25 октября 1933 года меня назначили старшим инструктором Бологовской конторы ЛСПО. Теперь я руководил четырьмя инструкторами. Из Ленинграда прислали ещё двоих человек: Захарова Михаила и Нетужилова Николая. Да назначили своих доморощенных из мастеров: Федосеенко Фёдора и Добромыслова Димитрия.
Поэтому весь район поделили на участки, включающие по несколько заводов. Ввели штат директоров заводов. Наша работа не прошла зря. Все заводы были переделаны, обеспечены хорошими бидонами и посудой, лабораторными столами. Укомплектовали заводские штаты. Всего в нашем подчинении было около 400 человек. В моём ведении было 22 завода.
Как только по сводкам из Ленинграда начинает снижаться качество нашей продукции, так сразу на заводы закрепляются инструкторы до полной ликвидации снижения качества.
1934 год был для нашей семьи радостным. Наши отцы решили, что надо улучшить жизнь родственников. Перевезти в город Екатерину Васильевну и Валю. Петр сошелся с Катей и стал жить у неё (она работала уборщицей в школе). Сергей остался хозяином дома в Хмельниках. Тесть кое-что отдал сыновьям, а остальное из хозяйства продал.
Мы продали свою половину дома на Кривом переулке 10. И совместно с Петровыми купили двухэтажный четырех квартирный дом с надворными постройками на Городской площади, дом 8. После обоюдной договорённости квартиры заняли так: мы с Марусей и Толиком заняли второй этаж, а Отец, Мать и Павел - первый этаж, т.е. как было раньше. Петровы заняли вторую половину дома.
Собрались на первомайский праздник в нашей квартире за праздничным столом, стали раздумывать - на кого делать купчую. Алексей Алексеич, поднимая тост за благополучную сделку, сказал:
- Уважаемый наш сват Григорий Иваныч и сватья Устинья Фёдоровна, мы с Екатериной Васильевной посоветовались и решили, чтобы купчая на дом была оформлена на Ивана Григорьевича. Он из всех нас самый деловой и уважаемый в народе человек. Вы заметьте, с кем бы я не повстречался, и, если разговор заходил о зяте, никто его не назвал иначе, как только по имени и отчеству. Он молод, смекалист. Меня еще всегда удивляло: по образованию всего пять лет сельской школы, а за работы берётся инженерные.
Слово взял Отец.
- Дорогие сват и сватья, мы с Устишей восхищены вашими отзывами о сыне. Что сказано тобой Алексеич, приятно слышать! И правильно будет, записать его домовладельцем. На счет жизни: пока не выселены жильцы, вы поживёте в квартире сына. Надеюсь, что теперь новый хозяин не выселит вас! (все засмеялись)
На том и порешили. На углу дома прибили железный квадратик: "Дом № 8, Городская площадь. Григорьев Иван Григорьевич." Алексей Алексеич и Екатерина Васильевна с дочерью Валей поселились в нашей квартире. Жилплощади хватило всем.
Вот так выглядел наш дом, передними окнами - на Городскую (ныне - Советская) площадь с памятником Сталину и красивыми деревьями. На этой площади стоял красивый и большой Покровский собор (*), но его в 1932 году взорвали и разобрали, остался сквер.
____________
* прим. - Доминантой города стал Покровский собор, возведенный на Александровской (Соборной) площади в 1885 году (разрушен в 1932). Церковь была построена в стиле классицизма. Большой центральный купол был окружен четырьмя небольшими куполами луковичной формы. Пилястровые формы храма повторены на колокольне. Портал, окна, стены завершали закомары. Все это создавало облик устремленного в высь ажурного здания.
Окаймляли Соборную площадь дома, торговые лавки купцов - братьев Коловских, Артемьева, Гребенщикова, Гречина, подрядчика земляных работ Мельникова, подрядчика малярных работ Каретникова и других.
Прожили мы в этом доме до 1938 года, а прежних жильцов так и не смогли выселить. Суд присудил выселить их, но с предоставлением такой же площади в другом месте. Этого сделать не удалось. Жильцам явно не хотелось уезжать и они саботировали наши предложения.
