В статье перечисляется чего нет в Черноморске, из «Золотого теленка», хотя должно быть в Одессе. Там нет кораблей, моряков, рыбы, рыбаков, грузчиков, чаек, сетей, там нет настоящего моря. В общем чего не хватишься, того нет.
Осенью 2013 случилось, в Берлине, фраза произнесена, автором «…стульев» и «…теленка» является Булгаков. Такую мысль пытается донести Ирина Амлински на страницах своей книги «12 стульев от Михаила Булгакова». Кто читал мою работу «Как не горят рукописи» выложенную на этом сайте, тот знает, что я тоже придерживаюсь этого мнения. Отсутствие вопросов и возражений я расценивал, или как отсутствие интереса к теме, или согласие с доводами. Поэтому меня заинтересовали возражения, появившиеся в прессе и интернете на указанную работу. Несколько дней назад Ирина Амлински любезно предоставила мне возможность ознакомиться с книгой. Если вы хотите поразвлечься, и не думая провести время, то это книга не для вас. В случае если вам интересен Булгаков, и вы хотите узнать, можно ли не читая, ни чем не интересуясь, сочиняя корявые статьи написать две книги, которые будут читать и переиздавать на протяжении десятилетий, то ответ в этой книге.
Трудность доказательства авторства Булгакова, для упомянутых произведений, заключается в том, что сам писатель не хотел, что бы об этом кто-либо догадался раньше времени. Весомых аргументов не могло быть, пока не было напечатан «Мастер и Маргарита», «Собачье сердце», и полный текст романов приписываемых Ильфу и Петрову. Это не могло быть и потому что романы о похождениях Остапа Бендера в общем то антисоветские. Начни относиться как зашифрованной криптограмме, она начнет разматываться как клубок. Все без исключения функционеры разного масштаба показаны в таком свете, что гоголевский Городничий по сравнению с ними, это просто гений и великий стратег. Даже ставя чужие подписи под произведениями, писатель многим рисковал.
Как бы Вы поступили на месте Михаила Булгакова в той обстановке? Если у Вас есть что сказать, есть цель, и вам понятно, что вы, как писатель на порядок выше другой пишущей братии. Наверное, вам тоже пришло в голову что-либо аналогичное. Но в вашу задачу, одновременно, входит и опровергнуть все тезисы большевиков, на волне которых они пришли к власти. Эти мысли, в общем-то, и не контрреволюционные, писатель вложил в уста герою «Собачьего сердца», каждый должен заниматься своим делом: «В большом пусть поют, а я буду оперировать. Вот и хорошо. И никаких разрух...». Именно так, в одном произведении Булгаков ставит вопрос, в другом отвечает. Даже бы если не было сходства стилей и одинаковых слов или смыслов, то ответы на вопросы Булгакова там даны. И даны они не с просоветской позиции Ильфа и Петрова, а с позиций Михаила Афанасьевича. Вопрос об авторстве упомянутых произведений однозначно ставит вопрос о двуличии товарищей из «Гудка». Не важно, являлись ли они авторами бендарианы или нет. Кстати, некоторые противники новой версии авторства романов пытаются подменить понятия, прозвучало слово - плагиат. У Ирины Амлински речь идет об авторстве, что и вынесено в заголовок ее книги.
Я упомянул вначале, что был заинтересован некоторыми возражениями критиков. Очень частое из них, но и самое непонятное, это привести одну, две цитаты разных талантливых авторов и заявить: Не значат ли цитаты, что эти два великих человека заимствовали друг у друга. Стиль похож, слова одинаковые, ритм сходен. Ответ очевиден: Нет, не значат. А если триста страниц с цитатами? В одних книгах можно найти пересечения в подборе цветов, в других схожесть фраз, в третьих отсыл к персонажам о которых автор и знать-то не мог, в четвертых описания местностей, где автор никогда не бывал. Многое можно объяснить. Но когда пересечений становится слишком много, пора задуматься.
Попробуем разобраться еще в нескольких доводах противников новой версии. Какими же причинами объяснялось странное сходство слов, оборотов и тем? Левин в работе «12 стульев из «Зойкиной квартиры»» говорит о их приятельских отношениях, а затем приводит массу пересечений. Это не ответ. «В краю непуганых идиотов. Книга об Ильфе и Петрове» Я.С.Лурье написал: «Отчетливо ощущается в творчестве Булгакова, Ильфа и Петрова влияние гоголевской традиции», а затем снова серия пересечений. Книгу хочется сесть написать и Ильфа с Петровым не обидеть. Они же в энциклопедии вошли. Это Сталин только мог имена из энциклопедий вымарывать. Много теорем доказано с помощью этих аксиом? Сколько литературы в макулатуру полетит?
Причем своими объяснениями, исследователи наоборот почти напрямую обвиняют Ильфа и Петрова в плагиате, то, что вырисовывается из работы Амлински, более жизненно и понятно.
Вариант, предложенный Амлински, наименее оскорбительный, для просто журналистов, просто ведомственной газеты «Гудок». Согласились поучаствовать в мистификации, поставили подписи, сами не осилили. Доказали мысль Преображенского о том, что каждый должен заниматься своим делом. Люди как люди. У Булгакова, предложившего сделку, были свои причины. Просто я не хочу уж излишне обижать собкоров, предположением, что предложение исходило от них. Ильфу и Петрову нужно, хотя бы, внимательно прочитать что подписывают. Им дали возможность исправить текст, но они, заменив несущественное, оставили главное.
