мейнстрим
---------
Преамбула
Не хотел сегодня ничего писать, недавно прошли похороны мамы. У нас положен пo обычаю траур месяц, в это время бриться нельзя, свет тушить нельзя. Беда не бывает одна, она тоже о двух ногах - уговорили меня сделать прививку от гриппа. А у меня с собой уральское наследство внутри организма. Это память о нашем заводе гиганте и о том безвоздушном пространстве, которое производили выбросы химических отходов цеха этого сталинского гиганта. Несколько болячек, которые я с удовольствием бы оставил, иногда меня хорошо "достают."
Я их не трогаю, пока они меня терпят. А прививка их возбудила и я малость заболел. Ладно ещё, что я в Израиле. Здесь, хоть мы и ругаем наше государство, умереть не дают, доктор дал лечение. Но немолодому организму трудно бороться с новым вирусом.
А тут смотрю на дaту в компьютере, мама дорогая! Сегодня первое октября - мой можно сказать, второй день рождения. Точнёхонько сегодня, 52 года тому назад, меня, семиклассника, едва не убили около дома куском шлакоблока .
Живой остался, ну и ладно бы, многим кирпичём по голове доставалось в юности. Особенно тем, у кого она была просто башкой была.
Но меня едва не уложил навсегда отец пацана из соседнего подъезда. Причиной, как оказалось через много лет, была моя нестандатная для нашего уральского городка нацию. А мой внешний вид её выдавал на все сто.
Кто нибудь сейчас хмыкнет про себя - ну вот, опять завёл всем надоевшую еврейскую тему. Развелось вас, кирпичу упасть негде! А вот и нашлось это место, где упал кирпич. Я честно признаюсь - ни я, ни мои родители тогда об этом даже и думать не могли.
Да и я не придал бы этому значения и не писал об этом. Я почти забыл, если бы не одно НО... Как бывает иногда, чистая случайность открыла мне потрясающе неприятную правду тех лет.
Больше пятидесяти лет прошло после того ужасного происшествия, которое случилось со мной 1 октября 1962 года. Время многое унесло с собой, сгладило незаслуженные оскорбления и невысказанные обиды. Я долго сомневался, стоит ли выносить нА люди давнее происшествие. Но если посмотреть, то оно не такое уж и давнее. У меня же с детства такой "талант" был - вляпываться в какие-то непредвиденные истории. С годами "талант" не пропал, а истории, которые меня ждали по жизни, становились всё серьёзнее и страшнее....
Жили мы тогда в первом хрущёвском квартале нашего насквозь продуваемого ледяными степными ветрами и задымленного рабочего города. Городом его можно было тогда называть с натяжкой - огромный металлургический завод был гордостью первых пятилеток. Город, в котором в те годы, о которых пойдёт рассказ, выпавший вечером белый снег к утру становился не чёрным, а почему-то синим.
Синим, это если он падал там, где доставал его густой и липкий, низко стлавшийся дым из коксохима. А если менялась роза ветров и снег валил в районах, подвластных мартеновским трубам, то его цвета, как и цвет всех домов там же, был оранжево-кирпичного цвета. Можно только представить, что оседало внутри организмов рабочих этих цехов и жителей города.
Строила эту сталинскую гордость вся советская страна, для этого приехало очень много народу из самых разных областей и республик. Ну и конечно, в 30-е и 40-е годы было большое количество насильно привезённых "комсомольцев". Тогда их обзывали "кулачьём", "асоциальными" элементами или контрреволюционерами.
Были завербовавшиеся чёрнорабочие из окраинных республик, сейчас их называют красиво - "гастарбайтеры". Конечно приехало много и интелигентных образованных людей, приехало совершенно добровольно, по комсомольским путёвкам. Среди них, кстати, был и мой будущий тесть, получивший в Харькове в начале 30-х годов педагогическое обазование.
Приехали в 30-е много инженеров из дальних стран, оборудование закупали хорошее, денег не жалели на развитие тяжёлой промышленности. В качестве инженера в те годы на стоящемся первенце пятилетки трудился будущий хозяин Германской Демократической республики - Эрих Хонекер. Что интересно - некоторые виды станков и электродвигателей, купленных в 30-е годы в Германии и США, работали на металлургическом комбинате ещё в 80-е годы.
