Новгородский губземотдел узнал какую большую работу проделал бывший председатель комитета бедноты в Гвоздках Григорий Иванов. Он провел мобилизацию сбора хлеба среди населения голодающему Петрограду. Организовал молочную артель. С Василием Козловым и Александром Савушкиным бесплатно построили молокозавод. Был участником организации кооперативов в деревне.
На ближайшее время губземотдел поручил моему отцу через Валдайско-Кемецкое товарищество скупать у населения скот для жителей Петрограда. Эта работа 1923 - 1924 годов велась в деревнях Валдайского, Дворецкого, Лычковского, Любницкого и ряда других районов.
Животное хозяин должен был отвезти на сборный пункт. Купля-продажа оформлялась без денег под квитанцию с его распиской и люди верили этим бумажкам. Скупив иногда до ста голов, надо было этот скот перегнать на бойню города Бологое. Перегон скота требовал большой сноровки и выносливости наших погонщиков. Путь проходил по лесным дорогам, по засеянным полям, по населенным пунктам. Нужно так прогнать, чтобы не сделать потравы. За всякую потраву предъявлялся иск через суд в преувеличенном количестве.
Животных не гнали по дорогам, а прямо к нашей деревне. В Гвоздках погонщиков отправляли обратно и отец заставлял меня, Яшу и кого-нибудь нанятого еще, в зависимости от величины стада, перегонять дальше. Нам было легче - животные уже устали и привыкали к своей судьбе. Наша дорога измерялась сорока верстами. Шла через Селище, Михайловское, Выползово, Нарачино, Гузятино, Бологое. За такую дорогу измучаешься, употеешь так, что скот на местах кормёжек сразу ложится на отдых. Нам ночью спать нельзя. Разводили несколько костров и следили, чтобы никто не отбился от стада. Каково же было отцу и местным погонщикам обрабатывать стадо в начале пути, ведь каждое животное привыкло к оседлой жизни. Всё-таки обходилось без потерь и без потрав.
Эта работа для меня была самой тяжёлой. Идешь при всякой погоде, от жары потный, от пыли грязный, от дождя промокший и продрогший до костей.
Зимой отец забивал скупленный скот на месте и перевозил подводами. Одну партию сдаст на бойню, получит деньги в банке и возвращается рассчитываться с народом, попутно уже сторговывает для новой партии.
Рассчитываться за проданный скот зимой приходилось ездить и мне. Едешь на лошади и думаешь «Вдруг ограбят...». Но всё обходилось благополучно. Ложишься в дровни, потеплее завернёшься в тулуп, уверен, что мой Воронко дорогу знает к дому и нигде не ошибётся на развилках, но обязательно завернет туда, где мы с ним подкармливались.
Скупка стала уменьшаться и стала не выгодной для гуртования. Отцу поручили новую работу - организацию кооперативов на селе. Первая торговая точка была открыта в соседнем селе Наволок. Создано правление, нанят продавец. Собраны паевые взносы. Надо начинать завозить товар из Валдая, до которого около 20 км. Казалось всё хорошо, но никто не даёт согласия возить товар - кое-где бродили не выловленные дезертиры, «зелёные», скрывающиеся от царской власти чиновники.
Заря ещё не занималась. На дворе начинали обозначаться макушки соседних крыш, и уже начинали ворковать голуби под крышей. Я вышел на улицу с хомутом и дугой в руках, бросил их на телегу, приготовленную для поездки в город за товаром. Одновременно с броском хомута сошла дремота, от которой полностью пока не освободился после подъёма с постели. Вошел в конюшню, где стоял Воронко. Почуяв друга, лошадь повернула голову, подняла уши и замахала хвостом.
- Радуйся, дорогой, я тебе овсеца подсыплю. Сегодня опять поедем в город.
Я стал гладить лошадь по голове, выправляя на шее гриву, выдергивая колючки репейника. Я вышел из конюшни за овсом в кладовку. Проходя мимо сенника, встретил вышедшего из тёплого местечка Тузика. Повиливая хвостом, он, широко раскрывая пасть, весело повизгивал.