В своей работе «Как не горят рукописи» я, как доказанную вещь, написал: «В приморском городе из «Золотого теленка» совершенно не чувствуется дух таких городков. Как будто автор видел такие городки раз, два, да и то проездом». Оказывается, для некоторых это не факт. Сейчас, начиная разбираться в романах, исследователи в антисоветчики Ильфа и Петрова уже записывают. Вот такие «антисоветчики» и нужны были Булгакову: глаза честные, честные, речи страстные, статьи хоть и корявые, но идеологически выдержанные. К прошлому не подкопаешься, хоть и мутное, но искупили, оправдали. Отношение к «бывшим» искреннее, боевое. Одеваются по последней моде, - как пролетариат. Если кто оделся как интеллигент или монокль завел то: «…Миша только-только, скрепя сердце, примирился с освобождением крестьян от крепостной зависимости, а вы хотите, чтобы он сразу стал бойцом социалистической революции!». Сразу скажу, эти слова в то время больше походили на шантаж, запугивание, а главное, были незаслуженным оскорблением. Это Ильф про Булгакова, который будучи врачом стольким крестьянским детям помог родиться, что Ильф столько крестьян в жизни не видел. Я не говорю о просто спасенных жизнях во время работы земским врачом или на фронтах первой мировой. Можно найти оправдание: Чего не скажешь в дружеской, непринужденной беседе? Не скажешь про друга, если в комнате чужой. А если все свои, не скажешь про бойцов социалистической революции, если ты подпольный антисоветчик. Миша даже в одежде их победил, это не он стал бойцом социалистической революции, и стал одеваться как они. Это они стали наряжаться как Булгаков. Существует фотография, сидят, пишут при галстуках, в костюмах, - люди в черном.
Я думаю, защитники Ильфа и Петрова, сами того не желая, выдумывая хитрые и запутанные объяснения, помещают подзащитных, по хитрости и коварству, где-то между котом Бегемотом и Кисой Воробьяниновым или Коровьевым и Корейко – незабываемым «золотым теленком». И продолжая настаивать, они, просто, будут лишь, еще больше обвинят их в двуличии.
Знаете, объяснение, что у них столы стояли рядом я не буду даже комментировать. Влияние более опытного писателя на молодых. Для влияния одного писателя на другого, расположение столов не имеет значение. Гоголь на них через Булгакова влиял что-ли? Я думаю, прежде чем констатировать версии нужно смоделировать, как происходил сам процесс такого влияния. Зачитывал из неопубликованного? Сам делился? Продавал за деньги цитаты из «Дней Турбиных»? Просто смоделируйте эту ситуацию.
Влияние Гоголя. Хорошо, Булгаков всегда подчеркивал это влияние на свое творчество. Какое именно произведение повлияло? На «Двенадцать стульев» - «Женитьба», а на «Золотого теленка» - «Мертвые души», «Ревизор». Или то и другое вместе? Так и хочется вставить слово «Конгениально». Осталось выяснить вопросы: чьи мертвые души заменены на рога и копыта и «Над кем смеетесь?» И все.
В конце концов, нас интересует авторство. И эту задачу можно разбить на подзадачи. Почему бы, например, для начала, не опровергнуть, что Ильф и Петров являются авторами произведений, не приписывая авторство кому либо. Конечно, задача усложняется, еще более усложним ее тем, что договоримся не привлекать другие источники кроме «Золотого теленка». Здравый смысл, общая эрудиция и знания в рамках средней школы или первой ступени царской гимназии нам все же понадобятся.
Итак, хотя название приморского города поменялось, в более ранней редакции «Золотого теленка» под приморским городом выведена Одесса. В окончательной варанте произведения, фигурирует уже Черноморск. Доводом в споре об авторстве, почему-то, всегда приводят факт, что в романе «Золотой теленок» выведена Одесса – родина Ильфа и Петрова, под этим названием. При этом совершенно обосновано полагают, что город этот, Ильф и Петров, как одесситы, должны хорошо знать. А Киев, - родина Булгакова, упомянут лишь мельком. Действительно, чему удивляться, описывая Украину трудно не упомянуть Киев. Вот о заменах и поговорим. До какой степени дошла эта подмена? Если не Одесса а Черноморск, не Украина, не Россия, а «Страна непуганых идиотов», может и написали ее не одесситы, а кто-то другой.
А Украину ли, а Одессу ли описали? Я думаю главным, неповторимым, свидетельством в этом деле, может быть не справка из ГПУ, ее ведь можно подделать, а сам автор(ы) романов. Ну как же, море, киностудия, порт, маяк. И это разве море?
Голубей видали.
И это разве это море, может воскликнуть всякий прочитавший роман «Золотой теленок». «Сквозь большую стеклянную дверь балкона видны были цветущие акации, латаные крыши домов и резкая синяя черта морского горизонта. Черноморский полдень заливал город кисельным зноем». Я не знаю, что такое «кисельный зной», но во время любого зноя, черта морского горизонта не может резкой и синей. И все по одной причине, из-за испарения воды, одесситы не могли это не знать. Словосочетание «кисельный зной» напрямую противоречит резкой синей черте горизонта. «В конце улицы, внизу, за крышами домов, пылало литое, тяжелое море. Молодые собаки, печально оглядываясь и стуча когтями, взбирались на мусорные ящики. Час дворников уже прошел, час молочниц еще не начинался». Понятно, утро, большинство людей спят, «час молочниц еще не начинался», поэтому «пылало». Но почему «литое» и «тяжелое», применены больше металлургические термины, чем приморские. Рассвет над морем что-то я не увидел, не убедили. К тому же всегда думал, что солнце на востоке восходит, и во время этого слепит, ни тяжесть моря, ни его «налитость» не заметишь. Если море тяжелое и налитое (по отношению к морю это слова синонимы, если это не бутафорская лужа), то к нему не применим термин, - «пылало». Слова, описывающие расплавленный чугун в тигле, мало подходят для описания моря.