Вообще город мой и его обитали ещё ждут, чтобы о нём рассказали особо, он того стоит, но не в этот раз. Я в нём жил с детсадовского возраста, родители приехали из Беларусии, где я и появился на свет через два года после тяжёлой и долгой войны. Отец пришёл с фронта живой, хоть и контуженный, а мама вернулась в Бобруйск из эвакуации с Урала. Но она за пять лет, прожитых в Ма-ске так в нём обжилась и привыкла, там остались её сёстры с семьями и она уговорила отца уехать обратно на Урал.
Отец был водитель автомобилей, выучился на специальность до войны ещё, в городе Минске. Он в начале 30-х годов там учился в АБВША - Высшей артилерийской школе, но был из неё отчислен, как "сын лишенца". Вряд ли уже люди это помнят, а моего деда посадили за то, что у них было две коровы и они продавали излишки молока. Статья была "за спекуляцию", а из тюрьмы дед уже никогда не вышел, хотя по рассказам отца, мужиком был физически крепким. Вот за это моего отца, как сына "лишенца", лишили возможности получить высшее образование.
Ладно хоть бабку выпустили через три года. Рассказывали дома шутя, что начальнику Сиблага, еврею - полковнику, нравилась приготовленная бабкой еврейское национальное блюдо - гефелтефиш[фаршированная рыба]. Да и сама моя бабушка была очень видной стати. Дажe тогда, когда я учился в школе, а у неё в деревне был на каникулах, в конце 50-х годов, ей было уже за семьдсят, но мужикам она в плясках и в застольных песнях не уступала.
Ладно, вернёмся, на уже ставший нам родным, Южный Урал. Хрущёвские дома строили в начале 60-х рядами, в виде коробок, потом эти коробки стали называть кварталами.
В наш дом переехали обитатели бараков, жильцы расселённых коммунальных квартир и мы в том числе. Получили отдельное жильё и жили среди нас и бывшие заключённые и сосланные, которым Хрущёв вернул их права и снова сделал их нормальными людьми.
Конечно были среди новосёлов и бывшие "кулаки" и гастарбайтеры. Их в ту пору называли "вербованными", потому что их вербовали по бедным советским республикам представители металлургического завода-гиганта. Много в те годы было ещё в живых и работающих участников Великой Отечественной войны. Которые в те годы были самыми обычными гражданами, а их награды мы видели только в дни праздничых демонстраций дважды в году.
Короче, чтобы вы не заскучали скажу, что пьянство и уличное хулиганство не были в то время чем-то чрезвычайным. Ну набили сегодня пацаны кому-то морду, так завтра и им могут её "начистить" запросто! Вот поэтому, в том, что со мной случилось тогда на уральской улице имени Карла Макса, факт сам по себе рядовой. В нашей, весьма примитивной бытовой жизни очень небогатого рабочего района такие "события" были тогда, да и остались по сей день, обыденным явлением.
Особых развлечений я в своей юности не помню, пацаны собирались стайкой и носились по улицам и закоулкам, в поисках "приключений" на свои головы. В тот раз, про который идёт речь, я как раз в пацанской кодле не был, но приключение само нашло мою кудрявую голову.
Дело было октябрьским вечером, я собрался пойти в гости к тёте, которая вместе с мужем работала врачом. У неё всегда было для меня что нибудь вкусное. Кроме этого я любил слушать рассказы о войне, которые любил рассказывать её муж, военный врач-подполковник, дядя Ефим. Идти надо было по городу, для чего я одел чистую одежду, которую на уличные прогулки не надевал.
Уже вроде как пошёл "в город", так в нашем квартале, который был новостройкой, называли район, где дома были построены в начале 50-х годов. В тех районах улицы были асфальтированы, росли деревья вдоль трамвайных путей и было несколько шикарных скверов.
Особенно красиво был благоустроен большой сквер по проспекту Металлургов.
Вышел я из подъезда и случайно заметил группу мальчишек из нашей дворовой компании. Лучше бы я их не заметил, не получил бы беды на свою голову. Я тогда учился в седьмом классе, младший брат в пятом, вот такой примерно возраст был у пацанов, что собрались на углу нашей "хрущёвки" и громко о чём-то спорили. Любопытство пересило, я забыл на минуту про тётю и подошёл к спорщикам.
Подошёл не вовремя, они начали мутузить друг друга, махать кулаками и кому-то тут же разбили нос. Мальчишка был младше нас, из нашего дома, фамилию я его запомнил - Зотов. Хотя через многие годы я узнал, что Зотов - это была фамилия его старшего брата, у которого отец был другой. А младшего фамилия выходит была другая, но мы во дворе называли обоих братьев Зотовыми.
