Москва. 26 лет в Центральной ВВК МО

Анатолий Комаристов
Фото из архива автора. Личный состав ЦВВК МО СССР.
                * * *
Я служил в Алма-Ате в должности начальника 17 Военно-врачебной комиссии Среднеазиатского военного округа. Однажды, в конце 1975 года, мне  позвонил Начальник Центральной военно-врачебной комиссии Министерства обороны (ЦВВК МО) генерал-майор медицинской службы Иван Лукьянович Ефимов и сказал, что моя кандидатура рассматривается на должность начальника отдела экспертизы военнослужащих и военнообязанных ЦВВК МО.

Скажу честно - такого предложения я никогда не ожидал и на некоторое время просто оцепенел. Меня хотят перевести в Москву! И на такую должность! Кто предложил мою кандидатуру я, конечно, не знал, но где-то в глубине души догадывался, чья это «работа».

После обсуждения предложения на домашнем совете и некоторого раздумья я дал согласие на перевод. Я прибыл в Центральную ВВК, когда там служили врачи-эксперты: генерал-майор медицинской службы Ефимов Иван Лукьянович, полковники медицинской службы Писаренко Петр Андреевич, Киселёв Дмитрий Михайлович, Козлов Василий Александрович,  Андросов Игорь Александрович, Редовский Александр Иванович, Степанов Александр Николаевич, Ваньков Анатолий Андреевич, Бурковский Николай Иванович, Егоров Евгений Петрович. Многих из них, к сожалению, уже нет на этом свете. Годы свое взяли...
 
Пришли новые люди с большим апломбом и практически без знания даже основ военно-врачебной экспертизы. Вот так закончилась эра «зубров экспертизы»…

Нового начальника ЦВВК после смерти генерал-майора А.П.Нечетова долго не назначали. Раньше председателем комиссии назначали кого-то из числа начальников медицинской службы военных округов или групп войск. Так же поступили и в этот раз.

Начальником ЦВВК стал начальник медицинской службы Прикарпатского военного округа генерал-майор И.Л.Ефимов. Чудесный человек с отличным характером, мягкий, вежливый. Я не слышал, чтобы он когда-нибудь повысил голос на любого сотрудника. С ним было легко и приятно работать. Поговаривали, что его «недолюбливают» в Центральном  Военно-медицинском управлении МО (ЦВМУ МО). Но конкретная фамилия «противника» никогда не называлась. Служил Ефимов не очень долго и как только достиг предельного возраста состояния на военной службе, его тут же представили к увольнению из ВС. После увольнения он часто приходил в ЦВВК, общался с сотрудниками, а потом тяжело заболел и умер.

Меня достаточно долго не посылали в командировки по округам, флотам. Офицеры отдела почти все время отсутствовали, а я сидел в Москве. Рассматривал свидетельства о болезни, письма и жалобы военнослужащих, сводил отчеты из ВВК округов, флотов.

Документы бывших военнослужащих, участников войны, рассматривал специальный отдел, которым  руководил полковник Степанов А.Н. Мы звали  его «командир». Участник войны. Под Сталинградом он получил тяжелое ранение ноги и  уволился по последствиям ранения. Несколько лет назад Степанов  вместе с женой трагически погиб в автокатастрофе по пути из Зеленограда в Фирсановку, где они постоянно жили в отцовском доме.

Я был в Фирсановке. Их дом стоял у самой платформы и железнодорожных путей. Отец Александра Николаевича всю жизнь проработал на Октябрьской железной дороге путевым обходчиком, но был очень культурным и образованным человеком.
 
Он любил и знал классическую музыку, «музицировал». В его доме бывал знаменитый певец Леонид Собинов. В комнате на стене в красивой рамке висела довольно большая фотография Собинова с дарственной надписью отцу Степанова. Текст, к сожалению, не помню.

Сейчас дома Степанова уже давно нет. Когда я на электричке проезжаю Фирсановку, в памяти возникает «командир». На месте его дома из красного кирпича построено многоэтажное здание непонятной архитектуры, возможно жилой дом, а может быть и административное здание.

...В Главном военном госпитале им.Н.Н.Бурденко я встретил некоторых офицеров, с которыми учился на факультетах в Харькове и Ленинграде, со многими познакомился. Устанавливал деловые контакты с лечебными отделениями, госпитальными ВВК и их председателями, врачами отделений. В госпитале работали четыре военно-врачебные комиссии.

Однажды в Управлении госпиталя в коридоре я увидел и с трудом узнал своего бывшего начальника медицинской службы САВО полковника Александра Федоровича Гусакова. Он сидел у двери кабинета начальника госпиталя, бледный, худой.

Мы тепло поздоровались, он спросил меня, как мне здесь служится, а я его о здоровье и поинтересовался, почему он в госпитале. Он грустно улыбнулся и сказал, что недавно главный хирург госпиталя убрал ему одно легкое.

Я сразу все понял. Через некоторое время узнал, что Гусаков умер – рак легкого. Он курил примерно так же, как заместитель начальника ЦВМУ МО генерал-лейтенант   Юров И.А. Одна сигарета кончалась, он прикуривал от неё другую. Итак, в течение всего рабочего дня. Заходить к нему в кабинет без противогаза было невозможно.