Дьяволиада продолжается: «Ночь показывала чистое телескопическое небо, а день подкатывал к городу освежающую морскую волну. Дворники у своих ворот торговали полосатыми монастырскими арбузами, и граждане надсаживались, сжимая арбузы с полюсов и склоняя ухо, чтобы услышать желанный треск». Тут скорее средняя полоса России. Дворники, ворота, монастырские арбузы, граждане, отправляют нас туда, а не в Одессу. Поразгадывая словосочетание «телескопическое небо», и предположив, что небо или в тубус свернуто, или двояковыпуклое как линза, или оно ясное. Астрономов вижу, одесситов нет. Запомнив термин, двигаемся дальше. «День подкатывал к городу освежающую морскую волну». Что сие означает? Освежающую волну морского воздуха или это описание цунами. Что ночью или утром волны не подкатываются к берегу или они не такие освежающие? Ну, вот и все море, море во всю «могучую ширь», крупным планом. Как-то блекло, неправдоподобно, для людей, детство проведших в портовом городе, а не в сказочном городке. Да и для великого художника и мастера не уровень. Открою небольшой секрет, такие сбои происходят лишь, когда повествование касается отдельных зарисовок, в том числе в описании необходимого для Одессы моря.
А теперь, приведем некоторые цитаты, с описанием происходившего в сотнях или тысячах километров от Черноморска, и уж точно речь в них идет не о море. Цитаты говорят одно: Смотрите, у меня(нас) в лексиконе есть слова рисующие море, но применять я(мы) их по прямому назначению не буду.
««Рядом с этой сокровищницей мысли, - неторопливо думал Васисуалий, - делаешься чище, как-то духовно растешь».
Придя к такому заключению, он радостно вздыхал, вытаскивал из-под шкафа «Родину» за 1899 год в переплете цвета морской волны с пеной и брызгами, рассматривал картинки англо-бурской войны…»
«Смех еще покалывал Остапа тысячью нарзанных иголочек, а он уже чувствовал себя освеженным и помолодевшим, как человек, прошедший все парикмахерские инстанции: и дружбу с бритвой, и знакомство с ножницами, и одеколонный дождик, и даже причесывание бровей специальной щеточкой. Лаковая океанская волна уже плеснула в его сердце, и на вопрос Балаганова о делах он ответил, что все идет превосходно, если не считать неожиданного бегства миллионера в неизвестном направлении».
«Молодые люди, не боявшиеся сквозняков, открыли окно, и в купе, словно морская волна, запертая в ящик, прыгал и валялся осенний ветер». Последнее происходит в районе Харькова где моря нет, далеко от Черноморска.
Обратите внимание, разнообразие эпитетов и меткость морских фраз и сравнений, появляются только для эпизодов не связанных с морем. Как будто специально.
Теперь приблизимся к морю, и будем наблюдать его на короткой дистанции. «Пока что пришлось последовать за гуляющими, которые направились к морю.
Горящий обломок луны низко висел над остывающим берегом. На скалах сидели черные базальтовые, навек обнявшиеся парочки. Море шушукалось о любви до гроба, о счастье без возврата, о муках сердца и тому подобных неактуальных мелочах. Звезда говорила с звездой по азбуке Морзе, зажигаясь и потухая. Световой туннель прожектора соединял берега залива. Когда он исчез, на его месте долго еще держался черный столб.
- Я устал, - хныкал Паниковский, тащась по обрывам за Александром Ивановичем и его дамой. - Я старый. Мне трудно.
Он спотыкался о сусликовые норки и падал, хватаясь руками за сухие коровьи блины. Ему хотелось на постоялый двор, к домовитому Козлевичу, с которым так приятно попить чаю и покалякать о всякой всячине».
Ясно, что о «неактуальных мелочах», шушукались парочки влюбленных, а не море, метафора, в общем, приемлема, но море она не описывает. Море в темноте, любовь до гроба есть, любви к морю нет. «До гроба», «счастье без возврата», «муки сердца» - это страдание, а не любовь. Казалось бы, начинается интригующее описание прибрежных скал: «черные базальтовые, навек обнявшиеся…», и вдруг неожиданность, оказывается это всего лишь те самые влюбленные парочки. Это эпитафия любви, а не признание. Как не романтично. Казалось бы, азбука Морзе термин близкий к морю и морякам, но автор перебрасывает нас снова к астрономии и телескопам. Немного попугивая, а что если, правда, звезда со звездой… на языке точек и тире разговаривает. «Световой туннель прожектора», я уж и не знаю, какой это термин, морской, психиатрический или космических путешественников к далеким мирам. Введены предложения, передвигающие нас к мысли, что дело происходит на море. Но одновременно, автор(ы), как бы находиться первый раз в этой местности. Что это за «световой туннель»? да бис его бачит. Может быть, - маяк, подает сигнал проходящим пароходам, или ихтиологи ловят ихтиандра, морские разбойники ведут охоту на морских купцов, или сторожевик высматривает турецкую эскадру, что бы дать неравный бой. Мы не местные, заблудились, а компас украли сирены, да еще в УгРо три дня продержали. Понятно, что речь идет от лица заезжих гастролеров, которые не обязаны знать местный колорит, и любить окрестные красоты.
