По вечерам, после работы, Коля иногда заезжал за Кларой, возил её к Марку. Марк - режиссёр драмтеатра. Ему тридцать лет. С тех пор, как Клара познакомилась с Марком, она несколько раз была на его спектаклях. Ей нравилось. Но особенно за душу не брало. Были хорошие постановки, ей случалось раза два присутствовать на таких. Клара любила театр и иногда думала о том, что если бы она была режиссёром. . .
Но нет, режиссёром она не будет. А кем? А если вот так вся жизнь продёт в примерках : что же моё? . .
- Тебе не хватает смелости, - говорил ей Марк.
Обаятельный и добрый, он был Кларе очень симпатичен. Удивляла его эрудиция. И при этом совсем не сноб. Это подкупало. Марк был холост. Но его бывшая жена часто появлялась на его вечеринках. Не одна, конечно. Марк и его бывшая жена дружили. А их дочь дружила с бабушкой. И мама с папой иногда ездили к дочке в гости.
Кларе было хорошо среди интересных людей, которые собирались у Марка. Им импонировала её напичканность всевозможными сведениями из области литературы. А когда она читала присутствующим Хименеса или Элиота, всех просто завораживал её какой-то детский восторг перед поэзией.
- Клара, ты сама не пишешь стихи, - спросил как-то Марк
- Нет, - слишком торопливо отвечала Клара. - Бог миловал.
- Может быть, ты их не пишешь, говорил Марк. - На бумагу не записываешь. Но они в тебе живут. Думаю, придёт время, и они вырвутся из тебя.
Никто ничего про меня не знает, думала Клара. Я и сама ничего не пойму. Кто я? Что я такое? Я ничего не боюсь. Но что-то меня держит. Я иду по тонкому льду. Знаю, что если провалюсь в ледяную воду, не испугаюсь. Я даже хочу этого. Меня будоражит мысль о том, что я в любую минуту могу соприкоснуться с жутким, останавливающим сердце, холодом. Но я всё-таки иду. А люди. . . Я расстаюсь с ними без сожаления. Но они остаются во мне. Все остаются. Они со мной. Я почему-то не могу с ними расстаться.
В один из вечеров у Марка Клару попросили почитать что-нибудь из её любимых. И она читала Тао Юань Мина. Первый раз он звучал вслух для этих людей. Клара не была уверена, что стихи понравятся. Всё-таки к китайской поэзии у нас не очень привычны. Но читая, она чувствовала особое вдохновение - любимый поэт. Каждый стих вызывал такое разнообразие ощущений и мыслей, - завораживал! .И это её погружение в мир чувств и еле уловимых нюансов мироощущения автора, передался слушателям. Как Клара любила эти божественные минуты слияния с душами таких разных - таких разных! - людей. . .
Все молчали. Кларе хотелось ещё и ещё читать, сохраняя это особое состояние душ, проникновения слова в душу. Открытия тайны слова, его музыки. . .
- Клара, - ты играешь с огнём, - обнял её Марк, растроганный. - Ты же нас всех нахально обаяешь. Ты видишь, мы все, как кобры под дудочку, вытянули шеи и глаз с тебя не спускаем. Умница! Спасибо тебе, дорогая.
К Кларе подошёл незнакомый парень. Кажется, его звали Дима.
- Вы в Театральном? - Спросил он.
- Нет, я не учусь. Увлекалась театром, думала поступать в Театральный, но, . . нет.
- Хорошо читаете. Даже слово «профессионально» грубо звучит, не то. Это дар.
- Да? Может быть. Не знаю. Люблю. . .
- Любите поэзию или вот так , всех под себя?
- Читать кому-то это редко. Это всегда случайно. Вас зовут Дима?
Он махнул головой.
- Вы журналист?
- Нет, - Дима рассмеялся. - Я не журналист. Моя работа никак не связана с литературой. Я работаю мастером в СПТУ.
- Мастер в СПТУ ? А что это такое?
- Что это такое ? Что это такое. .. Если честно и коротко, это безобразие.
Оба засмеялись. Кларе нравился Дима.
- Что же вас заставляет заниматься этим безобразием?
- То же, что и многих других. Поступить, куда хотел, не смог. Но работать где-то надо. Вот один добрый человек и помог.
Подошёл Коля и увёл Клару танцевать.
- Не уходите надолго, я буду скучать, - бросил ей вслед Дима, и Клару согрела тёплая волна от кончиков до. . . кончиков, всю.
- Ничего, поскучаешь, - бросил через плечо Коля. Но Дима, конечно, не слышал. Это было больше сказано для Клары.
- Ты что, знаешь его ? - Спросил Коля с таким видом, что Клара невольно рассмеялась.
- Над кем смеёмся ? - Колины брови удивлялись, как никогда. Я смешон?
- Да, немного. - Клара ужасно любила сейчас Колю за его брови, за то, что была равнодушна к нему и не лгала.
- Коля, ты знаешь Диму?
- Первый раз это слово здесь слышу, - раздражённо пробормотал Коля. - Он что, понравился тебе ?
- Да.
- А ! Ну – ну. . . Их, таких-то, ещё много будет крутиться вокруг тебя.
- Ну ты и злюка !
- Я не злюка. Просто хотел бы, чтобы ты была разборчивей и внимательней.
- Знаешь, у меня есть мама и папа. С меня их наставлений довольно.
Они разошлись в разные стороны, недовольные друг другом. Но спустя какую-то минуту Коля опять подошёл.
