из книги "История одного рода"
10. Батурин! Анафема.
Гетман Мазепа в поисках выхода!
Двадцать пятого октября Меншиков уже знал о переходе гетмана в стан шведов, знал, но не сразу поверил. Недоумевая по поводу странного поведения Мазепы, он еще 24 октября возле Мены встретил полковника Анненкова, передавшего ему письмо и извещение, что тот в Батурине. Далекий еще от подозрений, он тоже повернул в сторону столицы Гетманщины. Ночью невдалеке от Батурина в селе Обмачево к нему прибыл некто Соболевский «со словом и делом государевым». Он и рассказал, что гетман Мазепа подался в сторону шведов, приказав гарнизону держать оборону Батурина и не пускать туда русские войска.
Недолюбливающий гетмана Александр Данилович, не совсем поверил Соболевскому, но поразмыслив и вспомнив с какой поспешностью его покинул Войнаровский, светлейший подъехал к Батурину. На стенах крепости были выставлены усиленные караулы. Посланного полковника Анненкова, несмотря на его известность среди казаков, в город не пустили.
Отъехав к переправе на Десне в Макошина, Меншиков решился уведомить царя Петра о действиях Мазепы. Тот в это время находился в Погребках, тоже на Десне.
Сказать, что измена гетмана произвела на государя особое впечатление: означает – ничего не сказать. Петр словно сошел с ума. Его крики и ругательства слышны были за версту. Он верил Мазепе, сам помогая тому уничтожать всех доносчиков. Придя в себя, царь Петр пишет манифест украинскому народу, в котором извещает об измене гетмана обоих берегов Днепра, «для того: дабы украинскую землю поработить под владение польское и церкви Божьи и святые монастыри отдать в унию». Казацкой старшине давалось указание съезжаться в Глухов для избрания нового гетмана. Именно в этот момент, хитрый правитель, ликвидировал все поборы, наложенные бывшим гетманом на украинский народ. Царь умолчал, что эти налоги были его прямым указанием и неукоснительны в выполнении гетманом. Попробовал бы Мазепа не выполнить приказ царя, но народ есть народ. Малограмотный, и мало информированный, он верил русскому государю и казацкой старшине, предавшей своего гетмана.
А что же сам Мазепа? Не имея возможности ускорить военное противостояние против царя в связи с затянувшейся переправой шведских войск через Десну, он, как я уже упоминал, 30 октября отправил Скоропадскому, полковнику Стародубскому послание, в котором объясняет свой переход к шведам и пытается склонить того на свою и шведскую сторону.
«Московская потенция уже давно имеет всезлобные намерения против нас, – пишет он, – а в последнее время начала отбирать в свою область украинские города, выгонять из них ограбленных и доведенных до нищеты жителей и заселять своими войсками. Я имел от приятелей тайное предостережение, да и сам ясно вижу, что враг хочет нас, гетмана, всю старшину, полковников и все войсковое начальство прибрать к рукам в свою тиранскую неволю, искоренить имя запорожское и обратить всех в драгуны и солдаты, а весь малороссийский народ подвергнуть вечному рабству. По таким-то намерениям Меншиков и Голицын поспешали со своим войском и приглашали старшину в московские обозы. Я узнал об этом и понял, что бессильная и невоинственная московская потенция, спасаясь всегда бегством от непреоборимых шведских войск, вступила к нам не ради того, чтоб нас защищать от шведов, а чтобы огнем, грабежом и убийством истреблять нас. И вот, с согласия всей старшины, мы решились отдаться в протекцию шведского короля в надежде, что он оборонит нас от московского тиранского ига и не только возвратит нам права нашей вольности, но еще умножит и расширит; в этом его величество уверил нас своим не отменным королевским словом и данной на письме ассекурацией».
Мазепа призвал Скоропадского действовать совместно, и перебить московский гарнизон в Стародубе или уходить в Батурин, чтобы не попасться в московские руки.
После царского манифеста об избрании нового гетмана, светлейший отправился с драгунами и корпусом пехоты к Батурину – Мазепинской столице, в которой заперлись сторонники гетмана.
Начальствовали над батуринским гарнизоном: полковник сердюков Чечел, есаул Кенигсек, полтавский полковник Герцик и неизвестный нам сотник Димитрий.
