- Корин, Корин, просыпайся! – чья-то рука осторожно тронула плечо девушки, - Просыпайся, открой глаза!
Ничего не понимая спросонья, Корин встрепенулась и села; недоумённо осмотрелась по сторонам – река, берег, лес…потом увидела, что сама она сидит в лодке, и сразу всё вспомнила. Они же теперь беглецы!
Похоже, она незаметно для себя заснула во время давешних разговоров, и проспала немало – солнце стояло уже низко.
- Ох…что же вы меня раньше не разбудили? Я бы подменила кого…соня я несчастная, сплю без всякой совести!
- Успеешь подменить! – отмахнулся Эрмунд, - Мы сейчас на берег выйдем, ноги разомнём и перекусим. А вот потом тебе Кэйлу в самый раз подменить надо будет, она вообще неизвестно когда в последний раз спала нормально.
Кэйла действительно выглядела неважно: бледная, под глазами тёмные круги, движения вялые и неточные. Корин в очередной раз поразилась её силе и выносливости: как может человек столько вынести? Несколько дней и ночей провела в лодке, работая веслом без передышки, потом, по приезду, поспала полдня – и в засаду. Надышалась дурмана, потом снова бессонная ночь со сборами в дорогу, потом опять весло в руках…
- Где у нас огурцы? – хлопотал между тем Эрмунд, - Девочки, вы все огурцы с грядок собрали? Вот эти, перезрелые, отложите в сторону, они на семена пойдут, когда на новом месте обустраиваться начнём. Тарелки где? Мы их дома не забыли?
- Отец, всё здесь! – Кэйла достала тарелки, кубки, ножи – Вот, держи; а чем мы ужинать будем, холодной курятиной в жиру? Может, я костёр разведу и хоть немного её разогрею?
- Нет, костёр нам сейчас никак не нельзя! Если за нами уже идут по следу, то этот сигнал « мы тут» издалека заприметят, да ещё и спасибо скажут, мечом или стрелой.
- Если знать, из чего разводить, то дыма никакого не будет, - возразила дочь, - ну да ладно, нельзя – значит, нельзя.
Залитые жиром и маслом кусочки тушёной курицы и в самом деле были не очень-то вкусны, к тому же их в спешке ещё и посолить забыли. Но зато, вместе с лепёшкой, они быстро заглушили противное чувство голода, терзающее пустые желудки беглецов.
- Ну, теперь можно и винцом запить! – отшельник достал кувшин с узким горлом, раскупорил и разлил вино по кубкам, - Дочка, тебе я побольше налью, и немного мёда туда положу. Как выпьешь – сразу иди в лодку и ложись спать, тебе силы восстанавливать надо, пока совсем не свалилась. Мы с Корин тут сами всё соберём, а потом путь продолжим.
- В следующий раз, когда к берегу пристанем, я на охоту схожу! – недовольно пробурчала Кэйла, - От этой жирнющей курицы того и гляди мутить начнёт. Горячего жаркого бы…иначе мы далеко не уплывём, выдохнемся.
- Опять ты за своё – костры палить? – возмутился Эрмунд
- Мои костры дыма не дают! А чтобы целыми днями веслом работать, не курочка с огурчиком нужны, а добрый кусок жареного мяса!
- Ладно, не горячись, завтра видно будет. А теперь марш в лодку, и спать!
Кэйла возражать не стала, и уже через минуту сладко спала в лодке, привалившись спиной к тому самому тюку, который недавно служил подушкой для Корин. А девушка и Эрмунд остались на берегу: Корин вымыла посуду, сложила её, отшельник же засунул оставшиеся припасы на прежнее место, под скамью.
