После того, как Ашот покинул офис фирмы, он не появился ни в гостинице, ни у друзей, таких же экспедиторов, как и он, ни на вокзале к отходу «Столичного экспресса». Он понимал, что его, скорее всего, попытаются убить, но не в городе, а возможно, по ходу движения поезда.
– А к чему тогда Гиви и его гостю затевать весь этот спектакль с командировкой, – думал про себя Ашот.
– Логическую цепочку надо искать, – повторил он слова Ковальчука, – и тогда всё станет на свои места. А логика в том, чтобы его, Ашота, ликвидировать незаметно, шум на весь город им сейчас не нужен, потому что груз важнее кровной мести. А раз так, то они и до дяди Миши доберутся, раз за меня принялись. Его, конечно, можно предупредить и спокойно куда-то уехать. Но, во-первых, всё замкнуто на меня. Именно моя физиономия как зелёный сигнал светофора – всё ребята, показывайте, где героин спрятан…
Ашот даже рассмеялся своей шутке, но здесь же вновь собрался с мыслями и продолжил их нанизывать как сухие грибы на прочную капроновую нить. Только нить эта называлась теперь по-другому – логической.
– Значит, тогда я должен быть в порту, и реальнее всего – рядом с грузчиками. Как правило, на такие работы берут дополнительную рабочую силу – сроки соблюсти, да и зарплата опять же в два раза меньше, чем у постоянных портовских грузчиков. Из этого выходит, что шанс поработать «светофором» у меня есть. А как всё устроить реально – додумаем.
Во-вторых, ещё ничего не произошло, и вводить в штопор Ковальчука раньше времени будет неправильно. У него и так забот хватает. Да и Светлана его в понедельник-вторник предупредит, что я в готовности. А теперь покумекаем и о ней. Думаю, что эти головорезы её не тронут, оснований нет. Но общение с ней надо временно прекратить: и мне безопасней, и ей спокойней. А заодно и чувства проверим. А вот про защиту семьи дяди Миши надо подумать. Сам он до этого не додумается, ему как всегда некогда, но бережённого, как говорят, и Бог бережёт….
Ашот остановился, порылся в своём бумажнике и достал небольшую фотографию, на которой было всё дружное семейство Ковальчуков – дядя Миша, его жена Наташа, дочь и сын.
– Вот и хорошо, что на фото все, – сказал он вслух и вернул подарок на место, в бумажник, – завтра же с Сергеем поговорю и попрошу об охране. Тем более, что Гиви деньгами снабдил.
Ашот похлопал себя по карману брюк, где лежал увесистый конверт, поймал такси и уже минут через десять был в районе порта. На прилегающей к нему набережной Ашот нашёл нужный дом, квартиру, и, поднявшись на третий этаж, позвонил в дверь. Хозяином большой трёхкомнатной квартиры оказался его старый товарищ, с которым они вместе служили срочную. Они долго разглядывали друг друга, а потом ещё дольше обнимались и пили холодную тягучую водку. Виктор, как звали однополчанина, был в квартире один. Жена с детьми на всё лето уехала к родителям в Крым, а он работал дальнобойщиком. Вот и завтра собирался в рейс. Аж на целую неделю, а может и больше: дорога, граница, опять дорога. Просьбу Ашота временно приютить он воспринял без особого восторга, но не отказал. При условии, что Ашот присмотрит за целым ботаническим садом в одной из комнат. А там и кактусы, и розалии, и фиалки с бегониями…. Деваться Ашоту было некуда, и он согласился…
Весь последующий день после отъезда Виктора Ашот приводил себя в порядок: побрил голову, купил светло-русый парик, очки, неброскую одежду. Во второй половине дня он встретился со своим другом Сергеем – директором небольшой охранной фирмы и решил вопрос о негласной охране жены и детей Ковальчука. Ашот сделал необходимую проплату, хотя Сергей и отказывался поначалу взять деньги. Он согласился только тогда, когда Ашот попросил сделать ему новые документы, удостоверяющие личность, и дал соответствующую фотографию в парике. Понятливый Сергей лишних вопросов не задавал и обещал к исходу следующего дня вопрос с документами решить. Кто-то бы, конечно, очень удивился такой оперативности, но только не Ашот. Чего удивляться, если ты знаешь, на что реально способен человек, тем более ни где-нибудь, а в портовом городе.