Подступивши к Батурину Меншиков, отправил в город сотника Марковича с предложением сдаться. Полковник Чечел отказался и сказал, что без указа своего гетмана город они не сдадут; При этом полковник делал вид, что не знает об измене Мазепы. Попробовал их уговорить сдаться и Дмитрий Голицын, человек уважаемый казаками. Но в ответ мазепинцы начали ругаться и стрелять из ружей. Меншиков не на шутку рассердился. Он имел четкий приказ от государя захватить город изменника и предать его полному уничтожению. Все, что светлейший обещал при добровольной сдаче, было чистым блефом. Петр был в бешенстве и, как и во время стрелецкого бунта, жаждал крови. На что способен был государь в таком состоянии – красноречиво рассказывает история и я на этом еще остановлюсь.
Светлейший велел войску наводить мост и переправляться. Сделать это было непросто: защитники обстреливали из пушек и все попытки светлейшего оказались неудачны. Неудачен был и первый штурм: взять с наскока столицу – не удалось. Жители Батурина и сердюцкие полки с казаками хорошо знали «доброту» царского фельдмаршала, и на пощаду не рассчитывали. Первого ноября штурм повторился, но безрезультатно.
«Ночью Чечел прислал к Меншикову посольство, которое попыталось заверить того, в том, что осажденные являются верными царскому величеству, и готовы впустить его войска в замок, по истечении трех дней. Искушенный в дворцовых интригах, Александр Данилович хорошо понимал, что это хитрость» – так пишут в своих трудах некоторые российские историки, но это неправда.
Осажденные, вернее по его полному убеждению, изменники, надеялись на помощь гетмана и шведов и никого к нему не отсылали. Сам же Меншиков, понятия не имел, каким образом взять хорошо обороняемую столицу. Он отправил последнего гонца, казака Федора Стожка с предложением о сдаче, но того назад уже не отпустили и приковали к пушке. Царский баловень хорошо понимал, что взять крепость архитрудно и, посылая на штурм солдат, рассчитывал на случай, и такой представился. Правда представился, когда сам светлейший на удачу уже не надеялся. Видя безуспешность усилий по взятию крепости он после обеда отдал приказ, повернуть полки и уйти из-под Батурина. Уже на марше его догнал перебежчик от наказного полковника Прилуцкого полка Ивана Носа, некто Соломаха, и поведал о тайной калитке через которую можно пробраться в крепость.
В 6 часов утра Меншиков бросил войска на приступ и пока сердюцкие полки обороняли стены и ворота, в крепость через потайную калитку проникли московские солдаты. В спину защитникам был нанесен неожиданный мощный удар. В столь сложный момент гарматный есаул Кенигсек, был тяжело ранен и не успел организовать сердюков и казаков на контрдействия.
Светлейший отдал приказ истреблять всех без различия, не исключая и младенцев, но оставлять в живых начальников, для предания их казни. Все имущество батуринцев отдавалось заранее солдатам на разграбление, только орудия должны были сделаться казенным достоянием. В продолжение двух часов все было закончено: гетманский дворец, службы и дворы старшин – превращены в пепел. Все живое истреблено. Кенигсек взят в плен жестоко раненым; Чечел скрылся, но был пойман в ближнем селе казаками, точнее, собственным предателем-кумом, и доставлен Меншикову.
События в Батурине драматизируют украинские историки и откровенно насмехаются российские. Я не хочу приводить массу примеров неправедности в подаче истории последними, и не хочу доказывать, что трагедия Батурина действительно драматична, но приведу в пример некоторые реалии того времени, а читателю – составить свое мнение.
Прежде всего, необходимо понимать: это был XVIII век, точнее его начало. Действовал закон войны: захваченный город отдавался на разграбление. Вот как пишет шведский историк Петер Энглунд о военном промысле: его данные не оспариваются российскими историками:
«Война была достаточно популярна в Швеции, чтобы ее начать. Не слишком редки были случаи, когда люди за свой собственный счет пересекали Балтийское море и присоединялись к армии. Если во время Тридцатилетней войны было обычным явлением, что рекруты искали спасения в горнопромышленных районах, теперь течение заметно повернулось в обратную сторону. Рабочие бежали с горных и оружейных заводов, чтобы завербоваться в армию. И сейчас, так же как во время предшествовавших военных конфликтов, многие, в особенности среди высшего офицерства, считали войну выгодным коммерческим предприятием.
