Квантум эго, или здесь не бывает случайных людей

О. НОВИКОВ.



 КВАНТУМ ЭГО
или
ЗДЕСЬ НЕ БЫВАЕТ СЛУЧАЙНЫХ ЛЮДЕЙ.



Фантазм.



















ГЛАВА 1

ВИДЫ НА УРОЖАЙ.


…………


    Он видел Сон….
    В этом Городе он видел этот Сон несколько раз.
    В этом Городе к нему приходили Видения.
    И бывало так, что эти Видения приходили к нему даже днём. Приходили уже не как сон, а скорее как галлюцинации, как болезненные, аллегорические фантомы.
    Назойливое наваждение. Ирреальные призраки. Неотступные, неотвратимые, саморазрушительные кошмары. История личного безумия.
   

    И вновь ему снилось…. Виделось…. Мерещилось….

Коридор
Стена
Мрачная Тишина

И Окно….

    Начинался этот сон с заупокойной, многозначительной тишины. Потом ему снился один и тот же бесконечно длинный, безукоризненно прямой, долгий коридор со сводчатым потолком и обшарпанными стенами, грубо окрашенными коричневой, масляной краской. Где-то очень далеко этот протяжный, иезуитски длинный коридор заканчивался большим Окном, в которое светило яркое, полуденное солнце. Именно так и не иначе – яркий, спасительный свет в конце мрачного, бесконечно длинного коридора. Метафорический намёк. И это сияющее Окно в конце долгого тёмного коридора, словно олицетворение надежды. Обретение. Спасение.

    Это было безумие.
    Сумасшествие.
    Но из этого безумия был выход. Его не нужно было даже искать. Нужно было всего лишь дойти до Окна, вскарабкаться с ногами на подоконник, распахнуть ставни, для начала сделать глоток чистого свежего воздуха, и….
    И-и-и плевать, что это третий или четвёртый этаж. Плевать! Это единственный выход из безумия. Последний шанс покончить с этим тихим помешательством. Или может быть, навсегда покончить с собой, как с источником и главной причиной этого помешательства. Несущественно. Главное, – с этим расстройством ума нужно покончить. Разбуяниться!

    Психи – народ упрямый.
    И он шёл по этому коридору.
    Шёл навстречу этому сияющему Окну. Шёл навстречу свободе. Шёл.
    Вернее брёл. Сомнамбулически раскачиваясь из стороны в сторону и бормоча под нос полубезумные молитвы, иногда яростно жестикулируя и в запальчивом бреду с беззвучной категоричностью доказывая что-то самому себе. Полоумно улыбаясь и шаркая ногами, как немощный старик. Это было форменное безумие. Клиническое. Возможно, неизлечимое.

    Требовалось соблюдать тишину и, поэтому было очень тихо. Неестественная, надтреснутая, свихнувшаяся тишина за спиной. Торжественная и требовательная. Кафедральная. И в этой акустически чистой тишине периодически появлялся громкий, отчётливый безумный хохот. Дикий, глумливый, юродивый смех. Истеричные, надрывные звуки, несущие в себе одновременно плач, насмешку и страдание. Этот смеющийся некто был стерильно чист в своём безумии. Безнадёжен. Блажен.
    Жутковатое веселье.

    Но у него-то надежда была!

    Он шёл к Окну.
    Он видел только это Окно.
    Там был Свет. Свобода. Там была – Жизнь. Исцеление!
    Откуда-то сбоку, из мрачных пучин враждебной коридорной Тьмы и Тишины, словно чёрт из табакерки вдруг выскочила черноволосая молоденькая врачиха в белом халате. Схватив его за рукав, она попыталась посмотреть ему в лицо и нащупать глазами его блуждающий, деконцентрированый взгляд.
– Соболев, ты чего? Опять?
    Он досадно поморщился и отмахнулся от неё как от назойливой мухи. Невозмутимо побрёл дальше.
    Врачиха на этом не успокоилась. Догнала и вновь поймала за рукав.
– Ты опять, я тебя спрашиваю?! – Стараясь преградить ему путь, настойчиво прицепилась она.
    Он бесцеремонно отпихнул её с дороги и неумолимо двинулся к Окну.

    И когда он дошёл до Окна, он трепетно замер и зажмурил глаза в предвкушении. Расплылся наивной, счастливой улыбкой человека, после долгих скитаний обретшего надежду. После чего он немедленно вскарабкался на подоконник вместе с ногами. Выпрямился во весь рост. Потянулся всем телом навстречу сияющему, живительному солнцу. Протянул навстречу этому спасительному свету руки, глубоко вздохнул и….
    БЭБЭНЦ!
    Не может быть!
    Он конвульсивно дёрнулся и тревожно замер. Нервозно зашарил дрожащими руками.
    На Окне была – РЕШЁТКА!
    Не может  быть! Металлическая армированная конструкция сделанная с такой надёжностью и основательностью, что она не оставляла никаких шансов добраться до Окна и вырваться на свободу.
    Он вцепился в решётку скрюченными пальцами, обескуражено повис на ней, осознавая весь крах своих иллюзий и, ещё не веря в окончательную  безнадёжность происходящего, продолжая улыбаться наивной, блажной, юродивой улыбкой, пролепетал:
– Нет.
    Он несколько раз рванул на себя решётку и остервенело подтвердил свои самые худшие опасения:
– Нет.
    Затем он ловко подтянулся и, словно обезьяна вскарабкался по решётке до самого потолка, где тревожно замер в странной позе. Обнаружив, что и там нет спасительной лазейки, он засомневался окончательно:
– Не-е-ет.
    Акробатически легко он юркнул по решётке вниз, широко расставил ноги, схватился за прутья и, покраснев от натуги, несколько раз с неимоверным усилием рванул на себя решётку. Громко гаркнул:
– НЕТ!
    И, уже окончательно теряя над собой контроль, сокрушительно впадая в необузданную ярость, он вдруг начал неистово, словно истомившаяся в неволе птица, биться об эту решётку грудью. Животом! Головой! Заметался, словно взбесившийся зверь и в придачу стал колотить по ней кулаками и пинать её ногами.
– НЕТ! НЕТ! НЕТ!
    Отрывисто выкрикивал он, обретая в своём безумии безумную силу.
    И когда на него откуда-то из коридорной Тьмы и Тишины бесцеремонно навалились два дюжих санитара в синих халатах, он внезапно. Вдруг! В надрыв! Истерично расхохотался тем Безумным, Страшным, Раскатистым смехом, каким смеются все блажные, потерявшие надежду. Стерильно чистые в своём безумии. Спятившие бесповоротно. Окончательно потерявшие надежду. Лишённые последнего.
– НЕТ! НЕТ! Н-Е-Е-Т! МНЕ НУЖНО! МНЕ НУЖНО ТУДА!
    Сквозь припадочный смех болезненно твердил он, продолжая из последних сил цепляться за решётку и тщетно пытаясь разогнуть её прутья руками. Он бился.  Брыкался. Кусался. Пинался. Царапался. Он старался вырываться из железных объятий санитаров, пытаясь вновь дотянуться до решётки, до спасительного света. До свободы!
– НЕ-Е-Е-Т! НЕТ! ПУСТИТЕ! ПУСТИТЕ МЕНЯ!
    Маниакально и запальчиво выкрикивал он, вытаращенными, безумными глазами продолжая смотреть прямо на сияющее солнце за Окном. И теперь это был не смех. Теперь это был плач. Стон.
    И по щекам его ручьём текли слезы.
    И в какой-то момент, когда нервы сдали окончательно, он заревел словно избалованный, раскапризничавшийся ребёнок, истерично дрыгая ногами и широко открывая рот, чтобы привлечь к себе максимум внимания.
    Это было форменное безумие…. 


…………


    Он вскрикнул во сне.
    Вздрогнул.
    Открыл глаза и, будто не было сна, выпучился в потолок. Что происходит?.. Этот  сон продолжается или он уже пробудился и теперь всё ощущает наяву? Где и когда он мог слышать что-то подобное? Какой давно забытый, архаичный звук. На что это похоже?
    И этот звук? Ну как знаком этот звук!
    Ну как же знаком этот звук.
    И это был звук?..
    И ЭТО БЫЛ ЗВУК?..
    ЗВУК ПАРОВОЗНОГО ГУДКА!

    НАЯВУ!

    Теперь он проснулся окончательно.
    С опаской вытаращился в темноту….
 
    Откуда?
    Откуда может взяться действующий паровоз в этом провинциальном захолустье? Вдали от всех оживлённых магистралей? В Городе, к которому подведена лишь однопутная железнодорожная ветка, по которой в этот тупик лишь пару раз в день прибывает порожняк на фабрику, да поезд из Столицы? Откуда здесь взяться паровозу и  паровозному гудку?
    Откуда?
    В три часа ночи?!
    В двадцать первом веке?
    Всё давным-давно электрифицировано! Даже в, якобы, отсталой Африке. Последние лет двадцать он ни разу не видел на ходу действующего паровоза даже в мегаполисах. Раритет. Архаика. Не применяются. Ушли в прошлое. Вымерли!

    Гудок повторился ещё раз.
 
    Ошибки быть не могло. Он провёл детство рядом с железнодорожным вокзалом, который был крупной узловой станцией, на которой ещё очень долго для маневровых работ использовались паровозы. Он помнил….
    В окончательно проснувшемся сознании полыхнули сантиментальные воспоминания…. Он помнил эти звуки, помнил запахи гари, исходившие от этих трудолюбивых, допотопных монстров, и помнил паровозное кладбище, на котором они стояли целые и невредимые, в любой момент готовые приступить к работе. Говорили, что они – самое надёжное средство передвижения. Самое неприхотливое. Кончится уголь, можно перейти на дрова – их полно вдоль железки. Кончились дрова, можно топить обшивкой вагонов. Была бы колея и вода, а ломаться в них нечему. Якобы, их законсервировали на случай гипотетической третьей мировой войны. Было бы смешно, если бы хватило взбалмошности над этим посмеяться. Третья мировая война.
    СТРАННЫЙ ГОРОД. ОЧЕНЬ СТРАННЫЙ ГОРОД.
    ТРЕТЬЯ МИРОВАЯ ВОЙНА.
    Откуда здесь взяться паровозам? Паровоз- невроз – роскошная рифма. Если это не паровоз, то, что за техническое устройство имитирует эти мистические звуки? И зачем он здесь, в этой захолустной дыре, вялиться без дела уже третьи сутки? В этой дешёвой гостинице, наполненной эклектичными запахами и кишащей наглыми откормленными тараканами? Для чего всё это? Какой смысл во всей этой бессмыслице? Ведь не случайно вторую ночь кряду его мучает бессонница и он, как лунатик, просыпается в интервале с трёх до четырёх утра? Интуицию не проведёшь. Шалят нервишки.
    СТРАННЫЙ ГОРОД. НЕОБЫКНОВЕННО СТРАННЫЙ ГОРОД.
    Он повернул голову в сторону окна, за которым призрачно флюоресцировали уличные фонари. Сел на кровати, скинул ноги в сумеречную прохладу и включил светильник на прикроватной тумбочке…. В голове что-то перекатилось с боку на бок, стрельнув острой болью в висках.
    КОМУ ВСЁ ЭТО НУЖНО?
    КОМУ ВСЕ ЭТО, НА ХРЕН, ПОНАДОБИЛОСЬ?!
    Он обхватил голову руками и помассировал виски. Тяжесть в голове не отступила, а как будто стала ещё болезненней. Бессонница в тридцать с небольшим? Как это расценивать? Тревожный симптом или мимолётное недомогание? Мигрень? Какое противное, язвительное и чужеродное слово – «Мигрень». У него же никогда до этого не было никаких проблем со здоровьем.
    НИКОГДА!
    ВТОРУЮ НОЧЬ ПОДРЯД ЕГО МУЧАЮТ КОШМАРЫ.
    СТРАННЫЙ ГОРОД!

    И в этот момент звякнул телефон. Молниеносно встрепенувшись, он рефлекторно дёрнулся и тотчас потянулся к телефонной трубке. Сразу после первого сигнала! Однако на полпути замер, притаился и постарался успокоиться.
    СТРАННЫЙ ГОРОД. ОЧЕНЬ СТРАННЫЙ ГОРОД!
    Кто может быть таким назойливым в половине четвёртого ночи, если он здесь ни с кем не знаком и никому не оставлял номер своего телефона? Ошиблись номером?
    Он степенно снял трубку телефона.
    И не успел ничего сказать.
– Тебе не спиться? – Инфернальным женским голоском поинтересовалась телефонная трубка.
– Кто это?
– Беатрис, так меня зовут друзья.
    Ага, всё ясно!
    Такой голос может быть только у профессионалки. Нет труднее участи, чем занятие проституцией в провинции. Слишком ограничен спрос. Временами приходиться быть чрезвычайно изобретательной для расширения сферы деятельности. Приходиться выкручиваться.
– Что тебе нужно, Беатрис?
– Как ты попал в этот город?
– Приехал на поезде.
– И тебе так просто продали билет на поезд?
    Он насторожился. Ощутил что-то склизкое и противное под ложечкой.
    Билет на поезд ему продали не так уж и просто, но….
    Но почему-то ему казалось, что эта тайна никого кроме него в этом Городе не касается. Значит, он вновь ошибся.
– Что тебе нужно, Беатрис? – Максимально нейтрально уточнил он.
– Почему тебе не спиться? Ты напряжён, я могла бы помочь тебе расслабиться.
– Каким образом, Беатрис?
– Могу спеть колыбельную.
– И сколько обойдётся колыбельная в твоём исполнении?
– Восемьсот, и я возьму любую ноту.
– За восемьсот мне споёт Миланская опера.
– Только для тебя, Красавчик, я видела тебя в баре, ты мне понравился. Семьсот.
– Остынь, Беатрис, сейчас я не готов выслушивать колыбельные.
    Он закрутил головой по сторонам, придирчиво фиксируя внимание на каждой мелочи. Ну как она могла узнать, что он не спит? И с такой оперативностью? Потрясающе.
    СТРАННЫЙ ГОРОД. ОЧ-ЧЕНЬ СТРАННЫЙ ГОРОД.
– Эксклюзивное предложение, Красавчик, только потому, что ты мне симпатичен. Шестьсот!
– Беатрис, облегчу тебе участь, мне уже звонили Жизель, Аделаида, Марго и Эсмеральда, красная цена в вашем городе – триста! Так что тариф на колыбельные мне известен.
– Они – вонючки, зануды и халявщицы, у Эсмеральды – гепатит Цэ, Марго спит с Адель – они лесбиянки, а Жизель….
– Беатрис, подробности меня не интересуют….
    СТРАННЫЙ ГОРОД! ОЧЕНЬ СТРАННЫЙ ГОРОД!
– …Жизель – она вообще свихнувшаяся. Старая, больная, фригидная извращенка у неё в голове дополна таких….
– БЕАТРИС!
    НУ ДО ЧЕГО СТРАННЫЙ ГОРОД!
– У Жизель в голове такие тараканы, она работала подставной  у бандитов, пока на неё ещё клевали, а сейчас её берут только маньяки и психи….
– Я хочу спать, Беатрис!
    И тут в голове щёлкнуло! И в голове услужливо всплыла надпись чёрным фломастером над смывным бачком в туалете гостиничного бара:

Беатрис – королева минета
Жизель – принцесса анала
За двести – просто халява
Великие шлюхи!
Рекомендую:
И далее шли номера телефонов.

