Уже вторую неделю мы отдирали бомжей от асфальта, железных тепловых труб и открытых ролетов. Они примерзали так основательно, что медикам иногда приходилось хорошо поработать, чтобы вытащить несчастного бродягу из лап ледяной стихии. Бомжи выживали редко, и я знала, что все это сизифов труд. Завтра, или, может, через неделю этот же бородатый дядька, которого мы везем в приют, умрет от переохлаждения. Костик будет материться, стоя у одинокого банкомата недалеко от метро над телом сегодняшнего счастливчика. Опять, мол, в машину тащить, оформлять, ехать в другой конец города. Он же еще весит не меньше восьмидесяти килограмм, а Костик наш до недавних пор тяжелее общей тетради в руках ничего не держал.
- Я уже замерз, - говорит он, захлопывая дверь кареты скорой помощи.
Кареты, потому что походу со времен Шарля Перро их никто не менял. Достался нам в наследство от Золушки этот транспорт. Только сейчас не до сказок и не до чудес. Киев в огне, а наши подопечные от холода дохнут.
- А ты чего хотел? Думал, закончишь свой медицинский, халатик оденешь и будешь в тепле подписывать справочки? Думал, ты тут самый умный нашелся, самый образованный? - это говорит ему Петрович, водитель, - сиди и помалкивай, заебал уже.
Костик был мажором, но несколько лет назад дела его отца пошли хуже, ни денег, ни бизнеса, ни знакомств у него не осталось. Все, что было нажито, пришлось отдать. Костик не вдавался в подробности, только жаловался на теперешнюю жизнь, волоча свое долговязое худощавое тельце по ледяным тротуарам спальных районов.
- Так он мертв - говорит Костя, положив пальцы на шею мужика.
Я бомжей не трогала. А кроме бомжей нашими пациентами могли быть только алкаши, но разница несущественна. Костя врач, пусть он все и делает. Он давал клятву, пришло время отдуваться. Петрович связался по рации, резко вывернул руль и нарушил сразу два правила дорожного движения. Бомж скатился с кушетки мне под ноги. Я вскрикнула, словно увидела таракана в своей тарелке. Поднимать несчастного никто не стал. Мороз пробирался в щели между окнами, рисовал узоры на стекле. Казалось, что мы в ловушке. Нас окружили безмолвные силы холода. Однажды человеку приходится отдать себя миру вместе со своим теплом, полностью, без остатка, так честно и безоговорочно, как это недавно сделал наш пациент. Это сложно, наверное.
Выходим из машины. Нехотя, съежившись. Принимайте покойничка - кричит Костя у морга на улице О.
- Так мест нет, - отвечает управляющий, кутаясь в бушлат - вон, бойцов привезли целый кузов, как с ними справиться?
- А мне, - это уже Петрович, - нет дела до ситуации в городе. Знаю, война, трупы девать некуда. Но это не значит, что людей без гражданства хоронить не положено.
- Положено, почему не положено? Есть порядок, есть места на кладбище. Но кто копать будет? Я буду копать, инвалид второй группы, замерзшую землю? А в могр нельзя вашего. Вы ж его не заберете.
Стоим вчетвером, курим. Сумерки сгущаются, вдалеке виден занавес черного дыма. Раньше мы свозили всех в центральный морг, на улице П., там особые медицинские бригады принимали нехотя, но все же принимали. А теперь неясно, что делать. С администрацией связь оборвалась, Костя наяривал замерзшими пальцами по сенсору, но там никто не ответил.
- Давайте этого закопаем, и сдадим смену, - предлагаю, - ну его нахуй, такую работу.
- Я за, - сказал Костя
- И я, - сказал Петрович
Управляющий принес две лопаты парням, а меня пригласил к себе чай пить. Сам работать отказался, ссылаясь на здоровье, только место показал, где можно выкопать яму. Это было в метрах двадцати от здания морга. В мирное время такого бы не случилось, а сейчас *** пойми что. Лёд и огонь помогают понять, как сложно устроен человек.
Мне понравился этот управляющий. Круглолицый добродушный дядька, в темно - синем бушлате, крепкий такой, высокий, среднего возраста. Предлагал мне одежду потеплее. Естественно ту, что с трупов снимает, какая еще у него может быть одежда? Много разного добра - пуховики, шубы, куртки. В саже, с дырками от пуль, с кровью на манжетах. Но я не чувствовала больше ничего. Только усталость, подступающую комом к горлу и собачий холод.
Спустя пару часов земля была готова принять замерзшего товарища и Костя с Петровичем вытащили тело из машины. Ты держи крепче, интеллигент вшивый, - орал Петрович, выпуская со рта клубни пара.
