Глава четырнадцатая.
Утро было зловеще тихим. Ник спал. Я же будто потеряла осознание не только себя, но и всего вокруг, понимая, что все кончено, что именно, не понимала. Сначала металась по дому, как в клетке, потом сидела, тупо глядя в одну точку, и вдруг осенний луч солнца скользнул по печи."Вит!" – мгновенно пронеслось в больном сознании. Да, теперь или никогда, или в никуда, только прочь отсюда!
— Сынок! Вставай, мы уезжаем!
Я лихорадочно собирала какие-то вещи, мной владела неведомая сила не то спасения, не то уничтожения, каждое движение, действие подчинялось только ей.
Автобус, электричка, городской вокзал. Как в вихре мелькали люди, машины, дома. И только ноги вели к забрезжившей надежде, теплая ладонь сына придавала силы и твердость. Ник же то радовался, то пугался. Когда мы остановились у подъезда большого серого дома, он начал вырываться и кричать. "Это не папин дом! Мы заблудились!"
Но я, быть может, впервые в жизни не блуждала. Не эта ли коричневая дверь являлась мне в видениях, не в нее ли пыталась войти? Оставалось всего несколько шагов и... Из подъезда вышел высокий молодой человек, соломенные волосы развевались на быстром ходу. Он весь был сосредоточен внутри себя. Все, что узнала – глаза: простодушные, углубленные, невидящие.
— Вот встали посередине! Шатаются тут всякие.
Показалось или нет, что толкнул плечом, почувствовала, как ноги уходят в асфальт, голос Ника, будто со дна колодца, и провал в кромешную тьму…...
————
Зеленый диск луны врывался в большое окно. Белый потолок. круглый стол у окна, уютно обставленная комната, я на диване. Что это? Где я? Ничего не понимая и не помня, я подскочила, сына рядом не было, от страха закричала:
— Коля!
Отворилась дверь, и я обомлела, дрожь прошла не по телу, по костям, на пороге стоял доктор.
— Опять все сначала! Не хочу, не хочу! – в отчаянии я кинулась к окну.
— Антонина Ивановна! – доктор, мягко улыбаясь, нежно обнял. — Это на самом деле я, Егор Дмитриевич, вы не в больнице, а у меня дома, у меня...
— Этого не может быть! Я начинаю грезить... – страх и удивление во мне были слишком велики, чтобы я могла поверить в невозможную явь.
— Вы у меня, все хорошо, - он подвел меня обратно к дивану. — Ложитесь, вам нужно отдохнуть. Вот так.
— Коля...
— Он в спальне спит, я его накормил и уложил. Я решил, что вам лучше спать одной...
— Неужели это вы? Ваш голос, ваши глаза... нет, я брежу, так не бывает...
— Я тоже с трудом верю, однако это я, а это вы, и с вами все в порядке, слышите!
Тут я вспомнила отвратительную сцену с Андреем. С острой ясностью увидела спину того, кто не узнал меня. Может быть, никого и не было, потому что я больна? Все вернулось: кошмар забвения и полная потерянность себя!?
— Вы просто успокаиваете…
— Вам нужно поспать, завтра вы проснетесь бодрой, и все будет хорошо.
— Как я оказалась у вас?
— Об этом потом, сейчас вам нужно отдохнуть. Чтобы вы ни о чем не думали, выпейте это, — доктор подал какое-то лекарство. — Не волнуйтесь, это только успокаивает нервную систему и улучшает
сон. — Вот и хорошо, а теперь ложитесь. — Он поправил подушку, одеяло, затем погасил свет и вышел.
————
Солнце, словно играя и улыбаясь, выглядывало из-за крыши домов. Небо было таким прозрачным, как вода в реке. За все долгие годы я впервые чувствовала себя выспавшейся. На душе было удивительно легко и ясно. Я забыла, что бывает такое умиротворение. Странно, что незнакомые стены ласково убаюкивали мою душу, я их больше не боялась. За дверью слышались голоса. Ник рвался ко мне, доктор не пускал. Но он прорвался, и прыгнул мне на грудь. В руках у него была маленькая статуэтка слона.
