Два паршивца.
Толя и Оля дружили. Общность их душ расцветала в хулиганстве. Они вместе учились в восьмом классе спортивного лицея. На этих дивиантных подростков даже приезжали смотреть представители городского отдела образования. Об их выходках говорили далеко за пределами школы. Они вместе ходили в секцию рукопашного боя и достигли там значительных высот. Поэтому лицей трещал от их выходок. Если кто-то бежал с разбитым носом, пачкая коридорный линолеум красными большими каплями, то значит, не обошлось без этой парочки. Если где-то на этаже разбили оконный евро пакет, значит хулиганы кидались в кого-то цветочным горшком, но не попали. Школьников младших классов они обложили данью, иногда у жертвы отбирали мобильник и звонили в полицию, что в лицее заложена бомба. Стражи порядка прилетали как бешеные, прерывали занятия, выводили учеников за угол и обшаривали помещения с помощью служебных овчарок. Конечно, бомбу не находили, но отыскивали несчастного, с чьего айфона случился преступный дозвон. Трясущийся от страха ученик больше боялся Толи и Оли, чем полиции, а потому все брал на себя. Родителям приходилось платить немалый штраф, и они потом долго рассказывали знакомым о том, что молодежь нынче стала непонятной. Их тихоня – вдруг сотворил такое.
Тех, кто пытался сопротивляться, хулиганы засовывали головой в мусорный ящик, что стоял в школьном дворе. Они топтали новые пиджаки ногами, выбрасывали портфели в окно, из парт строили пирамиды. Им нравилось кидать стулья в чертежную доску. На уроках парочка хамила учителям, делала из страниц дневника самолетики и запускала, целясь кому-нибудь в глаз. Когда становилось слишком скучно, паршивцы закладывали себе под язык узбекский «нас», что везли гастарбайтеры. Это вещество состояло из неведомого растения, пищевой соды и голубиного помета. Шарики вызывали безудержный смех, и хулиганы катались от хохота по полу между рядов. Учителя делали вид, что ничего не замечают, ведь их готовили в олимпийскую сборную защищать честь великой страны. На татами специальный тренер из столицы учил будущих звезд всяческим запрещённым приемам и премудростям. Их натаскивали бить локтем в затылок, вышибать коленную чашечку, в крайнем случае, наливать в перчатки воду и выносить противнику мозги. К тому же у хулиганов были такие респектабельные родители, что от их семейств стонала округа.
Когда после уроков хулиганы возвращались домой через двор, от них разбегались во все стороны собаки и кошки, разлетались воробьи и голуби. Только вороны, сидя на высоком тополе, начинали приветственно каркать, будто они встречают стаю серых волков из леса. Они поджигали пластмассовые мусорные ящики, кидались камнями в стекла припаркованных автомобилей, правда выбирали из тех, что подешевле. Толя и Оля понимали, что повредить джип слишком рискованно, ведь во дворе жили не только позорные люмпены, но и представители городской элиты. Иногда проносились стайки черных джипов местных банкиров с охраной. От таких лучше подальше, хулиганы это знали. Под «жигулятами» они иногда для смеха разжигали костерчики. В открытые окна полуподвальных помещений, где обитали местные алкоголики, можно безнаказанно запустить дымовушку или прыснуть из газового баллончика: « пусть уроды там кувыркаются от слезоточивой смеси». Толя и Оля тайно любили друг друга, но не желали показывать своих эротических страстей, а потому прикрывали все это безумной агрессией.
Недалеко от их дома находилась музыкальная школа №3, куда ходили пай девочки и мальчики. Из окон культурного здания неслись звуки скрипки, флейты, гитары, пианино, ухал саксофон. Детишки выходили со своими инструментами и чапали домой. Однажды один мальчик с интеллигентным лицом дистрофика нес огромную гитару в ярко синем чехле. На беду он пересекся с нашими хулиганами. « Ну, ка стой, Страдивари», - рыкнул Толя, а Оля уже снимала с плеча жертвы инструмент, мол, поиграл, дай и другим попользоваться. Пацанчик захлюпал носом, но получил жесткий пинок под задницу и помчался восвояси.