...Председатели ЦВВК менялись достаточно часто. После увольнения генерала Ефимова должность председателя комиссии несколько месяцев исполнял его заместитель полковник Киселев Дмитрй Михайлович. Затем начальником ЦВВК был назначен генерал-майор Баранник Владимир Алексеевич. Мы учились с ним в одной группе в Харьковском медицинском институте, четыре года жили в одной комнате в общежитии. На Военно-медицинском факультете Баранник служил в другом взводе.
 
Он перенес инсульт, но с хорошим исходом, получил звание генерал-майора, возглавлял медицинскую службу Белорусского военного округа. Пользовался большим авторитетом у заместителя начальника ЦВМУ генерала Юрова.

Встретились мы нормально, но он сразу дал понять, что хотя мы четыре года жили в одной комнате и учились вместе в институте, на факультете, но на службе чувство дистанции будем соблюдать.
 
В связи с «дистанцией» вспомнил еще об одном сокурснике П-о. Служил он начальником медицинской службы одного из военных округов. Получил генеральское звание. Стал недоступным для тех, с кем учился.

Мой однокашник рассказывал, что когда во время беседы с П-о он вспомнил, с кем вместе они учились на факультете в Харькове, тот резко сказал ему:
— Запомни! Для меня все однокурсники умерли!
И когда я в составе комиссии Тыла Вооруженных Сил проверял в этом округе работу окружной ВВК и госпиталей, мы с ним даже не разговаривали.

Баранник без конца ездил с проверками по округам и флотам и всюду брал меня с собой «как начальника штаба» и «главного советника». Клинической подготовки он не имел и поэтому проверку лечебно-диагностической работы в лазаретах, поликлиниках и госпиталях возлагал на меня и офицеров моего отдела.

С работой учреждений Баранник знакомился во время обходов. По окончании проверки с личным составом, например, госпиталя, проводился детальный разбор, который он, как правило, поручал всегда мне. Сам выступал несколько минут в конце разбора. По характеру был тверд, вспыльчив, упрям, недоверчив. Только мне он доверял полностью. Возможно потому, что мы знали друг друга с 1948 года.

В командировках он всегда жил в отдельном номере, чаще «люксе». Алкоголь почти не употреблял, но любил «чаевничать». Бывало, придет к нам в номер часов в 12 ночи или позже и дает мне команду:
— Доставай кипятильник. Хочу чаю.
Чай пил без сахара и только кипяток. Я не успевал выключить из розетки кипятильник, чай кипит, а он уже пьет.

Результаты проверки медицинской службы округа оформлялись секретным актом, примерно, на 50-70 листах. Первый экземпляр акта отправляли в ЦВМУ МО, второй – оставался в медицинском отделе округа или флота, а третий брали в ЦВВК.

Иногда акт получался слишком объемный. Сотрудники ЦВВК рассказывали, что покойный генерал Нечетов как-то говорил о таком акте:
— Его читать невозможно! Когда на него смотришь, начинает тошнить!

Начальники Управления Д.Д.Кувшинский, Ф.И.Комаров, как правило, читали наши акты. Особенно детально знакомился с актами И.А. Юров. Большинство страниц и фраз  подчеркивал красным карандашом.

На полях всегда были замечания и вопросы, адресованные медицинской службе и руководству ВВК округа или флота. Резолюции были достаточно грозными с указанием сроков устранения выявленных недостатков.

Подробная справка, об устранении выявленных ЦВВК недостатков, медицинской службой обязательно представлялась в ЦВМУ и ЦВВК, не позже месяца после окончания проверки. На ежегодных сборах председателей ВВК округов, групп войск Юров тщательно разбирал, указанные в актах недостатки, с соответствующими комментариями. По результатам наших проверок бывали и организационные выводы.

...Из редакции «Медицинской  энциклопедии» в ЦВВК пришло письмо с просьбой написать в новое издание несколько статей о военно-врачебной экспертизе. Баранник  поручил мне выполнить эту работу. Я все исполнил, а он только расписался под статьями. Моя подпись была второй.

Статьи: «Экспертиза военно-врачебная», «Расписание болезней»  были опубликованы в энциклопедии. За время службы и работы в ЦВВК я написал много статей по вопросам военно-врачебной экспертизы в «Военно-медицинский журнал», сборники научных работ Центральных госпиталей.

Мы проверяли работу окружных военно-врачебных комиссий в Московском,  Прикарпатском, Сибирском, Приволжском военных округов.

Ездили в Ригу, Тбилиси, Ленинград, Ростов-на-Дону, Одессу,
Ташкент.

На проверку в Ленинград мы приехали утром 10 мая. После того, как нас разместили в общежитии, мы попросили начальника ВВК округа полковника Щемелинина И.Г. отвезти нас на Пискаревское кладбище.

Повторяю - это было утро 10 мая. Мы обошли братские могилы. В 186 братских могилах похоронено 520 тысяч ленинградцев, умерших во время блокады, и военнослужащих Красной Армии. Там же похоронены мои дальние родственники, умершие от голода во время блокады. Поразило обилие красных тюльпанов на всех могилах. Тюльпаны люди возложили на могилы накануне. Но и в день нашего приезда сотни людей несли и несли цветы. Уходили мы с кладбища с тяжестью на сердце, молча.

