- Поставьте свою подпись вот здесь. Сначала невеста, а потом жених. Поздравляю! Вы стали мужем и женой. Можете поздравить друг друга!
Валя стояла, ни жива, ни мертва в красивом белом платье, которое сшила сама и белом веночке из искусственных цветов. Антон Иванович в строгом сером костюме казался помолодевшим и очень счастливым.
- Поздравляем! Поздравляем! Счастья вам и радости, детишек красивых и долгой жизни совместной!
Небольшое свадебное торжество они отмечали в кафе рядом с домом. Вале хотелось, чтобы всё поскорее закончилось. Она устала отвечать на любопытные вопросы подружек и коллег по работе, устала улыбаться и притворяться любящей и счастливой. На душе скребли кошки. Не такой она представляла свою свадьбу, свою семейную жизнь… А кого винить? Судьбу, мать, саму себя? Не виноватым был лишь её муж. Муж… Странно. Чужой, практически не знакомый ей человек стал её мужем. Нужно будет о чём-то с ним говорить, решать какие-то проблемы. Как-то всё сложится у них? Ладно, надо отбросить все эти мысли. В конце концов, ведь это всё ради детей. Ради её племянников и её собственного малыша, которого, как оказалось, она уже любит. Он колотит её ножками в живот, сообщает о своём присутствии. Да и Антон Иванович не докучает ей ничем. Вместе они уже ездили в детдом. Сообщили о своём намерении пожениться и начали собирать необходимые документы на усыновление детей.
Антон Иванович оказался очень грамотным человеком, общительным, улыбчивым. Умел убедить, подсказать, что нужно сделать в той или иной ситуации. Рядом с ним Вале было легко и спокойно. Ну, а как будет дальше, жизнь сама подскажет, она всё расставит по своим местам.
Анечка и мальчики скакали от радости, узнав, что скоро их заберут домой. Очень тепло они приняли и новость о том, что Валя и Антон Иванович поженились, и скоро у них появится малыш.
- Как здорово! – хлопала в ладоши Анечка. Значит, у нас будет сестрёнка или братишка, а главное, что у нас будет самая настоящая семья! А можно мы будем звать вас мама Валя и папа Антон? Ведь малыш вас будет звать папой и мамой, так зачем же ему объяснять, почему мы вас не так называем?
- Конечно, конечно! – обрадовался Антон Иванович. – Вот умница! А я не знал, как вам предложить такое. Ведь у вас были и мама, и папа. Забывать их, конечно, нельзя. Но ведь сейчас всё изменилось. Вы же все наши дети теперь! Нам будет это очень приятно. Поверьте, очень! А меня можно звать папа Тоша – так легче и лучше, я думаю.
- Папа Тоша, папа Тоша! – радостно подхватили мальчишки и повисли на шее улыбающегося мужчины.
- Валюш, может, и ты будешь называть меня просто Антоном? А то перед детьми как-то неудобно. Понимаю, что это тебе непросто сделать, но так будет лучше для всех. Ведь мы же теперь семья. Ты привыкнешь постепенно, - Антон Иванович с мольбой посмотрел на Валю.
- Хорошо, я постараюсь, - улыбнулась она в ответ, видя сияющие лица детей.
Жизнь закрутилась, как колесо обозрения. Валя откуда-то сверху наблюдала за переменами в её жизни. Антон вместе с детьми обустраивал всё в своей комнате. Решено было, что мальчики будут жить у него, а Анюта с Валей – в Валиной комнате. В выходные все дружно ходили по магазинам, закупая новую мебель, одежду для детворы и присматривая приданное для малыша. Совместные прогулки, покупки, суета очень сблизили всех. Валя на удивление легко перешла на «ты» с мужем и спокойно называла его по имени, иногда даже шутила и давала всяческие распоряжения по устройству быта. Они с Анютой частенько хозяйничала на кухне. Валя учила девочку лепить пельмени, резать салаты, крутить мясо для котлет.
- Вот молодцы! Хозяюшки наши, - подбадривал их заглядывавший на кухню Антон Иванович! – До чего у вас всё вкусно получается – пальчики оближешь!
Мальчишки соглашались с ним, дружно кивая светлыми головами и снимая в очередной раз «пробу» с котлет или пирожков с капустой и картошкой. А потом спешили к себе в комнату, чтобы заняться чисто мужскими делами с отцом.