Неторопливо и размеренно несла река свои воды: тишина, умиротворение, свежий воздух…казалось, эта идиллия должна вселять в головы только самые спокойные мысли. Однако неспокойно на душе было у старого отшельника: он опять ворошил в своих думах самые разные вопросы, тревожные и порою кажущиеся невыполнимыми. Тревожило его следующее: что, если добравшись до нужного места, они не обнаружат там никакого жилища? Или, допустим, дом есть, но от старости развалился? Или еще что-то? Осень близится, а вместе с ней придут холода и дожди; если самые худшие опасения подтвердятся, удастся ли в короткий срок соорудить новое жильё, пригодное для проживания?
Эрмунд устало откинулся на траву, вытянул ноги и вздохнул; Корин, хоть и не хотела лишний раз беспокоить его вопросами, однако всё же не утерпела:
- Дедушка Эрмунд, вот ты как-то упоминал про диких людей, что где-то в лесах обитают…получается, что мы сейчас плывём к их владениям, на север?
- Да, это так, в ту сторону движемся. Но я думаю, что те места гораздо дальше, мы до них не дойдём, свернём раньше.
- Ты ещё про каких-то чудищ говорил…
- Есть такие; к западу отсюда лежит горный кряж, старый лес там расступается или даже вообще кончается. И вот в горах тех кое-где гнездятся крылатые ящеры, порождения давно ушедших времён. Мало их, людям редко на глаза попадаются, но всё же иногда являют себя человеческому взору. Огромные, клыкастые, запросто могут человека схватить, поднять в воздух и унести в своё логово. Однако это далеко отсюда, там начинаются земли Торанны, и туда мы не пойдём. В наши же края ящеры не залетают, потому как в лесу со своими крыльями они просто не развернутся.
Куда опаснее для нас звери, что живут там же, где и дикие люди, к северу от нашего края. Похожи на огромных кошек, побольше медведя будут; клыки в локоть длиной, человека вмиг перекусят. Подкрадываются бесшумно, нападают внезапно…хотя, по правде сказать, давно их тут не видели, на моём веку не встречались.
- Бр-р! – поёжилась девушка, ей уже начали мерещиться безжалостные глаза неведомого хищного зверя, следящие за ней из сумрака чащи.
- Они, как я уже говорил, дальше на севере. Могут, конечно, и сюда забрести, если захотят; в лесу им соперников нет – даже медведи от них в страхе бегут.
Корин снова поёжилась и боязливо огляделась: становилось страшновато здесь, на берегу, где за спиной темнела густая стена леса. Всё-таки на лодке, посреди реки, как-то спокойнее…
- Не бойся раньше времени, нет тут никаких чудищ! – усмехнулся Эрмунд, - У нас есть верные союзники, птицы. Они, если большого хищника увидят, такой гвалт поднимут, издалека услышишь!
- А ночью? Ночью-то птицы спят?
- Ночью мы к берегу приставать не будем, будем плыть. Кэйла к тому времени выспится, меня сменит. Я малость прикорну – и тебя подменю; так и будем двигаться, остановки же – лишь для трапезы.
- Ну вот, опять ты, дедушка Эрмунд: «Малость прикорну и тебя подменю!». Или я к работе не привычна?
- Уж больно ты худенькая и слабенькая!- покачал головой Эрмунд, - Ты ведь после своего странствия по лесу ещё и окрепнуть не успела, а тут снова в путь. Кэйла же, хоть тоже с виду стройная да худощавая, на самом деле очень сильна, потому что, как я уже рассказывал, с малых лет и по дому всё делала, и с оружием упражнялась. Как хватит топором по полену – только щепки летят!
Призналась она мне однажды, что как-то в трактире сцепилась с приставшим к ней выпивохой: тот обидное словечко отпустил, а дочка не сдержалась и так хватила его кулаком в челюсть, что наглец без чувств на пол повалился, водой потом откачивали. Кэйлу с тех пор в окрестных селениях очень уважать стали! Такая вот она, моя дочка, несмотря на то, что кажется спокойной и неразговорчивой.
- По-моему, я её раньше видела….- задумчиво промолвила Корин, - она ведь упоминала, что и в нашем селении бывала, и шкатулку у нашего мастера приобрела. Да, скорее всего, видела, вроде бы смутно припоминаю.