- у меня руки соскальзывают. - кряхтел Костя.
Шли они медленно, осторожно, сосредоточившись на своей ноше. Мы с управляющим наблюдали за ними, переминаясь с ноги на ногу на крыльце. Парни забросили тело в яму, и думали уже закапывать, но тут наш покойничек громко и невнятно что-то произнес. Управляющий рассмеялся и подошел ближе. Я тоже подошла, мы все стояли вокруг этого небольшого котлована и видели, как наш бомж на дне шевелит руками и головой.
- Ты идиот? - говорит Петрович Костику - ну, доставай теперь его оттуда.
Пару секунд тишины.
- А может, того, - Костя вопросительно щуриться, - тут его и оставим? Ну... Он же все равно не жилец.
- Ну ты и мудак, пацан, - вмешался управляющий, - так может и ты не жилец, а?
- Да я проверял, пульса не было, не было пульса! Он не дышал! - тараторил Костик испугавшись, что за такие выходки его самого толкнут в яму и закопают вместе с бомжом. Могли, кстати.
Я тем временем заглядываю вниз. Бородатый встал на ноги и протягивает руки в верх. Он довольно большой, крепкий такой мужик, может и не бомж вовсе, просто одет как попало, но кто сейчас нормально одевается? Может, доктор медицинских наук он, жизни спасал, операции делал, а мы его так, как собаку...
- Слышь, Костя, вытаскивай его, как хочешь, - вмешалась я, - а с тобой потом разберемся.
У него дрожали руки, у нашего Костика. Ему было очень страшно. Наверное, даже я не так боялась. Парню пришлось в одно мгновенье столкнуться с жизнью, граничащей со смертью и абсурдом. Это произошло так быстро, он не успел адаптироваться, не успел собраться с мыслями. В его голове еще танцевали стриптиз молоденькие девочки в ночных клубах, пока окоченевшие длинные пальцы тащили из ямы еле-живого мужика.
- А мы вас едва не похоронили, - говорю я уже в машине. Ну как, в машине. В Карете, та, что со времен Золушки.
- только яму зря копали, - смеется наш подопечный,- А сейчас меня куда?
- В больницу, - зло отвечает голодный Петрович
- У Вас есть дом? - спрашивает Костя, - мне нужно заполнить отчет.
- Конечно, есть. Только не здесь. Я воевать приехал, а у меня документы отобрали и бросили вот так. Дома, наверное, волнуются... Позвонить бы. Дадите позвонить?
Я смотрела прямо перед собой, снежинки разбивались о лобовое стекло. Дома мелькали, в окнах горел теплый свет, с желтым отливом, спокойный, как при союзе социалистических республик. На улицах - ни души, все попрятались по норам или пошли защищать Родину. Костя записывал данные и беседовал с бородатым, тот ему рассказывал что-то, но я не слушала. Остановились у районной больницы, зашли внутрь. Страшно там. Люди лежат в коридорах на разорванных простынях, матрацах, из которых вытащили все внутренности, то есть, на оболочке матрацев. Мелькают обожженные руки, лица, пожелтевшие бинты и марли.
- Принимайте больного, - кричит Петрович пожилой медсестре
- Так некуда принимать, - говорит она равнодушно, - вон, полюбуйтесь, - показывает рукой на забитые человеческими телами коридоры.
- И что делать? - спрашивает Костя
Бабка пожала плечами и отвернулась.
Теперь я совсем растерялась. Ни в морге, ни в больнице мест нет, все гостиницы закрыты, приюты переполнены, даже метро не работает. С нашей обуви стекала черная вода на больничные плиты, пока Костик пытался договориться с главврачом, бегал по этажам, переступая через людей, разбросанных на полу в хаотичном порядке. Вскоре нас выставили на мороз. Очень тактично, но настойчиво предложили покинуть пункт здравоохранения номер семь. Связь с администрацией так и не была установлена.
Спасенный нами бородач уже оклимался, пришел в себя, на его щеках появился румянец. Я видела это, пока мы стояли под фонарным столбом на территории больницы. Он уже не был похож на замерзшего бомжа, на мертвого человека с сомнительным прошлым. Теперь он был живой, разговорчивый, он улыбался и подпрыгивал на месте, так он боролся с морозом и со смертью. Мы не знали, что делать и как быть, где ночевать, и стоит ли ехать сдавать смену, или, может, нас и там нахуй пошлют? Или в здании администрации, где утром сегодняшнего дня раздавали бланки и отправляли бригады в никуда, уже организован новый приют или новое отделение медицинской помощи. Ничего не было известно. Но я знала - жить нужно. Жить. У мертвых и больных нет никаких шансов увидеть весну.
Даша Д.