- Тузик, ты чуешь, что пора нам ехать?
Собака от поданного голоса еще больше закрутила хвостом, прыгая около, пыталась лизнуть в лицо.
- Полно тебе! На, лучше хлеба, да береги ноги для дороги.
Накормив лошадь, вывел её запрягать в телегу. Все сборы были недолгими, всё приготовлено с вечера: мешки, ящики (получены из кооператива днем).
- Тузик, садись! Поехали! - собака, привыкшая к езде в телеге, прыгнула и уселась рядом на брезенте. - Но, Воронко, вперёд! Поехали!
Из деревни выехали с восходом солнца, которое поднималось на горизонте, разбрасывая ослепительные лучи. С запада небо было затянуто перистыми облаками, уходившими вместе с темнотой, что предвещало хороший день. Дорога от бань, ютившихся около ручейка была в гору. С горы отчётливее виднелись дома и огороды соседней деревни Вороново, названой по горе. Пастух начинал сбор скота, пощелкивая в воздухе длинной плетью.
За деревней открылись чёрные холмистые поля с перелесками вдалеке. За этой деревней предстояло проехать ещё две, где начинался лес и пустоши с прекрасными покосами, со стогами сена среди кустарников ивы. Тузик, бегая по лесам, прилегающим к дороге, выгонял птиц и зайцев. Около сухого пня толстой ели он нашёл ежа, которого рвал зубами, с визгом заливаясь лаем, когда колючки впивались в нос и губы. Кровь текла из морды струйками до окончательной победы и раньше этого он ежа не бросал. Разорвёт в клочки и бросит, мясо ежей не ел.
Воронко, несмотря на свой маленький рост, был крепок. Всю дорогу под горки и ровному месту трусил рысцой, в горы шёл шагом. День становился жарким и душным. На дороге пыль, поднятая копытами лошади и телегой, делала седоков серыми. Я сидел на передке телеги, свесив ноги на оглоблю, что-то насвистывал и напевал себе под нос никому неизвестное, мелодии собственного сочинения. Берёзовым прутом сгоняя с лошади слепней.
До города было около 20 км. Чем ближе к городу, тем суше становилась местность. Кругом, насколько хватал глаз, был виден сосновый лес, местами обгорелый целыми опушками. На пути следования надо переезжать вброд две речки. В одной из них вода скрывала колёса телеги. У первой речки остановились напиться. Подбежал Тузик с высунутым языком, Лакнул раза три воды и забрался на телегу, хватая назойливых слепней. Но слышался только пустой лязг зубами. Пока мы прохлаждались на ручье, подъехал дядя Пётр из соседней деревни.
- Что, Ванюха, в город едешь?
- Да, дядя Пётр! Еду за товаром в кооператив.
- И ты не боишься, что тебя дорогой ограбят?
- Нет, не в первой! Я привык, да больше норовлю с попутчиками ехать. Вы в городе долго будете?
- Нет, я скоро. Только снесу в райфо кое-какие документы да на базаре кое-что купить надо.
- Ну что ж, поедем до города вместе, - сказал я, подвязывая черезседельник.
Уселся на прежнее место и мы тронулись...
В город въехали, когда совсем распекло солнце. От мостовой из крупного булыжника стало совсем жарко. Лошадь поставил во двор Дома крестьянина, а сам пошел искать дядю Костю, чтобы найдя сходить на базар.
Город Валдай был небольшой районный центр. Был в нём колокольный завод, изготовлявший знаменитые валдайские колокольчики. Еще лесопильный завод и паровая мельница. На острове озера Валдая стоит знаменитый Иверский монастырь, владевший огромными территориями.