— Во, смотри, какой махонький.
— Какая прелесть, где ты это взял?
— У дяди Егора, у него там много, там целый зоопарк.
— К вам можно? – доктор вошел с подносом в руках. — Как спалось?
— Как никогда.
— Я очень рад, – он сел на край дивана.
Никогда прежде я не видела у него такого сияющего лица, такого блеска в глазах. Ник сполз на пол, убежал, и почти сразу вернулся. На этот раз в руках у него была миниатюрная фигурка верблюда.
— Что это? – посмотрела я на доктора.
— Их начал собирать мой отец, а я так, любитель.
— Коленька, иди, поставь на место.
— Я ему разрешил, он аккуратно играет.
— Да, мамуля, я аккуратно. – Ник вновь убежал.
— У вас замечательный мальчуган, – заметил доктор. — Вот вам завтрак. – Он поставил поднос передо мной. — Мы уже поели.
— Вы нянчитесь со мной как с больной.
Мне было неловко от всего происходящего, глубокий же взгляд доктора и вовсе теснил.
— Вы ешьте, приводите себя в порядок, а потом мы идем в парк.
— В парк? – Я не успела ни удивиться, ни возмутиться.
— Вы моя гостья. Я не приму никаких возражений, тем более не позволю вам исчезнуть. Мы с Колей ждем вас, – доктор не просил, не уговаривал, он повелевал.
Обнаженный парк величаво застыл под прозрачным небосводом.
С забытой легкостью, с забытой безмятежностью, я бродила по голым аллеям, собирая заиндевевшие листья, сшибая ногами шишки, камушки. Доктор, целиком сосредоточившись на Нике, словно нарочно давал мне возможность побыть наедине с собой. Каким-то сторонним взглядом я наблюдала, как Ник с доктором бегали по дорожкам, играли в прятки между деревьев. Их смех, крики отдавались гулким эхом в воздухе.
— Вы не устали? - спрашивала я доктора, когда они равнялись со мной, широко улыбаясь, он вновь хватал Ника и убегал.
Как было странно идти ли, сидеть на пеньках, перебирать в руках листья, и думать только о причудливости природы, которая каждым своим дыханием несет в сердца радость.
— Ну что, теперь в кафе есть мороженое?
В кафе?
— Ура! Хочу мороженого, много! — подхватил Ник, сидя на плечах доктора.
Рядом с этими двоими я уже начинала чувствовать себя лишней.
Это было еще летнее кафе под тентом, доктор заказывал и заказывал, казалось, он решил скупить все съестное.
— Вы с ума сошли, нам столько не съесть…
— Как насчет немного вина?
Протестовать и останавливать было бесполезно, я только пожимала плечами.
Ник, пододвинув к себе пирожное, лимонад, мороженое, готов был все это проглотить разом.
— Так не пойдет, – остановила я. — Сначала салат, бутерброды, чай, а потом сладкое.
— Пусть ест, как хочет, — заступился за него доктор.
— Егор Дмитриевич, вы мне его разбалуете.
— Иногда можно, даже нужно, – шепнул он. – Между прочим, вкусное вино, попробуйте. Вы сегодня такая…
— Какая? — шептала я в тон ему.
— Не знаю, как сказать, свободная что ли…
— Я просто сплю, вы усыпили меня своим лекарством, и все это мне только снится, – улыбнулась я, смущенная пытливым, слишком проникновенным взглядом доктора.
— Я докажу вам, что это не сон. – Он осторожно коснулся своим бокалом моего. Завтра мы едем на залив.
— На залив? – бокал застыл в руке. – А как же ваша работа?
— Я тоже имею право на забвение, не вы ли меня этому учили. Еще мороженого хочешь? - спросил он Ника.
— Вы хотите мне его простудить?
— Тогда на аттракционы.
Вернулись мы поздно усталые и довольные. Ник практически уснул еще на руках доктора. Перекладывая его на диван, я опасалась,
что он проснется, но он и не думал, крепко и сладко сопя.