Мне могут посоветовать: «Не нужно доводить до абсурда». Полностью согласен. Добавлю, что абсурд нельзя использовать в качестве доказательств. Море они с любовью описали.
Вот морские коровы кучи навалили, когда на постоялый двор шли, сметану морскую отдать. Заполночь, скоро морские коньки проследуют, туда же, ячмень кушать: «С берега, из рыбачьего поселка, донеслось пенье петуха…
…Антилоповцы вели честную, нравственную, почти что деревенскую жизнь. Они помогали заведующему постоялым двором наводить порядки и вошли в курс цен на ячмень и сметану».
Опять автора унесло в среднерусскую равнину, перемежающуюся среднерусскими возвышенностями. Но нельзя сказать, что и Россия показана в произведении. Нет зеленокудрых берез-красавиц, рощ, стареньких деревенских церквушек, воспетых другими поэтами и писателями. Их нет. А где цены на рыбу: камбалу, кефаль и форель, китовый ус, и моржовый клык. У меня возникли подозрение, что Черноморск это не только ни Одесса, но и ни приморский город.
Проследуем в порт. Там загрузка идет с пламенным приветом. Или братья Карамазовы советуют грузить апельсины бочками, или самих братьев загрузили бочками, и они грузчиками работают, отправляя телеграммы, или их самих в Турцию отправили в бочках, в обмен на апельсины. Непонятно: «грузите апельсины бочках братья карамазовы». Вот еще пешеход кудрявый, бочку покатил. Ну… это не грузчик, это Диоген перекочевывает, певуны в соседней омулевой таре, до кондиции никак дойти не могут, спать не дают. И вообще, это вагонная байка, к Черноморску не относящаяся.
«Они подолгу стояли на городских мостах и, налегши животами на парапет, безучастно глядели вниз, на крыши домов и спускавшиеся в гавань улицы, по которым с осторожностью лошади съезжали грузовики. Жирные портовые воробьи долбили клювами мостовую, в то время как из всех подворотен за ними следили грязные кошки. За ржавыми крышами, чердачными фонарями и антеннами виднелась синенькая вода, катерок, бежавший во весь дух, и желтая пароходная труба с большой красной буквой». «Синенькая вода», «катерок» и наконец-то, «желтая пароходная труба с большой красной буквой». Разберемся, фонарь принадлежит чердаку, антенна ржавым крышам; кошки грязные, воробьи портовые, труба желтая, пароходная, буква на трубе красная. Описано все в подробностях, а пароход где? А пароход за крышами. То море за крышами налито, то пароход за домом спрятался. Вот если бы наоборот: кошки ржавые, труба грязная, антенна пароходная с красным фонарем, а крыша с чердаком, а на ней желтая буква «О», то это, конечно, Одесса. А жирные портовые воробьи? А жирные портовые воробьи решили в порту остаться, там ночью тайно в темноте с кошачьей любовью зерно бочками грузят. Вот еще пароход, за волнорезом примостился: «Размышляя о том, как поступить с миллионом, великий комбинатор бегал по аллеям, садился на цементный парапет и сердито смотрел на качающийся за волнорезом пароход». Есть, конечно, от чего сердиться Остапу, какого черта пароход качается, если шторм, так и скажите и от волнореза судно подальше отведите. Если шторма нет, то пароход называется катерок, тот, наверное, который не шел, а бежал торопливо по синенькой воде. И нечего голову морочить.
Итак, воробьи портовые есть, значит, порт рядом. Вот и голуби: «В дворовом садике страстно мычали голуби». Хоть бы чайка, какая зубами лязгнула, что бы сориентировать на местности. Напрасные желания, чайки в Черноморске не водятся. Редко какая чайка, долетит из Одессы в Черноморск, а если и долетит, то так спрячется и будет держать язык за зубами, что ни один орнитолог не обнаружит, ни днем с огнем, ни ночью со сверхсветовым сверхтуннелем. Да и что там чайкам делать, если там ни рыбы, ни рыбаков нет. Чайку не обманешь, как и корову. Ни одна нормальная корова не будет скакать по скалам, как коза, чтобы попасть на пляж, на пляже ни травы, ни воды для нее нет. Логично было бы перенести корову туда, где травы побольше. Склоняюсь к мнению, суслики не удались у автора(ов), не скрою, те которые сусликовые норки в базальтовых скалах насверлили. Видимо они их не любят.
Что же в Черноморске, чего не хватишься, всего нет. Зато есть вместо рыбацких сетей: волейбольные, вагонные и надуманные паркетные сетки на купюрах. Да, еще сетка-безрукавка на Александре Ивановиче Корейко. Вместо лиманов - лимоны в подстаканниках из крупповского метала, лимонная лысина, коньяк с лимонником и Лимонная улица. «Чайку, чайку не угодно ли? - бормотал старик, подталкивая Бендера к дверям». Угодно или нет, чайку Бендеру, мы так и не узнали, непонятно это из повествования. Я склонен все же считать что Хворобьев, предложил командору чай, а не птицу. Хотя всякое может быть с этим пожилым, больным человеком, безнаказанно позволявшим себе мечтать об антисоветских снах. Но и это событие происходит далеко от Черноморска. Даже если мы и договоримся считать чай, который логически вплетается в сюжет, за морских чаек, для присвоения Черноморску статуса Одессы этого недостаточно.
