16.
В классе скульптурного отделения художественной школы ярко горят лампы, и стоит тишина. Двенадцать ребят за широкими одноместными столами, усердно лепят что-то из глины самого лучшего качества. Им от двенадцати до четырнадцати лет. Это шестой класс. В двух соседних кабинетах занимаются лепкой пятый и седьмой, последний класс. Первый, второй, третий и четвертый классы лепят в первую смену.
Карп обучает все семь классов, поэтому у него две ставки. Таким образом, он будет ежемесячно получать две учительских зарплаты: сорок пять тысяч. Эта сумма превышает Машино жалованье, но даже если было бы иначе, он решительно не обратил бы на это внимания.
Пока что он неторопливо обходит все вечерние классы. В костюме, подаренном ему в новогоднюю ночь Григорием Степановичем, при галстуке, в модных кожаных туфлях, он смотрится очень солидно. Правда, жилета он не носит. Жилет ему не к лицу, но костюм делает его именно Игорем Александровичем, а не каким-то бездомным Карпом. Даже длинный клеенчатый фартук не мешает общему благоприятному впечатлению, которое производит на всех новый учитель «художки».
Ученики, мальчики и девочки, тоже в фартуках. У всех классов разные задания, но шестому дано одно из самых трудных: слепить небольшую скульптуру ребенка с игрушкой. Скульптура должна быть приблизительно в локоть высотой.
- Вы можете сделать ребенка мальчиком или девочкой, по вашему усмотрению, - сказал Карп классу. – Он может занимать любую позу, играть любой игрушкой. Словом, я даю вам полную свободу. Подумайте, проявите фантазию; если есть необходимость, предварительно набросайте эскиз вашей будущей работы на бумаге. Не забывайте о правильных пропорциях человеческой фигуры. Помните, что у ребенка голова по отношению к телу больше, чем у взрослого, а плечи `уже, и чем младше ребенок, тем больше голова. Приступайте. И главное, не торопитесь; мы с вами на пожар не едем. Мы занимаемся творчеством; поэтому прошу всех полностью сосредоточиться на вашей работе.
Теперь он проходит между рядами парт.
- Света, - звучит его негромкий, спокойный голос. – Убери платье у девочки. Сначала мы лепим фигуру обнаженной, всЕ слышали? Не забывайте об этом. Когда обнаженная фигура будет готова, вы должны будете показать ее мне; я дам вам добро, тогда вы ее и оденете, кто как захочет. И снова покажете мне.
Он подходит к другой ученице и помогает ей поправить лицо скульптуры, чтобы оно не выглядело слегка перекошенным.
- Саша, - он останавливается возле парты мальчика лет четырнадцати, очень миловидного, худенького и, пожалуй, самого талантливого во всем классе, если не во всей школе. - Ты отлично задумал: мальчик застегивает сандалию; это творческая находка. Вторая сандалия стоит рядом, очень хорошо. Правая нога блестяще сделана, как настоящая. Пальцы рук и ног вышли идеально, лучше и я бы не сделал. Но вот левая нога, согнутая в колене, у тебя коротковата в голени. Сам прикинь: если мальчик вытянет левую ногу, она у него окажется короче правой. Заметил? И подъем у левой ступни заметно ниже, чем у правой. Поработай-ка над этим, только пальцы левой ноги не трогай: отлично получились. И носков мальчишке не надевай, босой он лучше.
- Я и не хотел, - Саша несмело улыбается в ответ на улыбку Игоря.
Игорь уходит в другие классы. Старшие ребята выполняют самую трудную работу: лепят животных. У Димы Волошина лошадь с жеребенком, как живые. Вообще Карп с каждым днем убеждается, что среди сорока его учеников немало по-настоящему талантливых. «Да, здесь есть, кого учить, - то и дело думает он с удовольствием. – Молодцы, ребята!»
Большинство, конечно, довольно посредственные скульпторы. Но не всем же быть гениями! И Карп относится к ним так же понимающе и дружелюбно, как и к более одаренным.
ХХХХ
В субботу Маша и Карп сидят в гостях у Андрея Петровича. Маша очень оживлена и довольна. Она в восторге от самого Андрея Петровича и от его игры на фотрепьяно. Она с удовольствием осматривает его библиотеку и берет несколько книг. У нее тут же возникает идея устроить в ДК концерт, чтобы Андрея Петровича послушали и другие. Сначала он отказывается, но Маша так долго и убедительно упрашивает его, что, в конце концов, он обещает выступить.
- Но я буду не один, - тут же добавляет он. – Мы выступим вместе с моим читателем. Он великолепный скрипач. Так будет гораздо лучше. Я поговорю с ним.