– Так и быть, сделаю тебе эксклюзивное предложение. За четыреста, Красавчик, ты получишь приятное времяпровождение и колыбельную.
    Он беззвучно осклабился и примирительно отшил:
 – Беатрис, я верю на все сто, что твоя колыбельная не оставит равнодушным, но….
– За сто, Красавчик, сейчас даже прошлогодние туфли не отремонтируешь.
– Беатрис, ты не расслышала, я имел в виду….
– Позвони мне, Красавчик, если надумаешь, визитку ты найдёшь на тумбочке. Исключительно для тебя – триста. Небо в алмазах – гарантирую! Это моё последнее предложение. Бай – бай!
– Бай – бай! – Вежливо откликнулся он и, повесив трубку на место, с еще более усилившимся  интересом осмотрелся по сторонам.
    Но как? Ну как она смогла вычислить, что он не спит в это время?
    Он подошёл к окну и, отодвинув портьеру, вгляделся в сумерки за окном.
    Неужели? Он всмотрелся ещё внимательнее, проверяя достоверность своего предположения. Чутьё и интуиция, без которых не получиться работать в спецслужбах, его вновь не подвели!
    Все гениальное – просто. За гостиничным окном открывался унылый, пасмурный вид на пустынную автомобильную дорогу, тускло освещённую уличными фонарями, расположенными в шахматном порядке. Через улицу, напротив гостиничного корпуса, стоял массивный жилой дом типовой, многоэтажной планировки, в спящих окнах которого изредка попадался свет. Скорее всего, именно оттуда за происходящим в гостиничных номерах и велось бдительное ночное наблюдение. Вот это ноу-хау!
    И не нужно быть семи пядей во лбу! Кому-то из постояльцев ночью не спиться, кто-то не находит себе места. Причин множество; перемена обстановки, смена часовых и географических поясов, нервотрёпка из-за переезда. Достаточно узнать номера телефонов в каждой комнате отеля, достаточно быть немного настойчивой, целеустремлённой и не комплексовать по мелочам. Изнурительная это работа – проституция в провинции: из-за скудности спроса и неплатежеспособности большинства спрашивающих приходится быть очень изобретательной. На грани фола.
    За спиной вновь бесцеремонно звякнул телефон!
    Он вновь тревожно вздрогнул и обернулся.
    Пошаливают нервишки. Прошло уже два года, как он занялся этой работой, и с тех пор ему никак не удавалось подавить в себе этот выработавшийся условный рефлекс – вздрагивать при каждом телефонном звонке.
    Стараясь не суетиться понапрасну, он вернулся обратно, многозначительно ухмыльнулся и, сняв телефонную трубку, педиатрическим тоном предупредил:
– Беатрис, волшебная, утихомирься. Мне сегодня на ночь уже исполняла колыбельную Адель…
    Он соврал вполне убедительно, чтобы наверняка.
    Трубка встревожено промолчала.
– …Договорились, что ты меня больше не беспокоищь? – Тактично уточнил Мането напоследок.
– Мането, каким римским оргиям я помешал? – Вдруг раздался в трубке сильный, резкий  мужской голос.
    Ч-чёрт! Приторную улыбАчку с лица Мането как ветром сдуло.
    Это – Ледерман. В половине четвёртого!
    Он перекинул телефонную трубку в другую руку и обеспокоенно уточнил:
– Стэн, что случилось? Половина четвёртого.
– Эрни, я смотрю, ты время даром не теряешь, что за Адель, познакомишь со своей новой цыпкой?
    Уверенности в себе этому голосу из телефонной трубки было не занимать.
– Это не совсем то, о чём ты подумал. Случайность! Совпадение,  а что случилось?
– Завидую тебе, Красавчик. Всегда тебе завидовал. Скоро приеду помогать от них отбиваться.
– Стэн, ты же знаешь, я на работе не путаюсь….
– Как поживает твой русский?
– Русский поживает на всю катушку, встречается с друзьями, выпивает иногда…. – Мането споткнулся. – …. Стэн, ты уверен, что это нужно обсуждать по телефону?
– Пожалуй, ты прав, не стоит об этом по телефону, а  что, Красавчик, твоя Беатрис совсем неуёмная?
– Стэн, это совпадение, ты не поверишь….
– Зачем тогда оправдываться, если я все равно не поверю? Успокойся, я не собираюсь докладывать о твоих шалостях по цепочке, я и сам не прочь пАшалить, у Адель есть подружки?
    Мането сделал паузу и вслушался в голос Стэна и его интонации.
    Судя по некоторым нюансам, тот опять был пьян, но не очень сильно, где-то грамм триста в этиловом эквиваленте. Впрочем, это было агрегатное состояние для Ледермана.
    С недавних пор.
– Стэн, не делай поспешных….
– Эрни, завтра я приезжаю на пятичасовом, и только из-за этого я тебе позвонил, встречать меня на вокзале не нужно. И никаких поспешных выводов я делать не собираюсь, так что не вставай в позу.
– Зачем ты приезжаешь, что-то случилось?
– Я уже слышу колыбельную Адель, Красавчик, надеюсь, ты оседлал самую норовистую.
– Я никого не седлал.
– Расслабься, Красавчик, я не собираюсь делать из этого компромат, не того ты масштаба фигура, чтобы под тебя рыть. Классно она сосёт?
    Теперь эти пьяные, характерные нотки в его голосе стали очевидны. Скорее всего, Ледерман увлёкся и теперь даже не отдаёт себе отчет в том, что сейчас за окном – глубокая ночь.
– Стэн, а ты не забыл о том, что сейчас – половина четвёртого. Ночи! Хотелось бы выспаться, я чувствую, что нам обоим нужно выспаться.
– Вот и отлично, Эрни! ВАсхитительно! Спокойной ночи! Бай-бай! Завтра я приезжаю на пятичасовом. ПИрИдай прИвет Адель.
    В трубке тотчас послышались гудки отбоя.
    СТРАННЫЙ ГОРОД.
    СТРАННЫЕ ЛЮДИ.
    СТРАННЫЕ ВЕЩИ В НЁМ ПРОИСХОДЯЩИЕ! 

    Стэн временами становиться попросту неуправляемым. Его выходки уже давно никого не веселят и никого не забавляют. Доза растёт, периоды просветления становятся всё короче и короче. И этот порочный, увлекающийся человек – его непосредственный начальник!
    Эрнесто Луи Мането нервозно швырнул телефонную трубку на место и сел на краю кровати.
    В голову моментально полезло всякое:
    А что, если эта работёнка не по нему? Что, если он не готов к этим перегрузкам ни морально, ни психически, ни физически? Кишка тонка!
    Эти два года измотали его. Два года какого-то непрерывного стресса и невероятного перенапряжения. Сколько он ещё сможет выдержать в  подобном ишемическом темпе? И, возможно, проблема вовсе не в напористом Стэне, и не в его алкоголизме, а в его собственном неполном служебном?
    Может быть он, Эрнесто Луи Мането, попросту….
    СЛАБАК?!
    Мането содержательно вздохнул и посмотрел в тёмный угол, словно намереваясь найти в нём ответ на свои сомнения.
    Завтра Стэн прибывает на пятичасовом. Первый раз за все время  какие-то причины подвигли куратора лично присутствовать на выполнении задания. Ему что, больше не доверяют? Или наоборот, хотят доверить большее?  Наверняка, что-то значительное происходит, какая-то крутая каша заваривается. Вот и шеф-повар мчится лично громыхать кастрюлями на кухне.
    Интересно знать, что стряслось? Почему аврал? Наличных выдали с запасом на неделю. Редкостная и подозрительная щедрость.
    НУ, ДО ЧЕГО СТРАННЫЙ ГОРОД!

    Мането с огромным усилием постарался успокоиться:
    Он лёг поверх одеяла на кровать, вытянул ноги и зашарил по тумбочке в поисках «лентяйки» от телевизора. Размеренно задышал, стараясь думать о приятном. Заснуть, теперь вряд ли получиться, так может хоть ТВ поможет развеяться.
    Поэтому, приступим к ночному просмотру. Как-то ведь теперь нужно уживаться с такой новой реалией, как бессонница.
    И тут он подумал, что вот именно сейчас неплохо было бы вызвонить Беатрис. Или Адель. Визиток на прикроватной тумбочке было предостаточно.
    Мането покосился на эти визитки.   
    Бессонница, чёрт побери!

    Внезапно Мането подскочил!
    Целенаправленно метнулся в туалет. Рывком распахнул дверь, шлёпнул ладонью  по выключателю и, когда вспыхнул свет, он зловеще хмыкнул и вытаращился немигающим взглядом на хулиганскую надпись, наспех нанёсенную на стену туалета чёрной краской из аэрозольного баллончика:


ЧУВАК, НЕ ВЕРЬ НИКОМУ В ЭТОМ ГОРОДЕ
ДАЖЕ СЕБЕ


    Мането болезненно поморщился.
    Вот хоть убей! Хоть убей, но он не помнил: была ли надпись на стене с того момента, как он поселился в этом номере или она появилась только сейчас?
    ТОЛЬКО СЕЙЧАС!
    У НЕГО ПОД НОСОМ!
    И, если эта надпись появилась раньше, то почему её до сих пор не оттёрли? И как он может не помнить такой существенной детали?
    КАК?!
    Мането вдруг отчётливо понял, что не верит самому себе. Умопомрачение какое-то. Бесовщина! Мането потрогал себя за лоб. Посопел. Фыркнул.
    Дьявольски странный городишко. Мането поёжился и бегло осмотрелся по сторонам. Вслушался в ночную тишину спящего отеля. Стало жутко. Под ложечкой вновь сквозанул тревожный холодок.
    Вот теперь-то уж точно не заснуть до самого рассвета.


…………


    Русского Мането вёл от Столицы. Точнее в Столице объект передали Мането с рук на руки и, маршрут дальнейшего хаотичного передвижения русского, прояснился только здесь и сейчас, в этом тупике, в этом отдалённом городке на северо-западе. Почему-то именно в этой провинциальной дыре русский сделал первую за всё время своего длинного транзита полноценную остановку. Это было очень похоже на то, как путают следы. Несколько наивно, но срабатывает. Длинный, затяжной, запутанный транзит. Кто знает, может русский, уже давно почувствовал за собой слежку? И уже не они его ведут, а он их уводит подальше  от цели. Такое иногда бывает и зачастую неплохо срабатывает.
    О том, что этот транзит был действительно долгим и запутанным, Мането смог судить по толстой пачке использованных билетов и багажных квитанций, которые русский беззаботно швырнул в урну на Северном вокзале Столицы. Несколько странная выходка для матёрого конспиратора. Мането не смог пройти мимо столь ценного источника информации, хотя ему и не полагалось знать ничего лишнего. Но мимо такого десерта пройти невозможно! И кто знает, насколько лишним это окажется, если вдруг изменятся обстоятельства, ведь такого ляпа  не позволил бы себе даже новичок.
    Мането был просто ведущий. Филёр. Шпик. Хвост. Наружка. Он должен был постоянно находиться рядом, в зоне оптической видимости, не входя в контакт и не оказывая никакого прямого воздействия на ход событий. Быть немой тенью этого русского и зоркими глазами тех, кто хочет знать абсолютно всё о передвижениях и планах этого человека.
    Потому что этот человек был террорист.
    И он входил в какую-то невероятно мощную, разветвлённую интернациональную террористическую организацию, детальные подробности о которой Мането знать опять же не полагалось, но для собственной безопасности он был в этом уведомлен и, получил все надлежащие инструкции на сей счёт. Международный терроризм не тот случай, чтобы проявлять легкомыслие и беззаботность. Даже если с резидентом случится что-то трагическое, либо его элементарно убьют, всегда можно потом предъявить его собственноручную подпись под этой инструкцией. Юридически всё шито-крыто. Виноват сам. Знал, на что шёл.
    Вкратце, суть всех этих строгих инструкций сводилась к тому, что этот человек необыкновенно опасен, коварство его не знает границ, какие-либо принципы и добродетели ему не свойственны и, вследствие этого, Мането в нештатной ситуации не должен вступать с ним даже в косвенные контакты и не поддаваться ни на какие провокации, потому что….

ПОТОМУ ЧТО ЭТОТ ЧЕЛОВЕК ЧРЕЗВЫЧАЙНО ОПАСЕН!

    Наблюдение за объектом должно осуществляться предельно деликатными способами, при малейшем намёке на рассекречивание и «засветку» таковое немедленно сворачивается и, агент опять же с максимально допустимой скоростью снимается, потому что….
    ПОТОМУ ЧТО ЭТОТ ЧЕЛОВЕК БЫЛ ОЧЕНЬ! ОЧЕНЬ ОПАСЕН!
    По большому счёту, вся оперативная задача Мането сводилась к тому, чтобы не спугнуть клиента и, хотя бы в общих чертах, получить представление о неформальной, тайной жизни этого человека, чтобы с какой-то долей вероятности иметь представление о переменах в его географическом местоположении и при этом грубым образом не засветиться и не допустить банальных ляпов. Задача, в целом, не такая уж сверхсложная и почти дилетантская, но не стоит забывать, что этот человек….

    ЭТОТ ЧЕЛОВЕК БЫЛ ЧРЕЗВЫЧАЙНО ОПАСЕН!

