1.
«-Я был на ходулях, - сказал Снусмумрик. - На ходулях можноперебраться через любую пропасть, через любую скалу. Только тут уж, конечно, не зевай, не то застрянешь в расщелине. Так вот, уже сумерки были…»
Туве Янсон «Муми-тролль и комета».
Сторож, покачиваясь, растворился за поворотом в летних бархатных сумерках.
Костя выждал ещё минуту и аккуратно снял с одного из ржавых штырей, торчащих поверх бетонного забора, кольцо колючей проволоки. Перебравшись на груду поломанных паллетов с другой стороны забора, он навесил колючку обратно что бы никак не обозначить своего присутствия.
Проворно спустившись с паллетов, молодой человек спрятался между металлическими мусорными контейнерами и замшелой шиферной стеной. Скинув с плеч рюкзак, он заглянул внутрь. В рюкзаке в одном отделении лежали мультитул, веревка, перчатки, несколько фонарей с цветными светодиодами и прочий мелкий туристический инвентарь. Во втором расположилась пара фотоаппаратов, объективы, вспышка, баночки с пленкой и прочие атрибуты для фотографирования.
Костя не был журналистом, шпионом или частным детективом. Он был фотографом «инда’стриала» или, как подобные сюжеты еще называют - «ruin porn». Ему, конечно, было далеко до Ива Маршана с Роменом Мерфи или Эдварда Буртунски, но и дилетантом с «зеркалкой на авто» он не был.
Фотографирование развалин, «бомбарей», «недостроек» и промзон было его давним хобби, и почти всё свое свободное время он уделял поиску новых мест и способу попадания на них, вися часами на блогах и форумах всяких руферов, диггеров и прочих сталкеров.
Эта страсть появилась у него давным-давно. Во-первых, он родился и вырос в моногороде, состоящим из цехов фабрик вперемешку с жилыми домами рабочих. Во-вторых, одним из первых его детских воспоминаний была старая разрушенная церковь, осыпающаяся разрисованной штукатуркой недалеко от деревенского дома его бабушки.
Фотографировать «ruin porn» он начал тоже довольно давно, когда у него появился мобильник с тогда еще крутой камерой «0.3 мегапикселя». Он бы начал и раньше, но тратить дорогущую пленку на «такую ерунду» не давали родители.
Теперь у него был отличный камерофон, «мыльница» с довольно хорошей матрицей, приличная цифровая «зеркалка» со всеми фото атрибутами и особая его гордость – советский пленочный «Зенит-6», не «Лейка» и не «Пентакс», конечно, но тоже очень круто. На «Зенит» он снимал только в особых случаях, ведь 35 - миллиметровая плёнка теперь стала в жутком дефиците.
Костю порой огорчало, что «индастриал» стал очдовольно популярным и, вследствие того, что его ринулись фотографировать все кому не лень, потихоньку скатывался в низкопробную попсу.
Но нет худа без добра. Теперь к нему чуть ли не выстраивалась очередь из «псевдомаргиналов» на фотосессии. Особо Костя ценил густо и не очень распирсингованных девушек с разноцветными волосами и татуировками в самых неожиданных местах. Некоторые из них были довольно милы, и при должном обращении не только охотно позировали обнаженными, но и на время украшали собой его холостяцкую кровать. А Костя с упоением любил их под сырое звучание каких-то андеграундных ди-джеев и групп с труднопроизносимыми названиями, которые ставили ему эти яркие, как новогодние ёлки, музы.
Костиных поклонников всегда восхищало его умение, казавшееся ему чем-то естественным. Одна из его муз, синеволосая Полли, студентка меда, любила накормить его какими - то таблетками и, бесстыдно раскинувшись голой на разворошенной кровати, сравнивать его фотографии с полотнами сюрреалистов.
И когда от препаратов у Кости все расплывалось перед глазами, он действительно видел некое сходство своих работ с «Жирафом в огне» или «Загадкой Вильгельма Телля».
Полли говорила, что, как и у Дали, в Костиных работах прослеживается условность границ сна и яви, зыбкость времени и пространства, всего духовного и материального, то есть неустойчивость мира в целом. Что всему этому нужны подпорки и ходули, поэтому люди строят высотки, трубы и мачты, что бы с их помощью распереть небо в землю. Иначе небо может рухнуть и раздавить людей тяжестью их грехов. Он же, Костя, воспевает эфемерность этих крепов псевдореальности, показывая их хрупкость, замшелость, стремление покрыться ржавчиной и в конце концов развалиться.
Полли могла рассуждать об этом часами, и Костя, лаская её гибкое разгоряченное тело, проваливался в мир гигантского скелетообразного урбана. Там, под чугунным проклёпанным небом, он и подсматривал свои новые сюжеты, а потом полупьяный корявым почерком записывал их в блокнот, иногда дополняя быстрыми зарисовками на полях.
2.
«…под Каменным мостом живут, а ночью ходят по Москве, железные когти у них надеты на руки и все на ходулях; по семи аршин ходули…»
А.Н.Островский «Женитьба Бальзаминова».
