Когда мне было лет десять, наш класс отвезли на Ладогу и рассказали о блокаде. Экскурсию провела женщина, которую мы все, я уверена, запомнили надолго – я, лично, помню её очень хорошо... Низкий ей поклон... низкий поклон.
Тогда все притихли… и оставались молчащими всю дорогу домой. Таня Савичева вошла в нашу детскую жизнь – своею смертью…
Хорошо помню эту неловкость молчания... это было по-взрослому. Впервые.
Таня Савичева была маленькой, и не имела никакого права умирать, но умерла…
Она была девочкой с фамилией и именем, и дневником с записанной в нем трагедией... – она была настоящей девочкой, а не просто героем родины. Героев родины было много, о них было написано много книг... и мы к этому привыкли. А здесь стало больно. Я так помню.
… Какое-то время, пока не выросла, я играла сама с собой в разрывающую и одновременно успокаивающую мою душу игру: распределяла все свои теплые вещи и еду в доме среди нескольких вызванных мною из другого мира детей блокады. Я пересчитывала луковицы, морковины и картошку, раскладывала на газетах, развернутых на полу кухни, пока никого не было дома… Яйца и яблоки, барбариски и печенье – на столе. Раскладывала кофты и свитерочки, рейтузы и тренировочные штаны, шапки... Детей было много; у всех тоже, как и у Тани Савичевой, были имена и фамилии. Никто из «моих» детей не умер, все выжили…
Чуть позже мне попалась небольшая книжка с «бытовой» фантастикой, не помню автора, к сожалению… Там был рассказ о временном портале в Ленинграде; его, портал этот, случайно обнаружил один молодой человек – через дыру в заборе можно было передать хлеб блокадникам… Только хлеб, остальное не передавалось. Причем «проводником» было золото – волшебные свойства металла как-то помогали… Рассказ был о том, как этот молодой человек искал золото… нужно было три грамма, чтобы передать килограммовую буханку. На каждую буханку хлеба – три грамма золота, всего три грамма...
И это было очень трудно, почти невозможно, но он находил. Этот молодой человек был из моего времени, а ведь тогда золото не продавалось в магазинах, как сейчас. Были какие-то очереди; чтоб купить колечко или кулончик, нужно было отмечаться полгода... моя мама отмечалась, я это хорошо помню. Поэтому найти три грамма золота было непросто, но он был готов на всё – и на обман, и на воровство даже...
Он, этот юноша, через дыру видел только руки, и один раз – глаза. Но ему хватило, он как с ума сошел. И он больше не мог жить, как прежде, до портала… Он и стал для меня Героем Родины. Мне стыдно, что я забыла автора…
Много позже, уже став взрослой девушкой, я познакомилась с пожилой женщиной, которая работала уборщицей в книжном магазине. Это было случайное знакомство, но мы как-то друг другу сразу понравились, несмотря на сорок лет разницы в возрасте. Она была очень образована, работала до пенсии в науке, интересовалась всем… Мы с ней общались много лет, и довольно близко. Но лишь случайно, и совсем не от неё, а от её приятельницы, зашедшей к ней в гости, где была и я, вдруг я узнала, что она пережила блокаду, все эти девятьсот дней… А мы сидим с ней и чай пьем с вареньем. И я сказала – как?.. а почему вы не рассказали мне?..
– Я никогда не рассказываю об этом, моя девочка... – сказала она. – Мало интересного. Кроме того, я почти ничего не помню. Почти ничего.
– Как не помните?.. – охнула я. – Сколько же вам было лет?
– Мне было много лет… больше двадцати. Не в этом дело. В первую зиму у меня умерла дочка, ей был годик. И больше я ничего не помню. Выжили как-то… Работали… Но я не помню. Прости меня.
Вечная память...