    И в этот город, находящийся на самых задворках он, скорее всего, прибыл с какой-то зловещей, абсолютно антигуманной целью, осуществление которой должно было бы неминуемо повлечь за собой десятки, а может быть сотни человеческих жертв, чтобы принУдить людей бояться, чтобы посеять в их душах тотальный страх, недоверие и панику. Потому что этот человек был в составе мобильных боевых бригад, то есть, собственно «бомбист», и, как сообщили Мането, на его счету уже имелось несколько успешных терактов, которые потрясли до основания общественное мнение. Он был – фанатик. Смертник. Убеждённый борец за убеждения и непримиримый враг тех, кто эти убеждения не разделял.
    И ПОТОМУ ЭТОТ ЧЕЛОВЕК БЫЛ ОПАСЕН!

    Этот человек поселился в мотеле на окраине города, сняв самый дешёвый номер с минимумом удобств. Аскеза превыше всего. В книге постояльцев он прописался как Вениамин Викторович Астокольский, предъявив все надлежащие документы в полном порядке и в соответствии с законом. Целью посещения этого заброшенного провинциального городка было заявлено – научно-исследовательский вояж по странам мира в поисках редких видов бабочек.
    Редких и исчезающих видов бабочек. Экзотических.
    Как поэтически трогательно, лирически трепетно звучит:
    Энтомолог Вениамин Викторович Астокольский, доцент Саратовского Государственного университета. Неплохая легенда для «бомбиста». Совмещение несовместимого, чувствуется творческая неординарность и креативность мышления.
    Нимфалиды и парусники.
    Ночной павлиний глаз.
    Поймать баттерфляй!
    И ЭТОТ ЧЕЛОВЕК БЫЛ ЧРЕЗВЫЧАЙНО ОПАСЕН.

     И ЭТОТ ЧЕЛОВЕК БЫЛ ЧРЕЗВЫЧАЙНО ОПАСЕН?

    Даже будучи начинающим агентом, ещё не слишком искушённым во всех тонкостях работы спецслужб, Эрнесто Луи Мането мог с большим успехом, исходя только из интуиции, отличить ботаника от террориста.
   Одно из двух; либо этот человек, действительно, ботаник, либо все русские, действительно, непостижимый формальной логикой народ. И эти сомнения не давали Эрнесто Луи Мането покоя на протяжении последних двух суток. Может быть, они и являлись причиной бессонницы.
    Энтомолог на террориста не тянул.
    И скорее насекомовед сам лёг бы на бомбу в благородном порыве предотвратить теракт, нежели подложил бы её под кого-нибудь другого. Многолетняя возня с букашками оставила на лице энтомолога такой отпечаток гуманизма и человеколюбия, который игнорировать было попросту преступно. Профессия обязывала Мането обращать внимание на такие характерные особенности, хоть и принято говорить, что внешность обманчива.
    И еще. Вчера русский встречался со своим старым приятелем в местном баре. Разумеется, что его гипотетического однокурсника моментально просканировали. Это на самом деле оказался его давний сокурсник, с которым они не виделись лет двадцать после окончания альма-матер. Встреча была очень бурной, с невоздержанными возлияниями и проходила она далеко не законспирировано и отнюдь не на нелегальном положении. Напротив! Никто ни от кого не прятался! Всё было весело и шумно! Так непринуждённо  весело боевики перед опасной акцией не резвятся. Бывшие однокашники-студенты выпили по три пинты пива, после чего допоздна горланили нецензурные песни, закрывшись в отдельном кабинете. Видать, им было что вспомнить. Они с неподдельной искренностью отмечали это событие, не испытывая никакого страха и душевного дискомфорта. Так себя могут вести только люди с чистой совестью.
    А людей с чистой совестью Мането видел за версту и, чтобы поставить этот диагноз, ему достаточно было всего лишь один раз взглянуть клиенту в глаза.
    Внешность может быть и обманчива, но вот глаза. С этим ничего не поделаешь. Они, воистину, зеркало души. Или душонки. Глаза этого человека не были глазами монстра. А для того, чтобы быть террористом, нужно быть, прежде всего, монстром.

    И, ЭТОТ ЧЕЛОВЕК БЫЛ ЧРЕЗВЫЧАЙНО ОПАСЕН?

    Этот человек был кто угодно, но только не террорист. И это было видно невооружённым взглядом. И зачем кому-то понадобилось организовывать за ним такую дорогостоящую слежку и обкладывать его флажками, будто подстреленного волка, Мането никак не мог понять, поскольку на полноватом, добродушном лице русского было написано, что он по сути своей не может вынашивать какие-либо преступные замыслы и уж тем более их осуществлять. Это было типичное лицо ЭНТОМОЛОГА И БОТАНИКА! А в теорию Ламброзо Мането упрямо продолжал верить даже после того, как её признали ненаучной и несостоятельной. И увлечённая погоня русского за экзотическими бабочками была столь душевно близка Мането, что он даже испытывал к русскому глубочайшую симпатию. Ведь, фактически, он тоже гонялся за бабочками.
    Неуловимыми, ускользающими и исчезающими.
    Прекрасные, эстетически утончённые создания.
    Сказочные баттерфляй.

    ЭТОТ ЧЕЛОВЕК НЕ БЫЛ ОПАСЕН.
    Кто бы чего обратного не утверждал. Всё это – бредни. Химера! И неудивительно, если очень скоро окажется, что русский на самом деле приехал сюда гоняться за редкими бабочками. Неуловимыми, ускользающими и исчезающими.
    И это будет конфуз.
    И кто-то чрезвычайно заинтересован в том, чтобы Мането оконфузился.
    Чтобы он продолжал гоняться за химерами.


…………


    Билет в этот Город ему продали, действительно, не просто.

    Как уже говорилось, русского Мането повёл от Северного вокзала Столицы.
    В дальнейшее путешествие русский отправился налегке, без багажа. С ним остался лишь тощий портфель из антилоповой кожи. Даже на расстоянии было заметно, что у русского – превосходное настроение. Пребывая в этом замечательном, беззаботном настроении, русский накупил на перроне фаст-фудов, прохладительных напитков и, закусывая всем этим прямо на ходу, погрузился в вагон пригородного поезда. Мането отчасти повезло, что билет на этот поезд русский купил в местной билетной кассе и ему не пришлось лихорадочно выяснять, в какой пункт назначения сейчас отправляется объект слежки. Мането просто вошёл вслед за русским в полупустой вагон и сел практически напротив. Мането ни от кого не прятался, Мането был спокоен и избыточной конспиративности не разводил, потому что….
    Потому что за всё это время русский ни разу не видел НАСТОЯЩЕГО Мането.
    Два года, проведённые в театральной академии, которую Мането так и не закончил, всё-таки принесли свои плоды. Мането умел быть разным. Мането умел быть католическим священником, странствующим хиппи, мелким клерком, биржевым брокером, коммивояжером, отставным военным и, в особо критических случаях, даже юродивым эпилептиком. Эти навыки перевоплощения позволяли ему в течение очень длительного времени вести наблюдение за объектом, оставаясь незасвеченным. За это Мането очень хорошо платили, но о том, кто ему платил, мы поговорим позже.
    Итак! После того, как Мането получил в разработку русского, он на несколько минут отлучился в туалет, откуда вышел облачённым в католическую рясу – длиннополое одеяние чёрного цвета со стоячим воротником. Он любил этот образ провинциального кюре – приходского священника, путешествующего в порывах миссионерства по территории своего наместничества. Этот образ Мането удавался наилучшим образом, пребывая в нём, он даже не пытался пародировать этот образ. Мането даже В Бога начинал верить находясь в этом образе.
    Итак! Когда Мането вышел из туалета в облачении пастыря духовного,  какая-то особо набожная старушка тотчас кинулась ему наперерез и попросила у него благословения.
– Благословите, святой отец! – И она протянула ему сморщенную ручонку, напоминающую куриную лапку.
– Благословляю, дочь моя! – Не моргнув глазом, оправил культ Мането.
    И это могло означать только одно – образ работает!
    Помимо того, что Мането умел быть РАЗНЫМ, он ещё умел быть немного циником. А в этой жизни толика здравого цинизма никому никогда не помешает. Никому и никогда! И лучше не забуриваться ни в какие этические дебри!

    Русский доехал на пригородном поезде до конечной станции, где он покинул вагон вместе с остальными пассажирами. Некоторое время русский беззаботно слонялся по перрону, с наслаждением покуривая сигарету.
    Всё это время Мането наблюдал за ним из зала ожидания небольшого вокзальчика, где помимо него находилась еще пара человек, пожилые мужчина и женщина, одетые по-походному, и огромный сенбернар: на первый взгляд – семейная пара, совершающая загородную прогулку. Мането обратил внимание на то, что у собаки – красные глаза, и он почему-то подумал, что пёс не досыпает. Внутри шевельнулось что-то похожее на сочувствие. Мането ухмыльнулся и незаметно подмигнул псу.
    Пес заинтригованно покосился на Мането.
    Мането, в свою очередь заинтригованно покосился на русского, который вошёл в здание вокзала через центральный вход и сразу же направился к билетной кассе. Создавалось впечатление, что русский неплохо ориентируется на месте, поскольку он не потратил ни секунды на то, чтобы осмотреться по сторонам. Прямиком в билетную кассу! Несмотря на огромные плюсовые очки.
    Мането степенно поднялся с места и с явным намерением ещё более тщательно изучить расписание поездов, пересёк зал ожидания, после чего оказался в кассовом зале, в аккурат за спиной у русского, который уже о чём-то разговаривал с кассиршей.
    Пожилые мужчина и женщина почтительно склонили головы, когда сановный Мането прошествовал мимо. Женщина даже перекрестилась.
    Пёс перестал дышать и довольно трогательно накренил огромную голову набок.
    Всё это время Мането тщательно прислушивался, не забывая делать вид, что изучает расписание поездов и схематическую карту окрестностей. У Мането был хороший слух и то, что ему было нужно, он услыхал.
– Пожалуйста, дайте мне билет до Оникса. – Попросил у кассирши русский.
    Кассирша что-то ответила, но ответ кассирши Мането не расслышал.
– У меня забронировано. На пятичасовой из Столицы. – Никаких интонаций русский в свои слова не вкладывал.
    Мането вновь не расслышал ответа кассирши.
– Хорошо, можно в общий. – Покладисто согласился русский.
    И Мането снова не услыхал ответ кассирши.
    Но это было уже несущественно.
    Мането аналитически впялился в карту на стене.
    Билет на пятичасовой из Столицы.
    В город Оникс вела только одна ветка.
    Город Оникс был – тупик!
    Мането ещё раз пробежался глазами по карте и по расписанию. Получалось, что русский мог бы преспокойно купить билет на прямой рейс до Оникса в самой Столице и не тратить три с лишним часа, чтобы добраться кружным путём сюда на пригородном поезде и только здесь пересесть на нужный ему маршрут. Неисповедимы пути господни!
    Опять задумал путать следы?
    Какой же этот русский изворотливый, коварный душегуб!
    В этот момент русский обернулся и с интересом посмотрел на замершего в степенном созерцании Мането. 
    Мането в ответ преспокойно воззрился на русского.
    Спокойно! Максимально спокойно. Не нужно нервничать и мельтешить. Пастырю духовному не пристало. Всегда этот образ святоши Мането удавался великолепно, это была его коронка.
    Смотрелки несколько затянулись. Русский приветливо улыбнулся. Искренне улыбнулся!
    У русского были спокойные, добрые, ДОБРЫЕ! глаза и в них не мелькнули даже отблески какой-либо агрессии. Не тянул этот человек на изворотливого, коварного душегуба. Ох, не тянул.
   Мането сделал над собой огромное усилие, чтобы не улыбнуться русскому в ответ. Этот человек умел располагать к себе и делиться положительными эмоциями, явственно чувствовался исходящий от него мягкий, деликатный флюид. Если он эту роль ловца бабочек всего лишь искусно играет, то он – великий актёр!

    Как только русский вышел из здания вокзала и стал вновь беззаботно слоняться по перрону, Мането подошёл к билетной кассе, кивнул кассирше головой и уверенно попросил:
– Дайте мне, пожалуйста, билет до Оникса на поезд из Столицы, если можно, то в общий….
    …. Мането даже не успел договорить….
    Во-первых, кассирша испугалась!
    Причем она не просто всплеснула руками от страха и взвизгнула от неожиданности, как это делают истероидные дамочки. Нет и ещё раз нет! Она смертельно испугалась!
    Оглушительно и катастрофически! Она выпучилась на Мането совершенно невменяемым, парализованным, преисполненным ужаса взглядом. Она сначала покраснела, потом побелела, потом по её лицу пробежали стремительные, судорожные конвульсии, кассирша запрокинула голову, тяжело хватая ртом воздух и, наконец, кое-как собравшись с силами, она с бессмысленным, отвратительным упорством начала твердить:
– А кто вам сказал? А кто вам сказал?! А КТО ВАМ СКАЗАЛ?! А КТО ВАМ СКАЗАЛ?!
    Последний раз она попросту рявкнула. И это было на грани припадка! Изо рта у неё обильно брызгала слюна, а правый глаз был раза в два больше левого. Так перекосить лицо могут только невероятно сильные нервные переживания.
    Мането отшатнулся.
    И здесь! Но это было уже во-вторых.
    Мането почувствовал, что ему на плечо легла чья-то твёрдая, тяжёлая рука.   
– Извините, святой отец.
– Да, сын мой. – На автомате откликнулся Мането и тотчас обернулся.
    Это был полицейский.
    Откуда он взялся и как он ухитрился подобраться незамеченным? Опрометчиво держать их всех поголовно за тупых, бывает, что и среди них попадаются смышлёные экземпляры. Мането лишний раз пробежался глазами по залу: невнимательность – большой минус для работника спецслужб.
    Мането сделал пасхальную ряшку и пасторально разулыбался.
    Коп на эти ужимки никак не прореагировал.
– Что вас привело в наши места, святой отец?
– Дела духовные, сын мой.
– А сейчас куда путь держите?
– В город Оникс, опять же по делам духовным.
– Святой отец, из нашего города нельзя уехать в Оникс.
– Но мне нужно попасть в Оникс.
– Послушайте, святой отец, между нашими городами нет сообщения, ни авто, ни железнодорожного. В город Оникс вы можете попасть только из Столицы, на прямом поезде. Это единственный способ.
– Минуточку. Но ведь прямой поезд проходит через ваш город. Почему я не могу сесть на этот поезд и добраться до Оникса?
– Потому что прямой поезд НЕ ПРОХОДИТ через наш город.
    И полицейский участливо улыбнулся.
    Мането показалось, что его держат за идиота.
    Это было возмутительно и Мането настойчиво забормотал:
– Подождите, тут какая-то путаница, я смотрел по схеме….
– По какой схеме? – Полицейский развёл руками и обвёл кассовый зал ищущим взглядом.
    Мането в свою очередь развёл руками, открыл рот и указал в направлении….
    …. И протянул руку в направлении….
    …. Никакой схемы на стене НЕ БЫЛО!
    …. Расписание было, а схемы не было!
    Мането закрыл рот и почему-то вновь вспомнил испуганное, перекошенное лицо кассирши. В тот момент ему самому стало не по себе.
    А КТО ВАМ СКАЗАЛ?!
    Нужно успокоиться. Успокоиться. Святой отец, нужно!
    Теперь Мането был уверен, что его держат за идиота.
– Вечно я что-то путаю. – С обезоруживающими интонациями в голосе посетовал кюре-Мането. – Дела духовные, сын мой, и забота о ближнем, велика печаль моя о грядущем и сердце праведника да не успокоится.
    Коп набожно кивнул головой в ответ и органично вклинился в эту проповедь:
– Через полчаса, святой отец, придёт ближайший поезд до Столицы. Желаю вам приятного пути.
– Спасибо, сын мой.