Кроме проверки окружной военно-врачебной комиссии Ленинградского округа, наша комиссия проверила состояние лечебно-диагностической работы и военно-врачебной экспертизы в Ленинградской военно-морской базе.

В составе базы было всего несколько кораблей (принадлежность их я не запомнил), и несколько дизельных подводных лодок. Начальником ВВК базы был полковник медицинской службы. Фамилию, к сожалению, я не помню, а звали его Василий Егорович. Очень приятный, тактичный, опытный  врач.

Мы проверили небольшой госпиталь базы в городе Ломоносов. После проверки госпиталя Василий Егорович предложил нам экскурсию на дизельную подводную лодку, которая стояла у причала. Мы согласились, поскольку никто из нас никогда на ПЛ не бывал.

Нам предложили переодеться в матросские робы, предупредив, что иначе мы все будем в масле. Одели нас, и мы спустились в лодку. Теснота там была ужасная. Мы пробирались среди массы кранов, вентилей, через люки, отделявшие один отсек от другого. Люки были узкие и мы с трудом пролазили в них. Командовал лодкой капитан третьего ранга ростом около двух метров.

Когда он показывал нам свою каюту, генерал Баранник спросил у него:
— Как же ты здесь спишь?
Нам всем показалось, что каюта была чуть больше метра длиной. Он лег на койку, поднял ноги к потолку, сложился, как перочинный нож, и ответил:
— Вот так...

Матросы спали в торпедном отсеке в обнимку с торпедами. Командир показал нам кают-компанию, камбуз, перископ, и мы все с интересом заглянули в окуляр. Когда уходили с лодки командир подарил нам по тельняшке.
 
А когда мы уезжали с базы Василий Егорович подарил всем членам комиссии морские сувениры. Мне достался бронзовый штурвал на подставке с колокольчиком, которым очень любили играть мои внуки.

Забыл написать, что Василий Егорович возил нас в Кронштадт, тогда закрытый город. Добирались туда на большом военном катере. Дамбы еще не было даже на бумаге.

В Кронштадте проверили небольшой госпиталь. Здание, в котором он размещался, было огромное. Потолки высотой не менее 4-х метров.

Потом нам показали достопримечательности города - Морской собор, Летний сад, Итальянский пруд, памятник адмиралу Макарову, Морской музей.

За время службы в ЦВВК, где только мне не пришлось побывать. На проверки, как правило, мы ездили поездом, или летали самолетом в составе комиссии Тыла Вооруженных Сил. Комиссия была большая. Командующий ВВС выделял специальный самолет, который вылетал с аэродрома «Чкаловский» - недалеко от «Звездного городка». Кстати, Начальник Центральной врачебно-летной комиссии для офицеров и служащих ЦВВК однажды организовал экскурсию в закрытый «Звездный городок».

Мы осмотрели музей космонавтики в Доме Офицеров.  Там много подлинных картин космонавта Алексея Леонова. Водили нас на закрытую территорию, где размещались центрифуга, бассейн, тренировочный макет космического корабля.

Во время работы в Московском военном округе мы проверили окружной военный госпиталь в Подольске и гарнизонные госпитали – в Калинине и Горьком, где были на экскурсии на автозаводе (ГАЗ).

По сравнению с Волжским автозаводом (ВАЗ) этот завод был «каменным веком».  Дело было летом, рабочих отпустили в отпуска, и на конвейере работали школьники. Мы с интересом смотрели, с каким азартом они били деревянными молотками, вставляя лобовые стекла в «желтые такси»!

Поразились, как непродуманно организована работа конвейера. Деталь вначале везут в один цех, затем в другой, третий и она, проехав всю территорию завода, целый ряд цехов только потом попадала на конвейер. По сравнению с Волжским автозаводом это была просто какая-то дурная карусель.

В отдельном уголке цеха группа рабочих собирала машину начальнику Генерального Штаба ВС (нам об этом тихонько сказал главный инженер, который водил нашу группу по цехам). Подойти к машине не разрешили – в ней монтировались средства специальной связи.

Вместе с нашей комиссией по госпиталям ездил начальник окружной ВВК полковник   Дыгин Евгений Петрович. Он был уже в возрасте, прошел войну. Был начальником отдела кадров Московского военного округа. Организатор был сильный, экспертизу знал отлично.
***

В Прикарпатском военном округе окружной комиссией командовал полковник Косяк Иван Сергеевич. Мы учились с ним в 1972 году в Москве на первом цикле усовершенствования председателей окружных комиссий.

Нам показали старый и новый Львов, музей-заповедник «Личаковское кладбище», где похоронен Ярослав Галан, самую старую в СССР аптеку-музей, прекрасную Львовскую галерею искусств.

В галерею мы пошли с полковником Козловым. Не спеша обошли все залы и поразились богатству экспозиции. Запомнились картины Рубенса, Тициана, Гойи и других великих мастеров.  Понравились копии картин художника Г.И. Семирадского, который принимал участие в росписи Храма Христа Спасителя. Мы долго стояли у копии его картины «Христос у Марфы и Марии» (подлинник находится в Русском музее). Картина большая, какая-то солнечная, теплая.

