21.
Зеленый джип едет в сторону наркологической больницы. Саша сидит рядом с Карпом и немного волнуется: а вдруг отец, который сегодня выписывается, не согласится на предложение Игоря? Тогда всё пропало: прежняя жизнь начнется снова. Карпа тоже это беспокоит, поэтому оба молчат: и учитель, и ученик. Их молчание естественно и лишено напряжения; просто они думают об одном и том же.
Они подъезжают к зданию больницы. Почти все окна в ней забраны мелкой решеткой, как в тюрьме, свидания запрещены, звонки по телефону только в присутствии врача: наркоманы очень хитры и не пропускают случая получить дозу «с воли», от приятелей. В основном из-за них и приняты все эти строгие меры предосторожности; пьяницам доверяют гораздо больше. Но из-за недостатка места и те, и другие лежат в одних и тех же отделениях, поэтому условия для всех общие.
Карп запирает машину пультом, и они с Сашей входят в холл, куда медицинские сестры провожают выписанных из больницы пациентов. Холл почти пуст, только в другом конце зала сидят уже немолодая женщина и еще вполне молодой человек: видимо, они тоже ожидают родных или друзей.
Наконец в холл из бокового коридора выходит человек лет сорока пяти, невысокий, худощавый, темноволосый. Он гладко выбрит, бедно одет, задумчив и кажется несколько растерянным. Саша срывается с места и подходит к нему:
- Пап, здравствуй!
- Сынок, - лицо человека светлеет, он обнимает Сашу. - Ишь ты, как одет красиво! Встречать меня приехал?
- Да, но я не один, - Саша немного волнуется. – Со мной мой учитель, Игорь Александрович… ну, из «художки»… помнишь, я тебе рассказывал? Он хочет с тобой поговорить.
- Здравствуйте, - Карп пожимает руку Сашиному отцу. – Саня, посиди вон там или по залу погуляй.
- Виктор Сергеевич, - он ведет Прохорова к ряду стульев, и они садятся. – Мне действительно необходимо поговорить с вами. Вы не хотите потерять Сашу?
- Санечку? – Прохоров широко раскрывает глаза и смотрит на Карпа. – Как это – потерять?
- Очень просто. Если вы будете продолжать пить, у вас отберут сына.
- Да, - Сашин отец темнее лицом и опускает голову.
- У вас один выход, - Карп внимательно смотрит на него. – Закодироваться.
Прохоров оживляется.
- Я бы рад! – он смотрит в глаза Карпу. – Да, рад бы, правда! Я давно хотел. Но денег-то нет на кодировку. У нас за воду, за свет не плачено, Игорь Александрович…
- Уже заплачено, - отвечает Карп. – И за кодировку я готов заплатить. Я уже договорился с хорошим врачом. Поедем к нему прямо сейчас?
- Да! Да! – глаза Сашиного отца вспыхивают надеждой и нетерпением. – Поедем. Я вам деньги потом верну…
- Об этом не будем сейчас говорить, - Карп встает. – Поехали. Пошли, Саша.
И они едут в частную клинику. Врач беседует с Сашей и его отцом, после чего просит Сашу выйти и делает Виктору Сергеевичу два укола. Потом Сашин отец подписывает какие-то бумаги и выходит в коридор, сияющий. Карп оставляет их с Сашей расплачиваться с врачом и тоже что-то подписывает. Затем все трое покидают частную клинику, и Карп отвозит отца с сыном на улицу Мира. «Слава Богу!» - думает он.
А Карп показывает отцу полный холодильник всякой снеди, чистое постельное белье, которое занимает теперь целых две полки в шкафу (это подарки Зинаиды Михайловны, объясняет он), новую одежду для отца (Карп подарил), и протягивает отцу ключ от двери:
- Пап, это твой, новый. Не потеряй!
Отец крепко обнимает его и говорит:
- Слава Богу! Ну, теперь мы с тобой хорошо заживем, Санечка, вот увидишь…
Его голос осекается, он отворачивается, чтобы сын не видел его глаз. «Неужели я спасен? – спрашивает он себя. – Господи, пусть я никогда не захочу выпить, как не хочу теперь! Не дай мне Бог… не дай мне Бог!»
И он мысленно благословляет Игоря Карпенко, который столько сделал для него и Саши, а также незнакомую добрую Зинаиду Михайловну.