    Мането вышел на перрон и степенной поступью пастыря духовного дошёл по бетонным плитам, покрытым асфальтом терракотового цвета почти до самого его конца. Здесь он остановился, вынул из кармана сотовый телефон. Прежде чем набрать номер, изобразил на своём лице благостную мину, тщательно осмотрелся по сторонам, и только после этого позвонил.
    Судя по выражению лица Мането, падре намеревался побеседовать о чём-то явно приятном.
    Как только ему ответили, святой отец жёстко и энергично поинтересовался, продолжая кротко улыбаться:
– Что происходит?
– Мането, сейчас не время, постарайтесь ничему не удивляться. Скоро мы пришлём вам подмогу.
– Послушайте, вы могли хотя бы предупредить.
– Успокойтесь, Мането, вас предупреждали, что это будет неожиданное задание.
– Я ничего не понимаю и меня это тревожит.
– Мането, у нас был небольшой технический сбой, но сейчас всё под контролем. Постарайтесь ничему не удивляться!
    В этот момент тихая благость на лице Мането стала особенно выразительной.
    Он всегда щемяще тонко чувствовал, когда его держат за идиота.
– Что мне делать? – Уточнил Мането.
– Идите и купите билет до Оникса.
– Я уже пытался его купить.
– Не волнуйтесь, сейчас вам его продадут.
– А потом?
– А потом поезжайте в Оникс!
– Надеюсь, что впредь о всяком таком неадеквате вы будете предупреждать заранее.
– Кстати, Мането, в Ониксе купите себе новый сотовый телефон, там действует специфическая система связи, и ваш телефон под этот стандарт не сгодится.
– Специфическая система связи? Послушайте, у меня вновь портится настроение. Какие такие специфические системы связи кроме стандарта GSM?!
    В этот момент с лица Мането на мгновение исчезла тихая благость.
    Голос в телефоне обрёл непререкаемую твёрдость:
– Мането! Купите билет до Оникса! В Ониксе купите себе новый сотовый! Русского в Ониксе вести не нужно! Поселитесь в гостинце и ждите дальнейших указаний! Вам всё ясно?!
    На лице Мането вновь появилась тихая, кроткая благость.
– Всё ясно. – Покладисто согласился он, поскольку дисциплина – превыше всего!

    И когда он вошёл в билетный зал.
    Билет ему продали без всяческих недоразумений, по первому же требованию.
    Кассирша, даже не посмотрев на него, получила наличные и отсчитала сдачу. Поправила прическу и вновь уставилась куда-то мимо.
    На него также не обратил никакого внимания коп, слоняющийся без дела, и пожилая чета, сидящая в зале ожидания. Никто не обратил на Мането ни малейшего внимания!
    Полное равнодушие.
    Только сенбернар повернул морду и флегматично скосил на него недоумённые красные глаза.
    Мането приветливо подмигнул сенбернару.
    Сенбернар в ответ долго и скучно зевнул.


…………


    Судя по чистому синему небу и тёплому ветерку, погода сегодня в Ониксе обещала выдаться великолепной. Так что повод для оптимизма имелся. Погода ведь существенную роль играет в нашей жизни и большинству людей многого для счастья не нужно. Погожего дня бывает и достаточно.

    Утром, выходя из гостиницы, Мането наткнулся на припаркованный возле входа новенький «Бентли» пергаментного цвета.
    Недоумённо споткнулся.
    Однако. Эта модель стоит под миллион!
    Мането притих неподалёку, ошарашено изучая сей перламутровый, высокотехнологичный мираж. Этой модели пока ещё не было даже в Столице. Мането предался аналитическим раздумьям. Эмоции зашкаливали, но он тщательно не подавал виду.
    СТРАННОСТИ ЭТОГО ГОРОДА ПОРАЖАЛИ ВООБРАЖЕНИЕ!
    Откуда?!
    Откуда взяться ТАКОЙ МАШИНЕ в этом медвежьем углу с населением в несколько десятков тысяч человек, в котором в агонии банкротства бьётся цементный завод, и тщетно стараются удержаться на плаву несколько устаревших лесопилок?
    ОТ-КУ-ДА?!
    Сюда не доходят даже дотационные средства из госказны, поскольку разворовываются ещё на уровне бизнес-планов и нацпроектов. Задворки империи, населённые нацменами. Огромный обогатительный комбинат, ради которого затевался весь этот урбанистический гротеск, давно остановлен, не выдаёт продукции и, по-видимому, заброшен и разграблен.
    Тупик! Беспросвет! Забытьё и забитьё!
    ОТКУДА ЗДЕСЬ МОГ ВЗЯТЬСЯ «БЕНТЛИ» НОВЕЙШЕЙ МОДЕЛИ?!
    Такую машину мало купить. Помимо прочего такую машину нужно ведь ещё и содержать. Ремонтировать! Проходить сервисное обслуживание! Или здесь где-то поблизости есть гарантийная мастерская по обслуживанию «Бентли»? Дилерский центр по их продажам?!
    Да ведь тут вряд ли отыщется хотя бы высокооктановый, специализированный бензин, который положено заливать в сие технологическое совершенство. Хай энерджи!
    А регулировки? А запчасти? А всяческие прибамбасики?
    А дороги? Приличные дороги на худой конец?!
    Мането стал беспричинно озираться. Очень странный город. Возмутительно странный город!
    Назойливая Беатрис по ночам, пугающе пустынные улицы, подозрительно дешёвое спиртное в баре, вопиюще красивая горничная (Ну не бывает столь ослепительно красивых горничных!), фантасмагорично красивая официантка в гостиничном ресторане (Ну не бывает настолько привлекательных официанток!), припаркованный «Бентли» возле гостиницы (А вчера он видел на этом месте «Бугатти»!), паровозные гудки по ночам и – главное! – ГЛАВНОЕ! – лесные грибы и свежепойманная речная рыба в ресторанном меню. И всё это в практически пустынном, заброшенном захолустье.
    Взгляд Мането остановился на громадном, стационарном рекламном постере, который на пять-шесть метров возвышался над главной улицей города, покоясь на двух бетонных мегалитах. На нём была изображена фотогеничная, прохладная батарея разнокалиберных стеклянных  бутылочек и алюминиевых баночек, запотевшие бока которых украшали, яркие, немного вычурные, жёлто-зелёные этикетки.
    Рекламный девиз через весь баннер крупными, каллиграфическими буквами взывал к каждому, обращаясь как к потенциальному потребителю:

«ЯБЛОЧНЫЙ СИДР «ОНИКС РОКС» - УТОЛИ НЕУТОЛИМОЕ!
НЕЗАБЫВАЕМОЕ В ЛЮБОЙ ТАРЕ!»
   
    Реклама этого сидра где-то в этом Городе ему уже попадалась. Довольно часто попадалась. Обычно так рекламируют какой-то очередной, многообещающий пшик. И, нужно отметить, что подобная наглая раскрутка срабатывает, поскольку ему самому сейчас приспичило отведать этого заветного сидра.
    Мането посмотрел на свои наручные часы. Половина двенадцатого. Стэн прибывает на пятичасовом, следовательно, до его приезда у него имеется пять часов абсолютно свободного времени. Ну и кто подкинет идейку, как такой прорвой времени распорядиться в этом провинциальном омуте? Как их убить? Каким способом?
    Тоска. Полная прострация и дезориентация.
    Мането пытливо осмотрелся по сторонам. Зачем-то запрокинул голову и посмотрел в бездонно-синее небо.
    А на небе, между прочим, внезапно появились кудрявые белые тучки!
    Мысль о том, чтобы потратить эти свободные часы, собственно, на профессиональную деятельность, почему-то даже не мелькнула в его голове. Но кто осудит его за это? Дремучая, обволакивающая провинциальная тоска. Скука.  Местная атмосфера не заряжена созидательной энергией и с этим трудно бороться, не имея стимулов извне.
 
    Пока он в неопределённости торчал перед гостиничным вестибюлем и решал эту внезапно нахлынувшую дилемму, произошло следующее:
    Сначала обворожительно мягко хлопнула входная дверь, потом послышался самоуверенный цокот женских каблучков, следом его обдала упругая волна роскошных ароматов элитной парфюмерии и мимо, с кинематографической красочностью, словно яркая вставка в унылый клип, проплыла шокирующей красоты женщина, в каких-то совершенно невероятных для этих Богом забытых мест, обтягивающих одеждах из блестящего латекса. Мането даже невольно отшатнулся в сторону, чтобы не помешать этому триумфальному дефиле.
    В  руках женщины мелькнул позолоченный брелок от сигнализации. Пилькнул на разные тона код многоступенчатой защиты. «Бентли» моргнул фарами и открыл двери центральным замком. Перед тем как сесть в машину, Дива обернулась и внимательным, сканирующим взглядом посмотрела на Мането.
    На безукоризненном лице Дивы не мелькнуло ничего. Ничего! Пустота! Абсолютно никаких чувств и эмоций. И такое равнодушное презрение не выразить экспромтом, его нужно изощриться отыграть. Ещё как изощриться!
    «Бентли» завёлся, оптимистично развернулся на парковке и, довольно агрессивно облизывая повороты, помчался прочь по единственной приличной городской дороге. Мането проводил его в этот торный путь внимательным, пытливым взглядом.
    Зачем так напрягаться, если весь этот город в длину от силы пять километров? Скорее всего – понты. Рисовки кудрявые. Но тогда спрашивается, перед кем  столь рьяно рисоваться, если в городе ни души?
    И вновь одни вопросы. Одни сплошные вопросы.
    ОТКУДА В ЭТОМ ГОРОДЕ ВЗЯТЬСЯ ТАКОМУ НЕВЕРОЯТНОМУ КОЛЛИЧЕСТВУ СНОГСШИБАТЕЛЬНО КРАСИВЫХ ЖЕНЩИН?!
    Это же экспортный товар, их давно должны были вывезти подчистую, подальше от этой скуки, сезонной хандры и сероватой взвеси цементной пыли, которая ложиться на всё и вся назойливым, характерным налётом. Всю эту прелесть должны были украсть и вывезти, как уже давно украли и вывезли весь пиловочник и весь цемент. Такой товар долго на прилавках не залёживается и мухами не засиживается. Этому эксклюзиву не место среди унылых пилорам, заброшенных промплощадок и грядущего вымирания.
    НЕВЕРОЯТНО. ПОЧТИ ФАНТАСТИКА! СТРАННЫЙ, НЕОПИСУЕМО СТРАННЫЙ ГОРОД! ПАРОДОКСАЛЬНЫЕ, ПОЧТИ ЧУДОВИЩНЫЕ СТРАННОСТИ.
    И откуда в нём столько приезжих, и отчего вся гостиница забита под завязку? Умопомрачительно! Что за Мекка такая туристическая? И где прячутся все эти туристы? И кто поставляет в гостиничный ресторан собранные утром лесные грибы и пойманную ночью речную рыбу. А зайчатину? А диких уток и глухарей? А кабанятину?! Свежий речной угорь – пойманный три часа назад! Подобные деликатесы в меню  столичных ресторанов не найдёшь.
    И где, в конце концов, все люди – этот город населяющие, и находящиеся в нём проездом?
    Ау, аборигены, где вы?!
    Отзовитесь!


…………


    Вчера от Большого Босса он получил в запечатанном конверте ключи от машины. Человека, который это доставил, он не видел, ключи ему подложили прямо в номер: они каким-то мистическим образом оказались на прикроватной тумбочке, у изголовья. Мането никогда не пытался расколоть секреты этих чудес. Система такой конспиративности придерживалась всегда и во всём: минимум контактов и минимум сопричастности к Большой Тайне. Вероятность того, что агент в результате провала может попасть в руки к террористам, никто и никогда не скидывал со счетов, поэтому всё было наглухо застёгнуто, все дырки зашпаклеваны, и никто на уровне оперативной разработки не являлся носителем реальных секретов.
   Бережёного Бог бережёт. Каждый знал в лицо и контактировал от силы с пятью-семью агентами, объединёнными в общую оперативную группу. Любая попытка внедрения, перевербовки или переигровки была заранее обречена на провал. Никто на первичном уровне не знал общего положения вещей, и никто ни разу не видел в лицо своё высшее руководство. Такая схема была позаимствована у подпольных организаций времён Второй Мировой войны, действовавших в тылу нацистов в условиях строжайшей конспирации, и у ультрарадикальных террористических группировок, объявленных вне закона по всему миру.
    Типовой, штатный состав группы включал: куратора, аналитика, двух-трёх оперативных исполнителей и парочку технарей-универсалов. Всё!
    Агента можно было пытать хоть на электрическом стуле, либо подвешивать на дыбу, но он просто физически не смог бы открыть Большую Тайну, поскольку изначально не был в неё посвящён. Уникальная система! В случае провала группу расформировывали и распускали на гражданскую службу без выходного пособия. Вуаля!
    Если дело обстояло серьёзным и наисерьёзнейшим образом, то группу могли усилить профессиональным киллером (палач), ударной командой (быки и торпеды), минёрами, сапёрами, компьютерщиками (подтанцовка) и, по мере надобности, продажными женщинами и мужчинами нетрадиционной ориентации (Содом и Гоморра).
    Так это выглядело в теории, а вот на практике….