- Наверное, видела, она же все наши земли исходила, только на юге не была – лесов там мало, охотиться негде. Чаще всего либо на восток, к Арнейму хаживала, либо на запад, в Торанну; и старалась при этом не отдаляться от границы лесных угодий.
Эрмунд замолчал и вновь задумался о чём-то своём; а Корин смотрела на свернувшуюся в лодке охотницу, и сравнивала себя и её. Обе выросли без матерей (а Корин ещё и без отца), но какое же разное детство выпало им на долю!
- Неправ я был, что удалился от людей, и дочь росла дикаркой в этой глуши. – казалось, отшельник очень хорошо чувствовал мысли девушки, - У других детей были друзья, подруги, игрушки, игры всякие детские…а что Кэйла видела, кроме древесных стволов да диких зверей? Может, и мать её сейчас была бы жива, окажись рядом с ней кто-то из людей в тот роковой час: помогли бы, обогрели, выходили…однако никого рядом не было, да и не могло быть в нашей глухомани. Эх…всю жизнь себя виню, что когда-то поддался искушению уединиться, да и ушёл прочь, от людей подальше! Остановил бы себя тогда – и супруга моя здравствовала бы, и Кэйла давно бы уже замуж вышла и внуков мне нарожала…
Он отвернулся, поднёс ладонь к глазам; конечно, Корин прекрасно поняла, что означал сей жест. Не желая мешать расстроенному старику, она тихонько встала и спустилась к лодкам…
Вскоре снова тронулись в путь: Эрмунд сидел на корме, направлял лодку туда, куда следует. Корин примостилась в носовой части, на большом мягком тюке с одеждой, и на этом же тюке с другой стороны спала Кэйла.
Тихо…только плеск вёсел, редкие птичьи голоса, да рыба иногда ударит хвостом. Словно и нет никакой войны и смертоубийства, безжалостных преследователей, что ищут где-то там, позади, след беглецов. И жизнь, подобно реке, течёт размеренно и неторопливо…
Она, река, и в самом деле была весьма спокойной, тихой, и то, что приходилось плыть против течения, почти не чувствовалось – настолько слабым оно было. Однако русло своё река проложила очень своенравно: то извивалась змеёй, и один поворот почти сразу сменялся другим. То вытягивалась почти в прямую линию, и тогда предстоящий отрезок пути можно было проследить далеко вперёд.
- Корин, ты слышишь? – вдруг прозвучал голос Эрмунда
- Что, дедушка Эрмунд?
- Пока не могу понять…прислушайся и ты.
Некий непонятный, необъяснимый далёкий звук вдруг появился где-то там, в безмятежно дремлющих чащобах старого леса. Сначала походил он на шелест листьев под ногами; потом стал нарастать, и из шелеста превратился в гул, а затем и в рокот. Заголосили, взвились вдалеке птицы, застилая небо большими стаями, и прямо по берегу, не обращая внимания на людей, вниз по реке промчалось несколько оленей. И неизвестно почему взволновалась и покрылась рябью ещё совсем недавно зеркальная гладь воды.
- Надо дочку будить! Кэйла, Кэйла! – Эрмунд несколько раз толкнул ногой в сапожок дочери. Та мигом вскочила, огляделась…и замерла, пытаясь понять, что же такое происходит.
- Отец, что это?
- Ох, что-то неладное! – отшельник казался не на шутку взволнованным, - Ничего подобного я не припомню, давайте-ка побыстрее на берег выбираться!
Рокот всё приближался, становясь с каждым мгновением басовитее, мощнее, и в унисон ему вторили птицы, прямо-таки разрываясь на части в своих истошных криках. А потом беглецы увидели ЭТО: из-за речного поворота вылетела огромная, в полтора – два человеческих роста волна и устремилась прямо на судёнышки. Казалось, всё сметал на своём пути ревущий пенный вал: в крутящихся завихрениях мелькали коряги, сучья, вырванные с корнями прибрежные кусты и даже целые деревья.
