На цветочном развале, прохаживаясь мимо корзинок, ведер, стеклянных банок с чудесами флористики, Городецкий размышлял о природе женских пристрастий. В данном случае его интересовало, какие цветы могли бы понравиться ей? Цветов было много. Символика, утверждавшаяся в них веками, развязывала руки, но в то же время стесняла, ибо она была не обычной женщиной. По крайней мере, так уверял Сеня Копчик. Выбор пал на букет камелий. Хотелось найти что-нибудь розовое, совсем уж неземное, но бабка, хозяйка цветов, в ответ лишь пожала плечами, заверив попутно, что цветы у нее только белые.
—Вы лучше в Херсоне не найдете. У меня даже партийные покупують!
Сеня ждал друга с утра. В холодильнике томились в предвкушение встречи шесть бутылок «Николаевского» пива. Для такой встречи он с удовольствием купил бы ящик, но — увы. Мелкий бизнес, которым они время от времени пробавлялись с Женькой, хромал и тянул, в лучшем случае, лишь на скромный шашлычок на природе.
Сеня жил в частном доме, в небольшом переулочке с трогательным названием «Шкiльный». Не так-то легко было найти. Хорошо, что в письме еще загодя был подсказан маршрут, а главное, ориентир — «Рыбтюлька». Это жаргонное обозначение моручилища рыбного флота в Херсоне знали все. Сеня жил рядом с «Рыбтюлькой».
—Саша, ты?— вскрикнул он, раскрыв на звонок свою дверь. — Наконец-то!
На несколько секунд они поприжали друг друга в объятиях.
—Моя жена, познакомьтесь, — сказал, отступив в сторону, Сеня. — Я много ей рассказывал о тебе.
В глубине комнатушки, в которой ютилась семья, стояла, опершись на стол ладонью, довольно эффектная дама за тридцать.
О Тане, жене Сени Копчика, ходили легенды.
—Могу заявиться домой, когда угодно, — хвастал не раз Сеня. — Пьяный, с друзьями, пусть даже под самое утро. Ни слова в упрек! Будто так все и надо. Иногда поднимаю ее среди ночи. Таня, прошу, сыграй что-нибудь для моих друзей! И она встает и играет. На рояле, на скрипке, на чем попрошу. Так любит меня!
Он рассказывал непостижимые вещи. Просто Шекспир какой-то, «Ромео и Джульетта»!
—Вам, Танечка, — протянул свой букет Городецкий. — Я тоже много слышал о вас.
—Наверное, гадость какую-нибудь, — пробурчала Джульетта, отходя от стола.
Взяла цветы и тут же отбросила их на крышку стоявшего у входа черного фортепиано.
Небрежно, как хлам, омрачающий более-менее культурный пейзаж.
—Меня этим не купишь, — сказала хлестко, — я не девочка. Мне важное другое: твой друг мне должен, и я хочу узнать, когда он вернет мои деньги?
Городецкий оторопел. От неожиданности у него даже слегка отвисла нижняя челюсть. Он, как дурак, возился с цветами, выбирал еще, чтобы было не только красиво, но и с каким-то смыслом. И что? Уж бог с ним, с этим бесцеремонным тыканьем незнакомому человеку, но, ко всему, еще какие-то претензии!
—Я содержу его уже три месяца, — продолжала она, дерзко глядя ему в глаза. — А у него еще дочь. Это что, шутки, что ли?!
Сеня при этом стоял в сторонке и молча разглядывал пол. Взглянув на него, гость сообразил, наконец, откуда дует ветер. Запутавшись в семейных грехах, Копчик, видимо, решил прихвастнуть, представив его Крезом, Саввой Морозовым, альтруистом, сажающим пятаки в Стране дураков. Но, так или иначе, ждали дела, надо было пока где-то пожить в чужом городе!
—Сколько он должен?— спросил Городецкий.
—Сто двадцать рублей! — торжественно провозгласила дама.
В ее устах это прозвучало примерно, как сто миллионов. Достав из пиджака пачку пятирублевок, Городецкий отсчитал нужную сумму.
—Я отработаю! — с благодарностью шепнул ему прослезившийся от умиления Сеня.
Эти слова проскользнули мимо ушей. В тот момент Городецкий пытался представить, что было бы, если бы он заявился в этот дом ночью, пьяный и без копейки в кармане. Стал, интересно, бы Сеня будить эту экстравагантную дамочку? И что бы она, если б встала, сыграла им? На скрипке или на рояле — не важно. В любом случае, подумал гость, мало б обоим не показалось никак.
1980