Театр оперы и балета в Львове красивый и очень похож на Одесский оперный театр. Он также был построен в классических традициях с использованием элементов архитектурных стилей ренессанса и барокко, в духе так называемого венского псевдо ренессанса.

Потом нас повезли на экскурсию в Карпаты. Места там действительно сказочные. Леса, бурные реки, водопады. Ночевали мы на какой-то комфортабельной туристической базе в горах, на перевале. Из окон турбазы открывался чудесный вид на Карпатские горы.

Ужинали в ресторане турбазы, где сопровождавший нас заведующий Львовским областным отделом здравоохранения, после застолья, под бурные аплодисменты присутствующих в зале, прекрасно пел украинские песни. Запомнился «Киевский вальс» в его исполнении – «…Снова цветут каштаны…». Баранник (он был украинец) восторгался его пением до слез.

***

 Когда мы проверяли Сибирский военный округ, там стояла ужасная жара, а в Москве в это время было не больше 10-15 градусов тепла. Возглавлял тогда  окружную комиссию фронтовик полковник А.А. Целуев. Мы жили с ним в одной комнате, когда были на первом цикле усовершенствования по экспертизе. Он был очень культурный, грамотный, опытный  эксперт. Умер Целуев через несколько лет после нашей проверки.

В воскресенье нас возили на катере на какой-то остров на реке Обь, где мы загорали, ловили рыбу, жарили шашлыки, купались, играли в волейбол.

После проверки гарнизонного госпиталя в Красноярске нас повезли на экскурсию в заповедник «Столбы». Благодаря государственному заповеднику «Столбы» Красноярск известен во всем мире.

Это край причудливых скал, многие из которых имеют замысловатые названия: Токмак, Ферма, Дед, Перья. Еще есть Крепость, Львиные ворота, Майская стенка.
Очень красивое место. Фотографии, сделанные на реке Обь и в заповеднике «Столбы», хранятся в моем архиве.

По реке Енисей на быстром комфортабельном катере мы добрались на Красноярскую ГЭС. Нам разрешили осмотреть машинный зал. Он был длиной больше 300 метров и идеально чистым. Работали в зале всего несколько человек.

Поднимались на плотину, высота которой больше ста метров и длина больше километра. День был солнечный и с плотины открывался чудесный вид на сопки и реку Енисей.

***

В Приволжском военном округе запомнились города Куйбышев, Казань, Оренбург и Тольятти. Проверять госпиталь в Оренбурге Баранник отправил меня и полковника Козлова.

Были мы в городе Тольятти на Волжском автомобильном заводе. Прошли весь конвейер, а он длиной, наверное, больше километра. Когда шли вдоль конвейера обратили внимание, что рядом с некоторыми участками стояли, где два, где три, а то и пять автомобилей. Главный инженер пояснил, что эти машины вернули на участки контролеры из-за некачественной сборки определенных узлов.

Сходившие с конвейера машины проверяли две женщины, но такие, как говорят, «мужик и рядом не стоял».

Мат стоял многоэтажный. У обеих дам были сигареты во рту. Работали быстро, останавливать конвейер было нельзя. После проверки много машин эти дамы возвращали на участки для доводки.
 
Поразил своим размером и оснащенностью автодром (как большой стадион), где выборочно испытывались сошедшие с конвейера автомобили. Там, для выявления скрытых дефектов в машинах, специально были сделаны выбоины, ряд поперечных валов, ямы  с водой и другие препятствия.
 
Показали нам конструкторское бюро и музей завода, в котором были собраны со всего мира машины аналогичного класса. Видели мы тогда еще фанерный макет автомобиля «Жигули-8».

***
Во время работы в Забайкальском военном округе, кроме госпиталей в Чите и Улан-Удэ, было принято решение проверить небольшой госпиталь в городе Кяхта.
 
Город был основан по велению Петра Первого. Более полутора веков Кяхта являлась важным торговым центром Российской империи, через который проходил «Чайный путь». В уездной Кяхте тогда проживало 20 миллионеров. Через Кяхту в Россию пришел буддизм.

Расстояние от Улан-Удэ до Кяхты больше двухсот километров. Доехать до Кяхты мы не успели. Примерно на половине пути, на нашей машине поломался мотор, и мы остановились. Быстро темнеет, начинается метель, мороз усиливается, а мы с полковником Редовским в ботинках.

Дело было в феврале. Трасса пустынная, машин нет, а к ночи они и по хорошей погоде не едут. Чтобы не замерзнуть начали мы ломать изгородь у дороги (ограда от овец), чтобы добыть дров и разжечь костер.

Хорошо, что еще в Улан-Удэ кто-то из офицеров заставил водителя взять с собой топор. Спиртного у нас не было, согреться нечем. А на этой трассе многие замерзали в таких ситуациях, даже сжигая машины и весь груз.

Когда мы выезжали из Улан-Удэ, нам дали вместо воды две бутылки с соком можжевельника. Бутылки не выдержали мороза – лопнули. А раньше нас в Кяхту на «Волге» уехал полковник Вербицкий М.И.(старший группы) и с ним два офицера.

