального мужа.
Поэтому, когда президент взялся за исполнение следующего упражнения, основанного на глубоких, помрачающих разум гипервентиляцией мозга, вдохах и выдохах, Макс, ощутивший минутами прежде ошеломляющую силу мантра-медитации, выдал из своего сознания, освобождающий душу слог “Ом”.
В раздавшемся в их душах и разумах, безмолвном опустошении, вновь вспыхнул вожделенный свет блаженной памяти о добрых временах, и президент вновь окунулся в поток переживаний собственной юности.
Он вспомнил, как ему, двадцатилетнему оболтусу и хулигану, недавно оторвавшемуся от студенческой среды повесе, предложили вдруг развеять кипящую энергию молодости с толком, в одной из стран Закарпатья.
Собравшийся как-то выйти из дома, с весьма гнусным намерением хулигана, молодой Меркурий вдруг был окружён с обеих сторон дюжими молодцами в строгих, тёмных, деловых костюмах. Крепкие телом и словом амбалы, за несколько секунд подавили его возмущённое красноречие и попытки к сопротивлению несколькими могучими и, почти незаметными со стороны прохожему наблюдателю, ударами в живот и под рёбра. Следом за тем, будущий президент Азирии, был водворён в подозрительно тёмную машину, со странными, встречаемыми лишь изредка в самом центре, номерами и зеркальными, пугающими сокрытой неизвестностью, чёрными стёклами.
В столь же тёмном и неприветливом салоне, что и сам автомобиль похитителей, средь ненормально сгустившейся тишины и прохлады, его встретил небольшой и лысый, облачённый в невзрачный деловой костюм, человек неопределённого возраста.
- Ну, куда намылился, шпанец, признавайся?! – вместо приветствия, обратился к юному Меркурию сей лысик, стоило лишь амбалам захлопнуть стальную дверь и, незаметной, но надёжной стеной своих тел, загородить выход из автомобиля с внешней стороны.
Чрез глаза воспоминаний президента, Макс тут же узнал своего недавнего мучителя – того самого лысого полковника, командовавшего сумасшедшими уголовниками в автобусе “Мерседес” на Пушкинской площади. Чувства юноши всполошились и обострили память Меркурия Валерьевича ещё сильнее, заставляя президента детализировать каждую мелочь в вспоминаемых ныне и окружавших его в ту пору вещах и событиях, заставляя слышать, как наяву, буквально каждое слово, говоримое ему страшным лысым садистом.
Меж тем, выпествованный из глубин памяти лысик, поскрипывая чёрным кожаным сиденьем автомобиля, развалился перед юным Меркурием с особой непринуждённостью и продолжил начатую речь: “Сопляк! Идиот! Везунчик! Да, ты – именно везунчик! А знаешь, почему? Потому, что если б тебя поймали мусора, то песенка твоя была бы спета!” – заявил лысик и, налив из бара меж сиденьями водку в пару хрустальных тяжёлых бокалов, продолжил: “ Я – друг твоего покойного родителя, светлая ему память!... Я – сотрудник и руководитель одной серьёзной организации… Нашей организации, говоря откровенно, на твои подвиги наплевать! Но, в память о нашей с твоим отцом дружбе и службе, мы решили остановить тебя от дальнейших ошибок… Ведь, что вы со своими приятелями, хотели натворить?... Хотели ведь охреначить обменник?!... Ну, те - на! И это – сын моего друга!...” – не останавливая свой монолог для вероятных возражений Меркурия, назидательно запричитал лысик и, всучив в ладонь будущего президента полный бокал со спиртным, шумно отхлебнул из своего; а прополоскав водкой рот, пренебрежительно выплюнул сделанный глоток на пол, заговорив вновь: “Ты же, м-дак, и не знаешь, что телефон в твоей квартире на прослушке!... Да, да – на прослушке, как и положено серьёзным чиновникам, вроде твоего отца!”
- Но ведь, мой отец умер, уже как пол года назад… - испуганно возразил своё первое слово к похитителю Меркурий, но тот, глотнув и сплюнув ещё раз, гулко рассмеялся и завертелся на месте, словно ища аудиторию для аплодисментов.