Новая жизнь, а тем более новый облик Ашоту очень понравился. Его не узнавали ни ранее любимые женщины, ни охрана порта. С бригадиром бригады грузчиков, который сам был новеньким в порту, общаться было ещё проще. Ашот принял все его кабальные условия, с единственной оговоркой, что будет работать час через два, но круглосуточно. Бригадир не возражал, а Ашота это вполне устраивало. Из своего опыта он знал, что примерно каждые три часа под погрузку подаётся новая машина, значит, все они будут под контролем.
Нерешённым оставался только вопрос с «зелёным светом светофора», а точнее с узнаваемостью его лица.
– Стоп, – поймал себя на мысли Ашот, – а если пойти от обратного, от сигнала не мне, а ему, этому мифическому нашему человеку на судне. Что он должен сделать, – правильно, скандал. Значит, пока будем спокойно исполнять почётные обязанности грузчика и ждать скандала, а там разберёмся.
Довольный своему необычному умозаключению, а тем более трудоустройству, Ашот вернулся на квартиру к своему сослуживцу Виктору, полил подсыхающий от июльской жары «ботанический сад» и, вдоволь намахавшись бутылками с отстоенной водой, лёг спать. Он спал сладко и безмятежно. Точно также, как маленький ребёнок, который только недавно появился на свет и ещё не ощутил всех прелестей жёсткого и очень часто несправедливого бытия под скромным названием – жизнь…
Полковник Вершинин стоял навытяжку перед директором Службы анализа стратегической информации всего каких-то десять-пятнадцать минут, но они казались вечностью.
– Вы что там у себя в управлении, совсем охренели, Вашу мать, – голос генерала, не выбирающего выражения, был зол и категоричен, – то Петросян у Вас в положенное время на связь не вышел, то источник «партнёров» куда-то исчез, то какой-то «реваншист» наши планы путает…
– Реванши, товарищ директор, – робко произнёс Вершинин, – «Саламандра» говорит – Ахмед Реванши.
Возможно, генерал так бы и продолжил разнос начальника одного из самых важнейших своих управлений, но услышанный псевдоним ценного источника подействовал магически. Директор встал из-за стола, молча подошёл к Вершинину и уже относительно спокойно спросил:
– Как он там, держится?
– Не только держится, товарищ директор, – голос полковника зазвучал несколько тихо, неуверенно, но потом слабая дрожь в его интонации прошла, а голос стал звонче, чётче и размеренней, – но и работает.
Во-первых, источнику с большой долей вероятности удалось установить через кого идёт утечка информации к боевикам от «партнёров».
Во-вторых, выяснить механизм активации основной части смертоносного груза. Этот механизм заключается в поддержании строго определённой плюсовой температуры в течение сорока восьми часов. Отклонение недопустимо даже на сотые доли градуса, а значит подобное возможно только в лабораторных условиях. Из этого следует, что скорее всего активация будет производиться на нашей территории. Создать такие условия в сопределе для боевиков равносильно провалу. Слишком вероятна опасность расшифровки. Да и условий соответствующих у них там нет, а здесь есть. И мы точно знаем где.
– А если этот температурный режим будет нарушен, что тогда, – вдруг неожиданно заинтересованно переспросил директор.
– А тогда, товарищ генерал, – продолжил Вершинин, – тоже ничего хорошего. Если хотя бы сутки ампулы будут в плюсовой температуре, но ниже, чем установлена для активации вещества, его активная составляющая гибнет и оно становится не намного опасней, чем обычная синильная кислота. А если выше хотя бы на шесть-восемь часов, то это уже будет вещество, раз в сто сильнее по своей убойной мощности, чем общеизвестный пластид. То есть десять килограмм этого забавного желе разнесут не только рефрижератор, в котором будут перевозиться, но поразят и всё живое в радиусе метров 250–300, не меньше. Во всяком случае, так наши специалисты просчитали.
