24.
Ликующий веселый март приносит с собой неумолчную капель, теплые солнечные дни, наполненные птичьими голосами, - и словно опьяняет людей. Все ходят веселые – даже та часть населения, у которой зачастую не хватает денег на проезд в обыкновенном транспорте. Никто не жалуется на слякоть. Весело ездят по улицам машины, разбрызгивая лужи, снежные сугробы сереют и оседают, везде журчат ручьи. Всё вокруг празднично, ярко, звонко. Приятно пахнет тающим снегом и солнцем.
Лед на Пересвете и на Пороге вздулся и посинел. На деревьях и кустах местами начинают появляться первые робкие почки. Ночами еще бывают морозы, но днем неизменно тепло. Черные, влажные стволы деревьев и ветви кустарников словно оживают после зимы; чувствуется, что весна пробудила их, и они уже не уснут вплоть до новых осенних холодов, пока не потеряют все листья, которые сейчас еще даже не появились; они ждут апреля, чтобы родиться на свет.
У молодоженов, Миляшиных и Карпа с Машей кончаются их «медовые полумесяцы», и они выходят на работу – все, Кроме Кати. Катя пытается устроиться в какую-нибудь из больниц, но ей отказывают, даже не взглянув на ее диплом и трудовую книжку, и сообщают, что у них и без того сокращение. Катя огорчена, но Миляшин-старший звонит Мернику и просит устроить его супругу медицинской сестрой. Ефим Евгеньевич обещает. Через час он звонит и веселым голосом объявляет, что его добрый знакомый, который содержит частную наркологическую клинику на Приречной улице, очень нуждается в опытной медицинской сестре. У него уже есть четыре медсестры, но он с удовольствием возьмет человека, у которого пятнадцатилетний стаж работы. Врача зовут Антон Борисович Долгих; он двадцать лет проработал наркологом в городской больнице, а недавно основал частную клинику под названием «Скорая помощь». Его пациенты – богатые наркоманы, такие же богатые пьяницы и просто люди, которые не могут самостоятельно выйти из случайных запоев. Врач ожидает Катерину Алексеевну завтра в десять утра с документами; его адрес: Приречная, дом двенадцать.
Катя очень довольна и горячо благодарит Гришу и Мерника. Вечером Григорий Степанович осторожно спрашивает:
- А ты справишься, Катюш?
- Конечно, - уверенно отвечает она. – Я, правда, всего два года работала в наркологии, но всё-таки работала, и мной были довольны. А в хирургию я перешла, потому что там платили больше.
- Ну, здесь тебе много будут платить, - улыбается Григорий Степанович. – Мерник сказал: если врач будет тобой доволен, ты будешь получать почти тридцать тысяч.
У Кати нет слов. Она решает сделать всё, чтобы Антон Борисович остался ею доволен. Тридцать тысяч для медицинской сестры это нечто совершенно необычное, сказочная зарплата!
А Конька, пышно справив свое совершеннолетие в темном семейном кругу (и отдельно с приятелями у Марата Хаджиева) уезжает утром в субботу вместе с Данькой в Темнево на электричке. Он везет маме подарок от бабы Зины и Кати: блинчики со всевозможными начинками, очень вкусные. Их много: целый большой пакет.