В качестве примера можно привести одного из участников, графа Магнуса Стенбока, которому в начале войны было 35 лет, и который всю жизнь провел на военной службе – служил голландцам, императору и шведам. Он принимал участие в битве под Нарвой и сразу же после сражения был произведен в генерал-майоры. Помимо этого скачка в карьере, начало войны принесло графу целый ряд выгод. Прежде всего, прямая военная добыча; это было много тысяч даллеров в наличных деньгах, кошельки, полные русских монет, и множество ценных предметов, например, драгоценных камней, а также серебряных кувшинов и кубков. И “другие мелочи”, например: подбитые куньим мехом одеяла, солонки, оружие, кровати, церковные облачения и чаши, распятия, подсвечники и обшитые галунами камзолы тоже находили пути к родному поместью. С течением времени все это превращалось в крупные суммы денег, которые переправлялись в Швецию и употреблялись на покупку новой земли. К этим барышам следует, кроме того, прибавить более опосредованные прибыли, которые огребал Стенбок, занимаясь военными поставками. Ему посоветовали забивать свой скот, а также печь сухари из сжатого хлеба и продавать этот провиант армии. Был у Стенбока и четвертый стимул, наряду со скачком в карьере, военной добычей и поставками в армию, – защита семейного поместья в Прибалтике. Сообщая домой о битве при Нарве, в которой сам он был ранен, он, кстати, упоминает в связи с имением его матери в тех краях, что он “рисковал получить синяк под глазом ради ее поместья здесь в Лифляндии”. Магнус Стенбок – хороший пример того, как человек из высшего класса общества действительно мог нажиться на войне.
Было бы, однако, анахронизмом подходить к военной добыче с точки зрения морали. Как для офицеров, так и для солдат эта добыча была важным стимулом сражаться и рассматривалась как законное явление, как нечто по праву добытое собственным потом и кровью. Грабеж был средством, которое применялось для того, чтобы поощрить активность солдат, был вполне дозволен в битве и подробно регламентировался военными уставами. В сущности, единственным ограничением был запрет грабить – так же как и напиваться – до того, как враг будет разбит. Все захваченное на поле боя за несколькими немногими исключениями принадлежало офицерам и солдатам, и должно было быть разделено между ними…».
И прошу не верить, что московские воеводы, офицеры и солдаты обладали особой человечностью, и вели себя, как сердобольные старушки: обратное – доказывают хроника Речи Посполитой о пребывании там московитов в 1704-1705 годах (термин взят из, все той же хроники).
Батурин – богатый город, в котором жила старшина, и было сконцентрировано много добра. Об этом знал Меншиков и его командиры, это хорошо знали и солдаты. Грабеж и насилие: пусть не ухмыляются пророссийские умники – все это было в полной мере. К этому добавился и, безусловно, ярлык изменников. Для Меншикова: весь город – поголовные изменники. Светлейший никогда не отличался добротой, как и его господин, ну а в тот момент, особенно! Сей монстр пылал жаждой мести и об этом говорят масса документов. Они приведены в капитальном труде-исследовании Павленко, и я остановлюсь в этой главе лишь на некоторых.
Недавно, я прочитал полнейшую ахинею одного украинофоба, у которого каждое слово – оскорбление всего украинского и всего, что связанно с украинской культурой и историей. Говорить о нем много – мало приятного: отмечу лишь, что сей… трудно назвать его беспристрастно, человек, чтобы доказать надуманность самого понятия Разгром Батурина, и количества жертв, отыскал труд Даниеля Дефо (автора Робинзона Крузо). Симпатизируя Петру, он видел его в Англии, когда тот прибыл на пару дней, Даниель Дефо в своем труде «Беспристрастная история Петра Алексеевича», описывал штурм Батурина, приводя некоторые цифры. Материал интересный, если подойти к нему объективно, и я к нему вернусь.
Можно согласиться я и с тем, что, возможно, не 21 тысяча, как говорил экс-президент Ющенко, ссылаясь на «Историю Руссов», может даже и не 15 тысяч, как потом говорил он же, а 6000 защитников погибло при взятии Батурина. Разве этого мало? Неужели, это, не трагедия? А горожане? Как быть с ними?
Но давайте проанализируем до конца, раз уж затронута такая щепетильная и болезненная тема. Выше указанный исследователь, высмеивая «Историю Руссов», написанную во второй половине XVIII века, то есть спустя 60-70 лет, обвиняет ее в перевирании фактов, рисуя нам картину, в которой сердобольный Меншиков при взятии казацкой столицы: всех, чуть ли не поил водкой. Даже труд Павленко и ряд других историков – высмеяны и опошлены.