Не дождавшись нас в Кяхте (мы уже давно должны были приехать),  Вербицкий вернулся к нам и послал офицера в ближайший поселок Гусиноозерск. Там стояли наши войска. Попросил, чтобы прислали тягач для транспортировки нашей машины к ним на ремонт и забрали водителя. После того, как оттуда пришла машина, мы поехали в Кяхту.

В Кяхте был развернут небольшой госпиталь. Граница с Монголией была, примерно, в 200-300 метрах от госпиталя. С небольшой горки, просматривался весь монгольский гарнизон.

Поразил нас созданный в 1890 году местный краеведческий музей своей уникальной экспозицией. В Богом проклятой Кяхте, куда простому смертному и проехать было нельзя (пограничная зона), и такой музей!
 
Создали его сосланные в Сибирь декабристы. Мы ходили по залам, как зачарованные. Никто из нас такого уникального музея в небольших городах  других военных округов не видел...

Когда мы улетали из Читы в Москву, офицеры  окружной ВВК каждому из нас преподнесли большие букеты багульника. Он очень рано расцветает. Цветочки у него красивые, фиолетовые.

***

В Туркестанском военном округе Баранник отправил меня, терапевта Уманского М.А. и хирурга Четвертака А.М. в Кушку и Ашхабад с задачей проверить работу военных госпиталей.

В Афганистане еще шла война. Туда мы летели на военном вооруженном вертолете. В Кушке запомнилась высокая сопка с крестом на вершине и прилетавшие на ночевку стаи больших шумливых афганских скворцов.
 
Они ночевали в кронах густого карагача, который рос под окнами нашей гостиницы. Кричали они до темноты, а затем, как по команде, вдруг сразу замолкали. Кушка была самой южной точкой СССР.

 Из Кушки мы полетели на вертолете в Ашхабад. Летели низко вдоль государственной границы. Через иллюминатор вертолета хорошо просматривалась ограда из колючей проволоки и вспаханная полоса.

В Туркмении, где обитала половина змей всего СССР, было два питомника для змей. Один на границе с Афганистаном в Кушке, другой около Багандарского ущелья Западного Копетдага.

В Кушке нам показали большой серпентарий, огороженный высоким бетонным забором. Змеи (кобры, степные гадюки, щитомордники, эфы, гюрзы) ползали по песку, сухим деревьям и прятались от жары под ватными матрасами.
 
При серпентарии была лаборатория, где у змей брали яд, а затем их отвозили в пустыню и выпускали. Мы поразились умению заведующего питомником обращаться с огромными змеями.

Двумя длинными проволочными крючьями он небрежно доставал змей из-под матрасов, снимал с веток деревьев, заставлял их двигаться по песку. Мы, сбившись в кучу, стояли у входа, боясь шевельнуться.

Потом он повел нас в лабораторию. Мы обратили внимание на отсутствие нескольких фаланг пальцев у змеелова на обеих руках. Он улыбнулся и сказал, что это результат общения со змеями.

***

В Ташкенте в  окружной ВВК я встретил Вилю Мирсагатова, с которым учился в Харькове. У него был рак гортани. Он знал об этом, но держался молодцом. Перед отъездом мы простились с ним. Виля подарил мне чайный сервиз - красивые небольшие пиалы и чайник.

Проверяли мы окружной госпиталь в Ташкенте и гарнизонный госпиталь в Самарканде. Город Самарканд – древняя Мароканда – ровесник Рима, Афин, Вавилона, столица могучей средневековой империи, основанной Тимуром. Экскурсия по этому городу была очень интересной.

Нам показали обсерваторию Улугбека. Алишер Навои писал о нем так: «Улугбек, протянул руку наукам и добился многого. Перед его глазами небо стало близким и опустилось ниже. До конца света люди всех времён будут списывать законы и правила с его законов» (информация из интернета).

Через некоторое время после нашей проверки начальника госпиталя  арестовали за взятки.

В Ташкенте  ВВК возглавлял полковник И.Г. Коробушкин. Мы учились с ним в Ленинграде на факультете усовершенствования (он был в группе окулистов).

Он мало подходил на эту должность по своему мягкому характеру. Часто болел и вскоре умер от инфаркта. Все дела вершил в комиссии его заместитель полковник    Кривошеев. Именно он организовал для нас киновечер. Привезли нас в новый, только что открывшийся большой кинотеатр, где на одном из этажей был уютный небольшой кинозал. Стояли шесть или восемь больших кожаных кресел в неопределенном порядке.

Возле каждого кресла стоял сервировочный столик на колесиках. На нем было большое блюдо с чеканкой, хрустальные бокалы и самые разные напитки и фрукты.

Нам объяснили, что в этом зале для членов ЦК КПСС Узбекистана и высоких гостей демонстрировали новинки советского и иностранного кино, поступившие в Узбекистан. После просмотра в этом зале фильмов руководством Республики  они выходили на широкий экран.

После того, как мы,  закончив проверку, написали большой по объему акт, в клубе окружного госпиталя был разбор. Присутствовали все врачи госпиталя.