Промзона на которую Костя попал сегодня обещала много интересных сюжетов. Некогда это была довольно крупная фабрика и её трубы интенсивно загрязняли окружающую среду разноцветным дымом и стоками. Теперь же, когда Россия бросила что-либо производить, фабрика закрылась. Помимо парочки частных предпринимателей, арендовавших корпуса и ангары под склады, фабрика перестала хоть кого-то интересовать. Однако её обветшалое величие всё ещё восхищало и вызывало гордость, но одновременно и грусть за ушедшую в небытие сверхдержаву.
Сначала Костя решил поснимать на «зеркалку», а потом может дойдет дело и до «шестёрочки». Стараясь двигаться, как можно тише и незаметнее, молодой человек, как он это сам называл, «закрывал локацию». Он всё дальше углублялся в промзону, которая оказалась гораздо больше, чем Костя предполагал.
Тут его внимание привлек высокий железобетонный забор с прочными металлическими воротами. Преграда выглядела намного внушительнее, чем основное заграждение фабрики, что тут же заинтересовало парня. Костя решил исследовать периметр загадочного анклава.
Однако, кажущаяся неприступность оказалась показухой. Зайдя за угол и пройдя вдоль забора несколько десятков метров, Костя увидел, что тот примыкает к заброшенному промышленному корпусу. Вместо замков подгнившие воротины соединяла тонкая скрученная проволока. В одной из створок ворот была сделана дверь, запертая таким же нехитрым способом.
Проволока легко поддалась, и Костя быстро пересек помещение корпуса, остановившись лишь однажды для того, что бы запечатлеть багровые в закатном зареве мусорные кучи, похожие на гнезда гигантских механических муравьев.
Выйдя во внутренний двор корпуса, Костя с интересом осмотрелся. Таинственное пространство, обнесенное высоким забором, оказалось складом. На деревянных паллетах поставленные друг на друга в два ряда стояли металлические и пластиковые бочки. Чуть в стороне начиналась свалка из тех же емкостей, но уже порядком погнутых и проржавевших. На замусоренных рельсах застыли разноцветные пилюли железнодорожных цистерн. Так же, то там то тут ржавыми крышами торчали старые обшарпанные строительные бытовки, похожие на сплюснутые кособокие вагоны с заваренными ставнями на окнах.
Подойдя ближе к емкостям, Костя понял, почему этот склад был когда-то хорошо защищен. На зеленых ребристых боках бочек были еще видны сильно потертые ромбы с маркировками опасных грузов в окружении теперь нечитаемых цифр и букв. Рассматривая черепа, взрывающиеся и горящие шары, а так же прочие предупреждающие символы, Косте захотелось побыстрее оказаться подальше от этого интересного, но опасного, а может даже и заразного места. Сфотографировать это великолепие стоило издалека, но вот близко лучше было не оставаться.
С досады Костя легонько пнул ближайшую бочку и та отозвалась гулким металлическим эхом. Опасная тара оказалась пустой. Пройдя пару рядов, молодой человек убедился, что все емкости были порожними.
Облегченно выдохнув, парень повесил рюкзак на приметную железяку неясного назначения, что горбилась недалеко от внутренних ворот корпуса и принялся за дело.
Он присел перед бочками так, что бы в кадр попадали зловещие эмблемы на их боках, забор, обшарпанные бытовки или выщербленные плиты корпуса. Защёлкал затвор, изредка световыми бликами заходилась вспышка.
Сделав с дюжину кадров, Костя вдруг услышал недалекое тарахтение мотора. Молодой человек хотел было вернуться к рюкзаку, но не успел – со скрипом распахнулись ветхие ворота корпуса и на площадку перед складом выехал старенький автопогрузчик с вилами.
На нем, словно солдаты на броне БМП, сидело около десятка невысоких коренастых мужчин, одетых в грязные разномастные робы. Они о чем-то гортанно переговаривались друг с другом и негромко смеялись.
Стараясь оставаться незамеченным, Костя прошмыгнул к ближайшему от него вагончику и затаился. Он надеялся, что рабочие здесь ненадолго и что никто из них не увидит его рюкзак. Осторожно выглядывая из-за угла, фотограф видел, как гастарбайтеры разбрелись по складу и, что-то ища, ходили между рядов. Они все как один оказались настолько низенького роста, что путешествие между рядами было для них сродни блужданию по лабиринту.
Один из гастарбайтеров был почти рядом с тем местом, где прятался уже порядком нервничающий Костя, как вдруг, словно подкошенный, рухнул на землю. Затем с истошным воплем тело рабочего взлетело в воздух. Его фигурка на фоне неба напоминала безумного роупджампера, закрепившего страховочный трос к ногам. Удар плашмя об землю превратил крик страха человечка в болезненный хрип и вой. Иммигранта поволокло по земле в сторону оплывшей мусорной кучи, наросшей на ржавых рельсах под цистернами.
Когда что-то навроде толстой розово-серой веревки подтащило извивающегося человека к груде склизких отбросов грязно-белого цвета, на той образовался здоровенный темный ромб пасти, окаймленный кривыми клыками. И только тут Костя с ужасом понял, что это было отвратительное и совершенно невозможное живое существо.