Но вернёмся еще к 1934 году. Наш сын растет, он уже ходит на своих ножках, иногда пытается уйти из квартиры, переваливаясь через высокий порог из кухни в коридор. Говорит всё разборчиво. Однажды побывал у соседей. Там его угостили и спрашивают:
- Толик, тебе надо сестрёнку?.. Проси у купить у мамы...
Толик, придя к маме, просит:
- Мама, купи мне девочку!
- Какую девочку? Куклу?
- Нет мне надо живую!
- У меня, Толенька, нет денег, купить живую. Проси денег у соседей, у бабушки, у дедушек, у папы.
Толик, не долго думая, побежал просить денег... Взрослые, хохоча над затеей ребёнка, стали давать ему мелкие монеты. Он обошёл всех своих соседей. Набрав несколько монет, приносит Марусе и, подавая чуть не со слезами, просит купить живую куклу. Не помню, как она уговорила ребёнка, но всё ж убедила, чтобы больше не просил.
Но был другой случай, когда он потихоньку удрал из квартиры и скатился по крутой лестнице со второго этажа. Но всё обошлось благополучно, кроме синяков на голове.
Потом он полюбил девочку из соседнего дома и ни с кем не хотел играть, кроме Ирочки. Гулять мы с Марусей и Толей ходили часто. Я Толю носил на руках, а когда он стал твёрдо стоять на ножках - водили его за руку. Часто ходили к Савушкиным, где детей не было. Там его угощали конфетами. Иногда гуляли вместе с ними.
Любили мы ходить в бывший Путятин парк, теперь Городской. Этот парк находится между улицей Дзержинского и озером. В парке много деревьев, сиреневых и жасминовых кустов, лиственницы, ели, тополя. А главное - летом можно купаться. Через парк из озера вытекает речка, впадающая за городом в речку Змейку, берущую начало в Огрызовском озере. По парку много красивых дорожек со скамейками. В выходные дни здесь торговали мороженным и пивом в розлив в большой брезентовой палатке со высокими столиками, около которых можно было стоять.
Начало торговли в этом месте было положено в 1926 году моим Отцом. Когда мы работали в ресторане "Богемия" в доме Егорова. В то лето по вечерам мы приходили торговать на это место в парке.
Искупавшись и погуляв, мы отправлялись к кому-нибудь пить чай. Если идём к нам, то у дома нас встречают две бабушки, придумывая чем бы соблазнить внучика, чтобы он пошел именно к ней.
Валя любила играть с Толиком в догонялки. Так устанут, что хлопнувшись на скамейку, не могут отдышаться, утирая пот со лба рукавом. Валя в тот период ходила в школу, находящуюся в переулке, который упирается в площадь и в Почтовую улицу. Делая уроки дома, часто кричала Марусе:
- Возьми ты, ради Бога, своего озорника! А то он не даёт мне писать!
- Дай, Валя, ему карандаш и бумажку - тогда и мешать не будет.
- Он не только не занимается с бумагой, а всё спрашивает: "А что это? А что на картинке? Что пишешь? Когда пойдём гулять?".
Когда у меня было время, я уходил с Толиком на улицу смотреть в моей книжке рисунки коров, быков, машин и разную лабораторную посуду. Дело в том, что взявшись руководить таким большим молочным хозяйством с мало обученным штатом мастеров и лаборантов-самоучек, всё свободное время я учился дома по книгам. Технология, микробиология, химия и управление. Звания старшего инструктора добился, а знания этой должности ещё не соответствовали. Я как-то мог так подойти к людям и потребовать от них нужных решений, несмотря на мою малограмотность.
С пополнением у нас штата мне стало меньше надобности ездить по молзаводам, но деньги для расчетов за молоко от единоличников брал в банке я и развозил по местам, передавая деньги и ведомости директору завода (или мастеру).
