Цветной код - 11. Аусвайс для гестаповца

Станислав Бук
Цветной код. Продолжение. Предыдущая глава:
http://proza.ru/2014/01/22/2049
      


                11. Аусвайс для гестаповца.

                По мере того как пролетали недели, месяцы, годы,
                слабели в памяти самые дорогие, самые сокровенные
                воспоминания – бессильные перед всепоглощающей чернотой.
                Станислав Лем. Магелланово облако.

В начале декабря в Харькове появилась гражданская администрация и многочисленная полиция.
Фридрих выходил в форме, прихватив с собой солдата писаря, чтобы тот был под рукой.
 На аллеях лесопарка иногда прогуливались пожилые харьковчане, но попадались и люди помоложе, даже девушки.
Зима была снежной. Аллеи расчищены пленными, которых пригоняли с лопатами в пять часов утра и уводили к семи. На многих развалинах города тоже трудились пленные красноармейцы. При виде этих людей Фридриху почему-то становилось холоднее, он поднимал воротник шинели и натягивал перчатки.
Никто из гуляющих в парке не мог знать, что этот холёный эсэсовский офицер понимает по-русски. Однажды до него донёсся обрывок разговора двух девушек, которые обсуждали сопровождавшего его солдата-писаря.
- Гарный хлопэць.
- Тилькы до мамкы не повэрнэться.
- Чому?
- Наши вбьють. Попруть, як пид Москвою.
Собеседница одёрнула:
- Тыхше ты, наклычеш.
Фридрих подумал: значит, слушали радио, или читали листовку. И за то, и за другое – расстрел. Неосторожно, девушки!
После странного телефонного разговора с Берлином, Фридрих решил поздравлять Кёсте с выздоровлением его мамы не сразу.
Тут что-то не так. Такого содержания телефонограмму можно было продиктовать хоть кому. Значит, имеет место нечто похожее на пароль. Гестаповская провокация? Нет, не должно, зачем тогда притягивать лабораторию Вайцзеккера?
К тому же он убедился – в четвёртом отделе сидят не дураки, они не строят рассчет на то, что смогут взять ценного учёного за недоносительство. Вот русские – смогли бы…
В этом, продуваемом со всех сторон лесопарке, среди голых деревьев, где о войне напоминала только зенитка за глиняным валом, Фридрих прогуливался, размышляя и пытаясь в подробностях восстановить все разговоры с Карлом при встречах в январе сорок первого, то есть ещё до войны с русскими, ну и в августе.
Сначала Хоутерманс был шокирован, узнав, что Гейзенберг и Вайцзеккер, люди, до сих пор служившие для него высшим авторитетом и примером порядочности, что они всё же делают атомную бомбу для Гитлера.
Но вот Карл, придя к нему на обычную весёлую вечеринку, сначала развёл философию о проблемах современного мира и культуры.
Он философствовал:
- Культурные отношения сейчас строятся не на основе личного знакомства, как прежде, а на абстрагировании в форме власти и денег, и долг как художника, так и учёного определить своё место между властью и обществом.
Потом он что-то говорил о «Парменидах» Платона, о не точных переводах санскритских рукописей.
Фридрих наслышан, что Оппенгеймер свихнулся на индийской философии, но Карл? Неужели и он?
Чтобы понять позицию Вайцзеккера в отношении ядерной программы нынешней Германии, надо понять его философию, но это ему, Фридриху, просто не по уму!
Наконец, уединившись с Фридрихом при перекуре в саду, Карл выдал:
- А знаешь, Фриц, американцы засекретились, и мы не знаем, чем они там занимаются. Но если они сделают бомбу для Германии, то Вернер ответит тем же, приготовив то же блюдо для них.
И было неясно, как к сказанному о Гейзенберге относится сам Карл. Разгадка – в философских рассуждениях Вайцзеккера. Но как объяснить непонятное с помощью непонятного?
В августе сорок первого года Фридрих сдал в сейфы Почтового Ведомства Германии свои исследования с выводом о применении плутония в качестве взрывчатки для атомной бомбы.
Вскоре Вайцзеккер запатентовал принцип устройства плутониевой бомбы.
Следовательно, Карл отнёсся серьёзно к исследованиям и выводам Фридриха и, вполне вероятно, сам Гейзенберг начнёт строить боеприпас, используя идею плутониевого заряда. Тогда Хоутерманс, обосновав необходимость съездить к химикам Швейцарии, послал из Берна в США своему другу физику Вагнеру телеграмму: «Мы идём по следу». Кое-какой опыт конспирации у Фридриха был, но он всё равно здорово рисковал.
Итак, что мы имеем?
Хитрая лиса Гейзенберг избегает даже телефонного разговора с «этим клоуном», хотя, отправляя Фридриха в Россию, он не мог не знать о его открытии.
«Философ» Карл Вайцзеккер сначала делится с Фридрихом конфиденциальной информацией о том, что Вернер Гейзенберг может сделать бомбу для Гитлера, понимая, что эта информация просочится за рубежи Германии; в то же время сам открыто патентует разработку заряда атомной бомбы.
Как будто оба рассчитывают, что он, под зорким оком гестапо сделает то, на что не решаются они?
Или что он все же попадётся, а они умоют руки – мол, сделали всё, что могли?
А я? Кто я – учёный физик, или ягнёнок на заклании?
Однако начинается обратный отсчёт и соревнование умов – кто раньше?
Вернувшись с прогулки, Фридрих поручил Максу Яколи приготовить к  вечеру ужин со шнапсом, точнее – с русской водкой, да пригласить двух-трёх лаборанток для компании; гауптштурмфюреру Генриху Кёсте послано приглашение на ужин.
Это приглашение Фриц оформил в шутливой форме, выписав и скрепив личной печатью аусвайс на стандартном бланке, таком же, какие гестаповец выписывал для выхода в город русским техникам и лаборантам.
Шутка в подлинном гестаповском стиле. Хайль!


Продолжение http://www.proza.ru/2014/01/24/289