Отрывки из повести "Острова памяти" (по воспоминаниям моего отца Дерябина Анатолия Степановича).
Эпизод одиннадцатый. Лето 1943 г.
- У меня приказ, товарищ полковник!
- А у меня приказ выполнить боевую задачу в начавшемся наступлении!
И я не собираюсь отвлекаться ни на что, тем более на вашу кляузную затею.
Молчание. Неровный свет коптилки высвечивает напряженные лица людей, находящихся в блиндаже. Командир дивизии тяжело нависает над столом, побелевшие кулаки упираются в грубо отесанные доски. Его ярость готова вырваться наружу и испепелить стоящего напротив холеного майора в новенькой шинели и с гладенькой, еще не смятой складками портупеей. На лице майора со строго сжатыми губами написано спокойствие уверенного в себе человека. В прищуренных глазах – скрытая усмешка: куда ты денешься, полковник!
- В политуправлении армии, - размеренным, спокойным голосом
прерывает молчание майор, – очень обеспокоены произошедшим инцидентом и мне поручено провести тщательное расследование. Уверяю вас, в СМЕРШе ерундой не занимаются. Мы делаем дело не менее важное, чем другие.
- Значит так, - полковник выпрямляется и так же переходит на
размеренный тон, - ступайте-ка вы, товарищ майор, в батальон и сами разбирайтесь со своим важным делом. Донесли, кстати, вам, а не мне. Дерябин! – полковник поворачивается к шифровальщику, давая майору понять, что разговор окончен. - Шифровка готова? Давайте ее сюда. И будьте с капитаном поблизости.
Лейтенант с ненавистью провожает взглядом спину смершевского
майора, удаляющегося из блиндажа в сопровождении мордастых автоматчиков охраны. Ишь, отожрались и отоспались на своих «важных» делах! И не поймешь, от кого больше охраняются – от немцев, или своих? Караул, вредители кругом!
Весь сыр-бор начался после того, как один из полков дивизии, в течении нескольких суток мотавшийся вдоль линии фронта с целью дезориентации противника и сокрытия концентрации сил в направлении главного удара, в одно прекрасное утро аккуратненько попал под красные ракеты условленного сигнала и, вместе с другими стоящими на этом участке подразделениями, двинулся в наступление. Те, кто сидел здесь раньше, успели обжиться на своих позициях, худо-бедно выспаться, по крайней мере, а вот злосчастный полк не спал, да и не питался как следует уже который день. Утром окапывались, на закате снимались с окопов, всю ночь топали, на рассвете вновь окапывались, воевали, потом снимались, шагали, окапывались.…И так трое суток подряд. Когда бойцы пошли в атаку, то были они уже за гранью обморочной прострации, держась только привычным солдатским понятием «надо». Ну, и, как водится по закону подлости, как раз в полосе наступления полка оказались неподавленные огневые точки противника. Под ураганным огнем батальоны залегли, а наша артиллерия стала спешно исправлять свое упущение. Наконец снова поступает команда «Вперед!», и поднялась в атаку реденькая цепочка солдат. Как им удалось ворваться в первую линию траншей и даже овладеть второй, потом никто из уцелевших и вспомнить не смог. Однако тут же раздосадованные фрицы поперли обратно – свои насиженные позиции отнимать. Отбивались от них уже из последних сил, хорошо подкрепление подоспело вовремя. А когда кутерьма более или менее стихла, случилось самое удивительное. Поле перед подавленными немецкими пулеметами, устланное телами солдат, в разных концах стало шевелиться и половина «покойников» поднялись на ноги, очумело озираясь по сторонам. И оказались они не убитыми, а просто нечаянно уснувшими. Пока бежали, ничего не видя перед собой и переставляя ноги чисто механически, подобно заводным игрушкам, - еще как-то держались, А вот стоило прилечь, прижатые огнем – все, завод кончился и сознание моментально отключилось. Ну, а когда очухались, поднялись – матерь божья! – где это мы, куда наши подевались? Делать нечего, побежали искать. Командир 2-го батальона встретил их матюками и без разбирательств погнал занимать позиции – с минуты на минуту могла очередная немецкая контратака начаться. Вскоре немцы подтянули резервы и нанесли мощный удар во фланг нашей наступающей группировки, стремясь обломить стрелу всего наступления. А напротив острия этого удара оказался, правильно, все тот же «счастливый» полк! Контрнаступление сдержали, но от полка через три дня осталась меньше половины первоначального состава. Ну что ж, честь и слава вам, труженикам войны, живым и мертвым! Вы сделали свое дело как смогли!
Ан, нет, ребята, погодите на лаврах устраиваться, вы еще не все знаете!
«Чудо воскрешения» видимо так взволновало некоего внимательного наблюдателя (из соседнего полка, надо полагать), что он поспешил поделиться своими впечатлениями не с кем-нибудь, а прямо со СМЕРШем армии – чего там мелочиться! Бумага, мимо командира дивизии, благополучно доползла «куда надо», ну и завертелось вскоре все «как надо». Массовое уклонение от боя, саботаж, вредительство и т.д и т.п. и трах-тарарах!
… Связист Валя Дронов, распираемый важными сведениями, склоняется над лейтенантским ухом и делится главной новостью. Оказывается, майор-особист добрался-таки до 2-го батальона в полк к Крутилину. Комбат долго хлопал красными от бессонницы глазами, мотал головой и все никак не мог врубиться в майорово дело, а как врубился, так и остолбенел. «Показания снять, допросить?! Ну, пойдем, снимем!» Приводит этих пинкертонов в овражек, а там в ряд 30 покойников лежат – последние потери. «На, майор, снимай свои показания! А живых из тех, извини, уже три дня как нету!»
И тут, откуда ни возьмись, прилетает со стороны немцев противотанковая болванка. Со всей своей дурной силой прошибает она крону дерева над головами и улетает восвояси. Треск сучьев, ветки вниз полетели, а наши герои - гроза шпионам уже распластавшись лежат, руками головы прикрывают. И так красиво ряд покойников дополняют. Ну, крысы тыловые, что с них взять! Чего, спрашивается, на земле валяться, если ничего не взорвалось? Комбат с начштабом их сверху разглядывает, а потом вежливо так говорит: «Зря вы, товарищ майор, в этот ряд легли. Уж мы бы вас, в случае чего, отдельно положили».
… История эта, слава богу, кончилась ничем. Шибко секретного майора в дивизии больше не видели.