- Господи, не оставляй меня! – еле слышно шепчет он. – Будь со мной всегда - вот так, как сейчас…
ХХХХ
- Мама и папа! Я хочу выйти за него замуж, а он хочет жениться на мне. Тянуть больше невозможно и… это было бы неправильно. Поэтому прошу вас: пусть до нашей свадьбы он поживет здесь, у нас. Мне хотелось бы, чтобы вы поближе познакомились с моим будущим мужем…
Голос Маши Русаковой звучит решительно. Вид у ее родителей растерянный. Аркадий Лукьянович, добродушный, невысокий, дородный, глядит задумчиво; мать смотрит на Машу не без некоторой тревоги.
- Машенька, - осторожно и мягко начинает Григорий Лукьянович. – Не слишком ли ты торопишься? Ведь вы всего полтора месяца знакомы. А потом, ты сама сказала: у твоего друга нет жилья, то есть, он попросту бомж. И ты сказала, что у него судимость…
- Да еще какая, - негромко, но с беспокойством в голосе произносит Елизавета Акимовна. – Разбойное нападение…
- Я уже рассказала вам, как Игоря «подставили» с этим «разбойным нападением», - глаза Маши становятся строгими. – И он вовсе не бомж, а скульптор – и преподает в художественной школе. Если закон по своей глупости оставил человека без жилья, что же Игорю делать? К тому же, папа, ты сам купил три его скульптурки – и любовался всеми остальными! Ты назвал его мастером, и это правда, он мастер! Мастер, учитель с большой буквы, смелый, сильный, красивый человек! А вы с мамой видите в нем почему-то только «разбойное нападение» и то, что он бомж. Ты права, мамочка, мы только недавно познакомились. Ну и что? Можно прожить с человеком долгие годы и совсем не знать его, а можно за считанные дни постичь всю его душу! Я уже рассказала вам, сколько добра он сделал людям – спросите этих людей! Они все с квартирами и живут благополучно – и они радуются, когда Игорь приходит к ним в гости, они считают за честь его посещения!
- Маша, - Елизавета Акимовна не сдается. – Всё это прекрасно, мы с папой тебе верим… но всё-таки за такое короткое время человека узнать трудно. Он живет один в своей мастерской, - слово «мастерской» она произносит с сомнением. – Ты доверчивая девочка, но я не совсем уверена в том, что кроме тебя он не живет еще с кем-нибудь. Быть может, он болен какой-нибудь нехорошей болезнью…
- Он не болен! – взрывается Маша. – И ни с кем он не живет, кроме МЕНЯ; я это точно знаю, потому что мы любим друг друга! И он здоров. Он проверялся в декабре, сдал все анализы… у него справки есть, он мне их показывал, хотя я не просила… ему врачи сказали, что ему с его здоровьем можно в космос лететь! - ее голос дрожит, а глаза наливаются слезами. – Почему, когда я жила в Москве с этим ненормальным болваном, вы писали ему самые почтительные письма, чуть ли не в пояс кланялись, а с нормальным, хорошим человеком, которого я глубоко люблю и уважаю, даже познакомиться не хотите?
- Мы хотим, хотим, Машенька, - торопливо заверяет ее Аркадий Лукьянович. – Мы будем рады познакомиться с ним. Но пойми: пустить его жить к нам вот так сразу мы не можем… понимаешь, так не делается…
- Очень жаль, - Маша встает из-за стола, за которым они ужинали. – Я жду ребенка от Игоря (могу показать вам тесты). Придется вам, видимо, дорогие папа и мама, навещать меня в мастерской, где мы с Игорем будем растить вашего внука или внучку. О кэй! Завтра же я перееду в мастерскую.
И она уходит в свою комнату, провожаемая взглядами ошеломленных родителей. Они изрядно потрясены; ничего подобного они не ожидали. А Маша, немного успокоившись, полулежит в широком кресле и прислушивается к новой, недавно зародившейся в ней жизни. Врач подтвердил, что она беременна, но она и сама чувствует это: порой внутри нее точно проскальзывает крохотная рыбка. В сентябре или октябре у них с Игорем родится малыш. Наконец-то она станет матерью – и ее ребенок будет от любимого ею, самого дорого для нее человека на земле…
Спустя минут сорок в дверь осторожно стучат, и входит отец. Вид у него сумрачный, но голос звучит ласково:
- Машенька… мы тут с мамой поговорили… действительно, что-то не то получается. Так вот, передай Игорю Александровичу; пусть приходит завтра, мы хотим познакомиться с ним.