Как всегда, Баранник разбор поручил провести мне. Я не просто читал акт проверки, а должен был отдельные моменты комментировать. На сцене за столом сидели Баранник, начальник медицинской службы округа Каменсков и начальник госпиталя.

Когда я привел несколько примеров грубых недостатков в работе лечебных отделений, Каменсков,  до этого молча делавший какие-то пометки, наклонился к начальнику госпиталя и тихо, но очень резко сказал ему на ухо:
— Это что у тебя такое творится!? - и дальше уже была ненормативная лексика.

Я был поражен. Каменсков всегда спокойный, выдержанный, вежливый и вдруг такой взрыв. В зале этой тирады никто не слышал, а я, стоявший на трибуне, рядом со столом, за которым они сидели, прослушал её от начала до конца.

Начальник госпиталя стал красным, как рак. После меня с заключением выступил Баранник и еще добавил резкие выводы от себя. Наверное, это был один такой разбор и такая реакция на него начальника медицинской службы округа.

Шла война в Афганистане. Окружной госпиталь и все другие госпитали округа были переполнены. ЦВМУ приняло разумное решение транспортабельных раненых и поправляющихся больных переводить в госпитали не только соседних, но и дальних округов.

Некоторые раненые оказывались даже в Новосибирске, Красноярске.  Хирурги (других округов), которые только в институтах слышали о боевых ранах и травмах, столкнулись с ними вплотную. Для них это была хорошая школа.

Не помню, в каком году, в «ограниченном контингенте войск» вспыхнула эпидемия вирусного гепатита. Заболели сотни солдат и офицеров. По действовавшему тогда Положению о медицинском освидетельствовании, военнослужащим, переболевшим гепатитом, надо было предоставлять отпуск по болезни.

Срок отпуска зависел от тяжести перенесенного заболевания. Но отпустить переболевших по домам, значило развезти болезнь по всей стране. Эпидемиологи  категорически протестовали против предоставления отпусков.

Срочно организовали реабилитационные лагеря в Туркестанском военном округе, где долечивали переболевших гепатитом. В отпуск никто не поехал. Короче, проблем с «ограниченным контингентом советских войск» оказалось много. Помню, как мы вместе с инфекционистами, хирургами сидели в ЦВМУ ночами, создавая приказы и инструкции по этим вопросам.

***
 
Одесский военный округ мы  проверяли ранней весной. Город был укутан туманом. В нескольких метрах ничего не было видно. Жили мы в военном санатории на самой последней линии, рядом с маяком, на котором ревел «ревун» каждые пять минут. Звук у него был какой-то глухой, тяжелый, давил на уши.
 
Однажды в воскресенье, когда туман уже немного рассеялся, и стало теплее, нам предложили прогуляться по берегу моря и сходить на пляж «Аркадия». На этом пляже в любую погоду собирались знаменитые одесские преферансисты. На сложенных в виде скамеек лежаках, сидели игроки одетые в дубленки, теплые пальто, валенки, полушубки.

Вокруг них стояла, согнувшись от ветра с моря, толпа зевак. Нам сказали, что садиться играть с ними не рекомендуется. Уйдешь с пустым кошельком, без одежды в одних трусах. Играли они тремя колодами карт. После раздачи карт игроки смотрели их и почти сразу же бросали, объявив проигрыш или редко выигрыш.

По нашей просьбе нас отвезли на знаменитый одесский рынок  «Привоз». Мы ходили по рядам, слушая неповторимый одесский разговор покупателей и продавцов.
Это невозможно описать - это надо слышать!

Были на экскурсии в катакомбах, а вечер провели в оперном театре. Военный комиссар попросил кого-то из дирекции театра, чтобы нам до начала представления показали не только зал и фойе, а сводили за кулисы. Водил нас по театру художник по свету (так он представился) или, проще говоря, осветитель. Смотрели мы балет Родиона Щедрина «Кармен».