Толя и Оля счастливые, как дети на новогодней елке, сели на детской площадке, расчехлили предмет искусства. « Ни фига себе, - заявил Толя, - гитара, как женщина, вот плечи, бедра, попка, и даже дырочка имеется». Оля взяла инструмент и стала бренчать по нейлоновым струнам, представляя, что гладит волосы любимого. Толя начал петь дворовый шлягер между нот – громко, но искренне. Оля принялась подвывать. Они вошли в раж и кричали все громче и громче. Видимо искусство пробило их грубые души и проняло до самых кишок. Они орали на весь двор: « Есть один со мною друг – моя гитара, а ты гуляй отсюда шмара, мне не пара». Жители соседних домов сначала слышали отдельные слова, потом душераздирающие вопли, все больше напоминавшие визги мартовских котов. О, ужас на скамейке у песочницы скоро лежала одинокая брошенная гитара, а возле нее сидели два котика: один желтый, а рядом фиолетовый. « Ты кто», - спросил желтый. « Я - Толли, а ты»? «Я – Олли». Трудно представить, но душераздирающие завывания, превратили дивиантных подростков в кошачью пару.
Они сидели на детском песочке, и, хлопая глазами от удивления, смотрели друг на друга. Неожиданно с ветки слетела ворона и больно клюнула желтую кошечку прямо в темечко. « Я тебе сейчас дам», - заорал фиолетовый, но понял, что камень в лапку взять не может. Тогда они бросились с площадки на дорогу. Тут промчался «жигуленок» с обожжённым багажником и чуть не сбил их. Потом за парочкой гнались дворовые собаки, так что нашим героям пришлось спрятаться в подвале. Однако и там их ждала опасность. По полу сломанной лестнице спустились пьяные бомжи и разложили на грязном полу «поляну» из нескольких бутылок дешевого портвейна «777». « Без закуски трудно бухарить», - сказал один из посетителей, лысый в женской кофте. « А давай закуску здесь поищем», - ответил второй, обутый в валенки и одетый в старую солдатскую шинель времен Чапаева, перевязанную веревкой там, где должна быть талия. Он стал палкой ворошить мусор и обнаружил наших несчастных котят, прижавшихся к полу и прикрывшихся старой газетой с портретом Ельцина. « Ага, Сема, завтрак есть. Сейчас мы их освежуем и пожарим на зажигалке». Котята, что есть мочи, рванули из подвала, а бомжи бросились за ними. Длинный запутался в шинели и грохнулся на лестнице, за него зацепился второй и тоже упал с криком: « Сволочи, еда убегает»!
На улице уже стемнело. Олли стала печально мяукать, что хочет кушать, замерзла, а дома поела бы канапе с сыром и сладким чаем, а потом в интернет на всю ночь. Кстати, что едят киски? Толли ответил, что не знает, так как на уроке биологии, когда рассказывали про кошачьих, он прибивал пиджак соседа к стулу. В траве рос шампиньон. Они куснули гриб и брезгливо выплюнули. Ужин обнаружился в мусорном контейнере – недопитый пакет молока, остатки сметаны в баночке и недогрызенные копченые американские окорочка. Постелью послужили старые женские зимние сапоги с потертым мехом, там было тепло, как в норке. Разбудили детишек странные голоса, раздававшиеся откуда-то сверху, будто с неба: « Давай, давай глубже! Не тяни резину, быстрей». Откуда- то глухо ему ответили: « Дальше не могу, там очень вонько и противно. Котята пришипились в сапоге и от страха почти не дышали. Какие-то руки, как грабли, цепляли все вокруг них, потом потащили и сапоги. « Я, кажется, вляпался в какую-то гадость. Тяни назад», - раздался хриплый голос.