Он зажал разбитый нос и убежал домой, крича пацанам, что позовёт старшего брата. Пацаны продолжали тыкать друг друга куда попало, я стоял и смотрел. В нашем детстве ногами по лицу ещё не били, клубов единоборств не было, а самбо было только у милиции.
И тут откуда-то сзади на меня обрушился удар - и всё! Я очнулся, лежу на тротуаре, голова мокрая, а пиджак, моя гордость, весь в каких-то бурых пятнах. Я вгорячях поднялся, смотрю, вокруг люди собираются, а у меня, чувствую это, что-то на голове не так. Потрогал ладонью, она стала красной - достал платок, приложил к макушке, он сразу весь промок.
Я ничего понять не могу, мальчишки разбежались, я стою один и меня окружли люди, идущие домой с работы. Мы жили рядом с трамвайной и автобусной остановками, народу после работы, было часов пять вечера, было много.
Стали меня спрашивать, кто меня и за что ударил, где я живу, стали советовать вызвать милицию. Я ничего сообразить не мог сразу, удар был сильный, кровь вовсю капала. Я перепугался, что отец будет ругать меня за испорченный пиджак и с испуга соврал свой адрес, сказав старый. А до этого мы жили вообще на краю города, далеко от того места, где со мной приключалась эта беда.
На моё счастье напротив, если перейти через трамвайные пути, у нас была аптека. И в неё меня проводили сердобольные люди, очень переживавшие за меня. В те годы жили намного беднее, чем ныне, а вот отношения между людьми были намного человечнее. Да и сами люди были гораздо добрее нынешних "деловых", вылезающих зимой из джипа в шортах и сланцах.
В аптеке сотрудницы сразу начали меня оттирать, промывать рану лекарствами, стали готовить мне повязку. Но когда кто-то из них промыл мои чёрные, густые в ту пору кудри, они ахнули. Рана на затылке оказалась большой и рваной и повязка в аптеке дело не спасала. Нужна была помощь квалифицированного хирурга, а значит нужно было ехать в больницу.
Аптечные работники стали выяснять мой адрес и фамилию, здесь я уже понял, что попал по полной программе. В это время в аптеку залетела бледная, вся в слезах мама - ей кто-то из "добрых" соседей подсказал, что ей окраваленного сына на "Скорой" увозят в больницу.
Дальше интересного почти ничего не было , отвезли меня и маму в травмопункт. Здесь дежурный хирург положил меня на стол и под местной анестезией, с шутками и прибаутками наложил мне несколько швов. Хирурга звали Алексей Павлович Бабошко, а запомнил я его на всё жизнь не только из за шитья пробитой головы.
Через пять лет я поступил учится медучилище, где моей классной дамой три года была Александра Андреевна Бабошко, жена того самого хирурга. А ещё лет через семь этот доктор, который оказался на самом деле отличным стоматологом, стал главврачом в новой городской поликлинике и моим Учителем по жизни и в работе. Он взял меня на работу в качестве зубного врача-ортопеда, о чём я мечтал не один год. Хотя опыта работы именно в ортопедической стоматологии у меня официально не было.
Не забуду, каким героем я оказался в своём классе, когда на следующий день явился на уроки с забинтованной и заштопанной головой. И то сказать - класс наш, как впрочем и другие классы, хорошим поведением ребят не отличался. Было несколько откровенных уличных хулиганов из неблагополучных семей. В них или родители пили или сидели или вообще в семье была одна мать.
Девочки зато у нас были все нормальные, если их сравнить с теми, которых я вижу по русскому телевидению в различных ток-шоу. Я не мог конечно же сказать, что меня, стоявшего в сторонке, кто-то "огрел" сзади булыжником и придумал что-то пристойное про уличную драку, с применением штакетника. В нашем детстве бейсбольных бит не было, а когда ребята собирались подраться, то обычно выламыливали кусок от деревянного заборчика, "охранявшего" чахлые уральские газоны.
Но если читатель думает, что всё, что я рассказал до этого, было только ради знакомства с моим шефом, которого с моей подачи, мы ласково прозвали Бабоном и Папой, то это совсем не так. Кстати скажу, что его жену, которая в той же поликлинике заведовала хирургической стоматологией, я неофициально "окрестил" Мамой. Потом я узнал, что меня "за глаза" звали Сынком, так я стал близок с воему Учителю. Были у нас в поликлинике ещё и Тётя с Дядей, но про стоматологию и жизнь в ней двадцать три года, я расскажу отдельно.