— Антонина Ивановна, вы, вероятно, захотите освежиться, в дверях показался розовый махровый халат, чистое полотенце в ванной, не входя, проговорил доктор.
————
Казалось, доктор не просто дарил уединение, это по его воле залив был безлюден, по его воле стоял тихий яркий солнечный день. Мне ничего не оставалось, как растворяться в синеве, сплетенных в одном дыхании, бездонного неба и бескрайнего моря; и полувзглядом, полуслухом наблюдать за двоими, будоражащих тишину, взбивающих золотистый песок в пыль.
Время – оно исчезло. Счастье, пожалуй, впервые осознавала его по-настоящему, до странности понимая, что у него нет ни прошлого, ни будущего. Я чувствовала себя морской волной, неспешно приближающейся к берегу. Волна ведь не знает, что берег ее конец. И мне хотелось не знать, что счастье мгновенно.
Упавший на землю сумрак вернул меня в реальность. Как бы гостеприимство доктора не пьянило сладкой дремой, оно не могло длиться бесконечно. Мне уже - было сложно возвращаться в жестокую безнадежность дробления дней, месяцев, лет. И эта дрема счастья начала казаться насмешкой над всей моей безысходностью. Я твердо решила – утром нас здесь не будет.
————
Однако не предполагала, что не только поговорить, заговорить с доктором будет нелегко. Я находилась в смешанном, в смутном для себя, состоянии; в понимании, в нежной заботе доктора было что-то, что настораживало. Нет, не малодушие, моя твердость натыкалась на его твердость.
Несмотря на то, что мне многое необходимо было узнать от
него, вернувшись с залива, уложив Ника, я настроила себя на бесповоротное решение, о чем и собиралась заявить доктору после принятия ванны.
Случайно или нет, он из кухни, я из ванны.
— Вы освободились? Ник спит?
Коля спит, причем мертвым сном, я тоже хочу спать, и я должна сказать, я… мы завтра…
— Стало быть, свободны, замечательно! – Доктор подхватил меня под руку. – Пойдемте.
Коридор оказался слишком узким для сопротивления, да и было оно тщетным. Осторожно, но твердо доктор ввел меня к себе.
Здесь все было так непривычно. Огромная кровать находилась прямо посередине не очень-то большой комнаты. небольшой стол ютился в углу у окна, заваленный книгами и рабочими бумагами, над ним на полке располагался миниатюрный каменный зоопарк. По другую сторону окна жался между двумя креслами журнальный столик. Он то и привлек мое внимание. На нем стояла бутылка вина, фрукты, сладкое.
— Что это? – растерялась я.
— Проходите пожалуйста. Я получил добро! – говорил он взволнованно и вдохновенно, открывая бутылку. — Понимаете, у меня будет своя клиника! Я всего лишь хотел спасти больницу и медперсонал, а вышло вон как. – Он разлил вино по бокалам. — Понимаете, мы сможем не только лечить, у нас будет свой научный центр! Правда, все это только в перспективе. Сейчас нужен ремонт, реконструкция, новое оборудование…
— Теперь я вас узнаю, но я не одета для такого случая…
Вам идет мой халат, да садитесь же…
Доктор подал мне бокал.
Я очень рада за вас…
Я тоже, вот так неожиданно сбылась моя мечта!
Мы выпили, доктор продолжал говорить о своей работе. Я не столько слушала, сколько радовалась за него. Теперь это был уверенный в себе человек, с него сошла сухость, чрезмерная сосредоточенность. Я могла слушать и любоваться им бесконечно, и мне жаль было его прерывать.
.— Егор Дмитриевич, мы завтра с Колей уезжаем, и не спорьте! Я сейчас пойду, но прежде хотела бы…
— Если вы думаете, что вы будто нездоровы, то вы ошибаетесь. – Резко оборвал он, отчего-то неожиданно рассердившись. У меня нет абсолютно никаких оснований опасаться за ваше психическое состояние.
— Тем не менее, я хотела бы услышать… – слегка повысила и я голос, задетая его упрямством.