Весна пролетела совсем незаметно. Лето выдалось жарким. Пышно цвели цветы на клумбах, дождик был редким гостем и в июне, и в июле. Но это почему-то не особенно огорчало. Уйдя в декрет, Валя много гуляла, шила для маленького распашонки, ползунки, чепчики. Вместе с детьми они частенько играли на детской площадке во дворе дома. Там были качели, на которых мальчишки могли качаться часами, горка и большая песочница, в которой Аня учила братьев лепить пирожки и варить суп из листьев и веточек.
Вместе с Анютой они с удовольствием ходили по магазинам, покупая всё для школы: форму, портфель, тетради, ручки и прочую необходимую мелочь. Ванюшку и Митю Антон устроил в детский сад. Он был совсем рядышком с домом, и утром муж, уходя на работу, забирал с собой мальчишек, а Валя с Анечкой оставались хозяйничать дома. Дел было немало, ведь семь была большой.
- Ой, как же я за вас рада, Валечка! – не уставала почти ежедневно повторять Софья Абрамовна. – Как рада! Ты вон как повеселела, похорошела! Всё у вас будет хорошо! Вот малыш родится, и ещё ближе вы все друг другу станете! Мне кажется, что у тебя мальчик будет. А Антон Иванович прямо светится весь! Помолодел лет на десять, всё что-то мастерит с мальчишками. Хорошим он им отцом будет. Они от него и не отходят почти.
- Да, я рада, что всё так складывается. Только вот так мне неудобно перед ним – ведь я ему никогда не смогу быть настоящей женой. Он хороший, заботливый, внимательный и ко мне, и к детям, но любви-то к нему у меня нет. И не будет никогда! Любовь ведь купить невозможно! Она может только вспыхнуть, зажечься в один момент и полыхать так, что не потушишь. А спокойная жизнь, рассчитанная, расписанная по параграфам любви не приносит…
- Как знать, милая моя, как знать. Иногда тепло и дружеская поддержка бывают намного дороже любви. В моей жизни вообще такого не было. Да и любви не случилось настоящей, а вернее, никакой. Был в детстве мальчик, который нравился, а дальше и не было ничего. Мы жили в Одессе, потом отца посадили, обвинив в каких-то махинациях. Евреев ведь никогда не жаловали особо. Время было тяжёлое – тридцать седьмой год. Репрессии… Тогда хватали каждого подозрительного, писали кляузы друг на друга, доносы. Нас выселили из квартиры, пришлось уехать из города. Мне было всего семь лет, а сестре двенадцать. Перебрались к бабушке в деревню. Голодно, холодно, тесно. Работы никакой. Перебивались тем, что выращивали на огороде. Затем война… Маму и бабушку в сорок втором немцы расстреляли, сестру в Германию отправили, а меня соседка – старушка спрятала, потом к партизанам переправила. Почти всю войну я в землянках с ними провела. Ну, а дальше – детдом, работа, вечный страх и борьба за существование. Вот и вся жизнь. Хорошего и вспомнить нечего. Вот уже пенсионеркой стала, а ни родных, ни близких. Вот только Аэлита радует. Она для меня и есть моя семья. – Софья Абрамовна замолчала, задумавшись о чём-то своём.
- А сестру вы не искали? Ведь война так давно закончилась. Ничего о ней не знаете?
- Конечно, искала, да ничего не нашла. Что я о ней знала? Их тогда целый эшелон мальчишек и девчонок в Германию отправили. Наверное, и фамилии никто не спрашивал. Германия же не деревушка, кого там найдёшь? Где она, что с ней, жива ли вообще – не знаю.
- Да… Страшно как! Я знаю, как это тяжело, совсем без родных остаться. Вот у меня и мать есть, да не роднимся мы совсем что-то, не нужны мы ей совсем. После смерти брата она так и не хочет со мной общаться. Наверное, боится, что детей навяжу ей. Но ведь они её внуки! Как же так можно? Надо бы с Антоном поговорить о Вашей сестре. Он придумает, как и что сделать. Может что-то через своё военное ведомство сумеет выяснить, теперь ведь возможностей сколько угодно. Это раньше вся информация закрыта была, а теперь многие архивы рассекречены.
- И, правда, Валечка! Ты поговори с Антоном Ивановичем, вдруг и разузнает что-нибудь. Может и мне счастье улыбнётся под конец жизни.
- Обязательно улыбнётся, Софья Абрамовна! Обязательно!