До революции снились хорошие сны, а в Одессе были: сети, чайки, рыба и рыбаки; торговки рыбой, грузчики и моряки. Спруты, наверное, тоже были, те которые прихватят человека, а потом даже обуви не оставят. Нет, в Черноморске моряки есть, даже иностранные, но они нам не помогут. Есть повод заняться инсинуациями. Я думаю, что изображенные в романе люди, выдающие себя за иностранных моряков, это группа английских лордов, тайно приехавшие в Черноморск, с недружелюбными намереньями, или артисты с 1-й Черноморской кинофабрики, удрученные безрыбьем, решили пробраться на иностранный грузовик и покинуть родину. Посудите сами: «За строем платанов светились окна международного клуба моряков. Иностранные матросы в мягких шляпах шагали по два и по три, обмениваясь непонятными короткими замечаниями». Не верю, сказало бы любое лицо, приближенное к театру и кино, разве это моряки: «клуб», «в мягких шляпах», «обменивались короткими замечаниями». Вот как должны выглядеть моряки, сошедшие на берег: «Они шли посреди улицы, держась за руки и раскачиваясь, словно матросы в чужеземном порту. Рыжий Балаганов, и впрямь похожий на молодого боцмана, затянул морскую песню». Но это не моряки, это антилоповцы в городке Лучанск, во время автопробега. Снова пародийная подмена, и снова, лишь в том случае если мы хотим доказать что описанный городок - Одесса.
Хоть бы в рынду кто ударил. Рынды нет, - возьмите рельсу: «…в городе Арбатове. По главной улице на раздвинутых крестьянских ходах везли длинную синюю рельсу. Такой звон и пенье стояли на главной улице, будто возчик в рыбачьей брезентовой прозодежде вез не рельсу, а оглушительную музыкальную ноту». Рыбачья брезентовая прозодежда промелькнула, наконец, на возчике… в Арбатове. Слышен звон, от рельса он.
Здесь должна быть притча «По ком звонит синяя рельса». Но ее тоже нет, а мне некогда писать. Кому это нужно?
Склянки также не пробили. Банки есть, но, то они в карточной игре, то с краской, то в них деньги лежат.
Нельзя сказать, что рыбы нет совсем, но подозреваю, любой уважающий себя одессит сказал бы: Это не рыба. Разве такова черноморская рыба: «Когда супруги вернулись в комнату, погорелец сидел за столом и прямо из железной коробочки ел маринованную рыбу». Данный продукт, в то время в Черноморске попал в разряд дефицита и разносолов, наряду с компотом и котлетами: «…больной не думал вводить в организм ни компота, ни рыбы, ни котлет, ни прочих разносолов. Он не пошел к морю купаться, а продолжал лежать на диване, осыпая окружающих бранчливыми ямбами». Промелькнул пляж, мы его еще понаблюдаем, там только больным и купаться. Вот еще редкое, почти исчезающее явление Черноморска: «Костел был огромен. Он врезался в небо, колючий и острый, как рыбья кость». А вот настоящая рыба, такой должна быть рыба! Такой рыбой можно накормить два поезда строителей и эшелон корреспондентов. Но подают ее в пустыне, во время смычки, и если кто и бороздят там просторы, то это корабли пустыни – верблюды, бороздят бескрайние океаны песка. Это происходит во время парадного обеда, на строительстве Турксиба, где появляется на «блюде какая-то парадная рыба». А вот там же: «Ракеты золотыми удочками закидывались в небо, вылавливая оттуда красных и зеленых рыбок, холодный огонь брызгал в глаза, вертелись пиротехнические солнца, бураки подкидывали вверх винегрет из светящихся помидоров и восклицательных знаков». Заметили, бурак в небо поднялся, среди зеленых рыбок, винегрета и светящихся помидоров. Вот и разберись: бурак – это одна из фейерверочных фигур или свекла? Событие происходит в противоположной стихии морю, в пустыне, среди песков, верблюдов и колючек. А если бы тогда Гагарин на ракете полетел, из какого тюбика автор свои феерические мазки выдавливал.
Есть судак, но он маринованный в круглой железной коробочке. К тому же, судак рыба пресноводная. Зато икра есть, не морская, не заморская баклажанная, а прессованная: «Козлевичу пришлось удовольствоваться обещанным хромовым картузом и такой же тужуркой, сверкающей, как прессованная икра». Судов, кроме народных, товарищеских и суда присяжных, - нет (последние в воспоминаниях).
А вот живая рыбешка, смотрите, смотрите: «В музее было только восемь экспонатов: зуб мамонта, подаренный молодому музею городом Ташкентом, картина маслом «Стычка с басмачами», два эмирских халата, золотая рыбка в аквариуме…». «Хо-хо, блеск». В Черноморске и такой нет! Что в пустыне живую рыбку в музее держат, рядом с зубом мамонта, это логично. Что в Черноморске рыбы нет, это измышления переодевшихся белогвардейцев или диверсия местного химкомбината, которого в Черноморске тогда тоже не было.