— Скажем так, Вы были в состоянии временного шока. Почему и куда вы бежали, думаю, сами знаете. Вы напугали жителей того дома, кто-то нам позвонил, сказал, что какая-то женщина издевается над ребенком, вероятно, она сумасшедшая. В последнее время к нам поступает множество подобных звонков. Я поехал с нашей бригадой, только для того, чтобы убедиться, мы ли там нужны. Вы сидели на скамейке ничего и, никого не видя, крепко держали за руку сына. Он был испуган, кричал, вы не реагировали... Я не поверил, увидев … Короче, я сказал, что знаю вас, и привез к себе. Вот и все, здесь нечего рассказывать.
— И долго я там просидела?
— Не думаю, жильцы дома, вряд ли бы выдержали долгие крики вашего сына. Он, как я понимаю, интуитивно пытался вас
пробудить… Я хочу выпить за вас, и поговорим о чем-нибудь
хорошем.
Да, это был мой доктор. Он мог говорить о своей работе, не останавливаясь, но по-прежнему был немногословен в отношении меня.
После некоторой натянутости разговор пошел более непринужденно. Мы много смеялись, и если бы вдруг кто-то переспросил, над чем именно, ни он, ни я, не ответили бы.
Время, вдруг исчезнув, безжалостно обозначилось. Я почувствовала его стремительный бег, который не могла остановить даже длинная осенняя ночь. Диск луны исчез за крышами домов. Город, застыв на мгновение, начал свое предутреннее пробуждение, вытесняя черный покров огнем фонарей. Еще несколько часов и, мираж рассеется. Если бы я могла рассеется вместе с ним! Длить эту пытку сновидящей ночи у меня уже не было сил.
— Пора, – выдохнула я. — Вы, в котором часу встаете?
— Не торопитесь уезжать, вы всегда успеете вернуться... Вы мне не мешаете... напротив... – возбужденно и растерянно заговорив, доктор поднялся за мной.
Обогнув кровать, я поспешила к дверям.
— Простите, я еле держусь на ногах, они отвыкли от долгих прогулок. И потом, все лучшее, как огонь спички, вспыхнуло и погасло...
Буквально пролетев через кровать, доктор столь властно привлек меня к себе, что даже дыхание перехватило.
— Антонина Ивановна! Вы изменили меня, мою жизнь... Обещайте! Обещайте, вы не будете решать все сейчас… вы дождетесь меня завтра… обещайте! – лихорадочно не просил, требовал он.
— Это глупо! – шептала я, пугаясь и теряясь, пытаясь вывернуться из крепких объятий.
— Обещайте! — Он еще сильнее прижал меня к себе.
— Егор Дмитриевич…
Не зная, как оттолкнуться и оттолкнуть, к своему ужасу, я почувствовала, как нечто тянулось, отзывалось, заражалось жаром доктора.
— Обещайте... — не отступал он, склоняясь все ближе и ближе к моим губам.
Мне всего лишь хотелось, чтобы исчезло его наваждение, чтобы угасла его одержимость, чтобы он вернул мне меня.
— Обе...
И тут губы доктора упоенно и глубоко захватили мои.
Наконец вырвавшись, я нервно пыталась открыть дверь. Но сильные руки обняли сзади, и нежные губы страстно обжигали шею, плечи, томная дрожь пронизывала все мое тело, лишая сил.
— Вы не должны… вы не можете… шептал он, как в бреду.
— Что вы со мной делаете!
— Сегодня вы моя!
Доктор повернул меня к себе лицом, пылкость, мольба его глаз завораживали.
— Господи, это безумие!
Безудержно целуя, он увлекал меня к кровати. Я почувствовала, как от легкого движения руки хозяина халат послушно соскользнул на пол, предательски отдавая меня во власть неодолимого…..
————
Слово я сдержала, однако и предположить не могла, как все внезапно спутается. Более чудовищной пытки для меня трудно было придумать. Доктор пробудил во мне соблазн мужской силы, которой мне так не хватало, и смутил невозможной надеждой, что пугало не меньше, чем возвращение домой. С необычайным волнением и страхом я ждала вечера.