    …. На практике Эрнесто Луи Мането обогнул гостиничный корпус и направился внутрь двора, на гостевую парковку, где в крайнем ряду справа его должен был дожидаться обещанный автомобиль. Глаза он зажмурил в предвкушении и открыл их только тогда, когда достиг заветного места….
    Это оказался «Форд»…. В общем-то, он и не рассчитывал обнаружить там «Хаммер» или «Роллс-ройс». «Форды» ему, в принципе, нравились. Неприхотливая, трудолюбивая машина эконом-класса, достойный рабочий выбор и все прочие скромные обывательские радости, но…. Но дело в том, что за те два года, которые он посвятил этой работе, ему ничего и никогда кроме «Фордов» не доставалось. А хотелось бы разнообразия, ведь свет-то клином на «Форд моторс» не сошёлся!
    Усевшись внутрь, он внимательно осмотрелся: машина была почти новая, год-два, не больше. Он завёл мотор, пару раз нажал на акселератор, проверил выжим сцепления, ещё раз осмотрелся по сторонам, при этом в очередной раз удивился, отметив призрачное и неестественное городское запустение, воткнул передачу и неторопливо покатил в сторону Единственной Приличной Городской Дороги (Здесь и далее – ЕПГД – 1). Настроен он был самым любознательным образом и рассчитывал получить максимум самых позитивных впечатлений от автомобильной прогулки.

    На то чтобы пересечь город из конца в конец по ЕПГД – 1 у него ушли две-три минуты. Возле железнодорожного вокзала он сделал разворот на кольце и предельно медленно покатил обратно, заинтригованно озираясь по сторонам.
    Здесь что, карантин или осадное положение? Объявлена воздушная тревога? Куда могли подеваться все люди?
    Город не выглядел покинутым или заброшенным, он сосредоточенно и таинственно жил. Жил какой-то своей внутренней, замкнутой, табуированной жизнью. Витрины магазинов рекламировали изобилие товаров и услуг, всё вокруг исправно функционировало и поджидало клиентов, но вопреки этим трепетным ожиданиям клиентов не было. Шаром покати!
    Навстречу ему попалось два-три автомобиля, почтовый грузовик и один велосипедист. Пять-шесть человек прохожих он насчитал на тротуаре. Всё! И это в разгар дня, в самом центре города. Так не бывает даже в провинции.
    Эрнесто остановился перед светофором на «красный» и, живо прореагировав на появление новой персоналии, бесцеремонно выпучился направо.
    Дорогу неспешной, раскованной и невероятно многозначительной походкой переходила малолетка лет пятнадцати-шестнадцати, не больше, какой-то сногсшибательной, запредельной, сформировавшейся и, в принципе, неестественной красоты.
    Эрнесто проводил это дерзкое и стильное дефиле долгим, потрясённым взглядом. Несмотря на столь юный возраст, кроха на прогулке источала такой флюид сексуальности и, за ней волочился такой терпкий аромат созревающей молоденькой плоти, что Эрнесто Луи Мането непроизвольно сглотнул слюну. Потрясающе.
   Это же символ нимфетизма!
    Бомба! Куда родители смотрят?
    Малолетка надула огромный пузырь из жевательной резинки и тотчас его звонко шлёпнула. Она с намёком улыбалась, не обращая никакого внимания на происходящее по сторонам. Она никуда не спешила и  уже давно раскусила, какое впечатление её внешность оказывает на мужчин и что из этого парадокса можно извлечь в практическом плане. Вновь звонко лопнул очередной пузырь! Сказать по правде, эти инфантильные проделки только усиливали невероятное по силе сексуальное впечатление. За этим чувствовался такой плотоядный и первозданный намёк, такое либидо, что….
    Позади взревел полифонический клаксон! Мането задёргался, судорожно втыкая ставшую вдруг неподатливой передачу и одновременно косясь в зеркало заднего обзора.
    Он уже давно стоял на «зелёный», глазея на эту молоденькую нимфетку и создавая тем самым помеху на пути всех остальных участников движения.
    Самоуверенно перескочив через двойную сплошную, его по встречной полосе обошёл знакомый «Бентли» и роскошно покатил по прямой, занимая всю центральную часть дороги, даже не моргнув поворотом. Скорость у «Бентли» явно шкалила за сто километров в час! В аккурат по осевой!
    Мането потрясённо хмыкнул. Ну и манера езды в этом городе! Чем здесь занимается дорожная полиция? И есть ли она тут вообще?
    Следующий светофор «Бентли»  проскочил на уверенный «красный». И это свидетельствовало в пользу того, что у владельца авто всё схвачено, и на дорожную полицию он, скорее всего, клал набриолиненный и с пробором. Людей, у которых в кармане есть пара миллионов долларов, заведомо можно причислять к социально опасным особям. Мането сокрушённо покачал головой.
    Весь мир заточен под богатых. Так наглеть за рулём может либо пьяный, либо обкуренный, либо сильный мира сего, одним словом, – невменяемый. Простому смертному такие фокусы с рук не сойдут.
    Не дано.
      

…………


    Поставив машину на общую парковку под гостиничными окнами, Мането выбрался наружу и вновь любознательно осмотрелся. Хотелось пить. Кроме того, донимала жажда новизны и впечатлений. Нестерпимо хотелось утолить и то, и другое.
    Взгляд Мането зацепился за вывеску небольшого бакалейного магазинчика, расположенного через проезжую часть, напротив гостиницы. Пожалуй, знакомство с  местной спецификой можно начать с этого.
    «Оазис»! От этого тропического названия уже повеяло прохладой и обдало оптимизмом, а если ещё удастся купить в этом заведении охлаждённую бутылочку местного яблочного сидра, то и весь накал позитивных впечатлений от сферы услуг этого города вообще будет трудно передать словами.
   Мането решительно толкнул входную дверь. Потревожено звякнул колокольчик в ответ. Мането прошёл вглубь небольшого помещения, которое заканчивалось прилавком и стеллажами с товаром, деловито открыл рот, дабы озвучить свои пожелания, но заторможено замер, поскольку всё внимание его невольно сосредоточилось….
    Однако!
    …. Она стояла к нему спиной. И эту безупречную спину следовало оценить и признать все её неоспоримые достоинства, что он немедленно предпринял. Далее Мането перевёл взгляд ниже. Затем ещё ниже. Нецензурно облизнулся. Затем вновь  посмотрел на спину, потом оценил окружность талии, безукоризненность пропорций и замер в эстетическом созерцании.
    Она продолжала ещё некоторое время стоять к нему спиной, что-то поправляя на верхних полках стеллажа с товаром. Покончив с этим, обернулась лицом.
    Лицом. Их глаза встретились.
    Её глаза. Её непередаваемо синие, выразительные глаза. Нестерпимо синие глаза.
    В этом месте Эрнесто Луи Мането зажмурился, будто от вспышки яркого света, пошловато хихикнул, закрыл рот и немедленно подумал: «Так не бывает».
    ТАК НЕ БЫВАЕТ!
    НЕ БЫВАЕТ НА СВЕТЕ ТАКОЙ НЕВИДАННОЙ КОНЦЕНТРАЦИИ НАСТОЛЬКО КРАСИВЫХ ЖЕНЩИН НА ОДИН КВАДРАТНЫЙ КИЛОМЕТР!
    ТАК НЕ БЫВАЕТ! ГДЕ-ТО ЗДЕСЬ ДОЛЖНА НАЧИНАТЬСЯ СКАЗКА.
– Что для вас, мистер, простите, не знаю вашего имени?
    Для начала он осторожно открыл глаза. Сказка не кончилась и сказка, в принципе, выглядела достаточно дружелюбно и больше так глаз не резала.
– Эрни, для вас счастлив буду оказаться просто Эрни, – хрипло расшаркался Мането, почувствовав, как за спиной расправляются крылья, ибо присутствие такой женщины окрыляет.
– Что для вас, мистер Эрни?
– Простите, у вас случайно не найдётся….
    И тут он вспомнил. Бумажник. Он забыл в номере бумажник! Он так и остался лежать на прикроватной тумбочке, рядом с телефоном. Вместе с наличными, кредитками, записной книжкой и прочими….
    Мането непроизвольно шлёпнул себя по карманам.
– У вас какие-то проблемы, мистер Эрни?
    Какой идиот будет делиться с такой девушкой проблемами. В присутствии такой дамы нужно выглядеть собранным и мужественным. По возможности грациозным и грандиозным. Импозантным. Платежеспособным.
– Простите, я зайду позже, извините, мне сейчас нужно уйти.
    Он порывисто развернулся. В принципе, гостиничный персонал обычно прекрасно вышколен и всяческие неприятности с воровством в номерах сведены к минимуму, но.
    Две тысячи наличными – солидное искушение! Лежат прямо на тумбочке. Возможность украсть порождает вора, не стоит искушать провинциальные добродетели.
– Вы слишком часто извиняетесь, мистер Эрни, это засоряет вашу речь.
– ПрАстите, что?
    Он остановился перед дверью, положив руку на дверную ручку.
– Возьмите то, зачем вы сюда пришли, а потом, когда у вас появится возможность, занесёте деньги, вас никто не торопит.
    Он снова повернулся обратно и, посмотрев девушке в глаза, мгновенно осёкся и поперхнулся….
    Её глаза. Вот это глаза! Потрясающая глубина.
    ….Затем он перевёл взгляд на кассовый аппарат: сомнений не возникало, всё-таки здесь занимались коммерцией. Во всяком случае, пытались ею заниматься.
– ПрАстите, девушка, как вас зовут?
– Дороти.
– Дороти, как вы можете предлагать кредит без всяческого обеспечения и гарантий моей платежеспособности? Вы же видите меня  первый,  и может, последний раз в жизни, ведь я совершенно случайный человек, прохожий с улицы.
– В этом Городе не бывает случайных людей.
    Эрнесто Луи Мането фатально забыл о бумажнике, оставленном в гостиничном номере и о первоначальных намерениях, которые привели его в этот магазинчик. Даже пить сейчас – определённо – расхотелось.
– ПрАстите, девушка, повторите, что вы сказали?
– Мистер Эрни, зачем вы так часто извиняетесь?
– Чтобы нам было о чём поговорить, ловко я подкидываю тему? Вот видите, вы уже клюнули на это, давайте вернёмся к тому, что в этом Городе не бывает случайных людей. Я заинтригован. На чем основывается это утверждение?
– Это мой небогатый жизненный опыт.
    Однако.
– Дороти, а сколько в этом городе жителей?
– Шестьдесят шесть с половиной тысяч человек.
    Однако!
    Предельно точный ответ из уст невероятно привлекательной блондинки в мини юбке, с глубоко осмысленным взглядом выразительных синих глаз.
– Шестьдесят шесть тысяч? – Протяжно изумился Мането.
– С половиной.
    Ему показалось, что значительно меньше. Но тут Мането вспомнил  монотонные одноэтажные пригороды, которые долго тянулись за окнами железнодорожного вагона, в котором он подъезжал к этому городу. Вот, значит, где они все скучковались? Попрятались.
– Шестьдесят шесть тысяч – цифра немалая, как вы можете ручаться, что среди такой прорвы людей не затесалась парочка случайных персон?
– Скажите, мистер Эрни, что вас привело в наш город?
– Коммерция, системы промышленной вентиляции и бытового кондиционирования воздуха, «Кимберли Айр сервис» – слыхали, наверное, про нашу фирму?
– Вряд ли вы что-то продадите в нашем городе.
– Я не теряю надежды, меня удовлетворит даже случайность.
– В нашем городе не бывает случайностей, мистер Эрни, как не бывает случайных людей.
    Это прозвучало таинственно.
    Эрнесто Луи Мането вновь посмотрел в её пронзительно синие, бездонные глаза и понял, что захлёбывается и тонет. Спасите наши души! Как может девушка такой небывалой красоты работать обычной продавщицей в бакалейной лавке?
– Дороти, можно на этом остановиться подробнее?
– Еще никто и никогда не попадал в этот Город случайно, мистер Эрни, я живу здесь хоть и недавно, но уже твёрдо это усвоила, допустим, я поверила в вашу версию о коммерции, и в существование вашего «Кимберли Айр сервис», но если кто-то приехал в наш Город, то ему отсюда уже не вырваться, неважно, какая цель его сюда привела. Этот Город засасывает как болото, впрочем, он, фактически, болотом всегда и являлся, отсюда уже не уехать. Всегда найдутся причины, чтобы не уезжать.
    И это тоже был неплохой ответ для особы лет семнадцати-восемнадцати, с осиной талией и великолепной, фактурной грудью. Даже потянуло мистикой и обскурантистскими тайнами.
– Допустим, я согласен здесь осесть, – покорно согласился Мането, – вы не могли бы мне напоследок растолковать, куда подевались все жители этого города? Куда могли попрятаться шестьдесят шесть с половиной тысяч моих потенциальных клиентов, жаждущих установить самые совершенные системы кондиционирования воздуха?
– Сейчас осень, все в долине, в этом году выдался небывалый урожай кабачков.
– Кабачков? – Эрнесто Луи Мането подозрительно прищурился. – Простите, Дороти, я, кажется, отстал от жизни, словом, не догоняю. Это что, последний писк моды?  Мне сложно представить, какое невероятное количество кабачков, да с таким звериным упорством, могут окучить шестьдесят шесть тысяч человек?
– Вся долина застроена загородными домами, это – местная традиция выращивать в частных владениях кабачки.
– Я спокоен за грядущие перспективы этого города, если здесь у каждого загородный дом, да каждый год такие виды на урожай кабачков. – Мането восхищённо вытянул губы в дуду. И чмокнул.
– Увы, мистер Эрни, у этого Города нет будущего.
– Не понял, прастите, Дороти, этот местный этнографический колорит, не поспеваю за вами.
    Он снова рискнул посмотреть ей в глаза. И теперь понял, что захлебнулся окончательно и камнем идёт ко дну. В этих глазах был океан. Манящая, неистовая пропасть! Спасение утопающих – дело рук самих утопающих!
– Поскольку у него нет прошлого, следовательно, у него нет и будущего, он живет только настоящим и в настоящем, вы это скоро поймёте, мистер Эрни.
    Странности романтической особы. Девушка с такими выразительными и откровенно зовущими глазами может иметь право на странности. Вот только его эти странности с некоторых пор пугали, было дело, нахлебался он ими выше крыши, с последней подружкой расставание было слишком бурным.
    Поэтому Мането сухо уточнил:
– Надеюсь, Дороти, что сейчас вы не станете опровергать всю известную мне физическую картину мира и пространства?
– Мистер Эрни, обманывать себя так же безнравственно, как и обманывать окружающих.
    Превосходная сентенция, вот только выслушивать их далее в планы Мането не входило. Сыт, знаете ли, по горло.
– Не уверен, что готов схватить это на лету, к сожалению, моё время истекло и мне  пора идти.
– Вы забыли свой сидр, мистер Эрни.
    А вот теперь он утонул окончательно.
– Дороти, а откуда тебе известно, что я хотел купить именно сидр?
– Во время нашего разговора вы разглядывали именно эту литровую бутылку яблочного сидра.
– Я видел рекламу этого сидра, она практически на каждом шагу, он что, действительно, так хорош?
– Почти достопримечательность нашего Города, здесь его пьют все.
    Простое и незамысловатое объяснение, должно быть понятно даже утопленнику, и никакой дедукции, оставалось только протянуть руку и взять эту емкость с желанной влагой. И можно было уходить.
    Но что-то мешало, какой-то важный невыясненный вопрос, который нужно было задать непременно здесь и непременно сейчас. Хоть в лепёшку!
– Скажите, Дороти, вам никогда не говорили, что у вас несколько необычная манера вести разговор?
– Вы скоро привыкнете к этим странностям, мистер Эрни.
    И тут он понял, какой подспудный вопрос назойливо донимал его всё время пребывания в этом городе. Нужно было всего лишь оказаться чуточку наблюдательным и назойливым. Посозерцать.
– Дороти, а почему я не видел в вашем Городе ни одного ребёнка? Куда подевались все дети?
– Вы скоро всё поймёте, мистер Эрни, и многое перестанет казаться вам странным.
– Детей это тоже касается?
– Вам нужно адаптироваться и я думаю, после этого происходящее должно вас увлечь.
    Этот разговор уже давно перестал ему нравиться. Красивая девушка, но со странностями. Неглупая, впрочем, сие может быть, только ещё более усугубляет эти странности, непонятно, что за этим стоит: сверхчувственная экзальтация или какая-то религиозная хмарь? Наркотики? Болезненный романтизм? Вникать настроения не было. Мането снова повернулся в сторону выхода и, положив руку на дверную ручку, попрощался.
– До свидания, Дороти.
    Прежде чем потревожено звякнул колокольчик и Мането смог завершить свой первый шаг на улицу, он успел услышать тихое и кроткое:
– Позвони мне.
    Эрнесто Луи Мането замер на пороге в нелепой, недоделанной позе и, недоверчиво изменившись в лице, осторожно, словно опасаясь помешать первой несмелой поклёвке, через плечо уточнил:
– А зачем тебе звонить?
    А вдруг расклюётся? А вдруг засечётся большая рыбина?!
– Мне скучно. Здесь многим скучно. Ты ещё с этим столкнёшься. От этой скуки не спрятаться нигде. И в одиночку с ней не совладать.
    Мането аккуратно притворил дверь, повернулся всем телом навстречу чему-то новому, прекрасному и ослепительно несбыточному, попробовал этому имманентному призраку располагающе улыбнуться и, ещё не веря, что добыча засеклась и плотно сидит на тройном крючке, тихо, делая большие, заискивающие интервалы между словами,  попросил:
– А ты не могла бы? Записать? Телефон? 
    Уж он-то знает лучшее средство от скуки! Он – лютый враг любой хандры! Он лучше всех в мире умеет снимать спазмы скуки и хандры, особенно если они донимают таких фантастически привлекательных особ, как Дороти.
    А почему бы и нет? Ведь кто-то же должен показать ему дорогу в Кабачковую Долину, не то он может заблудиться и натворить в потёмках много чего невменяемого и необузданного.
    Ну до чего хороша эта Дороти! Превосходная в этих местах рыбалка, временами клюют прямо-таки трофейные экземпляры. А лучшего гарнира, чем местные кабачки, к такому деликатесу не сыскать на всём белом свете.
– И ещё, Дороти…. – Замялся он, не решаясь спросить об этом в открытую.
– Что для вас, мистер Эрни? – И она вскинула на него свои невероятно синие, неправдоподобно яркие и  необыкновенно выразительные синие глаза. На фоне этих глаз тускнели все краски серого, будничного мира, не доводилось ему ещё никогда видеть такие магнетически манящие глаза.
– Нет, ничего, не сейчас, – пробормотал Мането, принимая из её изящных пальчиков визитку с номером телефона.
    И напоследок ещё раз заглянул в её глаза.
    Может, это – какое-то новое косметическое средство? Или краситель в сетчатке? Фантастический эффект, сроду не видывал ничего подобного. Такой непередаваемо  насыщенный синий цвет не в состоянии выдать даже экран телевизора высокой чёткости.
    А может – контактные линзы? Банально просто. Сейчас ведь много появилось всяких косметических суррогатов.
    Неужели такой цвет глаз может быть естественным? От природы?

