Саше Щелкунову
Заблёванный киоск был в парке на задворках,
где двое алкашей всё третьего пасли,
чтоб души их спасти – предполагалась порка,
но, ни одной души всё ж поркой не спасли.
Заблёванный киоск, чья стойка в пятнах пива,
слышны где крики, мат, но не слышна где речь,
и если кто-то вдруг здесь вёл себя спесиво,
того могли – не лгу! – лишь ноги уберечь.
Заблёванный киоск снесли, сломали, срыли,
и сразу парк обрёл свой новый колорит:
здесь золотом блестят над рестораном шпили
и фейерверк огней над ним в ночи горит.
Названье «БЕЛЫЙ ЛЕВЪ» звучит для уха странно.
– Послушай! Оп-па! Стой! В каком сейчас звенит?..
Курортный валит люд в объятья ресторана,
который как-то вдруг стал сразу знаменит.
Я часто в парке здесь брожу с любимой или
в компании друзей смотрю на блеск и лоск.
И если говорят: а вспомни, как мы жили? –
я вижу, как во сне, бесславный тот киоск.
Здесь в мраморный бассейн роняет струи нимфа
и струи те звенят! Ах, что это за звон!
Высокий чистый звук вдруг обретает рифма,
попавшая в его высокий чистый тон.
Я вижу: Ялте вновь есть, славной, чем гордиться,
и я забыть всю хмарь уже навек готов.
На набережной вновь смеющиеся лица.
их больше с каждым днём, и солнца, и цветов.
Нас манит «БЕЛЫЙ ЛЕВЪ», нас будущее манит,
и каждый новый день несёт благую весть.
А Ялте хорошеть, судьба нас не обманет,
поскольку у судьбы, я знаю, совесть есть…