Будучи в Одессе, мы не могли не посетить знаменитую пивную «Гамбринус». Она  помещалась на улице Дерибасовской, но найти ее было довольно трудно благодаря ее подземному расположению.
                ***
 Вот как писал о ней Куприн А.И.
«Вывески  не было. Прямо с тротуара посетители входили в узкую, всегда открытую дверь. От нее вела вниз такая же узкая лестница в двадцать каменных ступеней, избитых и искривленных многими миллионами тяжелых сапог.
Пивная состояла из двух длинных залов. В пивной окон  не было.
Вместо столов были расставлены на полу, густо усыпанном опилками, тяжелые дубовые бочки; вместо стульев - маленькие бочоночки.
Направо от входа возвышалась небольшая эстрада, а на ней стояло пианино. Здесь каждый вечер, уже много лет подряд, играл на скрипке для удовольствия и развлечения гостей музыкант Сашка - еврей, - кроткий, веселый, пьяный, плешивый человек, с наружностью облезлой обезьяны, неопределенных лет. Проходили года, сменялись лакеи в кожаных нарукавниках, сменялись поставщики и развозчики пива, сменялись сами хозяева, но Сашка неизменно каждый вечер к шести часам уже сидел на своей эстраде со скрипкой в руках и с маленькой беленькой собачкой на коленях, а к часу ночи уходил из Гамбринуса в сопровождении той, же собачки Белочки, едва держась на ногах от выпитого пива.
Нет ничего удивительного, что среди портовых и морских людей Сашка пользовался большим почетом и известностью, чем, например, местный архиерей или губернатор. И, без сомнения, если не его имя, то его живое обезьянье лицо и его скрипка вспоминались изредка в Сиднее и в Плимуте, так же как в Нью-Йорке, во Владивостоке, в Константинополе и на Цейлоне, не считая уже всех заливов и бухт Черного моря, где водилось множество почитателей его таланта из числа отважных рыбаков.
К десяти-одиннадцати часам Гамбринус, вмещавший в свои залы до двухсот и более человек, оказывался битком набитым. Многие, почти половина, приходили с женщинами в платочках, никто не обижался на тесноту, на отдавленную ногу, на смятую шапку, на чужое пиво, окатившее штаны; если обижались, то только по пьяному делу  «для задера». Подвальная сырость, тускло блестя, еще обильнее струилась со стен, покрытых масляной краской, а испарения толпы падали вниз с потолка, как редкий, тяжелый, теплый дождь.
 Пили в Гамбринусе серьезно. В нравах этого заведения почиталось особенным шиком, сидя вдвоем-втроем, так уставлять стол пустыми бутылками, чтобы за ними не видеть собеседника, как в стеклянном зеленом лесу. В разгаре вечера гости краснели, хрипли и становились мокрыми. Табачный дым резал глаза. Надо было кричать и нагибаться через стол, чтобы расслышать друг друга в общем гаме. И только неутомимая скрипка Сашки, сидевшего на своем возвышении, торжествовала над духотой, над жарой, над запахом табака, газа, пива и над оранием бесцеремонной публики».

Мы выпили по две кружки пива, чтобы прочувствовать атмосферу этой знаменитой пивной, и купили на память оригинальный сувенир «Гамбринус». Когда я вернулся из командировки домой, первым делом нашел  книгу Куприна и, не отрываясь, прочел его знаменитый рассказ о пивной.
 
В Одесском округе мы должны были проверить еще госпиталь в Кишиневе. Из Одессы в Кишинев мы ехали на каком-то «дореволюционном», продуваемом насквозь ветром поезде. Ехали долго, хотя расстояние там не очень большое. Вагон громыхал, скрипел, стонал. Так и казалось, что еще минута, и он развалится вообще.

В Кишиневе после проверки гарнизонного госпиталя и военкомата нас повезли  на  винный завод в Криулянах. Он расположен внутри огромной горы. Это практически полностью подземный город с лабиринтом подземных улиц, протянувшихся более чем на 60 километров. Все улицы названы в честь сортов вин, так что можно побродить по улице Каберне, а потом посетить улицу Фитяска или бульвар Изабеллы.

По подземным лабиринтам нас водил главный инженер завода. У всех огромных бочек с различными винами мы останавливались и дегустировали вино. Около каждой бочки стоял большой графин и чистые стаканы. Закончилась экскурсия в огромном и очень красивом главном дегустационном зале.
 
Нам показали кресло, в котором сидел космонавт Юрий Гагарин и другие знаменитые посетители завода. Здесь снова была дегустация вин. Выходили мы, с территории завода покачиваясь, но впечатления о нем остались незабываемые.

P.S.Через несколько лет мы поехали с женой в Одесский военный санаторий. Семейные путевки мне прислал офицер Одесской ВВК подполковник Филимонихин. Он был у нас в Москве на курсах усовершенствования. В холле столовой санатория ежедневно перед обедом  кассир продавала билеты в местные театры. Мы решили с женой сходить в театр оперетты. Там играл тогда известный всей стране комедийный актер М.Водяной. Билеты нам достались плохие - на последнем ряду у входа в зрительный зал, правда крайние около двери. Театр был небольшой и с отличной акустикой. Вместо Михаила Водяного в тот день играл дублер. Смотрели мы оперетту «Вольный ветер» или «Севастопольский вальс» (точно не помню). Во время представления шторка, закрывавшая вход в зал, отодвинулась и в зрительный зал тихонько вошли два мужчины. В одном я сразу узнал Водяного. Они стояли возле наших кресел и, показывая рукой на сцену, что-то обсуждали шепотом. Через несколько минут они также тихо исчезли, как и появились. Так что Водяного, играющего в спектакле, на сцене мы не увидели, но зато он постоял рядом с нашими креслами.

***

В Северо-Кавказском военном округе комиссию возглавлял полковник Нестеренко Павел (отчество не помню), с которым мы были на первом цикле обучения председателей еще в 1972 году. Мы проверили окружной госпиталь и госпиталь в Новочеркасске. Я уже писал, как мы встретились в Ростове с Жорой Дзиковичем, с которым учились когда-то в Харькове, а с генералом Петренко я даже не разговаривал.

В Новочеркасске нам устроили экскурсию в музей Донского казачества. Впечатление было огромное. Музей очень богатый. Экспозиция нас удивила и поразила. Там были  ордена, оружие, знамена, богатая картинная галерея.