Доктор вернулся легкий, вдохновенный и с подарком. Это была машинка с электронным управлением.
— Ого! Это мне? – всплеснул Ник руками.
— Тебе, можешь на ней ездить куда хочешь.
— Мы на ней к папе поедем, он там скучает.
Ник не мог знать, что именно он не разрешал сомнения, а опрокидывал в безысходность. Да, необходимо поговорить сейчас, немедленно. Но я и звука не успела произнести, как доктор подхватил Ника, и уже через минуту квартира превратилась в гоночную трассу. Ничего не оставалось, как ждать, когда доктор сам заговорит со мной.
Уже подошло время сна Ника, доктор ушел к себе и затих. Укладывая сына, внезапно догадалась, доктор не заговорит. Я решилась пойти сама.
— Егор Дмитриевич! – Прямо с порога начала я, не без досады.
Смутившись. Он подошел ко мне.
— Понимаете мне нужно уехать на несколько дней...
— И вы хотите оставить меня сторожем вашей квартиры! Это нелепо! – возмутилась я.
— Всего несколько дней, — робко, по-детски взмолился он.
— Зачем?
Ничего не ответив, он приблизил меня к себе, потянулся к губам. Зная магию его губ, я осторожно отвернулась.
— Есть мгновения, которые нельзя повторить. Вы и без того требуете от меня невозможного.
— Простите, – доктор неохотно отвел руки. — Я могу быть спокоен?
— Доброй ночи, как можно мягче произнесла я.
————
Несколько дней прошли в состоянии смуты. Я жила в предчувствии грозы, слишком блаженно проходили дни. Нику здесь уже наскучило. Его не занимали зверушки, ему надоела машинка, он рвался домой, капризничал, злился. С большим трудом я уговаривала его потерпеть.
— Дядя Егор хороший, но у нас ведь есть папа, я хочу к папе.
— Коля, а, что если папа больше с нами жить не будет? – не дыша, спросила я.
— Потому что мы останемся здесь?
«Здесь»? При всей блаженности, здесь - я слишком остро чувствовала руку судьбы.
В прихожей раздался долгожданный скрип дверей. Однако я сама испугалась своей радости и встретила доктора достаточно сдержанно.
Он же и вовсе был сух. Ник напрасно вертелся возле него, он его не замечал, пожалуй, и меня тоже, съев обед, забыв даже поблагодарить, ушел к себе.
Я уже понимала, какую игру затеял доктор, и, в отличие от него, ясно осознавала, чем дольше она продлиться, тем опаснее будет для нас обоих. Несмотря на то, что мне нелегко было решиться на разговор с доктором, я вошла к нему с твердым намерением заявить о немедленном отъезде.
Он сидел за рабочим столом, что-то писал, и даже не поднял головы, не переходя порога, я начала довольно жестко:
; Егор Дмитриевич, вам там обеда хватит еще на несколько дней, мы же с Ником сейчас уезжаем!
— Кстати, где Коля? не отрываясь от бумаг, будто не слыша,
спросил он.
— Раскрашивает картинки, что вы ему привезли. Егор Дмитриевич, чтобы вы не задумали на этот раз, мы…
Нервно отбросив в сторону бумаги, доктор встал, и тут же сел, закурил, вновь встал, с силой раздавив сигарету в пепельнице, прошел прямо через кровать, втащил меня в комнату.
— Мы оба понимаем, что ваше возвращение равносильно гибели... Молчите, прошу вас! – нервно вскрикнул он, — когда-то я уже предлагал вам свою дружбу. Вы, может быть, не поверили... Я вновь предлагаю вам стать моей женой, – на едином выдохе выпалил он.
— Егор Дмитриевич, – прошептала я, перебарывая волну сложных и противоречивых чувств. — Милый доктор, я ожидала услышать что-то в этом роде... зачем вам это? Вам не я нужна. Вам нужна женщина, которая бы жила для вас, с вашей работой вам нужен особый дом... Я уверена, вы с вашими благородными качествами души, с вашим тонким пониманием, вы непременно найдете добрую, отзывчивую женщину... Неужели вы не видите, я все разрушаю! Вы думаете, что я позволю себе разрушить и вашу жизнь?