Данька ест сливочное чистодольское мороженое (крем-брюле) и, сидя у окна, напротив Коньки, с самозабвенным восхищением смотрит на пролетающие за окном пейзажи. Он ездил на электричке всего четыре раза в жизни – и теперь испытывает ни с чем несравнимое счастье езды по железной дороге. Его душа уже словно не в нем, не с ним; она точно стала единым целым с прекрасным весенним пасмурным небом, с пролетающими за окном черными лесами, где земля еще покрыта почерневшим снегом, с вечнозелеными соснами и елями, с необъятными полями, лугами, деревнями, дачами. Конька то и дело посматривает на него и решает: «Возьму Даньку с собой в Питер в июле. Вот ему будет радость: ехать почти сутки в скором поезде, в купе, а потом увидеть большой, красивый город, сады, пригороды…» Тетя Глаша (Аглая), двоюродная сестра папы, будет только рада. У нее большая квартира, она живет одна, в обществе солидного сибирского кота Пафнутия (или просто Нути). Конечно, тетя Глаша скучает, поэтому с удовольствием примет не только обожаемых ею племянников, но и Любу, у которой в Питере негде остановиться. Пока Конька с Любой будут сдавать одни вступительные экзамены и готовиться к другим, тетя Глаша покажет Даньке город, поводит его по музеям. Конька знает: так обязательно будет. Тетя Глаша очень энергична – и готова без устали показывать свой возлюбленный Петербург даже людям малознакомым. А тут родной племянник, да еще маленький мальчик! То-то ей будет раздолье. Конька не может сдержать улыбки, думая об этом.
Когда они выходят из вагона в Темневе, Конька покупает маме букет ее любимых белых роз (семь штук), и они с Данькой едут на Фабричную улицу. Данька до сих пор видел девятиэтажки только по телевизору и теперь робеет: в каком огромном доме живет его незнакомая мама!
Конька звонит в домофон – и вот они уже входят в мамину квартиру. Мама вся сияет. Она стала красивей прежнего, и Конька вдруг ловит себя на мысли: до чего же Данька похож на нее!
Мама с большим удовольствием принимает розы, и они со страшим сыном обнимаются и целуются. Потом мама обнимает и целует Даньку, застывшего от смущения по стойке «смирно».
- Здравствуй, Данечка, - говорит она. – Какой же ты уже большой!
- Здравствуй, мама, - заученно отвечает Данька, но даже не улыбается в ответ, и мама подмечает в его больших карих глазах настороженность и недоверие, даже какой-то страх по отношению к ней. Она знала, что так будет, и всё-таки ей становится больно. Конечно, она сама всецело виновата в том, что стала навсегда чужой для своего младшего сына, но тем горше ей на душе. Даня оказался ей гораздо роднее, чем она думала, она чувствует, что любит его… но ОНА ему чужая, и он ее не любит. Совсем. Он просто вежлив, она это видит.
Впрочем, мама не показывает своей грусти. Она просит сыновей вымыть руки. Они повинуются, и она ведет их в спальню, где в кроватке лежит крохотная малышка в нарядной распашонке, точно сделанной для куклы, и в таких же маленьких зеленых ползуночках. На ней малюсенький чепчик, и она спит: полненькая, симпатичная.
- Какая маленькая! – вырывается у Даньки изумленное. – А почему она такая розовая?
Ему объясняют, что все новорожденные красные; позже они белеют или становятся смуглыми.
- А негритята? – интересуется Данька. – Они, наверно, сразу черные?
На этот вопрос Конька и мама ответить затрудняются: они никогда не видели новорожденных негритят.
Конька наклоняется и бережно целует спящего младенца в лобик. Мама с нежностью улыбается, глядя на эту сцену.
Она ведет сыновей в кухню и кормит обедом. Когда дело доходит до чая и сладких блинчиков, Тоня просыпается и подает голос. Плачет она громко, требовательно, но как-то нежнее, чем плакал бы мальчик. Сразу можно определит, что плачущий ребенок – девочка. Мама поспешно говорит:
- Напои Данечку чаем, Никоша, я скоро приду…
И она спешит на призыв дочки. Через несколько минут наступает молчание, а когда братья заканчивают чаепитие, возвращается мама с Тоней на руках. Малышка уже наелась, но еще не спит; она спокойно и чинно возлежит на руках у мамы. Сейчас на ней нет чепчика, и братья видят ее темные шелковистые вьющиеся волосики, и большие, ярко-синие глаза. Взгляд у них не бессмысленный, как у многих младенцев, а серьезно-сосредоточенный. Конька и Данька по очереди осторожно держат ее на руках, а она так задумчиво смотрит на них, что Данька невольно проникается к ней уважением.