Море мы не увидели, хотя и обещалось: «Прочтя в черноморской вечерке объявление «Сд. пр. ком. в уд. в. н. м. од. ин. хол.» и мигом сообразив, что объявление это означает - «Сдается прекрасная комната со всеми удобствами и видом на море одинокому интеллигентному холостяку»». Попробуем поискать отдыхающих и дачные домики для отдыха: «…он выпиливал лобзиком из фанеры игрушечный дачный нужник. Работа была кропотливая. Необходимо было выпилить стенки, наложить косую крышу, устроить внутреннее оборудование, застеклить окошечко и приделать к двери микроскопический крючок. Птибурдуков работал со страстью, он считал выпиливание по дереву лучшим отдыхом». Отдохнули, называется. Однако, терпение, вот вроде живые черноморцы, а не кукольный театр: «Дачницы тащили в ковровых кошелках синие баклажаны и дыни. Молодые люди с носовыми платками на мокрых после купанья волосах дерзко заглядывали в глаза женщинам и отпускали любезности, полный набор которых имелся у каждого черноморца в возрасте до двадцати пяти лет. Если шли две дачницы, молодые черноморцы говорили им вслед: «Ах, какая хорошенькая та, которая с краю». При этом они от души хохотали. Их смешило, что дачницы никак не смогут определить, к которой из них относится комплимент. Если же навстречу попадалась одна дачница, то остряки останавливались, якобы пораженные громом, и долго чмокали губами, изображая любовное томление. Молодая дачница краснела и перебегала через дорогу, роняя синие баклажаны, что вызывало у ловеласов гомерический смех». Про икру и дыньки ни слова. Хорош полный набор, застенчивого ловеласа и лоботряса… второклассника.
Ночь, ночь, ночь лежала над всей страной.
В Черноморском порту легко поворачивались краны, спуская стальные стропы в глубокие трюмы иностранцев, и снова поворачивались, чтобы осторожно, с кошачьей любовью опустить на пристань сосновые ящики с оборудованием для Тракторстроя. Розовый кометный огонь рвался из высоких труб силикатных заводов. Пылали звездные скопления Днепростроя, Магнитогорска и Сталинграда. На севере взошла Краснопутиловская звезда, за нею зажглось великое множество звезд первой величины. Были тут фабрики, комбинаты, электростанции, новостройки. Светилась вся пятилетка, затмевая блеском старое, примелькавшееся еще египтянам небо.
И молодой человек, засидевшись с любимой в рабочем клубе, торопливо зажигал электрифицированную карту пятилетки и шептал:
- Посмотри, вон красный огонек. Там будет Сибкомбайн. Мы поедем туда. Хочешь?
И любимая тихо смеялась, высвобождая руки.
Ночь, ночь, ночь, как уже было сказано, лежала над всей страной.
Есть! Нашли порт, нашли индустрию! Пролетарские писатели, одесситы изобразили то, что их вдохновляло, - порт, и то, что им было не приемлемо, - египетское небо. В нашем воображении вырисовывается масштабная картина морского дока. Сухогрузы, открытые трюмы освещенные прожекторами, докеры. Майна, вира по малу, краны, грузы для строек пятилеток. Освещенные фабрики, заводы, стройки индустриализации. Грузовые поезда десятками развозят из Черноморска, такое нужное для страны оборудование. Космические корабли с утра занимают очередь, прося посадки в черноморской космопорту. Делегаты спешат на Всегалактический шахматный турнир имени Остапа Бендера. Испуганные зеленые инопланетяне жмутся к стенке, посматривая одним глазом на землян и страшно боясь как бы им на первом ходу мат не поставили. Опомнитесь, дорогие мои, опомнитесь, - это наваждение. Груз для Краснопутиловской звезды и Магнитогорска, разумно принимать на Балтике или в Мурманске, Тракторстроя, Сталинграда и Сибкомбайна в Новороссийске. Разве что ящики для Днепростроя, можно разгрузить в Одессе. Но и это не все, «кометный огонь», «звездные скопления», «взошла звезда», затмевая всего лишь блеском, а не светом. Что это? Спрашивается. Любителю интеллигенции, вернее ее мизерной части, астрономов, поручили изобразить «вечную любовь» к индустрии. Все освещено, но каким-то тусклым светом, отраженным от звезд. И этим огнем, освещено все кроме порта, наше освещение прожекторами выдумано самими нами. Поэтому краны опускают на пристань сосновые ящики с кошачьей любовью, эти существа в темноте хорошо видят. Описаны все огни, кроме портовых. Ночь, ночь, ночь. Тут скорей не любитель астрономов, а астрологов, алхимиков и спиритов руку приложил.
Да это же «вечная любовь до гроба», парочка молодых людей перед электрифицированной картой страны планируют свадебное путешествие. Не будем им мешать, они, наверное, хорошие люди. Но почему она руку высвободила, когда про Сибкомбайн услышала. Как будто пролетарка пролетария на Империлистическую войну провожала, или он ее в тюрьму пригласил. Что ждет эту ячейку общества, которым хочется все потрогать, все испытать? Миллионы на вокзалах, международные вагоны, часы ожидания, каждый день поход на почту, и вспышка редкого письма или забвение?