В чем же суть? А в том, что украинская сторона хочет доказать, что взятие Батурина – это трагическая история в жизни нашего народа, а вот «эти», озабоченные имперскими амбициями, а точнее выгораживанием «строителя государства Российского», что это сплошное вранье. Я не буду заострять язвительную полемику, но подчеркну следующее: даже, такие украинофобы признают, что могло погибнуть от 4000 до 6000 человек защитников. Они же утверждают, что «мирное» население, то есть горожан не трогали. Утверждают, не имея тому доказательств, а я не буду утверждать обратное, не имея их в достаточном количестве. Но, то, что Батурин защищали 4 сердюцких полка, и часть казаков из полков Прилуцкого, Лубненского и Миргородского – достоверно известно. Учитывая, на неполную комплектацию полков (полк насчитывал 1500-2000 казаков) – можно допустить, что защитников было от 4000 до 8000 человек.
Меншиков подошел к Батурину по одним сведениям с 5000 драгун и пехоты, по другим источникам с 10000. В том или другом случае, к нему присоединился киевский воевода Дмитрий Голицын с русскими войсками, расположенными в Киеве.
При, фактически, равных силах, светлейший, используя предательство наказного полковника Ивана Носа, ударил через тайный проход в тыл защитникам Батурина. Здесь и вспомним опять известного писателя Даниеля Дефо, по крайней мере, на него ссылается украинофоб: сделана была де брешь в стене, то бишь, пролом и доблестные русские войска ринулись на защитников, да так резво, что за два часа управились и успели даже потушить пожары. Потом, они опять все разграбив, подожгли и забрали пушки. Встает вопрос: где делись защитники Батурина, то есть не мирные граждане, а казаки? За два часа «славной баталии» Меншикова, сложно зарезать даже 4000 овец, не говоря о казаках, которые чаще давали «чертей» доблестным московским воинам, чем это случалось наоборот. Учтем, что даже некоторые московские офицеры, впоследствии в своих мемуарах отмечали высокую стойкость и мужество сердюцких полков. В этой связи, вполне понятным становится, не конкретность, скорее со слов услышанная Дефо, о проломе в стене. Удар был нанесен в спину и это очевидно!
Большинство реляций Меншикова, дошедшие до нашего времени – сплошная ложь последующих канцеляристов, пишущих по приказу государя новую российскую историю.
Предлагаю диалог, который возможен даже в наше время, скажем в канцелярии Путина, Лукашенко, или Януковича. Но я отнесу его к сердобольной Елизавете Петровне.
– Матушка, – поклонился Алексей Петрович. – Что будем делать с архивами Александра Данилыча?
– А что с ними делать? – не поняла государыня.
– Множество реляций и донесений государю нашему Петру Алексеевичу: часть из них достаточно жесткого свойства, – поднял глаза на царицу Бестужев-Рюмин.
– Ну, и? – Ее величество явно не понимала, к чему клонит канцлер.
– Да-к, матушка, там о взятии и предании огню Батурина есть!
– Много побили тогда люду? – нахмурилась царица. Она всегда была за мягкое отношение к своим подданным.
– Всех! – лаконично ответил Александр Петрович.
– Как всех?
– Приказ государя нашего был: «Сжечь Батурин» – его и сожгли. Светлейший не мог ослушаться государя, зело Петр Алексеевич был сердит, да и Александр Данилыч – не меньше.
– И все это в донесениях царю? – вопросительно глянула на канцлера государыня.
– Да, ваше величество!
Воцарилось молчание. Елизавета Петровна заходила по зале, обдумывая услышанное.
– Ты, вот что Алексей Петрович! Найди справного и преданного канцеляриста: пусть выправит реляции, а где нужно перепишет – негоже, чтобы нас Европа варварами и аспидами считала.
– Очень правильное решение, матушка, я и сам хотел вам это предложить, но ваше величество своим умом, как всегда опередила меня.
– Там в документах указана Украина?
– Малая Русь, матушка!
– То гоже! Они подданные мои: где указанно Украина замените на Малую Россию, а народ украинский, исправьте на малороссийский!
– Будет сделано, тот час найду нескольких канцеляристов и засажу за исправление! – поклонился государыне канцлер.