    Именно это он постеснялся уточнить у Дороти напоследок.


…………

 
    Ледерман задерживался.
    Мането ещё раз посмотрел на свои навороченные «Ситизен» и вяло потянулся к кофейной чашке. Сделал маленький глоток и зажмурился в предвкушении. При непосредственных контактах с руководством он позволял себе кофе, и только кофе! Он вообще старался не злоупотреблять никакими пороками и во всём практиковал умеренность. Эрнесто Луи Мането был дисциплинированным, исполнительным агентом, противником излишеств, работой своей дорожил и выполнял её с трепетом и вдохновением, свойственным новичкам, хотя некоторый опыт и навыки у него  к этому времени уже появились.

    Через прозрачные стеклянные двери он увидел входящего в вестибюль Стэна. Многодневную щетину на его лице, мешки под глазами и выражение хронической усталости – всё это Мането отметил незамедлительно: минувшая бессонная ночь не прошла для Стэнли бесследно. Изумило другое.
    По едва уловимым опорным сигналам Эрни определил, что Стэн был трезв, а это вселяло надежду на плодотворную, вменяемую беседу по существу дела. Последнее время Ледерман редко бывал трезв и даже на работе, застать его невмазанным уже считалось удачей.
    Как долго Стэн продержится в седле при столь напряженном стиле жизни? Незаменимых людей нет. При всех его неоспоримых талантах, не стоит забываться: с алкоголем заигрывать опасно. Скоро, очень скоро это пагубная страсть притупит интуицию. Потом моторику. Реакцию. И тогда прощай оперативная работа в спецслужбах. Добро пожаловать охранником на оптовый склад!
– Привет, Красавчик, у тебя такой лощёный вид, что у меня першит внутри от желания сказать какую-нибудь гадость.
– Валяй, – вяло разрешил Мането.
    В пустынном и тихом баре слова Стэна звучали настолько вычурно и резко, что Мането поморщился.
    Ледерман приветливо осклабился:
– Луи, ты мне противен, ты снова трезв и меня это бесит, мог бы и напиться к моему приезду!
    У Ледермана было плохое настроение. Дурное.
    Стэн рьяно грохотал, фамильярно расталкивая стулья, шумно усаживаясь за столик напротив Мането, во время этого бурного ритуала он так бесцеремонно толкнул стол, что кофе из чашки Мането выплеснулся на салфетку.
– Зато у тебя, я вижу, превосходное настроение, – кисло обрадовался Мането.
– Красавчик, больше никогда не делай в моём присутствии такого выражения лица, советую с такой кислой миной обратиться к проктологу, проверь кишечник и задний проход.
– Стэн, я просил тебя, никогда больше не называть меня «Красавчиком».
– Красавчик, слабО напиться в стельку?
– Стэн, я же просил.
– Хорошо, не буду, давай я буду звать тебя Счастливчик? Или Братец? Стоп. Нет! Кузен Мането!
    Мането тоскливо поморщился.
    Обижаться бессмысленно. Общаться с Ледерманом сложно. Приходится пропускать  мимо ушей и не такие фамильярности.
– Я скучал по тебе, Стэн, – приветливо процедил Мането.
– Может, расцелуемся? – Немедленно подхватил эту трогательную нотку Ледерман.
    Вот в этом и есть весь Ледерман. Мането натянуто улыбнулся и отвернулся в сторону. Пусть Стэн порезвится, пусть ПРОТРЕПЛЕТСЯ. В принципе, они могли бы быть друзьями, если бы Стэнли Макс Ледерман нуждался в такой пошлости как дружба. Ему даже собутыльники были не нужны. Ледерман ведь был – волк-одиночка.
    Стэн был хозяином сложной и затейливой судьбы, в которой орнаментальными арабесками переплелось многое; развод, война, алкоголизм, болезнь дочери, хулиганские выходки, неудачная карьера, стервозный нрав и высокие моральные принципы. По логике он давно должен был бы во всём этом категорически запутаться и пустить себе пулю в лоб, но формальная логика на Ледермана не распространялась. Он жил по своим принципам. И он даже успешно изобретал некоторые принципы. Например, одним из его принципом было – изобрести побольше самых противоречивых принципов. Вот такое вот неисправимое дитя противоречий.
    В основном весь этот змеиный клубок сложностей Ледерман нашёл на свою голову сам и, будучи пытливой, ищущей натурой, некоторые простые, безобидные вещи вдруг усложнял просто до нестерпимости, временами откровенно ища приключений и сознательно НАРЫВАЯСЬ. А уж нарываться Стэнли Макс Ледерман  был мастак! В скандале он обретал себя. Очевидно, что это для него было не просто хобби, а смысл жизни. Идея фикси.
    Разговор о том где, как и на кого нарвался  Ледерман, может отнять столько времени, что лучше не затрагивать эту бездонную тему. Остаётся только добавить, что его оперативный псевдоним был – «Минитмен», а за умение из всех передряг входить целым и невредимым его в шутку называли – «Робокоп».
    Его много как называли. Например, за пристрастие к выпивке называли – «Черчиль». Ледерман мог выпить ванну. Не закусывая.
– Поговорим о делах? – Нейтральным тоном предложил Мането.
– Пошёл к чёрту с делами, башка трещит после вчерашнего! – Ледерман сказал это таким бодрым тоном, будто  похмельный треск в голове доставлял ему невероятное наслаждение.
    Мането вновь поморщился.
– Меня беспокоит русский, три дня никакой активности, свою легенду отыгрывает бесподобно, если это вообще легенда.
– Эрни, а какая у ТЕБЯ сейчас легенда?
– Как и прежде, ничего не менялось.
– Ориентация тоже не менялась? Мне кажется, по новой легенде ты должен быть педиком.
    Ледерман резвился.
    Мането поморщился.
¬ – Ориентация не менялась, и я – не педик.
– Нужно подкорректировать твою легенду, ты должен быть педиком.
    Ледерман упорно продолжал резвиться.
    Мането промолчал и выразительно посмотрел на Ледермана, тот и не думал прекращать.
    На Ледермана сердиться нельзя, Ледерман – в некотором роде – уникум, у него два институтских диплома: один гуманитарный, а другой технический. Образование Ледермана не испортило, человека с более парадоксальным мышлением, чем Стэнли Макс Ледерман,  Мането на своём веку не встречал. Ледерман умудрился развить в себе какой-то внезапный склад ума, нечеловеческую логику, сокрушительный, безжалостный и полноохватный рационализм, проникающий в метафизическую глубину всех без исключения физических явлений. Прагматик  и циник до мозга костей, Ледерман способен самые сложные, запредельные вещи изложить доступным, вменяемым языком, истолковывая их потрясающе отчётливо, с некоторой красивостью, импозантностью, здравым чувством юмора и артистизмом, причем, он способен это проделать в любом состоянии и после дозы любой крепости. Только Стэн умеет обворожительно легко разрешать неразрешимые проблемы, и только он умеет эти неразрешимые проблемы тотчас создавать на пустом месте с шокирующей лёгкостью. Это его кредо и его креативный подход к рутинным вопросам, начинаешь верить в то, что талант пропить невозможно.
    У Стэна есть Рубиновый Крест, который ему лично вручил Президент, Крест ему дали за участие в боевых операциях против сепаратистов, он на той войне отличился, вернулся оттуда героем. Маленький нюанс – из него на электрическом стуле не вытянуть ни слова о той войне и за что, собственно, ему эту награду вручили. Теперь можно сказать категорически точно – этот подвиг даром не прошёл, и награда эта встала ему дорого, с войны Стэн вернулся надломленным циником и только этот циничный надрыв мешал им стать друзьями по-настоящему.
    Ледерман продолжал резвиться:
– Луи, какой остолоп придумал тебе такую легенду – торговец кондиционерами в регионе, где восемь месяцев в году – зима? Кто просчитывал рентабельность этой химеры в субполярном климатическом поясе? Тобой за эти два дня заинтересовался хоть кто-нибудь?
– У меня есть некоторые прорывы.
– Прекрати, если бы это был бизнес в чистом виде, ты бы уже давно вылетел в трубу.
– Если бы Контора занималась бизнесом, то все бы давно вылетели в трубу.
    Ледерман ёрзнул и официально вскинул подбородок:
– А ты зря иронизируешь, старина, я приехал с этим покончить, легенда меняется, отныне ты – специалист по ассенизационным системам, причём не менеджер, а рядовой эксплуатационщик  компрессоров-говнососов. Будешь ближе к реальности, окунёшься в неё с головой. Коллектор засорился, город захлестнуло дерьмом, тебе придётся его разгребать. Уверен, заказами здесь, в этой глуши ты будешь завален, Конторе надоели дармоеды, халявы больше не дождёшься.
– Вообще-то я учился на врача, если вам нужна новая легенда, могли бы открыть под меня платный кабинет.
– Ты что, в самом деле, учился на гинеколога?
– Я не учился на гинеколога, я учился на терапевта.
    Ледерман щелчком сбил со стола невидимую пылинку.
– Терапевт, в Конторе знают о твоём пристрастии к нимфеткам.
    Мането осторожно кивнул головой. Глотнул кофе. И дипломатично поинтересовался:
– Может, перейдём к делу?
– Ты чего, псих или ненормальный? Я же сказал – к чёрту дела! На, лучше возьми. Пересчитай.
    Стэн бросил на стол аппетитный, пухлый конверт. Если судить по прелюдии к этому, то несложно догадаться, что в конверте – деньги. Наличные.
    Мането взял в руки конверт и прикинул на вес.
     Контора всегда отслюнявливает только сотенными. И судя по весу, в этом конверте три-четыре тысячи, не меньше. С чего вдруг снизошла такая благодать?
– Это всё мне? – Уточнил Мането.
– Тебе.
– Оригинально, убивать никого не придётся? – Мането осторожно осклабился.
– Прикажут убивать, убьёшь, – заверил Ледерман.
– Оригинально.