Если бы во двор въехала машина и включила фары, то шофер был бы шокирован этой удивительной и престранной сценой. Около большого железного мусорного ящика стоял пожилой мужчина в дубленке, перетянутой брючным ремнем. Руками он держал ботинки, в которых были ноги кого-то другого, но тот иной полностью исчезал в глубинах мусора. Мужчина в дубленке потянул за ноги. Из черного проема мусорного ящика медленно вытекла вторая фигура. Человек спрыгнул, брезгливо сплюнул, отряхнулся и показал улов. В руках было несколько свертков - здесь упаковка женских трусов, пачка каких-то лекарств, шапка-ушанка и сапоги. А ушанка зачем? – спросил первый – Да, мы ее под дверь положим, а то дует. «Плевать на ушанку, полезай туда Леха снова, ведь среди бумажек мы нашли инструкцию к ноутбуку. Он сам наверняка где-то там. А будет у нас ноутбук, в Интернет выйдем, в Америку напишем моей старой подруге, с которой я в 80-е в одном НИИ работал. Да хоть сто подруг. А больше сегодня не полезу,- отрезал Леха, вытирая испачканные пальцы. Как ты быстро ломаешься, ведь ты ж - сын Красного командира. Ну, так что, а ты - сын Чекиста. Вот и полезай сам, а я подержу за ноги. Субординацию нарушаешь Леха,- возразил жестко первый. Твой папа бежал, кстати, вместе с тобой малышом от «бандеровцев», как заяц. А мой за ночь по 300 «зеленых братьев» вешал. Его тронуть боялись. А впрочем, на сегодня хватит. И так уже, сколько контейнеров разбомбили – и на Некрасовской, и у Шанхая. Двое, волоча большую тележку, обвешавшись сумками и авоськами, подались в социологическую лабораторию, что была на первом этаже за углом.
Веселые и довольные, они открыли свою заветную комнатушку, заваленную под потолок всяким немыслимым добром и начали сортировать новые поступления. Они сидели на полу друг против друга и вытаскивали из кучи вещь за вещью – приговаривая: « Вот приемник «Океан»! На него писались за год, чтобы купить. А вот видеокассеты! Сколько людей в свое время пересажали из-за них. А вот итальянские сапоги, осень-зима 1980 года. Надела их красавица и сразу под бдительное око ОБХСС. Тут наши котята, напружинившись, выпрыгнули наружу и бросились в открытое окно. «Дьявольщина какая-то. Это, наверное, духи прежних хозяев вылетели»,- сказал один из мужичков, тот что в дубленке. «Давай продолжим», - буркнул седой, разливая портвешок по металлическим индийским кружкам. А вот печатная машинка. При Сталине за такую могли и расстрелять. Эпоха – в вещах, а вещи – в эпохе, вот только где люди?
В это время наши несчастные котята добрались до чердака и забылись тяжелым сном, словно после нюхательного немецкого табака. Разбудило их утром чье-то злобное агрессивное шипение. Над ними склонился огромный черный кот с белым жабо, хулиган и задира, враг всех местных синиц и воробьев: «Вы откуда здесь, салаги. Я выцарапаю вам глазенки и хвосты узлом завяжу». Фиолетовый Толли нервно потянулся, готовясь к спаррингу. Ему уже приходилось валить крупных мужиков, главное понять, где центр тяжести и тогда все по-фиолетовому. Бросок, захват, знаменитая «мельница» - противника головой об пол и котяра отполз куда-то в угол, полный изумления и ужаса.
«Что мы будем на завтрак», - промяукала желтенькая Олли? « Не боись»,- мявкнул Толли. Вскоре они сидели в засаде у черного входа в сетевой местный магазин. Подъехал грузовичок, поддатые грузчики, нанятые за 100 рублей в час, стали вытаскивать ящики с консервами, алкоголем, мороженой рыбой. Коробка с ганноверскими сосисками оказалась почти рядом с котятами. Последние, не теряя времени, схватили зубами сосиски и бросились бежать. Вкусности находились в целлофане и вылетели целой вереницей, хвост которой волочился по асфальту. «Петруха, зырь, чо происходит,- завопил хромой верзила с подбитым глазом, - спишут на нас, хватай этих стервецов». Его друган спокойно ответил: « Да это белочка у тебя, какие коты, какие сниски с сосисками».