– И Разумовскому – ни слова! – пригрозила она пальцем.
– Да, вот кстати! – опять сделал легкий поклон Бестужев-Рюмин. – Алексей Григорьевич, зело интересовался документами Александра Данилыча, но я отказал, сославшись, что они в архиве проходят уподобление.
– Что? – не поняла Елизавета.
– Перепись! – пояснил канцлер.
– Лешке ничего не давать, я с ним сама поговорю!
Этот диалог мог состояться, а мог и не состояться, просто неудобные документы всегда, либо уничтожались, либо выскабливались ненужные тексты, либо попросту переписывались заново: с каллиграфией того времени – писарям это было несложно. Особенно в этом преуспела Екатерина II. Она и вовсе сделала ревизию всем документам, создавая тысячи новых, заполняющих вакуум и подававших события и действия императоров и сановников в нужном для прославления империи ключе. По Ее Высочайшему Указу было предпринято издание «Древнея Российская Вивлиофика содержащая в себе собрание древностей российских до истории, географии и генеалогии российския касающихся». Это были сборники, включающие в себя государственные акты, указы, реляции, генеалогические древа, послания деятелей Московии на протяжении всего периода ее существования. Многих из этих документов и в помине не было, а многие «сознательно» утрачены временем, но все они получили прописку в «Вивлиофике…» и являются источником для написания последующей истории государства Российского. Но и в последующих сводах, некоторые документы, например, манифест Петра к «малороссиянам», знавшим себя исключительно, как «посполитство», попросту липа, как и множество других, тщательно собранных в толстенные сборники. Они не могли быть в том виде, в котором дошли до нас, по причине отсутствия в обиходе на то время такого понятия, как Малороссия для Правобережной и Левобережной Украины. Не все в Западном мире знали Россию, а уж о Великороссии, как и Малороссии – и вовсе не слышали. Близкая Украине Речь Посполитая, Россию именовала только как Московия в окружении массы Тартарских государств. Кое-кто именовал по-старому Московская Тартария, но это уже другая тема разговора.
Возвращаясь к захвату Батурина, можно констатировать абсолютно бесспорный факт: из казаков мало кто остался жив.
Я говорил, что не хочу вступать в полемику и сдержу слово. Говоря украинофобским языком, то есть, используя аргументы весьма абсурдные и тщательно причесанные за триста лет: Меншиков за два часа уничтожил всех защитников, а кого не убили – подготовили к публичной казни. При этом, полностью отрицается почти поголовное истребление горожан.
В этой связи возникает один существенный вопрос: когда грабили горожан и жгли дома, неужели предупреждали жителей: мол, грабить пришли, сжигать ваши домивкы – уходите, не то погибните? Неужели, у ворот домов не лежали трупы, тех, кто защищал свой скарб, своих детей, и, ни одна женщина и дочь не подверглись насилию? Известный историк Сергей Павленко обрисовал картину Батуринской трагедии, приводя множество фактов, которые нельзя выдумать, как в этом пытаются нас убедить проимперские историки, и в частности, уже упоминаемый мною украинофоб. Бред! Чистой воды бред! По словам «озабоченных» праведным гневом на «наклеп» с украинской стороны, у российских исследователей, именно так и получается. Как назвать убийство такого количества людей? Не Батуринской резней? Приведу довольно объемную выдержку из исследования Сергея Павленко:
– «Лизогубовская летопись дает широкую панораму жуткой кровавой ночи гибели гетманской столицы: «...Войско заюшеное, а паче рядовые солдаты, понапившеся [понеже везде изобилие было всякого напою] кололи людей и рубали, а для того боячися прочие в скрытых местах сидели, аж когда огонь обойшел весь город, и скрыты пострадали; мало еднак от огня спаслося и только одна хатка, под самою стеною вала от запада стоячая, уцелела неякогось старушка; церковь же в замку деревяная сгорела, в городе Тройцы Святой каменная, верхами и внутрь огорелая… – Уничтожив казаков и сердюков, солдаты и драгуны с ненавистью набросились на беззащитных и безоружных стариков, женщин и детей. Никакие мольбы о пощаде не помогали. Горожанам рубили головы, прокалывали грудь…
…Разными путями шла информация о злодеяниях россиян в Москву, Новгород, зарубежье, но летописцы, ссылаясь на свидетельства очевидцев, были едины в оценках масштабов трагедии украинского города: «Великий государь... град его стольный разори до основания и вся люди посече» (Новгородская летопись), «Люди в нем бывшие вырублены, церкви разорены, дома разграблены и сожжены» (Рукописный сборник XVIII ст.). «Город Батурин войска государевы, доставши, спалили и людей всех вырубали. Тогда зима прежестокая была: снеги превеликыя и морозы такие сильные были, что и птицы мерзли» («Краткое летоизобразительное знаменитых и памяти достойных действ и случаев описание»); «И тот город взяли приступом, и вырубили, и выжгли» («Записки» московского окольничего Ивана Желябузкого за 1708 г.), «Меншиков враз добыл Батурин и разорил его огнем и мечом» (Черниговская летопись по новому списку (1587-1725).