- И я поговорю, - с живостью подхватывает Маша. – Как его зовут?
- Иван Антонович Рыбкин, - отвечает Ладогин и диктует Маше телефон Рыбкина.
Вообще появление в ДК Маши на посту заведующей очень оживило этот островок культуры. Маша была полна планов и проектов, она с энтузиазмом устраивала выставки, отыскала в каком-то кружке бывшего режиссера и немедленно организовала ТЮЗ. Ее отец, директор Дома Культуры был чрезвычайно доволен.
- Ну, теперь у нас закипела жизнь, - мягко говаривал он. И с радостной гордостью думал, что заведующая, подобная его дочери, - величайшая редкость и дар Божий для любого творческого учреждения.
ХХХХ
В конце января, ближе к вечеру, Григорий Степанович Миляшин возвращается с работы на своем шевроле. И вдруг видит: на пустой улице мужчина толкает в спину женщину, а когда она падает на колени, начинает бить ее ногами.
Миляшин резко тормозит, быстрее ветра вылетает из машины и, подбежав к матерящемуся мужчине с довольно красивым, но злым лицом, с силой ударяет его в ухо. Мужчина отлетает в сугроб. Отплевываясь и бранясь, он выбирается оттуда и, смерив взглядом внушительную фигуру Миляшина, неохотно разворачивается и идет прочь.
Григорий Степанович помогает женщине подняться. Она благодарит его, судорожно всхлипывая. На ней длинная, до колен, розовая куртка, шерстяные рейтузы и красные сапожки на молнии, а на голове – бледно-розовая шапочка, из-под которой выбиваются пряди почти льняных волос. Глаза у нее серые, она вытирает ей платком. На вид ей лет тридцать.
- Ну, всё, всё, успокойтесь, - мягко говорит Миляшин. - Как вы себя чувствуете? Он вам ничего не отбил?
- Нет, - она подавляет всхлипы. – Наверно, только синяков наставил…
- Куда вас отвезти? – спрашивает он.
- Спасибо, никуда… - ее голос звучит тихо и безнадежно, она снова заливается слезами. – Я живу в его квартире, другой у меня нет. Похожу где-нибудь часов до восьми, а потом вернусь. Он уже, наверно, остынет…
- Вот что, - решительно говорить Григорий Степанович. – Нечего вам ходить по морозу добрых три часа. Поедем ко мне в гости! Не бойтесь, я не опасный, - он улыбается ей. – У меня два сына-гимназиста, они подтвердят. Я в торговом училище преподаю математику.
Она с минуту внимательно и пытливо смотрит ему в лицо, потом слабо улыбается и доверчиво говорит:
- Я согласна. Большое вам спасибо!
Он провожает ее до машины. Она садится впереди, рядом с ним. Он включает зажигание, и они едут по Чистому Долу. У незнакомки, которую Григорий Степанович везет в гости, бледное, но очень приятное лицо. Его не назовешь красивым; скорее, оно милое. Черты лица не очень правильные, но тонкие и живые, губы приятно полные, и очертания их гармоничны. Сейчас выражение этого лица печально и задумчиво, но слез на глазах больше нет.
Миляшин решает отвлечь свою пассажирку от безрадостных размышлений и спрашивает:
- Как вас зовут?
- Катя, - отвечает она. – Катерина Алексеевна Романова. Но меня не надо по отчеству…
- Вот как, - он улыбается. – Значит, вы тезка Екатерины Великой.
- Да уж, я великая, - Катя вздыхает. – Такая великая, что бить меня некому за мою глупость…
- Ну, бить вас есть кому, в этом я убедился, - невесело возражает Миляшин.
- А вас как зовут? – Катя смотрит на него, чуть повернув голову.
- Григорий Миляшин, - говорит Конькин отец.
- А отчество?
- А я, как и вы, без отчества хочу называться… короче, для вас я просто Гриша, раз вы для меня просто Катя.
- Очень приятно, - вежливо отвечает Катя.
Они приезжают домой. Дома пусто: Даня у Ладогина, а Конька, вероятно, в Мерниковском офисе. Григорий Степанович помогает Кате снять куртку, вешает ее на деревянный крючок, дает гостье тапочки, после чего раздевается сам.
Увидев его, такого представительного, в синем костюме, Катя робеет. У нее вид гораздо проще. На ней длинный голубой свитер, рейтузы со штрипками, а ступни закрывают бронзового цвета плотные капроновые колготки. Сейчас она выглядит еще моложе: может из-за густой шапки почти льняных, сильно вьющихся, но не кудрявых волос.