А вот подтверждение наших домыслов: «До самого утра он шатался по городу, тупо рассматривал карточки голеньких младенцев в стеклянных витринах фотографов, взрывал ногами гравий на бульваре и глядел в темную пропасть порта. Там переговаривались невидимые пароходы, слышались милицейские свистки, и поворачивался красный маячный огонек». Версия что световой туннель прожектора, это луч маяка не выдержала проверки. Почему слышно только милицейские свистки. Да пес его знает, может жиганы орудуют, может этап пришел. Даже на арго никто не крикнет, молчат. Ночь в стране, понимать нужно. Обратили внимание на карточки голеньких младенцев в стеклянных витринах фотографов. Александр Иванович Корейко тоже открытки кометных огней гидроэлектростанции удачно продавал, хорошо нажился, правда ГЭС в виноградной республике несколько лет не строилась. Еще он эшелон с хлебом для Поволжья испарил. Одно хорошо, Остап Бендер его разоблачил, судил судом присяжных, и в Средней Азии с ним расстался. Надеюсь, Корейко там серые волки съели, ни рожек, ни ножек не оставили.
Итак, пляж. Каждое утро «мальчик, состоящий при пляже для уборки, подметает становище новым веником, на котором кое-где еще висят зерна конопли». Ну что я могу сказать про коноплю. Если кто сможет сделать из этого растения веник, и подмести им песочный пляж, я думаю его нужно наградить премией. Видимо, из-за конопли на пляже происходило странные явления. Увядшие дынные корки, яичная скорлупа и газетные лоскутья всю ночь ведут на пустом берегу тайную жизнь, о чем-то шуршат и летают под скалами. К утру этот мусор снова приземляется на пляже и ждет когда придет прикрепленный мальчик и повозит по ним конопляным веником. После чего корки, скорлупа и газетные лоскутья, зарываются в песок. Позже появляются пляжники, девушки в пляжных юбочках, мужчины в костюмах, но не все. Остальные люди-дикари, совершенно голые и прикрывают своими фиговыми листочками не библейские места, а носы черноморских джентльменов. Вот описание одного загорающего, с необычными плавками: «…джентльмен совершенно противоположного вида. Он разлегся на солнцепеке в стороне от общей массы купающихся. Он был в хромовых ботинках с пуговицами, визиточных брюках, черном, наглухо застегнутом пиджаке, при воротничке, галстуке и часовой цепочке, а также в фетровой шляпе. Толстые усы и вата в ушах дополняли облик джентльмена. Рядом с ним торчала палка со стеклянным набалдашником, перпендикулярно воткнутая в песок. Зной томил его. Воротничок разбух от пота. Под мышками джентльмена было горячо, как в домне - там можно было плавить руду. Но он продолжал неподвижно лежать. На любом пляже мира можно встретить одного такого человека». Это был местный член лиги дураков. Да уж, явно не Эйнштейн, тот в таком случае поступил бы по-другому. А что, неужели на каждом пляже мира есть такие люди в черном как в Одессе? Ужас! Мальчика жалко, хороший мальчик.
Ну а само купание на море, как описано?
С любовью отвечу я, купаться не захочется. Начало: «И мелкая волна приняла на себя Егора Скумбриевича…». Конец: «Мелкая летняя волна доставила на берег уже не дивное женское тело с головой бреющегося англичанина, а какой-то бесформенный бурдюк, наполненный горчицей и хреном». Видите, как грамотно цитатами отделали, плавающего по собачье Скумбриевича. Это дело рук морских разбойников – заезжего Аргонавта Бендера.
Для крупного приморского города недостаточно, даже если и Антилопу-Гну принять за корабль, и все грузовики посчитать за грузовики-амфибии. И эти: «…с осторожностью лошади съезжали грузовики». И этот: «На внешний рейд, огибая маяк, выходил низкий грузовик с толстыми прямыми мачтами». И эти: «В открытые ворота с дощечкой «Базисный склад» въезжали трехтонные грузовики, нагруженные доверху кондиционными рогами и копытами». Нашли же все-таки, что загрузить, а хотели старичка Хворобьего и братьев Карамазовых загрузить.
На то, что бы, считать Антилопу-Гну кораблем, а его пассажиров за экипаж, есть указание авторов:
«Антилопа на своей стоянке издавала корабельные скрипы». И то, что бы называть свою машину «Лорен-Дитрих» у Козлевича, как у создателя, было право. Чтобы переименовать ее в Антилопу-Гну у Остапа, как командира экипажа, тоже право было. А на то чтобы называть колымагу кораблем Черноморского флота у нас прав недостаточно. Зачитаем состав экипажа: «Балаганову подойдет клетчатая ковбойская рубашка и кожаные краги. И он сразу же приобретет вид студента, занимающегося физкультурой. А сейчас он похож на уволенного за пьянство матроса торгового флота». «Бездарный старик! Неталантливый сумасшедший! Еще один великий слепой выискался - Паниковский! Гомер, Мильтон и Паниковский! Теплая компания! А Балаганов! Тоже - матрос с разбитого корабля! Паниковского бьют».
Вот и всех черноморских моряков, встреченных в повести, пересчитали.
Вот строчки объединяющие, помимо фейерверка в Средней Азии, украинский колорит и морскую тему: «Пока молодые супруги ели флотский борщ, высоко подымая ложки и переглядываясь… (…) …В этом флотском борще, - с натугой сказал Остап, - плавают обломки кораблекрушения».