Подобное описание подавал в своем дневнике и шамбелян Карла XII Аддерфельд, погибший под Полтавой в 1709 г.: «Перебили и старых, и малых, не оглядываясь на пол и возраст, оставшихся женщин утащили. Взяли сорок пушек. Сожгли город и 30 мельниц, что стояли на реке Сейм. Все пограбили. Комендант родом прусак, был взятый, с ним жестоко поступили».
Поразило увиденное 11 ноября 1708 г. и шведского историка Георга Нордберга. Он отметил в своих записках: нападающие, «...что только могли, пограбили, а бедных беззащитных жителей поубивали»; «по руинам, можно допустить, что это был красивый, из кирпича построенный, город, который своими зданиями превышал другие города в Украине».
Французские газеты, получив информацию из Украины, вышли с выразительными заголовками: «Страшная резня», «Руина Украины», «Женщины и дети на остриях сабель». «Газет де Франс», «Летре гисторик» и другие издания сообщали: «Все жители Батурина, несмотря на возраст и пол вырезаны, как приказывают нечеловеческие обычаи москалей», «Целая Украина купается в крови. Меншиков применяет средства московского варварства». Австрийская газета «Виннеришес Дияриюм» в номере за 2-4 января писала, что московиты разорили Батурин, а сам гетман за «измену» осужден на смерть и повешен манекен, который должен был…».
Рамки романа не позволяют приводить все примеры вандализма, зафиксированные значительно большим количеством современников и конкретных очевидцев резни и потуги нивелирования российскими историками этих источников, кроме как «понимания» незавидной участи их вынужденных лжетрактований и лжесвидетельств – ничего не вызывает: даже сочувствия.
Акты грабежа и насилия, чтобы точно осознать, что они были, хорошо видны на примерах, кого же грабили, и как? Нет смысла повторять очевидное, но я опять приведу выдержку, все того же С. Павленко:
«Удовлетворив свои низменные инстинкты, натешившись смертными казнями и мучениями побежденных, Меншиков отдал город на разграбление. Пьяные солдаты в первую очередь бросились в соборы, где было много золотой атрибутики. Даже златоверхие купола потерпели сокрушительный погром. Осквернителям храмов было чем поживиться. Еще до 1700 г. в гетманской столице и предместьях возвышались Троицкий, Николаевский, Покровский и Введенский храмы. На их содержание давал пожертвования и гетман. Так, на Троицкую церковь он дал 20 тысяч золотых, на Николаевскую – 4 тысячи, на деревянные церкви Воскресения (построена, очевидно, после 1700 г. – Авт.) и Покровы Богородицы – 15 тысяч. Значительные сбережения Мазепа выделил и для Батуринско-Крупицкого монастыря, находящегося в шести километрах от гетманской столицы. Зная об этом, Меншиков не мог не дать волю своему желанию поживиться. В холодное и дымно-горькое 2 ноября 1708 г. настал, как говорится, его «звездный» час: он с нетерпением ожидал известия о найденных сокровищах, которые приказал тщательно искать в гетманской резиденции. Но усилия были…
Не удовлетворившись результатами поиска в резиденции, Меншиков решил ограбить монастырь. Присланный туда отряд осуществил «опустошающий обыск». Авторы «Историко-статистического описания Черниговской епархии», опубликованного в XIX ст., отмечают, что при этом «колокольня, настоятельские и братские кельи, гостиный двор были дотла разрушены». Бывшего ректора Киевского коллегиума, настоятеля Батуринско-Крупицкого монастыря Гедеона Одорского за поддержку «предателей» царские прислужники со временем сослали в Архангельск…»
Почему же такой сарказм звучит в словах наших «братьев»? Неужели все те газеты и современники, которые с такой тщательностью привел в своем труде Павленко, (а это лишь четверть свидетельствований), – не есть доказательством трагедии? Какие еще нужны факты, чтобы оголтелые от ненависти украинофобы, могли признать очевидное?