- К берегу! – отчаянно завопил Эрмунд, - Корин, что есть мочи, греби, греби!
Тщетно: вал нёсся с такой скоростью, что и десяток дюжих гребцов не осилил бы то небольшое расстояние, что отделяло лодки от берега. А тут ещё одеревеневшие от страха руки совсем перестали повиноваться…
- Держитесь! – крик отшельника почти потонул в надвигающемся рёве, - Держитесь, сейчас ударит!
Беглецы судорожно вцепились в борта лодок, а водная стена уже нависла над ними, закрывая половину неба мутным пологом. У Корин перехватило дыхание, она зажмурила глаза, и…
И произошло нечто непостижимое: стена разделилась на две части, в ней образовалось подобие прохода, уступая место лодкам. Огромные волны прошли по обеим сторонам от покачивающихся судёнышек, снова сомкнулись за ними в единый вал, и этот вал так же стремительно помчался дальше, уже через пару мгновений исчезнув за ближайшим поворотом. Остались только рябь на реке да быстро стихающий гул.
Долго и недвижимо сидели в лодке путники, и никто не в силах был вымолвить ни слова, ибо столь велико было потрясение от увиденного и пережитого. Лишь когда вдалеке стихли последние отголоски звуков, сопровождающих страшное явление, Кэйла едва слышно прошептала:
- Отец…что это было…?
Отшельник не ответил; нагнулся, извлёк из-под скамьи кувшин с вином и жадно припал к его горлышку. Пил долго, не отрывая от губ, и опустошил, наверное, не меньше половины кувшина. А затем всё так же молча передал сосуд Кэйле; от Кэйлы кувшин перекочевал, в свою очередь, к Корин. Терпкое кисленькое вино немного успокоило и привело в чувство, и все трое почти одновременно вздохнули с несказанным облегчением.
- Хельды… - пробормотал старик, - хельды чистят реку…да, теперь я вспомнил, именно так мне и говорили…
- Хельды…- эхом повторила Кэйла – хельды…не может быть…это же древние былины, сказки…
- «Хельды чистят реку». – Эрмунд, судя по всему, повторял строки из какого-то предания, - да, именно так оно и происходит, как утверждали мудрецы: «Встанет пенный вал и пройдёт стеною, унося всё лишнее, оставляя нужное». Давайте-ка пристанем к берегу, надо в себя придти…
Берег заметно изменился: исчезли коряги, сучья, полусгнившие стволы невесть когда поваленных деревьев, да и сама береговая линия стала поровнее. Странная фраза «Хельды чистят реку» как нельзя более точно соответствовала тому, что стало с рекой после пронесшегося по ней грозного вала.
Эрмунд едва держался на ногах; с трудом ступил на берег и тут же сел. Впрочем, и Кэйла с Корин чувствовали себя ненамного лучше: руки дрожали, в коленках появилась противная слабость.
- Хельды…неужели это они и были? – Кэйла никак не могла свыкнуться с мыслью, что старые сказки вдруг обернулись явью, - Но зачем…для чего?
- Нам, людям, не понять их помыслов, - пробормотал отшельник, - как непонятно пониманию мелкой зверушки то, каким образом люди разжигают огонь. Ты заметила? Волна нас не тронула, открыла дверь, и мы в неё проскочили.
- Да, волна нас не тронула...и от этого мне ещё страшнее, - призналась охотница – лесные духи из старых сказок, творившие чудеса в незапамятные времена…я думала, что они там и остались, в тех временах. А теперь…теперь они здесь?
- Они всегда были здесь! – уверенно и даже несколько торжественно ответил Эрмунд, - С тех самых пор, как появился мир – появились в нём и хельды, изначальные обитатели и властители земель… и жаль, что люди забыли это, считая настоящими хозяевами себя!
Глава 12: http://www.proza.ru/2014/01/28/58