– Банально, Луи, дело затягивается, ты врастаешь в обстановку, соответственно, живёшь на широкую ногу, как и положено коммерческому представителю крупной сетевой структуры. Налаживаешь связи, устанавливаешь контакты, словом, ведёшь тот образ жизни, который ведёт вся эта шелупонь офисная, а в скоротечных перерывах между делами продолжаешь потрахивать Беатрис.
– Не путай сюда Беатрис.
– Значит, потрахиваешь Адель.
– Я не собирался никого из них трахать.
– А ты трахни, мустанг, потому что отныне это входит в твою работу.
    Мането открыл, было, рот, но решил промолчать.
    К ним тихо приблизилась невероятно симпатичная официантка и, одарив навалившегося на стол небритого, разнузданного Ледермана ослепительной, кинематографической улыбкой, поинтересовалась:
– Будете что-нибудь заказывать?
– Спасибо, нет, – брыкнулся тот и, бросив в сторону официантки мимолётный взгляд, вознамерился вернуться к беседе, но, в следующий момент вновь повернулся к ней лицом и зачарованно пробормотал, – извините, девушка, а вы что, работаете здесь официанткой?
– Да, к вашим услугам, – медовым голоском пропела официантка.
– Вы, наверное, владелица этого бара. Собственница?
– Извините, нет.
– А-а-а, тогда вы, наверное, спите с хозяином бара? – Стэн бесцеремонно вытаращился на её стройные, загорелые ноги и облизнул пересохшие губы.
– Простите, что вы спросили? – К счастью официантка не расслышала.
– Пива! – Энергично распорядился Ледерман. – Принесите мне пива, пожалуйста. Впрочем, нет, не надо пива, знаю я ваше местное пиво, пробовал. Принесите мне стакан минеральной воды, той, которую разливают в долине, я, надеюсь, скважина ещё не иссякла?
– «Амброзия – 17»? – С готовностью уточнила девушка.
– Спасибо, что напомнили, как она называется. Простите, а этот ваш местный яблочный сидр, который продают на каждом углу, его можно пить при хроническом облитерирующем гастроэнтерохолицестите?
– Что, простите? – Официантка не на шутку встревожилась.
– Ничего, дорогая, это я о своём, о наболевшем!  – Ледерман гулко шлёпнул ладонью по животу. – Не обращайте внимания.
    Официантка кивнула головой, вновь одарила всех присутствующих своей волшебной улыбкой Доброй Феи и походкой прилежной ученицы удалилась осуществлять заказ.
    Ледерман вновь навалился грудью на стол.
– Луи, не пей этот яблочный сидр.
– Почему?
– Я тебе как язвенник рекомендую.
– Сроду не знал, что у тебя язва.
    Ледерман проигнорировал.
– Ты обратил внимание, сколько в этом городе красивых баб? И какие у них у всех глаза? Как кошки на сметану, будто на дворе вечный март.
    Ледерман проводил стройный силуэт официантки долгим, аналитическим взглядом.
– Ты бывал в этих местах раньше? – Незамедлительно уточнил Мането.
– Пробовал, – Ледерман продолжал неотступно пялиться на официантку, – местную минералку пробовал, помогает при моём гастрите.
– А местный сидр, где  тебе повезло попробовать?
– На вокзале, сразу как слез с поезда, о впечатлениях не расспрашивай, пока не разобрался.
– Про язву, поди, и не вспомнил?
– Будто ты не видел, как поставлена реклама этого пойла? Про рак желудка забудешь. Пришлось принести себя в жертву.
– А красивые бабы? Они где тебя преследовали?
– Они везде, Эрни. Они как наваждение! Кассирши в железнодорожных кассах, буфетчицы, официантки, диспетчерша на вокзале, продавщицы, у меня такое впечатление, что я принимаю участие в спартакиаде невест, слушай, тебе не кажется, что они вводят какой-то краситель в сетчатку? Не бывает таких красивых глаз, яркие, будто  стеклянные бусы,… о чём задумался, Красавчик?
    Мането выплеснул в рот остывший кофе, которого оставалось в чашке на донышке, мрачно ухмыльнулся и, расслабленно откинувшись в пластиковом кресле, напряжённым тоном уточнил:
– Если честно, меня всё настораживает, очень странный город, у меня нехорошие предчувствия. Что здесь затевается?
– У тебя есть русский, вот и занимайся вплотную этим, давай чётко разделять обязанности, поверь, я в таких же потёмках, как и ты.
– Этот русский, он на ряженого не похож, хоть убей, Стэн, мне сдаётся, что он вообще никем не прикидывается. Я  могу такое утверждать как недоучившийся актёр.
– Ты не забыл, что этот человек опасен?
– Стэн, я могу быть откровенен? Не исходит от него никакой опасности, я это чувствую.
– Диагноз от недоучившегося терапевта?
    Мането не обратил на эту реплику никакого внимания. Врач из него хороший все равно не получился бы никогда: наитие на этот счёт не подвело, зачем водить себя за нос? Да и артист вряд ли вышел бы хороший.
– Стэн, – Мането доверительно шевельнулся в пластиковом кресле, сменив свою несколько вальяжную позу на нечто более приземлённое, – тебе не приходит в голову, что Контора гоняется за химерой? Этот человек кто угодно, но не террорист, и никаким заговором тут не пахнет.
– Луи, делай свою работу, тебе за неё платят.
– Ты что, предлагаешь мне оклеветать этого человека? Оговорить?
– Кузен, ты стал слишком мнительным, тебе нужно отдохнуть, расслабиться, ОТТЯНУТЬСЯ, подыщи местечко, где мы будем развлекаться вечером.
– Стэн, я в недоумении, ты прибыл на место собственной персоной, выдал наличность, дело, судя по всему, корячится серьёзное, какие могут быть развлечения? Я хочу знать….
– Бильярдную найди, давно не играл в бильярд! – Ледерман мечтательно закинул руки за голову.
– По-моему пришло время и пора….
    Стэнли бескомпромиссно отвернулся от Мането и не менее бескомпромиссно обрадовался появлению на горизонте стройной, улыбающейся официантки:
– Заждался вас, милая, хотел уточнить! Как зовут вашего жениха?
– У меня нет жениха, – официантка грациозно поставила на стол бутылку минеральной воды и высокий стакан.
    Внимание Мането привлекли её тонкие, элегантные руки с чувственными пальчиками, она печально улыбалась при этом.
– Я предлагаю вам руку и сердце! – Сказал, как отрезал, Ледерман Макс Стэнли.
– А если я соглашусь? – Целомудренно уточнила официантка и выразительно замерла в предвкушении ответа.
– До скольки вы сегодня работаете?
– Я заканчиваю в десять вечера.
– Поздновато для свадьбы, но я обязательно зайду проводить вас до дома. Не возражаете?
– Лучше бы вы отвезли меня на машине, я сильно устаю после работы.
– Договорились, милая! – Стэнли расплылся в какой-то хищной, плотоядной ухмылке и глаза его сверкнули, как у вампира, при виде выступившей крови.
    Когда официантка удалилась, он проводил её фигурку липким взглядом опытного Жигало,  аппетитно цокнул языком и трогательно шмыгнул носом.
– Видал, Луи, потенциальные невесты! И посмотри, какие девочки, армия фотомоделек! Все как одна чистенькие, ухоженные, фигуристые, в шеренгу замуж! А эти манящие глазки, охота на память прихватить эти глазки.
– За многожёнство дают от пяти до семи, меня эти красотки пугают, Стэн, полагаю, что пришло время….
– А ты знаешь, я устал, – мечтательно откинулся на стуле Ледерман и безмятежно уставился в потолок.
– Ты же по приезду пива выпил.
– Обрыдло всё! Все вокруг надоели! – Романтически признался Ледерман и чувственно вздохнул. – А ты, Луи, достал больше всех. Мне по ночам снится необитаемый остров, на котором я – небритый и одичавший живу, как Робинзон. Там присутствует немая грудастая Пятница, говорящий попугай, биотуалет, и телевизор со спутниковой антенной. Сто каналов на семи языках! Я смотрю телевизор, часами сидя в биотуалете и мне не приходиться выслушивать от немой Пятницы….
– Стэ-э-энли! – Мането помахал растопыренной пятернёй перед его взглядом, подёрнутым сантиментальной поволокой. – Время поджимает. Может быть поздно, я могу наломать дров по причине некомпетентности, нам нужно срочно обсудить….
    Ледерман нагло зевнул:
– Хватит. Баста! Кончай симпозиум, слушай мою команду. Как вёл, так и веди русского, хотя бы делай вид, что ты его ведёшь, будь готов к тому, что ружьё на стене выстрелит, а к вечеру найди приличную бильярдную. К десяти. И будь готов продуть всухую партий этак семь.
– Но ты же, на десять. Забивался. С малышкой?
– Да тут этих малышек, как старых покрышек.
– Ну, а по существу дела, никаких комментариев? До десяти целых четыре часа. – Мането вновь посмотрел на свои навороченные «Ситизен».
    Ледерман вновь развязно зевнул:
– Ни черта не выспался, – посетовал он, – пойду, посплю, – и Ледерман полез невозмутимо подниматься из-за стола.
– А мне что делать? – Уточнил Мането. 
– Не знаю, ты тоже поспи, у тебя мешки под глазами, одно знаю твёрдо, в ближайшее время работать придётся по ночам.
    Мането отвёл взгляд в сторону. Тумана не убавилось, тумана скорее даже прибавилось. Странности этого города.
    Абсурд давил. Для начала хотелось бы вникнуть в процесс и разобраться в структуре, чтобы потом не спутать процесс со структурой и не подменить структуру процессом.
    Мането тряхнул головой, отгоняя наваждение.
    Ледерман встал на ноги и снова зевнул.
– Кстати, пушку…. – Сказал он.
– Что пушку? – Поднял на него глаза Мането.
– Пушку с собой носи. Постоянно. С запасной обоймой.


…………
 

    Разумеется, что никто специально эту бильярдную не подыскивал. Около десяти вечера вдвоём с Ледерманом они сели в машину и покружив по городу минут двадцать остановили свой выбор на этом заведении.
    Случайно остановили свой выбор на этом заведении.
    Случайно? Учитывая то, что в этом Городе не бывает случайных людей.
    Впрочем, вполне вероятно, что в этом мире вообще нет места случайностям, всеё предопределено.