Помню один случай. Из управления ЛСПО был прикомандирован уполномоченный по проверке выполнения плана на местах. Нам предстояло вдвоём получить большую сумму денег и отвезти в Берёзовский рядок. Мы с ним пошли в банк. Его фамилию я забыл, назову условно - Марков Моисей Исакович. Марков набил деньгами объёмистый портфель, а я взял дома большой мешок из холста. Подходя к кассиру, Моисей завертелся, поглядывая по сторонам: нет ли в толпе бандитов, а сам побледнел и всё лицо стало мокрым от пота. Получив деньги, я всыпал пачки в мешок, взвалил на плечо и спокойно пошёл на выход, чтобы идти на поезд. Моисей, обхватив обеими руками портфель, семенит сбоку и спрашивает.
- Вы, Иван Григорьич, не боитесь, что нас ограбят?
- Моисей Исакович, идите свободнее, не вертите головой и портфель держите свободно, одной рукой.
- Что вы, я в каждом встречном вижу бандита!
С разговорами мы пришли на вокзал, сели в поезд. Я свой мешок бросил под лавку ближе к стенке, а Моисей положил портфель на колени, обхватив руками.
Выйдя с поезда на Мсте, надо было идти пешком по заснеженной дороге. Вначале морозец щипал щёки, но на ходу согрелись.
- Иван Григорьич, я не пойду! Надо подводу просить.
- У кого просить? Ночь на носу, да и теперь не знаешь к кому обратиться. Правление колхоза отсюда в трёх километрах.
- Как это вы смело идете по лесной дороге, через деревни, где всякое может случиться?
- Можете не беспокоиться у нас места тихие - бандитов нет!
Вдруг слышим, нам на встречу едут на лошади, разговаривают.
- Что делать, Григорьич? Я боюсь...
- Не бойся, а сворачивай с дороги и иди вон за тот густой можжевельник! Следуй за мной!
Мы свернули с дороги, проваливаясь по колено в рыхлый снег, и уселись за кустом...
До маслозавода мы дошли только к утру. Сдали деньги директору Зимину. Завалились спать. Я залез на русскую печку, а Моисей растянулся на скамейке. Спали мы часов до двух дня. Пообедали. Отправились обратно, получив расписку от Зимина на сданные деньги.
Вернувшись домой получил резкий выговор от Маруси.
- Неужели тебе некого больше послать? Бродишь по плохим дорогам, в холоде, по ночам!
- Дорогая моя, моя должность обязывает бывать в районе в любое время года и днем и ночью. У меня нет нормального рабочего времени. У меня ненормированный рабочий день.
- На твоих заводах много хорошеньких бабёнок.. Ты, наверно, к ним зачастил ездить?
- Ты что, Маруся! Не все у тебя дома?
- Я видела сама, как ты вел весёлую беседу с Мамаихой!
- Во-первых, Мамаева - секретарь и член месткома, бывает и с ней разговор служебного характера.
- По-моему, все дела обсуждаются в конторе, - не унималась Маруся.
- Эту чепуху ты выбрось из головы! Что тебе плохо быть дома и воспитывать сына?
- Конечно плохо! Всё одна, да одна...
- Ты ведь в настоящий момент всем обеспечена. Муж твой не на плохом счету! Лучше скажи вот что... На днях поеду в командировку в Ленинград. Что тебе купить?
- Опять в командировку?! Не успел приехать и опять уедешь?
- Этот раз не я еду, а меня вызывают в суд в качестве свидетеля.
- Раз такое дело... Зайди к Павлику, посмотри как он там живёт, да свези от родителей посылочку. Наверно, голодает!
- Вот это ты правильно говоришь. Свезу что пошлют. А от себя придется дать немного деньжонок.
Мой брат Павел Григорьев в то время уже год (зима 1934-35), как жил в общежитии от Академии Художеств. Учился на подготовительных курсах, чтобы поступить в Академию и выучиться на художника.
В Ленинград поехали мы с Любченко вдвоем. Ему очень хотелось побывать дома, повидаться с семьёй.