На базаре, куда ни посмотришь, горшки всяких размеров, колёса, корзины, телеги, баранки, кринки с маслом, возы с сеном и всякой живностью. Крик и шум с подвод слился в одно целое жужжание. Каждый кричит другому, предлагая что-нибудь купить. Кто-то ищет покупки. Тут можно немало вытряхнуть деньжат. А сколько на базаре народу! Все эти людские волны движутся, толкаются, суетятся. То прихлынут в одну сторону, то в другую или сбегутся в место, хоть растаскивай. Звон железа, вой, блеяние овец, топот и ржание лошадей. Всё это сливается в общий гам.
Побродив немного по базару и найдя дядю Костю, отправились с ним грузить товар на подводу. Всё, что получили, уложили по порядку, чтобы не разбить или не просыпать. Закрыли брезентом и увязали верёвками. А получили мы: бочку подсолнечного масла, три ящика мыла, белую муку в мешках, папиросы, сахар, сахар-песок, макароны, чай.
Закусив на скорую руку колбасой с булкой, выехали домой к вечеру. Попутчиков не нашлось, все уехали раньше. Я поехал один со своими друзьями - Вороным и Тузиком. Проезжая сосновым бором, я сидел на телеге, обняв левой рукой Тузика, который от удовольствия вилял хвостом.
- Эх, Тузик, хорошо бы нам иметь радио, которое я видел в чайной. Вот бы мы послушали!...
Тузик, поняв, что обращаюсь к нему с замысловатым вопросом, повернул голову боком и слушал, оттопырив одно ухо. Вдруг он беспокойно зашевелился и хотел вырваться от меня, я подумал, что он опять побежит по лесу, и еще крепче прижал его за шею.
- Тузик, сиди у меня, нечего бегать! Мы едем с грузом, ты должен быть на возу и охранять его! - он не стал меня слушаться - пытался вырваться.
В это время с непомерной силой ударился камень в правый бок собаки. От удара пёс вместе с камнем вывалился из телеги, взвыв от боли, вертясь волчком на одном месте. Я оглядел местность среди высоких толстенных сосен. Кроме низкого вереска других деревьев не было. Но факт нападения был - камень.
Вскочил на телегу, схватив вожжи, закричал, размахивая прутом.
- Но! Но! Воронко, вперёд! Грааа-бят! - от этого крика лошадь что было силы рванула вперёд, несмотря на длинный подъём в гору. Воронко был у нас приучен к крику «грабят» - это значит нужно бежать быстрее.
Подъём преодолели очень скоро. Лошадь храпела, глаза налились кровью, пар повалил со всего тела. Я ещё раз оглянулся, но везде было тихо, только в стороне от дороги в кустах бежал человек, чем-то махая.
- Теперь не догонишь! Гора наша, а там легче будет. Но! Но! Воронко, прибавь ещё, теперь под уклон!
В брод речки въехали со всего хода. Лошадь чуть не столкнулась о заплетавшиеся ноги в воде. Меня с ног до головы облило свежей водой. Было страшно, что здесь может быть засада. Под горой не удалось, так могли устроить засаду здесь. Предположение не подтвердилось, к счастью. Переехав речку с километр, я ещё погонял лошадь, но видя что ей очень тяжело, остановил отдохнуть. Слез с телеги, подошёл к голове Воронка, обнял её, прижав к своей мокрой груди.
- Молодец, Воронко, не подкачал! Тузик за нас с тобой пострадал. Как-то он там? - Лошадь несколько раз отфыркнулась, махнула головой и потихоньку пошла вперёд. Я пошёл радом с ней, помогая за гуж на подъёмах.
Солнце подкатилось к горизонту, постепенно стало темнеть, а от ручья потянул туман. Подъехав ко второму ручью, я и лошадь напились из него. До деревни осталось километра четыре, но дорога, проходившая по чернолесью и глинистой почве, была в глубоких колеях. Телега шла рывками, переезжая одну яму за другой. Миновав самую скверную часть дороги, мы стали подъезжать к деревне. Соловьи заливались во весь свой птичий дух. С поля слышны колокольчики возвращающегося стада. Невдалеке заржал жеребёнок и стали слышны человеческие голоса - девушки запели частушки, парни их передразнивали.
Гармонь, моя гармонь,
Милая минорочка!