Григорий Степанович ведет Катю на кухню и ставит разогреваться обед, приготовленный с вечера бабой Зиной. С тех пор, как ушла Ирина Ивановна, бабушка раз в двое суток приходит к Миляшиным готовить обед; благо, они живут близко друг от друга.
- Посидите, а я сейчас переоденусь, - обращается к Кате Миляшин – и уходит в свою комнату, откуда вскоре возвращается в легкой светлой рубашке и синих спортивных штанах. Лицо у него крупное, черты лица породистые и выразительные, темно-русые волосы аккуратно зачесаны со лба на затылок.
Они садятся обедать.
- Как же вернетесь домой? - размышляет вслух Конькин отец. - Он же опять будет бить вас. Я имею в виду вашего мужа.
- Он мне не муж, - Катя смотрит в сторону. – Хотя мы собирались пожениться. Я с ним познакомилась в Тихвине. Я там жила, у меня была своя двухкомнатная квартира. И Сергей… ну, в общем, он уговорил меня продать эту квартиру и переехать с ним в Чистый Дол, - ее голос чуть заметно дрожит. – А я… понимаете, я его очень любила и согласилась. Мы продали квартиру, переехали. Это было весной. Здесь мы купили большую однокомнатную, прикупили мебели. Я устроилась медсестрой в детской больнице, а его взяли рабочим на овощную базу. И сначала всё шло хорошо. Но потом он стал пить, его выгнали с работы… он стал бить меня, выгонять из дома. Я стала опаздывать из-за этого на работу, и меня уволили. А Сергей всё больше пил. Потом он привел в дом другую и стал с ней жить, а я спала на кухне, на раскладушке. Теперь они вместе с ней пьют, а он меня бьет и выгоняет из дома… говорит: уходи! А куда я уйду? У меня даже на проезд денег нет… а так бы убежала, не оглядываясь…
И она снова плачет.
- Извините… просто не знаю, что делать… и ведь главное, Я во всём виновата: сама всего лишилась по собственной дурости.
Григорий Степанович наливает ей бокал красного вина. Она делает несколько глотков, успокаивается и благодарит его. Он кладет ей в тарелку пюре и котлету (суп она уже съела).
- Вот что, Катя, - решительно говорит Миляшин. – Ты к этому поддонку больше не вернешься. Будешь жить здесь, в гостиной. У меня, правда, там сын Даня музыкой занимается, но это часа два-три, не больше.
Катя теряется.
- Но как же… я не могу… мне платить нечем…
- Мне не надо платить, - возражает Миляшин. – Ты оказалась в безвыходном положении. Прошу тебя, прими мою помощь! Это от чистого сердца, не бойся. Работа у тебя будет, обещаю. А когда накопишь достаточно денег, снимешь комнату или квартиру, вот и всё.
Катя внимательно, испытующе смотрит ему в лицо.
- Что, боишься меня? – мягко улыбается он. – Не веришь?
- Верю, - искренне отвечает Катя. – Огромное спасибо вам… тебе…
- «Тебе», - решительно подтверждает Миляшин. - Сколько тебе лет, прости за вопрос? Тридцать?
- Тридцать семь, - отвечает она.
- Тридцать семь?! - он изумлен. – Вот не подумал бы! А мне сорок три, так что мы почти ровесники.
- Но… Гриш… - она всё еще немного растеряна. – Мне надо забрать мои вещи у Сергея…
- Я сам соберу твои вещи, - твердо произносит он. – Сегодня же. Скажешь мне адрес. Я за ними съезжу. Ешь и ни о чем не беспокойся.
Пока Катя пьет чай, Григорий Степанович чем-то постукивает в гостиной. Потом ведет туда Катю и показывает ей прибитый изнутри аккуратный засовчик, небольшой, но прочный.
- Это чтобы ты не боялась меня, - поясняет он.
- Я и не боюсь, - Катя очень тронута. – Спасибо, Гриша. Правда, великое спасибо! Мне тебя Бог послал…
Ее голос осекается. Она стоит перед ним, стройная, мило оживившаяся, и смотрит на него с таким выражением, словно он некий ангел, принесший ей чудесную весть. Ему становится неловко.
- Не смотри на меня так, - просит он. - Просто: надо же тебе помочь, верно? Вот я и помогаю. А теперь давай адрес, поеду к этому твоему черту, иначе не назовешь.
- Возьми меня с собой! – просит она. – А то твои сыновья вернутся и не поймут, чтО я здесь делаю.
- Пожалуй, - соглашается он. - Что ж, одевайся, поедем. Но ты посидишь в машине, договорились?