Всполошившиеся гастарбайтеры побежали было на помощь своему товарищу, но увидев, как его подергивающееся тело проваливается в зубастую пасть белесой массы, с воплями ринулись в рассыпную.
Рывками заглотив рабочего, груда плоти пришла в движение, обозначив морду, тулово и многосуставчатые конечности. Теперь Костя смог более менее отчетливо рассмотреть совершенно невозможное чудище.
Это было кошмарное существо. Его длинное худое тулово было словно сплетено из тысячи обезображенных гниющих тел. Неестественно вогнутое в пояснице, оно топорщилось отвратительными отростками. Тонкие когтистые лапы по обоим сторонам туловища торчали острыми локтями над спиной монстра кривыми буквами «Г». Вытянутая, непрерывно сочащаяся слюной грушевидная морда без глаз оканчивалась ни то клювом, ни то хоботом. Оттуда, словно у змеи, то и дело высовывался длинный скользкий язык - «липучка». Огромные костлявые ноги-ходули выгибались коленями назад, как у гигантского кузнечика альбиноса.
Кривоногие человечки суматошно бегали между рядами бочек, пытаясь найти спасение. Однако монстр неуклюже, но быстро переваливаясь на своих чудовищных ногах, отрезал им путь к погрузчику и воротам. Он загонял от страха потерявших ориентацию рабочих в тупиковые коридоры.
Перед тем как запихнуть в пасть новую жертву, монстр избавлялся от предыдущей. Это был тошнотворный процесс дефикации. Скрюченные тела, покрытые слизью вываливались у него откуда то сзади. Рабочие видимо были живы, потому что они конвульсивно подергивались и тихо мычали.
Костя и не заметил, что все это время он вслепую «от живота» фотографировал весь этот кошмарный спектакль, прижав объектив к углу бытовки.
Внезапно монстр застыл, видимо услышав звуки затвора или как-то ещё почуяв Костю, и рывком дернулся в сторону затаившегося мужчины. Оцепеневший от ужаса фотограф уже простился с жизнью, но тут какая-то сила утянула его назад в спасительный сумрак за вагончик. От неожиданности и страх Костя дернулся, и фотоаппарат, выскочив из рук, отлетел в соседние кусты.
- Бляя! - Мужчина в ужасе оглянулся через плечо. Позади сидела на корточках низенькая человеческая фигурка. Его спасителем оказался водитель погрузчика. Костя опознал его по сине-белой вязанной шапке, которая не смотря на летнюю духоту была нахлобучена на голову рабочего.
Вблизи гастарбайтер оказался совсем карликового роста. Костя с трепетом рассматривал его странное несимметричное лицо, всё в шишках и складках. Отекшие веки, делали из глаз человечка узкие щелочки, а большой пористый нос болезненным наростом нависал над тонкими губами. Невысокая фигурка была скособочена и вся как будто перекручена. Человек этот видимо чем-то болел, а может, был инвалидом от рождения.
- Ты чтё, э… Жить надоэло? - Выпучив глаза, зашипел человечек. Акцент и какой – то булькающий голос делали его речь едва понятной.
- Но, там вон мой фотик! – Возмутился Костя, дернувшись было в кусты. Происходящее казалось ему фантасмагорическим бредом. Чувство потери любимой техники, чуть ли не полностью заглушило осознание опасности.
Однако страшный человечек, схватив Костю за рукав, опять оттащил мужчину назад. И вовремя. На месте, где только что была голова фотографа, на секунду возник склизкий язык монстра.
- Савсэм глюпый, да? Зачьем мертвому вещи. Шайтон сажрёт тебя! Туда не бежи… За мной бежи…Бросай свой фотык тама, если жить хочишь…Потом предёщь, забирёщь… Но еслы ты ткой дурак упрямий, то памирай, я пщёл…
Махнув грязной рукавицей, странный карлик раздвинул болтающиеся на паре гвоздей доски в стене вагончика и ловко юркнул в темноту дыры.
Костя в отчаянии заскрипел зубами. Бросать верный аппарат с такими уникальными фотками и рюкзак со всем добром, да ещё и раритетным «Зенитом» в придачу, было нестерпимо жалко. Однако, стать ужином какой-то невозможной, но безусловно реальной мерзости он хотел меньше всего. Пересидеть опасность тоже видимо Костя не мог, монстр шумно возился где-то совсем рядом, продолжая отвратительно чавкать и хлюпать.
-Сука! – сквозь зубы прошипел Костя, решаясь. Быстро достав из накладного кармана брюк камерфон, Костя высунул руку из-за укрытия и наугад нажал на кнопку фотосъемки.
3.
«…Никто не поминай нам подлости ходуль
И к пьянству твоему потребных красоуль…»
М. Ломоносов «Зубницкому».
В вагончике не оказалось пола и Костя чуть ли не кубарем скатился по узким деревянным ступенькам в неглубокую яму, вырытую под бытовкой. Сырой земляной воздух отвратительно пах кошками. Человечек дожидался фотографа, сидя на корточках, и был похож на отвратительного вида горгулью с фасада готического собора...
(to be continued)