Я люблю твою игру
И моя девчоночка.
Мы с милочкой гуляем
По дороге полевой.
Вместе песни распеваем.
Идти не хочется домой.
Мне тоже захотелось спеть свою дорожную:
По дороге пыльной еду.
Слова в песню просятся.
Пёс бежит за мной по следу,
А то по лесу носится.
Мы от людей отъехали далеко и слов песни больше стало не разобрать. Подъехали к броду ручья, впадающего в озеро. Невдалеке кричал дергач, да слышалась игра на гармошке. Темнота стала невероятной. Так потихоньку, спотыкаясь на камне или оступаясь в рытвины размытой дождями дороги, мы миновали брод. Поднимаясь в горку влево к озеру, слышу женщина плачет: «Ого-го! Ух! Ух! Ха! Ха! Ха!».
Я перепугался не на шутку, сравнивая с криком выдры, только это была не она. Я достал топор на случай обороны. Крик повторился уже впереди, даже лошадь остановилась, слыша ненормальный крик, отдававшийся эхом от озёрных берегов. Я хотел было погонять лошадь, но над головой пролетела большая птица с заунывным плачем ребёнка. Я сразу повеселел.
- Так вот какие тут русалки живут! Ведь это филин - ночная птица. Он пугает своим криком людей, а им кажется, что в конце озера живут одни русалки.
Всю зиму, весну, лето езжу ночами, в плохую и хорошую погоду - никто не показался и не встретился кроме сегодняшнего дня. С такими мыслями доехал до магазина, где был сбор молодёжи. Кто сидел парами, кто танцевал под гармошку.
- Эй, поберегись, сломаю, задавлю! - вскричал я.
- Ну ты, возница, с ярмарки что ли едешь?
- Ребята, не чудите! Аль не узнали? Видите лошадь совсем обессилила - такой воз притащила.
Освободив подъезд к магазину, я рассказал им о приключениях со мной. Вошел завмаг Иван Степаныч для приёма груза.
- Эй вы, черти-балясники, пора вам спать! Уже скоро вторые петухи, а я только что уснул, - сказал завмаг, зевая. - Что, Ванёк, привёз сегодня?
- Будете смотреть увидите! Вот документы. - ответил я.
- Эй, парень, смотри, лошадь хвост уронила! - кричали из толпы ребята. - Что это у тебя ось то в колесе!
- Смотрите, братцы, лошадь уже газету читает!
- Не газету читает, а сон, поди, смотрит. Вишь, как голову наклонила!
- Смотри, крикун, у твоей Фёклы на носу выросла свёкла, на голове щетина и горб, как у бабки Окулины!
- Ха-ха-ха! Вот так Ванюха! Васька, что же ты не посмотрел раньше с кем сидишь? - принялись ребята и девчонки между собой сочинять новые шутки.
- Иван Степаныч, надо выхлопотать ружьё для поездок за товаром. Ведь могут убить, да и государству убыток, когда обворуют.
- Куда тебе ружьё! Ты, поди, и стрелять то не умеешь!? Нешто, когда твой батька поедет.
- Да, да! Сказал, как смазал, что не в тот овин лазал! Ведь я уже на охоту хожу. У нас дома есть худенькая шомполка, но с ней только ворон пугать, а убить и воробья нельзя.
- Ладно, может быть достанем в Союзе охотников, - согласился Иван Степанович.
Сдав товар и благополучно вернувшись домой, упряжь убрал в сарай, а коня отвёл в поле, потрепав его по шее.
- Где-то наш Тузик? Наверное убили?..
После короткого ужина я уснул.
Тузик вернулся через три дня, весь исхудалый, с большой пробоиной на боку, которую, верно, всё время зализывал, отчего она стала рубцеваться красным швом с чёрными корочками. Через несколько дней рана у Тузика зажила, он повеселел и снова наши друзья продолжают ездить вместе со мной в город, выполняя договор. Только я беру с собой ружьё-берданку. До конца срока приключений больше не было.