- Спасибо, папа, - Маша встает и обнимает отца. – Я передам…
ХХХХ
В это время Саша Прохоров сидит у Карпа и учится лепить мини-скульптуры. Это оказывается вовсе не так сложно, как ему казалось; только нужно быть осторожней с белой глиной; мелкие фигурки, сделанные из нее, могут лопнуть в печи при обжиге. И еще приходится пользоваться заточено ногтечисткой, чтобы выделить и закрепить мелкие детали: черты лица, пальцы рук и ног, крохотные части мебели, ветви деревьев. Карп уже научил Сашу изготовлять прозрачную, прочную эмаль для готовых фигурок – и не только Сашу, но и тех нескольких ребят, с которыми он дополнительно занимается в скульптурной мастерской школы.
На душе у Саши спокойно и радостно: по просьбе Карпа Григорий Степанович Миляшин позвонил Мернику, и Сашин отец немедленно получил работу. Он трудится на строительстве какого-то магазина в должности соляра и плотника.
Но одна мысль не дает Саше покоя. Когда Игорь перебирал на столе свои документы, что-то отвлекло его, он вышел из подсобки, а Саша заглянул в его паспорт и узнал: Игорь сидел в тюрьме. Это было неделю назад, и всё это время, до сих пор Саша мучается вопросом: за что Карп попал в тюрьму?
Когда они заканчивают учебу и садятся выпить кофе, Саша не выдерживает:
- Игорь, извини меня, пожалуйста, но я нечаянно видел твой паспорт… а там отмечено, что ты был в тюрьме… за что?
Карп даже бровью не ведет. Он делает глоток кофе и спокойно спрашивает:
- Когда же это ты заглянул в мой паспорт?
Саша слегка розовеет и объясняет: когда и как.
- А кто тебе позволил трогать чужие документы? – всё так же невозмутимо интересуется Игорь.
Саша краснеет, как вареный рак, и, опустив голову, говорит:
- Прости… пожалуйста, прости, я больше не буду… честное слово! И я никому-никому про тюрьму не скажу; папиной жизнью клянусь!
- Ладно, - Карп смягчается. – Верю, что ты больше не будешь и никому ничего не скажешь; ты парень честный, я знаю. А в тюрьме я сидел за то, что спас одну дурочку… Ее друг буквально ее убивал: лупил палкой в переулке. Кругом – никого… Ну я и врезал ему – этой же самой палкой. А потом они на меня оба заявление написали, и меня – под суд. А суд приговорил меня к двум годам за «разбойное нападение». Вот так, Александр Викторович…
И он закуривает «Тройку» (сигареты Акимыча у него уже кончились).
- Но это же несправедливо! – вспыхивает Саша.
- Как сказать, - Карп выпускает дым, и сизые кольца медленно поднимаются прямо к решетке вентиляции. – Я ведь, когда учился в школе, одного паренька калекой сделал. Он что-то мне сказал не то, уже не помню, что именно, какую-то мелочь. А я тогда с гонором был; меня любым пустяком можно было «достать». Ну, я на физкультуре и двинул его по ногам поперечным шестом от турника. Ногу ему сломал. Я этого, конечно, не хотел, но – так вот получилось. Меня тогда родители с трудом отмазали от суда: мне уже было четырнадцать. А у того мальчишки нога срослась плохо, и он остался хромым на всю жизнь. Лучший хоккеист был в нашей секции. Ну, он парень был славный, зла на меня не держал. Его потом в другую школу перевели. Женя его звали, Кузнецов. Так что, по сути, правильно меня посадили: я за Женьку должен был отсидеть. К тому же, тюрьма жизни учит; после нее, знаешь, гораздо умнее становишься. И я решил: если будет у меня когда-нибудь сын или дочь, назову Женей, обязательно. Я должен так сделать, мне это необходимо…
Он умолкает, не спеша затягиваясь сигаретой. Саша молчит, потом решительно объявляет:
- Игорь, ты меня, конечно, к девчонкам сейчас отошлешь… но я всё равно скажу: я тебя люблю!
И он смотрит в лицо Карпу. Тот задумчиво роняет:
- При чем тут девчонки? Когда человек любит человека, это дело Божье… это хорошо.