— Нет, это не так, то есть… — терялся он.
— Вы хотите меня по-прежнему спасти?
Схватив за руку, доктор подвел меня к столу.
— В последнее время я следил за вашими публикациями, — сухо заговорил он, бросив на меня холодный взгляд. — Я радовался тому, что вы нашли в себе силы вернуться...
— Нет-нет, это все случайности, это нельзя принимать всерьез, и потом, это все то, что было написано...
— Вы даже отказываете себе в этом? Но именно здесь все ваше настоящее. Если я что и хочу спасти, так это ваш талант!
— Не продолжайте, мы с вами опять поссоримся! Весь этот разговор ни к чему...
Доктор с грохотом выдвинул ящик, и начал выбрасывать один за другим журналы на стол.
— Вот! Вот почитайте, здесь ваши повести, рассказы, здесь статьи о вас, почитайте! Вот дело вашей жизни! — кричал он, тыча пальцем в журналы. — Вот ради чего вы должны жить!
Я перебирала журналы, не находя сил спорить. Я заметила, как один журнал доктор отложил в сторону.
— Можно?
— Пожалуйста, это новорожденец, первый номер. Достаточно интересный журнал историко-культурный, я его купил из-за статьи о Выготском, был такой психолог в девятнадцатом веке...
Я открыла наугад журнал. "Зачем шумит листва?". Так называлась статья, посвященная поэзии. Что-то до боли знакомое ударило в грудь. И внезапно увидела себя в лесу, услышала собственный голос, вторящий голосу автора. Прошлое бурей взорвалось в душе. Неприятное волнение охватило все мое существо. Нервно перелистав страницу, я окаменела, прочитав имя автора.
— Не может быть!
— Не правда ли, эти ребята большие смельчаки, они, вероятно, скоро прогорят, но такие зерна драгоценны, как вы думаете? – доктор прибирался на столе. — Там, кстати, есть фотография...
Я уже смотрела на нее. Вернее на молодого человека, стоящего в центре редакционного коллектива. Где бы он ни стоял, он все равно бы возвышался над всеми. Не статью, открытой, обезоруживающей улыбкой, слегка ироничным взглядом больших синих глаз, не входящих ни в чью душу. Непослушные светлые волосы, падающие на лоб, как бы притушевывали мятежное выражение лица. Нет, мое сердце не ошибалось ни тогда, ни теперь. Это был он — Виталий! С тупой болью внутри, я вспомнила широкоплечую фигуру, небрежно прошедшую мимо нас.
— Что с вами? – испугался доктор, подхватывая меня, усаживая в кресло. — Что с вами? Вы так бледны...
— Вы когда-то хотели видеть отца Коли? – беззвучно произнесла я. — Вот он, в центре своих сотрудников, холодный и счастливый, как человек обманувший судьбу.
Доктор застыл, пристально въедаясь глазами в фотографию.
— Вы порой беспощадны в своих оценках, — глухим голосом заметил он.
— Дайте мне закурить. — Доктор отдал свою сигарету. Я затянулась, пытаясь подавить слезы и провал в груди, что мешали дышать и говорить. — Там... дома... произошла омерзительная сцена...
— Я догадался, – через ком в горле проговорил доктор, — а потом увидел следы на…
— После этого я не могла оставаться. Во мне вдруг все так прояснилось... Что если… что если... Пусть не меня, своего сына он не сможет не принять... Если терпеть унижение, то ради чего-то. Я только сейчас поняла, как была безумна и глупа, поверив спустя столько лет ... Понимаете, если бы не принял... он просто прошел мимо, не узнал... Не узнать можно только мимолетное, мимоходное... Не узнал, будто не два года, а две минуты...