– «И для того удобнее артилерию вывести половину в Глухов, и другую в Севск, а Батурин в знак изменникам [понеже боронились] другим на приклад зжечь весь. И изволь управлятца, не мешкав, ибо н[еприятель] уже вчерась реку совсем перешел и сегодня, чаю, будет маршировать к вам».
Такое указание дает царь Меншикову и тот, никак иначе, будь он даже Агнцом Божьим, не смог не принять бы его к исполнению.
Упоминаемый мною «радетель правды» приводит «неопровержимую логику» – нет массовых захоронений. Археологи искали и не нашли – всего, что-то около 70 останков. Действительно железная логика. Ему бы ее привести по поводу судьбоносного сражения с мятежным ханом Мамаем на поле Куликовом, на котором, и вокруг него, действительно не нашли не только останков, хоть несколько, но не обнаружили ни обломков оружия ни даже какого-то достаточного количества наконечников татарских стрел, что могло бы указать на явность сражения. Нет-нет, кое-что нашли конечно за последние 200 лет. Обрывок кольчуги, фрагмент панцирного доспеха. Мотивируется это тем, что оружие было дорогое и его собрали после сражения. Летописи нам дают количество участников в битве около 300 000 с обеих сторон. Более достоверные данные опровергают это, по причине, что на полосе в 2000х700 метров разместить такое количество не реально. Знаем, что Мамай привел 100 000 воинов. В этой связи, чтобы не казаться читателю предвзятым, привожу данные высказанные, вполне обоснованно, на мой взгляд, Абдулханом Ахтямзян: "Татарские новости" №5-6 (82-83), 2001.
– «…Археологи, проводившие исследования на легендарном поле Куликовом, обнаруживали тысячи предметов – свидетельств пребывания на поле людей во времена тысячелетней давности, но пока не нашли там следов грандиозного сражения. Оппоненты говорят, что воины победители все свое оружие и трофейное вооружение собрали и унесли с поля боя. Но противная сторона была вооружена не только мечами и саблями, но луками и стрелами. Если каждый из 100 тысяч мамаевых воинов выпустил по одной стреле, то на поле должно было бы остаться по меньшей мере такое же количество металлических или каменных наконечников. Исследователи считают, что во второй половине XIV века Куликово поле пустовало. На исторических картах этот кусок земли – выступ под Тулой – включается в пределы Золотой Орды. Русские стали заселять эти земли только через два столетия после "великой победы". Между тем в течение XIX и XX веков предания и мифы были подкреплены установкой памятников и часовен. Еще в прошлом веке был поставлен памятник Дмитрию Донскому».
Не буду приводить массу других источников подтверждающих, что вся Куликовская битва – фикция «российских историков-фальсификаторов», как, собственно, и обман с «великим полководцем и святым», а на самом деле покорным слугой Золотой Орды – Александром Невским. О нем хорошо написано в Викпедии:
«…Народився в Переславль-Залєському. Досі немає єдиної думки стосовно дати народження Олександра. Джерела Російської імперії встановлюють дату приблизно — 1221-й рік, однак за іншими джерелами Олександр народився в 1230 (відтак не міг брати участі у битві на річці Неві зі шведами в 1240 році, з німцями й естами в 1242 році на Чудському озері).
У роки навали Батия на суздальську землю (1237–1238) ні Олександр, ні його батько Ярослав Всеволодович, ні молодші брати Ярослава опору не чинили, тому не були знищені татаро-монголами.
Олександр був другим сином Ярослава III від його третьої жінки Ростислави Ігорівни (в хрещенні Феодосії), дочки Мстислава II Удатного.