- Она глядит, как взрослая, - замечает он.
- Да, Паша тоже так говорит, - мама берет Тоню на руки, и та почти тут же засыпает. Мама относит ее в кроватку.
Потом мама расспрашивает сыновей про их жизнь в Чистом Доле. Они охотно рассказывают; ведь новостей накопилось много. Вскоре приходит с работы дядя Паша. Конька поздравляет его с дочерью. Дядя Паша сияет и благодарит Коньку. Он обожает свою дочурку и считает ее самой прелестной девочкой в мире.
Мама просит Даньку сыграть что-нибудь на пианино, которое стоит в гостиной. Данька охотно играет польку Глинки, несколько менуэтов и свои произведения. Мама в восторге от его беглой, но, в то же время, выразительной и прочувствованной игры и от его композиторского таланта. Она от души целует Даньку, а дядя Паша так же от души аплодирует ему. Они дарят ему книгу «Моя первая музыка» с множеством не слишком сложных для первоклассника, но очень красивых мелодий. Данька искренне рад подарку – и так же искренне выражает свою признательность маме с дядей Пашей.
- Ох, Никоша! – мама всплескивает руками. – А про тебя-то совсем забыли!
- Ты ведь у нас совершеннолетний стал! – дядя Паша, широко улыбаясь, пожимает Конькину руку. – Поздравляю! У нас ведь с мамой есть подарок для тебя.
- Да, да, - подхватывает мама. – Я специально купила, чтобы подарить тебе, когда приедешь, - и точно из головы вон…
И они торжественно вручают Коньке полное собрание исторических работ Ключевского в нескольких томах. Это очень ценный подарок. Ключевский есть только у Андрея Петровича Ладогина, и то не весь. Конька очень обрадован и тронут; он целует маму и крепко пожимает руку дяде Паше.
Вечером братья ложатся спать на одной тахте в гостиной. Мама желает им обоим спокойной ночи. Они тоже прощаются с ней на ночь – и засыпают так быстро, что их даже не будит раздающийся время от времени в соседней комнате плач Тоньки…
ХХХХ
Домой они возвращаются довольные. Данька, сидя в электричке рядом с Конькой, вспоминает, как брат катал его в лифте до девятого этажа и обратно, как мама доверила ему, Даньке, катить коляску со спящей сестренкой, когда они гуляли на площадке за домом; Даньку очень увлекло это занятие. Он перестал чуждаться мамы, подружился с дядей Пашей – и сделал вывод, что стал значительно богаче, нежели был. «У всех только мамы с папами, - думает он снисходительно. – А у меня не только мама с Тонькой и дядя Паша, но еще и папа, и Коня, и Катя, и баба Зина… просто ужас, какой я богатый!»
А Конька везет с собой целый старый рюкзак дяди Паши. В рюкзаке Ключевский, Данькина музыкальная книга и подарки для бабы Зины и Кати. Для бабы Зины – великолепная теплая шаль из мягкой, как пух, ангорской шерсти, а Кате мама послала, полагаясь на Конькин глазомер, свое голубое вечернее платье с блестками и серебряной брошью, а также голубые туфельки на невысоком каблуке – словно специально для этого платья. Конька сразу увидел - платье придется Кате как раз. И туфельки тоже.
Еще он думает о Любе. Он звонил ей из Темнева по нескольку раз в день – и оба раза прощался с ней на ночь. Теперь у них есть общая тайна: их взаимная любовь. Карп дал Коньке ключ от подсобки на Кирпичной. Там никто не тревожит влюбленных, и они ежедневно проводят там по два-три часа. Конька умеет затапливать печь, Карп научил его. И он затапливает ее перед тем, как ехать в гимназию, чтобы до самого вечера в подсобке было тепло.
Книга, которую Игорь подарил Коньке, оказалась действительно очень полезной, и Конька почерпнул из нее множество ценнейших знаний. Но книгу он никому не показывает. Этот кладезь сокровенных сведений о тонкостях земной любви – его величайшая тайна.