– Какие предложения, – перебил Вершинина директор, – или опять что–то намудрите, как с Петросяном.
– Нет, – спокойно парировал полковник, – всё просто: либо приводим в негодность морозильную установку, либо подрываем данный груз на нашей территории. В крайнем случае, если данный рефрижератор пойдёт объездными дорогами, поразим его ракетой. Результат – стопроцентный.
– Надеюсь, не баллистической, – иронично заметил генерал.
– Достаточно и «Точки – У», товарищ директор, – продолжил Вершинин, – шума, конечно, наделаем, но вопрос решим однозначно и бесповоротно.
– А что с «фаршированной рыбой», – поинтересовался директор, и уточнил, – с активированной частью вещества?
– Здесь сложнее, товарищ генерал, – ответил Вершинин и зачем-то заглянул в свою папку, – во-первых, неясны последствия для окружающей среды и людей, когда это вещество будут вместе с рыбой утилизировать. Неясны степень его живучести при попадании в огонь, обработке химреактивами, напалмом и т.п. Неясен и период его возможного распада. Нам хотя бы сотые доли этого вещества получить, чтобы дать конкретные предложения и рекомендации. Но ни у нас, ни у союзников даже формулы этого вещества нет.
– А у боевиков оно откуда? – недоумённо переспросил директор.
– Свои лаборатории, товарищ генерал, – ответил Вершинин, – и наработки из секретных архивов второй мировой войны. Прежде всего, немецких и японских.
Начальник управления сделал небольшую паузу, а затем сказал:
– А в отношении Ахмеда Реванши установлено, что его настоящая фамилия Рехван-Заде, Ахмед Рехван-Заде. Воевал в Афганистане, Пакистане, на территории бывших республик Советского Союза. Одно время сотрудничал с рядом иностранных разведок, на чём нажил первичный капитал. Знает десятка полтора языков. Склонен к садизму. Входит в пятёрку руководителей известнейшей террористической организации. В настоящее время скромный мультимиллионер, не выпячивающий на общее обозрение своё реальное состояние. Причина, по которой он ввязался в этот сомнительный «проект» – деньги и месть. От рук наших спецназовцев в разные годы и в разных местах погибли все его четыре брата и отец. Думаю, что бороться с нами он будет до конца своих дней, потому и фамилию себе такую избрал. На реванш надеется…
Директор, который всю основную часть доклада простоял спиной к Вершинину, у окна, снова медленно подошёл к полковнику, затушил сигарету в пепельнице, доверху наполненной окурками, и вполголоса сказал:
– Юрий Иванович, ситуация предельно сложная. Мы не вправе рисковать судьбами наших людей, а тем более, когда эти жертвы могут исчисляться десятками и сотнями тысяч. Если почувствуете, я не говорю даже поймёте, а именно почувствуете, что ситуация выходит из-под контроля – немедленно ко мне. В любое время дня и ночи. Подчёркиваю – в любое.
Директор молча пожал потную руку полковника и также молча – жестом показал ему на выход. Когда тяжёлая дверь в кабинете директора медленно закрылась и полковник оказался в приёмной, его глаза сами с недоумением уставились на настенные часы: Вершинин был на докладе почти три часа. Он вымученно посмотрел на секретаря, залпом осушил любезно предложенный стакан холодной воды и молча вышел в длинный, но несоразмерно узкий коридор. Только здесь полковник облегчённо вздохнул и с неменьшим облегчением выдохнул из себя хорошо известную каждому руководителю фразу:
– Фу, кажется, пронесло…
Вершинин медленно, размеренным шагом шёл по коридору, а лицо его излучало неподдельную радость. И не только потому, что сегодня он не лишился своих погон, должности. Нет, конечно же, не поэтому. Всё было гораздо проще. Просто он любил свою работу, получал от неё удовлетворение и стремился делать всё, чтобы это чувство овладевало и другими. А результаты будут, обязательно будут. И в этом полковник Вершинин был уверен на все сто…