- Нет, вы слышали?!.... Вы слышали, что говорит этот сопляк?!... Думает, сорванец, что, раз папу похоронил, то и от долгов его отвязался!... Наивный юноша! – саркастически развеселился лысик и, сделав-таки глоток из бокала внутрь себя, продолжил речь: “Нет, мил мой, нет! Папа твой оставил по себе след, и тебе по следу этому шагать дальше!... Если признаться, мне по душе твои криминальные забавы!... Я давно за тобой наблюдаю… Увлечения твои драматургией, вопреки отцовым наветам, тоже мне по душе!... И, если б не выперли тебя из ЧГИКа за наркоманский эпатаж, то, глядишь, получился бы из тебя специалист другого профиля… Но, от судьбы не убежишь!... Всё молодость, всё любовь!... А тут ещё и время такое на дворе – разгул преступности, период накопления первоначального капитала, дикий запад, а ныне – наша Азирия, окунувшаяся в смуту так называемой перестройки… Да, это, оставшееся до 21 века десятилетие, определённо войдёт в историю, как легендарный для нашей страны период!”
- Вы наблюдали за мной?... Но, зачем? – осмелившись отхлебнуть из гостевого бокала и заметно захмелев после испытанного стресса, искренне удивился молодой Меркурий, воспринимая лысика уже вполне приветливо, на фоне сказанного им и заявленной симпатии к его проделкам.
- Как, зачем?... Да хотя бы, вот за этим!... – неожиданно изменил тон приветливой беседы на яростную вспыльчивость лысик и, неожиданно ловко, схватил будущего президента за запястье. Столь же спешно нажав следом на какую-то кнопку, он позволил двери автомобиля приоткрыться, но, оставив свободной для внешнего воздуха лишь узкую щель, ловко потянул руку молодого Меркурия на себя и, вывернув запястье в излом, втиснул его ладонь в образовавшийся проём.
- Не осознаёшь, значит? Ну, что ж… Тогда, хоть почувствуй! – начав медленно зажимать ладонь молодого человека в щели меж дверью и салоном, томно гнусавил лысик. Охраняющие их уединение с внешней стороны автомобиля амбалы, прислонились к двери ещё ближе, загородив зажимаемую сталью руку от любых внешних взоров.
Тиски на ладони Меркурия сжимались всё сильнее, но он, повинуясь врождённому мужеству и упрямству, хмуро молчал, позволяя себе лишь одышливо сопеть от боли и , тихонько, по-звериному, рычать молитву бескомпромиссного отчуждения от реальности.
Молчаливая, наполненная страданием и жестокой страстью, их возня продолжалась добрых три минуты. Так и не сумев добиться от юноши пораженческих криков и просьб о пощаде, лысик освободил кисть из зловещего дверного капкана и, помяв ладонь Меркурия в своих скользких маленьких ладошках, заявил: “А ты – молодец! Чувствуется порода! Настоящий сын своего отца!... И всё же, скажу тебе откровенно, что мучения твои – лишь чепуха, по сравнению с тем, что сотворили бы с тобой мусора, позволь я тебе идти на это ограбление!... Мусора бы, вместо кисти руки, засунули бы меж дверей твои яйца… Тогда бы ты точно не смолчал! И всё же… И всё же, хоть ты и жиган, заслуживающий по нашим временам некоторого уважения, всё же – ты, с этой поры, мой должник!... Давить и принуждать тебя к чему-либо, я не собираюсь… Нет, напротив, из уважения к памяти твоего отца, я хочу тебе помочь!... Я хочу помочь тебе направить свою жизнь в правильное русло… А ты, будучи должником, хорошенько думай и прислушивайся к тому, что тебе предлагают… Твои, так называемые друзья, например, предлагали тебе ограбить пункт обмена валюты…. ЧГИК, предлагал тебе шестерить при родне Халкова или Чука… Милослава твоя предлагала неконкретные отношения – то ли любовь, то ли – морковь…” – на этих словах лысик сделал драматическую паузу и многозначительно углубился своим сверлящим взглядом во внутреннее пространство глаз Меркурия, после чего продолжил, вновь уладив тон говоримой речи на доброжелательность: “Я же, зная и понимая все твои проблемы, желаю тебе большего… Я предлагаю тебе надёжный заработок, красивую и верную жену, свободную личную жизнь и интересные, опасные дела – дела не менее рискованные, чем твои дерзкие хулиганства и разбой!... Я предлагаю тебе работать в нашей организации! И, для начала, ты должен уехать в Сербию…”