Згідно з дослідженнями багатьох істориків: Льва Гумельова, Володимира Білінського[3], Запискам папського посланця у Золотій Орді Плано Карпіні, Олександр, будучи заручником (з 1238 року) у ставці хана Батия став названим (кревним) братом сина Хана Батия — Сартака. За законами Золотої Орди, кровними побратимами могли стати тільки хлопці до 16 років. Сартак народився у 1228–1230 роках. Таким чином, якщо Олександр народився у 1221 році, він ніяким чином не міг стати «андою» (кревним побратимом) хана Сартака. Це могло статися тільки якщо вони були однакового віку. Тобто, дійсний рік народження Олександра в найліпшому випадку 1228, а не 1221. Тим більше, Плано Карпіні, у своїх записках пише, що у квітні 1246[4] році застав Олександра сина Великого князя Володимирського Ярослава в ставці хана Батия в якості заручника… – Дальше пишется о военных «заслугах» Александра: – …15 липня 1240 року, військо Олександра отримало перемогу над шведами на річці Нева. А 1241 році він завоював фортецю Копор'є, перемігши німецьких рицарів. В 1242 році, зимою захопив Псков, а 5 квітня дав Тевтонському ордену рішучий бій на льоду Чудського озера. В 1253 році, він відбив новий набіг на Псков, а в 1254 році заключив договір, щодо мирних границь з Норвегією. В 1256 році ходив в похід в фінську землю. Згідно з офіційною російською історіографією 20-го ст. після Невської битви 1240, отримав прізвисько «Невський». Однак, згідно з дослідженнями багатьох істориків: Льва Гумельова, Володимира Білінського[3], запискам папського посланця у Золотій Орді Плано Карпіні, Олександрові у 1240 році було не більше 12 років. Крім того, Олександр пробув в Орді у Батия з 1238 до 1252 року [3][7], тому він не міг приймати участь в битвах 1240-1242 років та й в «битвах» цих приймало участь не більше 300 вояків з обох сторін».
А вот еще одно весьма недвусмысленное свидетельство:
«…Історія московитів має дуже мало спільного із тим матеріалом, який упродовж 200 років вивчають у школах Російської імперії. Тому не дивуйтеся, коли раптом виявиться, що у ній немає місця так званому Олександру Невському. Син Ярослава Всеволодовича — Олександр, справді, аби батько залишився живий, був забраний ханом Батиєм в аманати, а батько разом із військовою «тисячею» Батия вирушив у похід на Європу. Ярослав Всеволодович брав участь у штурмі Києва в 1240 році, а в 1241 році загинув у «Германії». Це засвідчили угорський монах Юліан та посол французького короля Людовіка IX — Вільгельм де Рубрук. Олександр же, так званий Невський, став прийомним сином хана Батия, андою (клятва на крові) його старшого сина Сартака. Саме він із 1254(7?) року (під іменем Хура-ага, від дому Батия) брав участь у переписі населення імперії Чингісидів.
По вполне понятным причинам это не вспоминается и замалчивается. Возвращаясь к жизненному пути Ивана Мазепы и, в частности, к Батуринской трагедии, отмечу: весь надуманный украинофобами и сфальсифицированный бред направлен, не столько против самого Мазепы, сколько против тех, кто называются украинцами. Все та же ненависть, ненависть тех, кто написал на бумаге свою лживую «историю», опошляя тех, кто являются истинными носителями наследия Киевской Руси. Ненависть «брата», наносящего удар в спину – все это мы сейчас, а наши предки в минувшие времена, наблюдаем и наблюдали на протяжении веков пресловутой «дружбы» под названием рабство. И, когда наша страна уже обрела свободу, проимперским злодеям и Пятой колоне внутри страны неймется: нужно испошлить, изгадить, втоптать в землю то, что им перестало служить – но это уже другая история.
«История Руссов» представителями «братского народа» поднимается на смех, но написана она во времена, когда Щербатов пытался притянуть за уши «Гисторию Государства Российского», сочиняя уже настоящую сказку, заменяя европейские термины Великая Тартария, Московская Тартария на «гордые» слова Россия, или Великороссия. Щербатов – пол беды: у него еще можно было увидеть нечто, все же дающее некоторую основу государству российскому, как конгломерату, возникшему на завоевании соседних территорий, вернее «освобождении». Это государство никогда не было захватчиком, оно было только «освободителем»! А вот уже у Татищева – соперника, или, точнее было бы сказать, врага Щербатова, а затем и Карамзина – потомка татар, там история зашла в дебри, которыми блукает до сих пор. И все это сочинялось по и вовсе фантастическим произведениям: таким, как «Повесть временных лет», «Слово о полку Игореве» (фальшивка Мусина-Пушкина), «Ипатиевской летописи» и куче трактований мелких интересов своих улусов, князьками-татарами.