Толли и Олли под гаражом съели все это богатство, отплевываясь целлофаном. Набив пузо, они замяучили любимый хит:
« Котенок серенький на вечер собирался,
Котенок Марсик приготовился гулять.
Он долго-долго перед зеркалом стибался
И мягкой лапкой тонкий усик поправлял…» Олли продолжила свою партию:
«Ах, милый котик, ты как наркотик,
Я буду век теперь тебе верна.
Я анашу курить готова бросить
И вместо водки буду больше пить вина». Толли усилил сюжет:
«Мы будем жить с тобою Мура осторожно,
Не будем Мурочка не тырить, не шмалять.
Ты будешь делать, моя киска, крем сапожный,
А я шнурками на базаре торговать».
Тут одна из домохозяек вытащила шланг из окна и начала поливать музыкантов холодной водой. Друзья бросились в сторону. На домах, гаражах, фонарных столбах они увидели неожиданные фотографии. Оказывается, весь двор был обклеен объявлениями о пропаже двух детей Толи и Оли. На листках красовались мордочки двух тинэйджеров. «Нас скоро найдут, и мы поедем на олимпийские игры»!- закричала счастливая Олли. Тут появился родной папаша в окружении взвода омоновцев, которые лазили по канализационным трубам, вскрывали крышки колодцев, проверяли подвалы и чердаки. Котята радостно бросились к отцу, но неожиданно получили пинков под грозные крики родителя: «Сколько вас тут вшастых развелось. Пора живодеров вызывать и душить паршивцев». Несчастные котята убежали на школьный двор, надеясь укрыться в родных пенатах. Однако за ними погналась та самая мелюзга, которую они же обкладывали данью. Пацанчики кричали: « Лови котят. Мы к их хвостам привяжем пустые консервные банки. Вся школа обхохочется, когда запустим их в кабинет директора». Ловкость и спортивный профессионализм спасли наших героев. Время шло.
Несчастные Толли и Олли постепенно привыкали к новой странной жизни. Они научились находить еду, ловить птиц, греть друг друга холодными ночами. Их домом служили чердаки и подвалы, брошенные автомобили и открытые канализационные люки, куда приходилось спускаться по ржавой лестнице. Однажды подростки ночевали в очередном мусорном контейнере, и утром их чуть было не увезли на городскую свалку. Дети кидались в них камнями, взрослые просто шугали. Человеческий род повернулся к четвероногим не лучшим своим местом. Окружающая действительность меняла их представления о жизни. Сначала они тосковали по домашнему уюту и теплу, мечтали о родной компьютерной мышке, которая помогала соединиться со всем миром. Потом ребята привыкли к своему бытию и стали наблюдателями за человеческой жизнью. Тут им открылся неведомый мир людей. Подростки знали, что в жизни часто встречаются грибники, рыболовы, охотники. Но тинейджеры не представляли себе, что существует страсть, которая превышает все перечисленное - это сбор бутылок. Кто не искал стеклотару по газонам, набережным или на пляже среди голых тел, тот не поймет о чем идет речь. А вот Вася Дуев ощутил на себе всю притягательность этого чисто городского промысла. Когда- то он работал в КБ инженером и даже ведущим специалистом. Однако вместе с перестройкой его предыдущая жизнь оборвалась. Началась новая, наполненная тихими радостями и большими победами. Вот этот самый Вася стал настоящим преданным другом наших котят. Он приносил им колбаску, наливал молочко в пластмассовую тарелочку. Усевшись в кустах с соленым огурцом и фанфуриком для укрепления волос гладил Толли и Олли по теплым вшивым спинкам и начинал рассказывать о наболевшем.