- Да…
И вот они снова едут по Чистому Долу. Катя указывает, куда ехать:
- Улица Академика Королева, дом четырнадцать…
И тихонько добавляет:
- Квартира шесть…
Шевроле подкатывает к подъезду.
- Жди и не волнуйся, - говорит Миляшин Кате. Он сейчас чем-то похож на Карпа: в куртке, джинсах и кроссовках. Его рука нащупывает в кармане куртки небольшой газовый пистолет. Газ в нем сильнодействующий – и, если понадобится, заставит взвыть и не таких, как этот Сергей.
Катя смотрит ему вслед и быстро крестит его через стекло окошка.
Григорий Степанович звонит в квартиру шесть. Ему открывает Сергей. Узнав Миляшина, он широко раскрывает глаза; затем его лицо становится злым и вызывающим. Он хочет захлопнуть дверь, но Миляшин толкает его в грудь и входит в коридор.
- Давай сюда Катины вещи и документы, - спокойно произносит он.
- С радостью, - желчно отзывается Сергей; от него разит водкой. – Наконец-то она отсюда свалит, паскуда.
Он приносит два чемодана и сумочку. Потом выносит из комнаты и швыряет в раскрытые чемоданы ворох женского белья, одежды, какие-то безделушки.
- На, собирай ее барахло, документы в сумке, - бросает он.
Миляшин вытаскивает из кармана пистолет и направляет его на побледневшего Сергея.
- Укладывай вещи в чемоданы, - его голос бесстрастен. – И укладывай аккуратно. Ты обокрал ее, лишил квартиры, работы, любви; ты растоптал ее и ноги о нее вытер. Так что старайся теперь, укладывай ее вещи – и шевелись. Она не должна ждать ни одной линей минуты.
Сергей не спорит. Он торопливо и аккуратно укладывает в чемоданы вещь за вещью. Заполнив оба чемодана, он тщательно застегивает их.
- Выноси на площадку, - требует Григорий Степанович. – И сумочку тоже.
Сергей повинуется. Миляшин входит вслед за ним и говорит:
- А теперь пошел вон!
Сергей мгновенно исчезает за дверью квартиры и поспешно щелкает замком. Григорий Степанович, спрятав пистолет, берет чемоданы с сумочкой, сносит их вниз и кладет чемоданы в багажник шевроле. Потом садится за руль, а сумочку отдает Кате.
- Всё в порядке, Катюша, - говорит он ласково. – Думаю, все вещи на месте.
- А он… он не пытался драться? – боязливо спрашивает она.
- Со мной? – Миляшин усмехается. – Нет. Он понял, что лучше этого не делать.
- Ты сильный, Гриш, - Катя смотрит на него с признательным уважением. – Огромное тебе спасибо. Ты просто меня спас.
- Если человек гибнет, его нужно спасать, верно? – он подмигивает ей. – Ну, вот и всё, не будем об этом больше говорить.
Они едут домой.
Конька и Данька уже дома. Отец знакомит с ними Катю. Она держится застенчиво и смущенно; оба брата с ней учтивы и вежливы.
- Кате пока что негде жить, - поясняет отец. – Пусть поживет у нас в гостиной, - он улыбается Кате, - и будет, как дома.
Пока Данька упражняется на пианино, а Катя слушает его и заодно разбирает свои вещи, отец зовет к себе Коньку и всё рассказывает ему. Конька поражен сразу всем: и мужественным поведением отца, и бедственным положением Кати.
- Я рад, что ты спас ее, пап, - говорит он и не выдерживает:
- Какой же ты молодец всё-таки!
- Весь в тебя и Даньку, - отец ерошит ему волосы.
Ужинают они втроем. Отец говорит своей гостье:
- Не вздумай завтра ничего делать, Катюша. Никаких уборок или готовок. Отдыхай; смотри телевизор, слушай музыку, читай; ванная в твоем распоряжении. И ни малейшей работы!
- Да, - послушно и охотно отвечает Катя. - Но я всё-таки две-три своих вещички простирну… можно?
- Можно! – отец смеется. – А я тебе завтра сделаю копию ключей. Сможешь гулять во дворе; у нас тут спокойно, красиво…
Они расходятся спать. Катя принимает душ и тоже ложится. Засовчик она не запирает, потому что совсем не боится Миляшина. С наслаждением растянувшись на чистой простыне, на мягком диване, она крепко засыпает.
А Конька, лежа в постели, спрашивает себя: может, отец женится на Кате? И сам себе отвечает: а почему бы и нет? Он, Конька, вовсе не против такой приятной мачехи…