— Не надо, не надо! Прошу вас! — доктор, упав на колени, сжал мои руки в своих. — Вам нельзя возвращаться! – Казалось, он целовал руки, из страха видеть мои глаза. ; Антонина Ивановна... мне от вас ничего не нужно... я хочу дать вам возможность дышать, как вы когда-то дышали прежде... Просто останьтесь у меня на какое-то время, гостиная в вашем распоряжении, а там видно будет…
Этот человек не понимал, о чем просил. Он вряд ли понимал, кого просил, меня ли женщину, меня ли пациентку. Даже когда он владел мной, я чувствовала, что он обнимает и целует больше пациентку, чем женщину. Я была частью его одержимости, и он не смог бы просто помогать, он ушел бы в меня с головой, как всегда уходил в свою работу.
Стоя передо мной на коленях, не отрывая губ от моих рук, он был сейчас так беззащитен в своей растерянности, в своем страстном и слепом желании удержать меня над пропастью. Он просил, приводил веские доводы. Я не выдержала, взяла его красивую голову в ладони.
— Егор Дмитриевич! Вы ошибаетесь, если думаете, что я боюсь вот так, разом, перекроить свою жизнь. — Его преданный взгляд жег душу, лишал слов, заставлял отзываться. Егор Дмитриевич, я ведь не одна, я обязана считаться с сыном... Вы знаете, со мной нелегко... О Боже! — очнулась я, поднимаясь. — Вы сами сходите с ума и меня сводите!
Доктор медленно встал, глядя куда-то в сторону, спросил:
— Из-за него...
— Нет-нет! — И сама испугалась поспешного ответа.
— Антонина Ивановна! — доктор привлек меня к себе. — Если вы не хотите жить со…у меня, мы что-нибудь придумаем...
— Егор Дмитриевич, милый, вы мучаете меня и себя...
; Вы не мо - жете возвращаться…
Мы говорили наперебой, захваченные какой-то безумной лихорадкой, доктор просил, молил, уговаривал, не выпуская из объятий, я же разуверяя, внутренне отступала.
— Не хотите, меня не будет рядом, только позвольте вам
помогать…
— Господи, да разве вы сможете, не быть рядом…
; Я сделаю все…
; Вы не понимаете…
; Как вас остановить…
; Я боюсь за вас...
— За меня не надо бояться...
Еще миг, и доктор не только губами, мной бы овладел, я сама не замечала, как поддавалась столь знакомой и всегда пугающей его одержимости. Я уже чувствовала вкус его губ…
Как вдруг протяжный дверной звонок заставил нас вздрогнуть. За звонком тотчас послышались удары ногами, а за ними и голос:
; Тонька! Ты здесь, я знаю!
— Андрей! Он нашел меня! — омертвела я.
— Прекрасно! Вот и решение! — воодушевился доктор, оставайтесь здесь! – И прямо перед носом закрыл дверь.
Вероятно я долго тупо бы смотрела на дверь, не в силах сдвинуться с места, если бы не пронзительный восторг:
Папа! Папочка, ты за нами!
Но, выбежав в коридор, силы изменили мне, ноги не слушались, а перед глазами все, как в тумане.
Андрей, взъерошенный, бледный, с непроглядным выражением, скаля зубы, отмахивался от доктора, точно от мухи, тот что-то объясняя, быть может доказывая, пытался забрать Ника. Ник же, любяще глядя на Андрея, с радостью подчинялся каждому его жесту. И лишь тогда, когда Андрей подхватил Ника на руки, при этом, прижав плечом доктора к стене, а ногой отворив дверь, я внезапно осознала – Андрей не меня искал и не за мной приехал. Не чувства страха, чувство смерти вернуло силы.
Огромный грузовик рычал страшно и яростно. Андрей, забросив Ника в кабину, сам ловко прыгнул за руль и уже, было, захлопнул дверцу. Как подпрыгнула, как вцепилась в нее руками, Андрей, пытаясь сбросить, качнул дверцу, я висела. Тогда он попытался просто оторвать мои руки от дверцы, я висела. Перед глазами мелькнула грязная подошва сапога, полусознание уловило раскатистое эхо:
— Ма – а – мо – о – чка!
————
Все разрешилось привычным для меня естеством – больницей, из которой выход один – существование зомби. Однажды мне принесли записку: "Когда бы вы не позвали, я приду. Помните об этом. Ваш доктор".