Эх, в молодости чего только не пережил... Бескормица, голод, тяжелый, не по годам, труд. Холод не раз пытался сделать из меня ледяшку. Не одну пару сапог износил, крепя подошвы проволокой. Но молодость все победила, со всеми напастями справилась: и с пьяными пивнушками, и с Центроспиртом, и с самогонщиной. Что только не пришлось испытать в тот переломный период государственного переустройства. А пока вернемся в нашу деревню с 1919 по 1926 годы.
После работы на маслозаводе у меня было больше свободного времени по вечерам. Я вошел в коллектив передовой интеллигенции. Поп в селе Наволок отдал своё гумно в распоряжение молодёжи. Мы его переделали в самодельный театр. Заделали лишние ворота. Устроили из риги сцену, выпилив нужное количество стены, обращенной к залу. Сделали скамейки, занавес, керосиновые лампы. Отмыли годами прокопчёные стены. В общем, получился театр, но артистов не было... Нами руководил псевдорежиссёр Мельников Павел. Где-то он учился, но почему оказался дома - не знаю.
Начали подбирать парней и девушек пограмотнее. Такими были три сына Мельниковы, Павел, Михаил, Сергей. Три дочери (студентки) пономаря. Учительницы, учителя. Несколько деревенских. В том числе и я сыграл не одну роль.
Первый спектакль был на политическую тему "Борьба с кулачеством". Я играл роль мальчика Тишку. На сцене был декорирован лес из сосёнок и берёзок. Помню, ходил я по этому лесу и водил за собой вооружённых красноармейцев, как будто я знал место, где прячутся дезертиры. Играя эту роль, я сам написал рассказ "Дезертиры". Его напишу в отдельной тетради.
В нашем театре народ дремал и было ясно, что надо готовить что-то другое. Было решено начать ставить пьесы русских классиков. Первую пьесу, которую мы поставили была "Горе от ума". Мне досталась роль дьяка Кутейкина. Дьяк из меня вышел высоким, тонким, с тонким голосом. Бородка жиденькая из пакли, усы из овечьей шерсти, льняные волосы торчали из-под скуфейки, крашенные сажей.
Народ пошел в наш театр. В день премьеры пришло народу столько, что вновь прибывшим стать было негде. В любой церковный праздник не бывало столько народа.
По ходу пьесы я появился на сцене. Весь зал не только захохотал, а просто заржал, показывая на меня пальцами.
- Откуда такой дьячок выискался? Смотрите!
- Ни в одной церкви не найдешь подобного пугала! И что он тут будет делать?
- Небось, псалтырю читать начнет?
И пошло, и пошло... Меня самого смех разбирает, потому что зал хохочет, а смеяться нельзя. Наконец ведущий стал унимать людей.
- Граждане! Нам нет возможности работать! Давайте немножко потише!
По окончании пьесы аплодисменты были длительные и все кричали "брава, брава!"
- Давай сызнова! Ешшо показывай!
- Дьячка, дьячка на сцену! А бестолочь Тришку гоните в шею! Нечево дураков учить!
На аплодисменты приходилось выходить несколько раз. Из зала кричали:
- Почаще ставьте спектакли!
Наш коллектив был несказанно рад удавшейся пьесе. Когда ходил по деревням, на меня показывали пальцами. Знали, что это я исполнял роль дьячка.
- Вон, дьяк идёт! Ну, как выучил Тришку грамоте? Можеть шашево попа попросить? Он выучит... Бывало за волосы да за ухи таскал, линейкой по башке лупил! Не хочешь, а будешь учить.
Были в ролях и недостатки. Не совсем точно заучивались слова ролей. Под шум публики суфлёра не было слышно и заминки и растерянность придавали больше комизма со взрывами хохота.
По пьесе "Женитьба" мне пришлось играть Подколесина. Спектакль в целом проходил хорошо. Кто бы не повстречался, все спрашивали "Что будете ставить? А когда?". А ведь ставили мы, не имея ни грима, ни одежды, ни всякой сценической бутафории. Артистам приходилось всё носить из дому или просить то что нужно к роли у знакомых, у соседей. Много было ещё сыграно ролей, но я их позабыл. Ярко запомнились именно первые.