Прошло ещё лет восемь-десять, я стал неплохом специалистом, ко мне старые друзья и знакомые вели своих родных и друзей. Я всем, кому было нужно, вставлял самые различные зубные протезы. И старался никому не отказывать, потому что выгода была обоюдная.
Чего греха таить, мои пациенты, которых мне приводили друзья, за сделанные им коронки и протезы расчитывались наличными деньгами. Официально делать это было запрещено и очень серьёзно преследовалось законом. Но мы эти запреты как-то обходили. Но не о них речь, о них будет отдельно разговор в другой теме.
И вот однажды в наш кабинет, а в нём нас работало три врача, медсестра и санитарка, заглянул знакомый из далёкого детства. Шурик Зотов был мне ровестником, но он был маленького роста, комплекцией тоже особо не вышел, работал где-то на заводе и остался тем же Шуриком, что и был в 60-х годах. Я уже не помню, что ему требовалось от стоматологии, но я ему всё сделал, по дружбе с детства и взял с него совсем немного денег.
Буквально через пару дней он появился опять. Сначала я подумал, что он недоволен моими протезами, но беспокоился я зря. К зубам он уже привык, а появился он не один, а привёл ко мне на приём своего отчима. Привёл, так привёл, я провёл осмотр, составил план лечения и его стоимость. Фёдор, отчим Шурика со всем предложенным согласился и процесс пошёл.
Работа была не маленькая, возраст его был под шестьдесят, раньше денег на зубы у него не было. Да и знакомых врачей, чтобы попасть на приём, не было тоже. То есть интерес у нас получался взаимный. Фёдор ходил ко мне раз в неделю на различные этапы протезирования, ну и конечно, мы разговорились, вспоминали те годы, когда я жил с ними в одном доме. Когда я женился, то переехал жить к жене, в другой район нашего металлургического города.
Не припомню по какой причине, но во время одного из очередных визитов мы с Фёдором вспомнили ту памятную ребячью драку, о которой я подробно уже вам рассказал. Наверное, вспомнил Фёдор, потому что пострадавшим в тот далёкий день стал его сынишка Павлик, которому кто-то из ребят постарше несильно звезданул по носу и в ухо. Фёдор с каким-то жаром стал вспоминать, как он прибежал на защиту сына. Когда он подбегал, то по дороге поднял с земли большой обломок шлакоблока. Его он захватил, чтобы отомстить обидчику, ударившему его пацана.
Во время разговоров я обычно не переставал заниматься делом - подпиливал бормашиной зубы во рту, подгонял коронки, делал гипсовые и восковые слепки у клиентов в ротовой полости.
Написал я последние два слова и застыл у компьютера. Точно так же застыл я в тот день на своём вертящемся круглом металлическом стуле. Без всякой задней мысли и злого умысла я, не переставая делать свои манипуляции с протезами, спросил Федора, который отдыхал от очередной обработки зуба.
"Ну и кого же вы наказали тогда, нашли виновника, который вашего Павлика обидел?" - спросил я больше из вежливости, чем любопытства, бывшего соседа из первого подъезда. То, что он, Фёдор, мне поведал, загоняло меня после этого шок не один раз:
"Koгда я подбежал из дома, драки уже не было, а сынишка остался дома и я не знал точно, кто его мог ударить. Мальчишек стояло несколько, о чём-то они говорили. Но тут, в стороне я увидел - стоит еврей из третьего подъезда. Я сразу решил, что это он виновник и ударил его шлакоблоком сзади по голове! Ну кто же может ещё ударить маленького, кроме еврея."
Вы не поверите, но даже сейчас, когда я дописывал эти строки, у меня сильной судорогой свело обе ноги. Так сильно я нервничаю от случившегося пятьдесят два года назад.
А какой "столбняк" ударил меня тогда, много лет назад, я передать вам не могу. Хорошо, что я в то время был гораздо моложе и выдержка мне всё же не отказала.
И Федору я ничего не сказал, хотя внутри у меня всё горело. И протезы я ему сделал хорошие, он остался доволен, фунционировали они у него потом не один год. И в память о том дне и о "дяде" Феде у меня на затылке что-то, вроде вмятины и десяток швов на всю жизнь есть. Вот такой принесли мне привет из моего счастливого уральского детства сегодня листки календаря.
2014год. Израиль.
Издателям, литагентам, продюсерам, инвесторам:semen_v47@yahoo.com; skype:semen-volkov