Потом нам показали  собор – второй по величине в России. Он был закрыт на уборку, но начальник госпиталя попросил батюшку дать нам возможность осмотреть храм. Внутри собор оказался еще большим, чем снаружи. День был солнечный и лучи солнца, проникая сквозь окна куполов, создавали изумительную картину. Скажу честно, нам не хотелось уходить оттуда.

***

Когда мы ехали поездом на проверку Прибалтийского военного округа, Баранник забрал меня к себе в СВ. Фирменный поезд назывался «Рижское Взморье».

Все проводники, в основном молодые симпатичные женщины, были в красивой форме, белых перчатках, пилотках. Поразила чистота в вагоне, обилие цветов.

В туалете было накрахмаленное полотенце, в мыльнице лежал кусок туалетного мыла и в вазе стояли цветы. Постели были застелены белоснежным накрахмаленным бельем.

Как только мы отъехали от Москвы, в купе пришла проводница с блокнотом в руках и спросила, что мы будем заказывать на завтрак (поезд из Москвы отправлялся вечером). Мы заказали яичницу с ветчиной и кофе.

До этого я много раз ездил по стране на поездах, но именно здесь впервые увидел настоящий сервис. Это был уже «загнивающий капитализм». Прибалтика оставила очень хорошее впечатление.

 Нас возили на экскурсию в Юрмалу, где мы гуляли по пустынным в то время года бесконечным пляжам и обедали в шикарном ресторане. Автомобильная дорога в Юрмалу была многополосная, без светофоров, выбоин и колдобин.

Местные жители называли ее «пять минут Америки». Личный автотранспорт в Юрмалу не пропускали. Надо было оставлять машину на стоянке и дальше ехать на специальных автобусах.

Мы были на хоккейном матче «Динамо» (Москва) – «Динамо» (Рига). В рижской команде в те времена играл известный хоккеист Хельмут Балдерис.

Повезли нас в знаменитый рыболовецкий колхоз под Ригой.  Именно там готовили тогда «шпроты в масле». На обед нам предложили массу рыбных блюд. После обильного обеда мы расписались в книге почетных гостей, где была запись председателя Правительства СССР А.Н. Косыгина.
 
А в Домском соборе мы были на концерте органной музыки. Музыку Баха исполнял известный тогда органист композитор О. Янченко. Нас предупредили, что во время концерта в зале категорически запрещено разговаривать, вставать с места.
На концерте были, в основном, пожилые люди. Рижане, которые были рядом с нами, молчали. Сидели с закрытыми глазами, слушая музыку.

Проверяли мы госпиталь в Калининграде, где нам показали могилу Канта, город. К сожалению, «Музей янтаря» в те дни был закрыт на ремонт.

Для проверки райвоенкомата мы поехали в район, к заливу где местные жители добывали янтарь. Найти янтарь нам  не удалось, но военный комиссар района повез нас к себе домой и показал свою мастерскую по обработке янтаря.

Каждому из нас он подарил по одной из своих работ – кольцо, кулон, брошку или бусы. Я привез что-то в подарок жене. Это был не ширпотреб, а произведение искусства.

После окончания проверки прощальный ужин состоялся в самом лучшем ресторане Риги. Запомнились вышколенные молодые официанты, которые не навязчиво нас обслуживали.

Начальник  комиссии Прибалтийского округа полковник Бакшутов подарил нам по картине «Домский собор» (я сохранил ее до сих пор) и по одной или по две бутылки «Рижского бальзама». Тогда этот бальзам был страшным дефицитом.

***

В Тбилиси  окружную ВВК возглавлял мой однокашник по Харьковскому факультету полковник  Геращенко Иван (отчество забыл). Между прочим, за время поездок по округам, я убедился, что очень многие мои однокашники по институту и факультету служили в органах экспертизы. Мы проверили окружной госпиталь в Тбилиси и гарнизонный в Кировабаде. Были на экскурсии в Гори в музее И.В.Сталина и древней церкови на окраине Тбилиси. Когда мы возвращались из Кировабада, заехали на коньячный завод, где мне преподнесли не очень большую (около пяти литров или больше) пластмассовую канистру с коньячным спиртом.Спирт мне пригодился, когда я в комиссии отмечал юбилей.

Перед отъездом из Тбилиси ВВК устроила прощальный ужин. На столах было такое обилие вкуснейших грузинских блюд, что не попробовать их просто было нельзя. В центре стола стояли бутылки с вином, которое любил «вождь народов».

Умер Баранник внезапно в Чехословакии во время проверки ВВК Центральной группы войск от разрыва аорты. На поминках я сказал о нем добрые слова, так как  знал его лучше других. Мы были знакомы с ним с 1948 года.

Повидать в те годы мне пришлось многие города страны, разные комиссии и известных людей. Общался с чемпионами мира по тяжелой атлетике Юрием Власовым и Леонидом Жаботинским.  Был на приеме в комиссии бывший член Политбюро ЦК КПСС Г.В.Романов.

Многих сотрудников ВВК округов и флотов уже нет на этом свете. Сколько прекрасных офицеров комиссий ушли из жизни.
   Упокой, Господи, их души! Пусть земля будет им пухом…