Вася уже не помнил тот момент, когда поднял свою первую бутылку. Он даже не мог сказать, что это было: “чебурашка” или “винтовик”, а может “пепсюха”. Он даже не мог вспомнить ее емкость, не говоря уже об этикетке. Кстати, последняя скоро перестала интересовать Васю вообще. Стеклотара и все. Он как компьютер научился прикидывать. Ага, “шкалики” - их берут до 10 утра у рынка или после 5 вечера на Полевой. А вот “семисотка-винтовик” - брать, не брать? Есть знакомый корешок, что на Чапаевской принимает. Туда Вася и “литрухи” умел пристраивать. А вот “шампусики” он складывал и готовился к большому броску под Новый год. Как то ему сильно с этим делом повезло. Крупный торговый дом гулял на новой Набережной. Так они уже пить не могли: друг в друга пробками стрелялись. Дуев потом здорово поработал, бутылок сто взял, да еще четыре не распечатанных из кустов вытащил.
Сначала он ходил с портфельчиком: увидит бутылочку из-под пивка, в целлофановый пакет ее и на замочек. Сам по сторонам оглядывается, чтобы никто не заметил, а потом как-то попритерся к этому делу и стал с рюкзаком ходить старым большим, туристским. Иногда клиентов выслеживал. Мужики с авоськой бутылок, шасть в кусты, и оттуда только пивной запах раздается, ну будто пивные бутоны расцвели. А потом как они выползут, туда Дуев, и рюкзак пополняется. Правда, случалось на “дикарей” нападал. Вот ироды, пиво выпьют, а бутылки разобьют друг о друга. Вот если б был я президентом, - думал Вася, - то для таких бы смертную казнь установил. Разбил бутылку, палец отсекают, ящик поколол, так всю руку отмахать. Вот было бы дело. Особенно интересно собирать бутылки ночью с фонариком. Для этого глаз надо наметанный иметь. Бутылка так из кустов зеленовато сверкает, аж сердце холодеет. Так бывало всю ночь Дуев и лазил по кустам, подвалам и канавам. Везде его встречали родимые. Вот эту нехитрую историю своего бытия поисковик рассказывал нашим героям при встрече. Допив фанфурик, их благодетель взваливал тяжелый рюкзак на плечи и, махнув ладонью говорил: «Пока, братухи» и шел в пункт приема стеклотары. Бутылки радостно позвякивали за спиной и ему казалось, что позади марширует целый полк: “Шик, шик, шик”, - стучали стеклянные сапоги. Он сам как то приосанивался, чувствуя в себе генерала. Направу-у, - командно выкрикивал Дуев, и, чеканя шаг, заходил в заветное заведение, где его воинство блестало всем своим великолепием. Расставляя своих солдат по пластмассовым ящикам-казармам, Дуев искренне переживал, как будто терял что-то дорогое. Но приближался вечер, и Дуев снова выходил на работу. Котята бежали чуть позади и думали: « Крутой»!
Романтические рассказы Дуева разбудили поэзию в сердцах наших пушистиков. Однажды Толли подошел к детской площадке и нацарапал на песке лапкой следующие строки: « Луна с кошачьими глазами, ей люди кажутся мышами». «Да, ты почти Евтушенко»,- восхитилась Олли. Вдруг поэзия полилась сама собой. Они стали играть в буримэ.
Почему скажите черен кот?
Потому что грыз он уголь целый год.
Почему зимою заяц бел?
Потому что много снега съел.
Почему огонь так ярко красен?
Он предупреждает, что опасен
Почему весной трава зеленая?
Потому что молодая несмышленая.
Почему собака Чао с синим языком?
Потому что рюмку неба выпила тайком.
Космонавты тоже пили небо по утрам,
И теперь оно все в дырках остается нам.
Через эти дырки космос подмигнет
И от этого зеленым станет черный кот.
От зеленых человечков до котов
Всем дарите свою дружбу и любовь!
***
Хитрый жук под мухомором
Как под зонтиком сидел.
Дождик кончился не скоро.
Жук дождался, улетел.
И теперь жуку не ловко-
Стал он божею коровкой.
Говорят, труд сделал из обезьяны человека, а в нашей истории искусство, сила слога и рифмы неожиданно вернули нашим котятам человеческий облик. Подросшие, окрепшие и поумневшие, взявшись за руки, Толя и Оля пошли домой. Они клялись не только в вечной любви друг к другу, но и обещали никогда никого не обижать.