Теперь тезис о том, что совершаемый антилоповцами автопробег Арбатов – Черноморск, это не путешествие вовсе, а скачки во времени и пространстве: «Между древним Удоевым, основанным в 794 году, и Черноморском, основанным в 1794 году, лежали - тысяча лет и тысяча километров грунтовой и шоссейной дороги».
А дорога осталась такой же, какой она была при Соловье-разбойнике.
Горбатая, покрытая вулканической грязью или засыпанная пылью, ядовитой, словно порошок от клопов, - протянулась отечественная дорога мимо деревень, городов, фабрик и колхозов, протянулась тысячеверстной западней. По ее сторонам, в желтеющих, оскверненных травах валяются скелеты телег и замученные, издыхающие автомобили.
И тишина. Здесь авторы снова отправляют нас к молочницам, намекая, что если час колхозов пробил, то час молочниц на улицах городов прошел.
- Влево по борту - деревня! - крикнул Балаганов, полочкой приставляя ладонь ко лбу. - Останавливаться будем?
- Позади нас, - сказал Остап, - идут пять первоклассных машин. Свидание с ними не входит в наши планы. Нам надо поскорей снимать сливки. Посему остановку назначаю в городе Удоеве.
Ох уж эта топонимика: сливки в Удоеве, фронт во Фронтовке, ворованные гвозди с боярских складов. Если дойти до дна этих тайн, сколько информации открыть можно.
Остап Бендер понимал, что для участия в гонке нужно не останавливаться. Если остановиться, то новые «два «Паккарда», два «Фиата» и один «Студебеккер»» легко обойдут, потом их не только не обогнать, но и не догнать. Вот и гнали, выжимая из Антилопы последние силы. В «12 стульях» Эллочка-людоедочка, поступала аналогично, из семейного бюджета и мужа последние силы выжимала, дабы догнать и перегнать дочь американского миллионера. Не хочу думать, что просоветски настроенный писатель или группа, написав такое, остались в наших глазах искренними, на людях говоря одно, а потом отпуская такие пододеяльные колкости. У Булгакова в произведениях говориться в основном прямо, за это и не издавали. От него и ожидается услышать что-то подобное.
«На карнизах домов прогуливались серые голуби. Спрыснутые водой деревянные тротуары были чисты и прохладны».
Наверное, не нужно говорить, что бревенчатые избы, дома и избушки, деревянные тротуары это признак Российских городов, а не Украинских. В общем, хат, мазанок, подсолнухов, дивчин и аистов на крыше тоже нет. Хлопцы-молодцы присутствуют, как и Днепр, но они из рассказа Остапа Бендера об жизни и смерти вечного Жида. Рассказ прозвучал в поезде, где-то в степях Азии, далеко от Украины.
Добавлю от себя. В романе многое чего нет, но главное, там нет безудержного веселья. Это скорей грустное, местами жестокое произведение. И становится оно таким просто от факта перестановки его на полку с Булгаковскими книгами. Обязательно оберните газетой, напишите на ней «Булгаков», продержите среди книг писателя ночь и перечитайте, можно и в печку бросить. Как знаете.
- О! - сказал Остап. - Там внутри есть все: пальмы, девушки, голубые экспрессы, синее море, белый пароход, мало поношенный смокинг, лакей-японец, жена-графиня, собственный биллиард, платиновые зубы, целые носки, обеды на чистом животном масле и, главное, мои маленькие друзья, слава и власть, которую дают деньги.
И он раскрыл папку перед изумленными антилоповцами.
Она была пуста.
Это перечень не только того что отсутствует в папке но и того чего на самом деле нет и в «Золотом теленке», в том числе и настоящего моря. Присмотревшись к списку, я, наконец, понял значение эпизода из романа «Как закалялась сталь», где коммунар Клавичек приспособил биллиардный стол вместо кровати. Сейчас я нашел еще одну реплику Булгакова. Если раньше биллиардным столом пользовались многие, то теперь только один коммунар, поставив его в комнате названной коммуной. Собственный биллиард. Вот такой юмор. Лакея-японца нашла Ирина Амлински, я думаю, его нам сыграет китаец. Процитирую: «Можно добавить, что в этот водевиль второстепенным персонажем попал и китаец из прачечной, из той самой, которая была в пьесе Булгакова «Зойкина квартира». Его представили как японца, но героиня Рита его сразу опознала». Жены-графини в «Золотом теленке» тоже нет, но ее в «12 стульях» нашла исследовательница. Казалось бы этот портрет выглядит одиноко и не находит явных пересечений, но это не так. Придет время и, я думаю, все портреты займут предназначенные им места. Платиновые зубы можно поискать у многочисленных Булгаковских стоматологов, носки там же (шутка). Я думаю, пользуясь книгой Амлински можно пытаться продолжать расшифровывать наследие писателя. Не совершу большую ошибку, утверждая, что если она огласит весь список, пожалуй, ее оппонентам придется переквалифицироваться в кинокритики. Все эти «ключи от квартиры…», фразы «командовать парадом…», хлопчики, молочницы, однозначно отсылают нас к «Белой гвардии», петлюровцам из романа «Как закалялась сталь», но уж не как к Ильфу и Петрову. Приписывая «12 стульев» и «Золотого теленка» Ильфу и Петрову, мы будем совершать не совсем нравственную вещь, - смеяться над тем, над чем смеяться не следует.
Акт ревизии.
Уничтожен автором, с помощью специально обученного вируса. Из этических соображений.