- Ты принимаешь меня за подружку, Клара. Ошибаешься. Я никак не могу быть твоей подружкой. И нечего нашёптывать мне свои любовные тайны. Я ухожу. Ты идёшь со мной?
- Нет, - сказала Клара. - Нет.
И Коля ушёл. Клара тоже поехала домой. И больше никогда не бывала у Марка.
Отца Клары положили в больницу, и она каждый день ездила к нему. А однажды приехала вместе с мамой. Мама уже знала, что с отцом.
Он вышел к ним на аллею больничного сада, и у Клары защемило сердце. Какой он стал худой и беспомощный. И взгляд растерянный, как у маленького ребёнка. Мама заплакала и обняла его, такого жалкого в больничном халате.
- Ну , чего ты ? - Сказал он наигранно бодро. - Я не собираюсь умирать.
А потом и сам заплакал.
- Не плачь, - теперь уже мама его утешала. - Всё будет хорошо. Хочешь, мы заберём тебя отсюда ? Поедем ? Нечего тебе тут делать.
- Ну вот, - сказал он. - Теперь-то чего . . . Пусть подлечат, раз уж лёг. А потом, если ты согласна, я вернусь домой.
- Согласна, конечно, согласна, - мама всё никак не могла успокоиться.
Клару такая вдруг злость взяла, что будь на месте мамы кто-нибудь другой, девчонка какая-нибудь, уж отхлестала бы по щекам : нечего сырость разводить ! А мама обернулась и говорит:
- Клара, иди, погуляй немного. . .
Клара ходила, ходила и оказалась на противоположной аллее, и сквозь деревья видно было их двоих, сидящих на скамейке. Мама положила голову папе на колени, и он гладил её волосы.
Он скоро умрёт, - подумала Клара.
Разве это может быть ? Она ещё раз внимательно присмотрелась издали к отцу. Да, выглядел он неважно. Но как это - умереть ? Нет. Не может этого быть. Не получается представить.
Слёзы высохли сами собой. Клара вернулась к родителям и повисла на плечах отца.
Он шутил, рассказывал о соседях по палате, Расспрашивал о разной ерунде. Потом они прощались с ним в воротах. И Клара махнула рукой и беспечно бросила :
- Прощай !
Она увидела, как отец посмотрел на неё. Его будто ударили. Ударили больно. А он виду старается не подать.
Всю обратную дорогу Клара дёргалась от этого взгляда и ругала себя. Дурацкая привычка. Она всем в последнее время при расставании бросает это словечко, просто прилипло.
И вдруг этот его взгляд.
Хоронили его через месяц. Сделали операцию, то есть разрезали, посмотрели на разлагающийся желудок и зашили.
Последние дни перед смертью он был тихим и очень разговорчивым. Всё время что-то вспоминал. То детство своё, - Клара никогда раньше этого не слышала. То детство Клары. То их с мамой свадьбу и рождение Клары. А ночами, говорила потом мама, - она все те дни была рядом с ним, он страшно кричал от боли. Уколы уже не помогали ему.
Клара видела его в палате мёртвым. С подвязанной челюстью. Она понимала : умер. Но всё равно что-то не получалось. Казалось, мысль об этом никак не может проникнуть в её сознание. Все ходы накрепко закрыты.
Она ехала трамваем по тихому городу и всё видела и понимала. Всё отмечала сознанием. Но всё-таки оно было запечатано. Она говорила себе : папа умер. И не понимала. В какой-то момент её кольнуло что-то. Она даже привстала от неожиданности.
Как будто от мысли, что так настойчиво хотела раскинуться в ней вольно, подчинить её всю, можно убежать.
Клара тут же села и беспомощно оглянулась. Нет, - подумала она. Нет. Всё на своих местах. Люди, Трамвай. Машины. Улицы. Я. Мама.
Нет. Это невозможно.
Когда она заказывала венок, и её попросили на листе бумаги написать текст,
ЭТО И СЛУЧИЛОСЬ . . .
ОНО вдруг вошло. И ничего Клара не могла сделать. Но вошло в неё вместе со словами, которые должны были быть на его могиле : от жены и дочери.
Клара вдруг всё поняла : это НАВСЕГДА.
Это НЕВОЗВРАТНО.
Это НАВСЕГДА.
Она плакала, не соображая ничего. И ничего не могла написать.
Она не помнила, как возвращалась. Страшный ком стоял в горле, и слёзы не могли его вытолкнуть.
А когда она вышла на остановку около дома, она увидела, что небо, странно чёрное, покосилось. Как будто сползло набекрень. . .
Отец лежал в гробу посреди комнаты в чёрном костюме и белой рубашке. Клара подошла к нему и внимательно посмотрела в его лицо. Умер, подумала она. Умер.
Волосы его, в капельках воды, торчали вихрами. Как будто только что после ванны. Клара провела рукой по его волосам и ощутила странную, неживую тяжесть головы. Умер.
И всё, что было потом зафиксировалось в её памяти, как немые кадры на плёнке.
Умер.
Очень долго потом Кларе снился один и тот же сон. Отец возвращается после своей смерти. Как же они радовались, что опять все вместе. Довольный, он занимался разными домашними делами, хотя всегда терпеть этого не мог. И был весёлым и беспечным. А Клара с мамой вдруг вспоминали, что он болен и скоро умрёт, и просили его поберечься. А он отмахивался : а ! ерунда какая ! . .
Какое-то время после смерти отца Клара и мама старались держаться вместе, всё время говорили о нём, плакали. Горе сдружило их. Сделало вдруг очень нужными. Но. . . Это продолжалось недолго. И постепенно они опять стали каждая сама по себе.