Слышал эту историю давно, говорят, была на самом деле. Жил в деревне где-то в годах двадцатых один молодой казак. Никого у мальчишки этого не было, мать, умерла вроде, а отец на фронте первой мировой сгинул. Но вот перед уходом на войну оставил отец парнишке жеребца гнедого, худенького, хилого. Не любят таких деревенские, ни землю конём таким не вспахать, ни в сани запрячь. Оставил солдат коня и наказал беречь его, а сам так и не вернулся. Вот и остался у казачка конь один, как воспоминание об отце.
И всюду ходил парнишка с конём этим. В поле летом коню в гриву цветы полевые заплетал. В деревне даже посмеиваться над парнишкой стали, мол, так и ни женишься никогда, раз кроме коня твоего тебе и не нужен никто. Вечерами в поле часто видели, как парень с конём у реки стоял и разговаривал с ним. Чудной для всех парнишка был, разве можно с конём, как с человеком? Но не обижали сироту. Свой он был для всех. Да и конь со временем вымахал в скакуна красавца, спина на солнце лоснится, грива всем на зависть. Никого к себе, кроме парнишки не подпускал. Так вот и жили они неразлучно.
Но вот пришли в деревню красные власть советскую устанавливать, раскулачивание учинили. Только парнишке то что. Ни кола, ни двора, гол как сокол. Ни золота в подполе. Ни зерна на зиму не припас. Вот только конь его гнедой комиссару приглянулся. Зачем оборвышу скакун гнедой, а вот командиру красной армии в самый раз.
Вызвали парнишку в комиссариат на разговор к начальству. Когда смекнул казачок, чего от него новое правительство требует, попытался из окна во двор сигануть. Да поймали его, побили для порядку и в чулане заперли. Сидел парнишка в темноте сопли кровавые на кулак наматывал, да прислушивался, как коня его запрячь пытались. Не привык жеребец к упряжи. Ещё больнее парню стало, когда услышал, как жеребца, к ласке приученного, ногайкой почем зря комиссар хлещет.
Ночью проковырял казачок дверь чулана, да защёлку отворил. Пробрался в конюшню. Провел он обидой полный по ранам свежим вдоль спины гнидой, в глаза глядя, прощения просил у жеребца, что защитить не смог. Вышли они как можно тише, мимо охраны спящей пробрались. И только сел он верхом, вдаль ночную глядя, ветер вольный грудью втянул, как крики за спиной раздались…
Охрана, вслед матюгаясь, уже затворы передёргивала. Но конь дожидаться не стал и кинулся во всю прыть вдоль дороги. Восторгом отразились звёзды в глазах беглецов, вот оно уже поле с рожью высокой, вот она свобода рядом уже.
Но вдруг перерезали путь им у самой кромки свободы, мелькнул оскал сияньем лунным по дулу револьвера. Конь на дыбы встал, собою парня заслоняя. Выстрел. Ещё выстрел. И ещё… Грохот… Боль в голосе… Топот копыт, пыль вокруг, крики. Потащили парнишку по дороге, прикладами потчуя. В колодец на краю деревни забросили и вслед ещё пару пуль пустили.
Больно и темно… Пошевелиться не получается, там, на верху уже стихло все. Последние, что разобрал казачок, так это, как комиссар во все горло скомандует пьяной охраной. Коня заставляет добить, мол толку теперь с него, хоть на шкуру сгодится… И снова выстрелы… И стих конь, не слышно больше голоса вольного, сильного, что жизнь свою за друга не пожалел…
Заплакал из последних сил парнишка от отчаянья. Наверх бы, хоть увидеть его ещё, попрощаться. Больно, сил не хватит из сырости этой холодной выбраться. Не сберёг коня, перед отцом теперь как оправдаться…. Как объяснить ему, что последнюю память о нем не уберег?..
Так и рыдал мальчишка, дожидаясь гибели своей, но тут шум услышал над собой. Вроде топот чей-то. Притих. Да, вроде на коне кто подъехал к колодцу. Крикнуть бы, да вдруг комиссар проверить пришёл, да добить… Молчит парень, прислушивается. Луна слепит, вытянул руку, прищурился. Вдруг коснулось ладони что-то. Ухватился, да точно, уздечка! Потянул кто-то вверх. Топот опять послышался, рвануло, только держись…
Мало-помалу выбрался парнишка и упал на землю без чувств. Сквозь дыхание хриплое своё снова топот услышал, словно удаляется кто-то в темноту, туда, в поле, где ветер свободный так их и не дождался... Рукою землю ощупал, чтоб упор найти да приподняться, да в руку случайно сгрёб охапку какую-то. Присмотрелся – цветы полевые. Точь-в-точь, как те, что жеребцу своему накануне в гриву вплетал. Приложил к лицу, запах до боли знакомый...
Много позднее уже в избу, что на окраине деревни постучал тот парнишка. Хозяева удивлены были, но в помощи не отказали. Раны парню перевязали, накормили. Поздно ночью на следующий день собрался казачок в поле. Уговоров не слушал, спросил только, где коня его схоронили, попрощался и ушёл угрюмый в темень поля, где ветер вольный.
С тех пор не видели казачка того в деревни. Вот только в ночь ту злополучную, когда конь его гнедой погиб, в деревне топот слышат на дороге, только нет там никого. А на следующий день у всех жителей деревни, что коней в хозяйстве держат, волосы дыбом от страха встают, когда те в конюшни свои входят. У всех коней деревни той на утро в гриву цветы полевые вплетены…