Они допивают кофе и встают. Неожиданно Карп подхватывает Сашу подмышки и приподнимает над полом.
- А ты легкий, - говорит он, смеясь. – Чуть тяжелее Дани Миляшина.
И ставит довольного Сашу на пол.
- Ты говорил, у тебя лыж нет, - продолжает он. – Так я тебе тут лыжи достал. Кто-то почти совсем новые лыжи с палками выбросил; крепления сломались, так этот болван поленился поменять. Ну, а я поменял. И зажим сделал. На, держи.
И он достает из-за шкафа красивые, синие с красным лыжи с изящными палками. Саша берет их и благодарит. Он понимает: то, что Карп приподнял его, а потом подарил ему лыжи, означает: я тоже тебя люблю. Он одевается, прощается с Карпом и уходит домой в самом лучшем расположении духа.
Сегодня пятница. Но, к радости Карпа, Маша звонит ему и приезжает. Она очень весела и объявляет, что ее родители приглашают его, Игоря, в гости. А позже, лежа в его постели, она вдруг говорит:
- Игорёчек, ты только не тревожься… но знаешь, у меня ребенок будет.
- Вот как! – он испытывает мгновенный прилив восторга и, позабыв, в каком они оба нелегком положении, крепко и бережно сжимает ее в объятиях. Значит, ты меня обманывала, что предохраняешься? Его голос звучит весело.
- Обманывала, - тоже весело подтверждает Маша. – Я боялась, ты испугаешься, не согласишься…
Вместо ответа он осыпает ее поцелуями, а она смеется. «Вот и Женька у меня будет, - мелькает у него в голове. А Машины родители… ладно, разберемся».
ХХХХ
Аркадий Лукьянович и Елизавета Акимовна принимают Карпа вежливо и даже пытаются изобразить радушие, но он ясно чувствует их подозрительное внимание к своей особе, боязливое любопытство и некоторую растерянность. Он дарит Елизавете Акимовне букет розово-белых роз, а ее супругу, директору ДК, - бутылку Акимычевой водки. Машин отец сразу видит, что водка очень хорошая, а Елизавета Акимовна весьма довольна розами: она очень любит эти цветы, но ей давно их не дарили.
Игорь одет в костюм, в котором ходит на работу; это тоже производит на родителей Маши благоприятное впечатление. Они ведут гостя к столу.
За столом беседа идет, в основном, о скульптуре и о художественной школе. После водки Аркадий Лукьянович становится значительно добродушней и разговорчивей. Он угощает гостя замечательными сигаретами и жалуется ему на некоторые неполадки в сантехнике, которые слесари никак не могут устранить. Игорь немедленно надевает фартук Машиной мамы, требует инструменты и за какой-нибудь час устраняет все неполадки. Русаковы очень довольны и благодарят его, а он, решив не тратить времени даром, просит у них руки Маши. Им ничего не остается, как благословить жениха и невесту, особенно после того, как Игорь показывает им медицинские справки, свидетельствующие о том, что он здоров во всех отношениях. Но главное, они замечают, как он нежен и бережен с их дочерью: это очень умиляет и сильно подкупает их. Обсуждается вопрос о предстоящей свадьбе. Игорь и Маша хотят тихую свадьбу, почти без гостей. Учитывая социальное положение Карпа, Машины родители стремятся к тому же. Они предлагают Карпу пожить у них до свадьбы. Скрепя сердце, он соглашается – ради Маши. Ее родители нравятся ему значительно меньше, чем ему хотелось бы. Он же, напротив, нравится им всё больше.
Им с Машей отдают две комнаты. Они поселяются в гостиной с двуспальным диваном.
- Что, мы и после свадьбы здесь останемся? – безрадостно спрашивает Карп.
- Нет! – Маша целует его в щеку; в ее голосе торжество. – После свадьбы нам отдадут бывшую дедушкину трехкомнатную квартиру на Молодежной улице, недалеко от Миляшиных. Так папа решил, ты ему ужасно понравился! Там ремонт сделан, и всё очень красиво. Квартира записана на меня, но я тебя сделаю главным квартиросъемщиком, идет? – она смеется. – Придется тебе снова принять помощь от женщины, ты уж извини!
Он смеется в ответ и целует ее руки.
- Я буду рад принять помощь от самой лучшей женщины в мире! – говорит он. – От самой любимой моей женщины…