Она сидела в глубоком кресле, обитом покалывающей шерстяной тканью, волосы ее были спутаны и кое-где завязаны в прочные узелки, глаза полуоткрыты, а изо рта доносились какие-то еле слышные невнятные звуки: то ли вдохи, то ли всхлипы. Дрова в камине потрескивали звонко и как-то слишком громко для этой комнаты, а порой шальная искра отскакивала куда-то в сторону, на пол, на деревянные доски и тут же тухла, оставляя после себя лишь бесформенную черную точку в виде случайной кляксы.
За окном шел дождь. Он стучал по крышам, по стенам, отбивал дробь на окнах, капли скатывались и стекались в большие безобразные серые лужи, а те в свою очередь сливались в стройные ручьи.
Кто-то постучал в дверь. Рита вздрогнула и тихонько всхлипнула. «Кто же это?» - проговорила она, - «Бёрнс?». Она медленно перевела взгляд на настенные часы, висящие над камином. «Что-то рано», - пробормотала она, и, опершись о ручки кресла, поднялась. «Тапочки! Где же мои тапочки!» - воскликнула она. Меж тем, стук в дверь повторился. Женщина все же отыскала свою обувь под стопками старых пыльных книг и прошла по длинному коридору, в конце которого находилась тяжелая дверь с огромным количеством замков. Вновь раздался стук. «Иду, иду» - крикнула Рита и ускорилась, но споткнулась и едва не впечаталась лицом в пол. Рука ее легла на ручку двери. Послышался скрип и подозрительный треск – дверь отворилась. На пороге стоял полный мужчина: приземистый и нескладный. Из-под капюшона плаща глядели его маленькие узкие глазки и торчал длинный острый нос, которым, пожалуй, при желании можно было бы вскрыть конверт с почтой, а руки его сжимали потрепанного вида кожаный дипломат.
– Я войду? – спросил он.
- Да! Конечно, - спохватилась Рита, - На улице жуткий ливень!
Она взяла его плащ и повесила сушиться у камина.
- А ты что же, надолго? – спросила она.
- Да так, - отвечал он, - на пару дней. По делам. А что? – в свою очередь спросил он, - разбираешь книги деда?
- Да… - протянула Рита.
- А почему он сам этим не занимается?
Бёрнс плюхнулся в кресло Жизель и расправил ноги у огня.
- Боюсь, - проговорила Рита, - он больше не сможет заниматься этим.
- Не может?.. Ах, бедная Рита!
Бёрнс поднялся с кресла и подошел к Рита. Та дрожала.
- Мне так жаль, ты же знаешь, я его очень любил.
Он погладил ее по голове. Рита хотела было прилечь к нему на грудь, но он почему-то слишком уж резко оттолкнул ее.
- Э-э, кхм, ты знаешь, Рита. Я… пожалуй пойду.
Он схватил плащ, так и не успевший просохнуть, и буквально парой прыжков достиг входной двери.
- Ты… Я тебе, правда, сочувствую, Рита. Сильно. Ты же знаешь, я тоже его любил.
Дверь хлопнула. А Рита так и осталась одна посреди огромной комнаты, наваленной книгами, пропахшей березовыми дровами, рыдать в обнимку с томиком Ремарка.