– Сразу сдашься или продолжишь трепыхаться? – Стэн сухим, жёстким щелчком загнал в лузу третий шар подряд, при этом он вновь обрадовался этому стабильно повторяющемуся результату как ребёнок.
    Мането изначально не рассчитывал на какой-либо успех, ибо в бильярде Ледерману отродясь не было равных, но продувать всухую третью подряд партию, по-человечески обидно даже дилетанту.
    Ледерман не давал шанса. Блицкриг на всю катушку! Мането оставалось только утереться своими обидами и насладиться всей глубиной поражения. Всегда найдётся человек, который что-то делает лучше тебя, поэтому сие никак не повод для невроза. Пустяки, дело житейское.
– Мне нужно позвонить, – Мането посмотрел на свои навороченные «Ситизен».
– Не увиливай, умей принимать поражение с честью! – Великодушно изрёк Ледерман, словно приготовился вот-вот принять безоговорочную капитуляцию.
– Мне, действительно, нужно позвонить.
– Адель подождёт.
– Адель здесь ни при чём.
– Красавчик, хотел бы тебя предостеречь, – Стэн улёгся на бильярдный стол, примериваюсь к новому шару, который предполагал таким же точным, безжалостным ударом послать вдогонку к остальным, – ты тут, на новом месте, с бабами мелодрам особо не раскатывай, как мужчина мужчине хочу тебе напомнить, что вопрос о том, кто на кого охотится, остаётся открытым до сих пор. Не торопись стать жертвой, Луи, ты же учился на гинеколога.
– Я учился на терапевта.
    Последовал точный и хлёсткий щелчок, в результате которого очередной шар послушно ввалился в боковую лузу. Ледерман удовлетворенно выпрямился и триумфально ухмыльнулся. Удар и вправду получился красивым.
– Тирлим-бом-бом! Тирлим-бом-бом! – Иронично прогнусавил он.
– Наверное, сейчас ты объяснишься, Стэн, хватит злоупотреблять своей осведомлённостью? – Натянуто улыбнулся в ответ Мането.
– Что за тон, Луи, ты не на совещании, не на гинекологическом конгрессе, ты в бильярдной, не стесняйся в выражениях. Ты посмотри на это толковище! На этот вертеп! ПОЛЮБУЙСЯ, ЛУИ, КАКИЕ ВОКРУГ СОБРАЛИСЬ КОЛОРИТНЫЕ РОЖИ!
    В этом месте Ледерман без страха и упрёка патетически возвысил голос настолько, что присутствующие на тот момент в заведении колоритные рожи с надменным интересом уставились в их сторону. А ряшки там собрались, действительно, живописные.
    Поднабилось их там:
    Лесные Братья, Мясники и Пивники, Железные Дровосеки, Наркодилеры и Вышибалы – все тут собрались в милую компашку.
    Местная элита. Истэблишмент, чёрт их подери. Владельцы пилорам, земельных наделов, лесозаготовительной техники и заведений по продаже горячительных напитков. Рэкет, угон автомобилей, крышевание, подпольная торговля дурью, оказание «юридических» услуг и прочий джентльменский набор. Как всё запутано.
    При этом:
    Полное отсутствие фантазии,  вороватые замашки вместо здравого смысла и фатальная безнадёга с чувством юмора. Пиво и Мясо! Дурь и Тёлки! Почти Кунсткамера, хотя и позиционируется как самое приличное заведение в городе. Впрочем, везде свои понятия о приличиях.
    Мането покосился налево, затем покосился направо, в длиннющие, прокуренные перспективы вытянутого чулком бильярдного зала. Мането нервно хмыкнул.
    И с той и с другой стороны на них таращились с первобытным, кровожадным любопытством, ожидая продолжения. Не стоит забывать, что в провинции оказаться в центре внимания гораздо легче, нежели в крупном городе. И особо зарубите себе на носу, что в таких местах каждый  знаком друг с другом прямо или косвенно, а это дорогого стоит, когда на горизонте появляется Чужак.
– Прастите, господа, ни к кому персонально, общее положение вещей, абстракция, но ваше внимание мне импонирует! – Начал театрально расшаркиваться Ледерман, вопреки своим словам, обращаясь непосредственно к самой авторитетной криминальной физии, развалившейся в кожаном кресле, напротив соседнего столика.
– Стэн, по-моему, не стоит так кочевряжиться, зря выделываешься, эти люди –  определённо – бандиты,  – фальшиво осклабившись, процедил ему в ухо Мането.
– ДЕВУШКА, МОЖНО ЕЩЁ ПИВА? – Проигнорировав его слова, гаркнул на весь зал Ледерман.
    И тут Мането.
    Ощутив на своей спине НЕЧТО, Мането рефлекторно обернулся и напоролся на холодный рыбий взгляд упыря, развалившегося в кожаном кресле. Бр-р-р! Глаза как у бешеной селёдки, такие отмороженные зенки могут быть только у профессионального киллера. Куда полиция смотрит?
    Стараясь не делать резких движений.
    Мането отвернулся и вцепился в бильярдный стол.
– Стэн, ты уверен насчёт этого, по-моему, это – третья, – предупредил он.
    Из самых подсознательных глубин потянуло противным, знобливым сквознячком. Предчувствие опасности усиливалось.
– И ДВЕ «СТОЛИЧНОЙ»! – Ещё громче гаркнул Ледерман, затем интимно уточнил, обращаясь к Мането. – Ты же выпьешь со мной, Красавчик?
    Пиво с водкой? На этой воровской малине? Мането растерянно огляделся по сторонам: предчувствие немедленно переросло в уверенность. Кроме того, на сегодня они были гвоздём программы, причём, своё кровожадное любопытство местные туземцы даже не пытались особенно скрывать. Публика ждала перчёного и солёного. Чернухи, мокрухи, порнухи, извращёнки и расчленёнки. Ведь именно на запахи крови они и стянулись сюда.
    Мането отвлечённо поморщился:
– Мне нужно позвонить.
    Ледерман загадочно поманил его пальчиком, предлагая посекретничать.
– Луи, полгода назад в этом заведении произошла перестрелка, разборки местных криминальных группировок. Видишь эти силуэты на полу? – Ледерманом кием указал на многочисленные, хаотично разбросанные по ковровому покрытию характерные белые контуры, остающиеся после работы криминалистов. – Здесь убили четырнадцать человек, кого застрелили, кого зарезали, а кого забили до смерти бейсбольными битами. Жуть!
    Мането философски погрустнел.
– Всем сердцем сочувствую, – скорбно признался он.
– Обрати внимание, Луи, владельцы специально оконтурили силуэты мёртвых тел несмываемой краской, чтобы подчеркнуть скверную репутацию заведения и пощекотать нервишки посетителям, их будоражит эстетика подобного рода.
    Мането вновь  с отвращением осмотрелся по сторонам, пробежался глазами по зловещим силуэтам на полу и по не менее зловещей публике, набившейся в зале.
– Тут любого пристрели – не ошибёшься, – отвлечённо буркнул Мането.
– Ого, а ты кровожадный, Луи.
– Мне нужно позвонить, – ещё более отвлечённо поморщился Мането.
– Позвони из бара, что за церемонии? Думаю, Адель будет не в обиде.
– Стэн, последний раз, Адель – надуманный тобой персонаж.
– Меня вдохновляет, Луи,  когда ты делаешь такой многозначительный вид, с тебя хоть барельеф высекай, ты становишься в этот момент похож на какого-то знаменитого полководца. У тебя не было в роду знаменитых полководцев?
– Стэн, зачем спрашиваешь? Ты отлично знаешь, кто и кем был в моём роду. Я пошёл звонить.
– Стой! Не делай глупостей. Сейчас ещё  рано им звонить. Поверь моему опыту.
    И Стэнли Макс Ледерман необыкновенно пластично для своих кряжистых кондиций изогнулся над биллиардным столом, приноравливаясь к новому шару, который рассчитывал загнать в лузу умопомрачительно сложным и красивым ударом.
– Стэнли…. – Мането остановился и вновь заозирался, почувствовав неладное.
    …. Упырь с рыбьими глазами продолжал осоловело пялиться ему в спину, и чувство было такое, словно они с Ледерманом отобрали у него как минимум, место под солнцем.
    Мането брезгливо поёжился, прежде чем вновь обратился к Ледерману:
– …. Я никому, никогда, не верю на слово, но ты меня заинтриговал, ты постоянно намекаешь, что тебе известно гораздо больше. Хватит юлить, Стэн, может, поделишься информацией?
– Не время, Луи, ты не созрел.
    И Ледерман своим неповторимо точным, гроссмейстерским ударом безжалостно послал шар в лузу. Изобразил удовлетворённый жест рукой. Получилось впечатляюще.
    Мането изобразил хилые овации и разочарованно изрёк:
– Не хотел бы портить твоё великолепное настроение, но я чувствую себя идиотом, пожалуй, мне все-таки нужно позвонить.
    Одновременно с этим Мането почувствовал нарастающий приступ раздражения и липкий, настойчивый взгляд в спину и всё это – ОДНОВРЕМЕННО!
    Мането вновь непроизвольно обернулся и зыркнул на упыря с рыбьими глазами.  Ну каким же надо же быть конченым занудой, чтобы  пялиться на незнакомых людей с такой бесцеремонностью?
    Отморозок!
– Красавчик, я тебе уже говорил, Адель подождёт, не суетись.
– Стэнли, неужели такому одарённому парню как ты, приходится вновь повторять, Адель тебе мерещится с перепою, и не называй меня «Красавчиком».
    Ледерман гнусно хмыкнул:
– Ну как такую прелесть как ты не назвать «Красавчиком»?
    Они встали напротив друг друга и натянуто выпрямились.
    Разулыбались.
    Пристально посмотрели друг другу в глаза.
    Мането почувствовал кислый, пивной перегарчик, исходящий от Ледермана, дистанция для дальнейших радикальных объяснений была самая подходящая, хоть для удара левой, хоть правой, как вариант – короткий, внезапный апперкот снизу.
   Насмешливый, циничный взгляд Ледермана, горящий авантюрным ультрафиолетом, свидетельствовал о том, что тот – НАРЫВАЛСЯ, бывало у него такое пытливое, ищущее состояние души, которое ко многому обязывало окружающих, почти патология.
– Извини, Стэн, но ты ведёшь себя как придурок, – душевно констатировал Мането.
    Вот так накоротке, в опасной близости, с Ледерманом можно было только по-хорошему, педагогически ласково, как укротитель с саблезубыми тиграми.
– Люблю, когда ты сердишься! – Ледерман полез обниматься. – Прости, Луи, но мне так нравится тебя злить! – С внезапной  лёгкостью вдруг признался Ледерман и радушно пригласил. – Выпьешь со мной?
– Ваш заказ, мистер!
    И вновь, как повелось, официанткой оказалась девушка ослепительной, головокружительной красоты. И её глаза! Сияющие внеземным, фиалковым и таинственным. Нет слов и нет такой изысканности фраз, чтобы выразить всю глубину этого манящего сияния. Ледерман, не сдержав эмоций, сделал изумлённое лицо и впился в неё глазами. Пожевал губами, смакуя на языке невольный комплимент, но почему-то воздержался от комментариев.
– Воздержусь, – приказал самому себе Ледерман.
– Воздержись, чует моё сердце, что твоё воздержание всем пойдёт на пользу, – попросил Мането.
– Твоё здоровье, медиум сердобольный, – Ледерман отточенным жестом закинул в себя порцию «Столичной» и, наклонившись к уху Мането, интимно уточнил, – слушай, гинеколог, а чё этот упырь на нас пялиться?
    Ледерман приторно улыбнулся и покосился на отмороженного.
    Колоссальным усилием воли Мането заставил себя не оборачиваться на развалившегося в кресле назойливого соглядатая.
    И не обижаться на «гинеколога».
– Стэн, прошу тебя, не обращай на него внимания, не хватало нам ещё разборок в чужом городе.
– Чужой? Луи, да я с ним давно породнился! Я в нём успел поужинать и пропустить три пинты пива. Между прочим, Эрни, твой русский, он что, совсем никуда не выходит по вечерам? Соблазны этого города его не прельщают?
    Ледерман вновь навалился на бильярдный стол.
– Стэн, я практически уверен, что все подозрения насчёт русского ошибочны и об этом я хотел бы доложить незамедлительно, по самой высокой….
    И Мането, навалившись вслед за Ледерманом на биллиардный стол, конспиративно сбавил голос до минимума, собираясь в итоге перейти на шёпот. Он вообще не хотел этого разговора здесь и сейчас. Непонятно, зачем Ледерман искал продолжения?
    Предполагалось, что Ледерман тоже начнёт шептать и секретничать, но внезапный Ледерман вместо этого вдруг бодро гаркнул на весь зал:
– НЕ ШЕПЧИ, ЛУИ! КАКИЕ МОГУТ БЫТЬ СЕКРЕТЫ ОТ ЭТИХ МИЛЫХ ПАРНЕЙ?
    Эти пьяные выходки Ледермана!
    Ох и Ах!
    Мането выпрямился. Причём постарался сделать это с достоинством. Пошловато улыбнулся и вновь обвёл заведение аналитическим взором, ухитрившись не повстречаться глазами ни с кем из соглядатаев и, в первую очередь, с надсадно вылупившимся хамом из кожаного кресла.
    Ну и рожи здесь собрались! Хоть отстреливай!
    Мането тихонько заметил:
– Стэн, ты уверен, что здесь время и место для нашего разговора?
– Коллега, ты под Джеймса Бонда не коси, всё не настолько фатально, – Ледерман в свою очередь стрельнул глазами по сторонам, – этим милым деревенским парням, мы интересны лишь постольку-поскольку мы – люди новые, а в местной глухомани любая новизна на вес золота. У них же на лбу написано: ГЛАВНАЯ ПРИЧИНА ИХ ГЛУПОСТИ – ПРОВИНЦИАЛЬНАЯ ТОСКА.
    Ледерман приветливо помахал ладошкой собравшимся и ещё громче гаркнул:
– ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА РОДИНУ ДАУНОВ, ЛУИ!
– Я бы воздержался, Стэн, от подобных оскарбле…. – Мането поёжился и ещё раз невольно оглянулся, поскольку свою предпоследнюю тираду Ледерман выдал каким-то невероятно громким, брезгливым, гаерским  тоном.
– Достала твоя осторожность, Эрни! Хоть сегодня не будь гинекологом!
– Да я никогда не был гинекологом! – Прошипел Мането, вновь озираясь по сторонам.
    Ледерман продолжал выпендриваться.
– Все самые лучшие гинекологи – мужчины и я не понимаю, Эрни, –  Ледерман вдруг выпрямился и вдруг отвратительно громко гаркнул, – ЧЕГО ЗДЕСЬ СТЕСНЯТЬСЯ?!
    Ледерман определённо продолжал нарываться. По всем фронтам!
– Мне нужно позвонить.
    Эрнесто Луи Мането критически нуждался в передышке. Слишком большой темп происходящего. Тайм-аут необходим. Слишком много навалилось.
– Успеешь, Эрни, я тебе сейчас безвозмездно дам ценный совет: не балуй этих куколок, они в этом не нуждаются. Не заглатывай наживку на лету, поломайся хоть немного для проформы.
    Мането задумчиво притих.
    Слишком много было всяческих намёков. Слишком много недосказанности. Слишком много тумана. Уйма всего!
– Стэн, – Мането вновь попробовал быть грубоватым и ласковым, – ты что-то знаешь и это что-то даёт тебе значительную фору. Так нечестно, Стэн, фору просят только слабаки.
– Отставить, Красавчик, не подначивай. Ты купил новый сотовый?
– Купил.
– На вокзале?
– На вокзале.
– Опробовал?
– Мы полдня с тобой по этому телефону трепались.
    Ледерман мило осклабился:
– Луи, чего ты такой недовольный? Зачем так дуешься?
– Стэн, мы взрослые люди?
    Ледерман пристально осмотрел Мането с ног до головы, словно лишний раз удостоверяясь, что тот тянет на взрослого. Не карапуз, одним словом.
– ДАпустим, – кивнул головой Ледерман.
– А ведём себя как дети, Стэн.
    Ледерман снова кивнул головой:
– Луи, неужели ты не хотел бы вернуться в босоногое детство? Мне кажется, ты просто не в духе, выпей со мной, Луи.
    Мането безнадёжно поморщился.
    В этот момент он решил быть максимально твёрдым:
– Достаточно, Стэн, ты и так перепил.
– ВАзможнА, – Ледерман автоматизированным, отточенным жестом опрокинул в себя вторую порцию «Столичной» и потянулся за кием.
    Партию нужно было доводить до конца!
    Ледерман дважды обошёл стол, оценивая расклад, вдруг неожиданно распрямился и громко гаркнул на весь зал:
– А ЧТО, В ЭТОМ ГОРОДЕ СЧИТАЕТСЯ ПРАВИЛОМ ХОРОШЕГО ТОНА, ПЯЛИТЬСЯ НА НЕЗНАКОМЫХ ЛЮДЕЙ?!
    И Ледерман с насмешливым вызовом лоб в лоб встретился взглядом с лощёным типом из кожаного кресла.
    Болото вспучилось!
    Лучше бы Ледерман этого не делал. Все эти колоритные рожи, любая из которых сделала бы ещё ужасней самый ужасный фильм ужасов. Все эти обрюзгшие, потные, сальные хари с переломанными носами-ушами-надбровными дугами и маленькими, дебильными глазками упитанного, но вечно голодного лесного вепря. Все эти физии, которые всколыхнули в памяти давнишние образы профессиональных палачей времён средневековья, садистов по призванию, урдулаков.
    Все они теперь дружно и с гнетущим нетерпением уставились на них. Стенли Макс Ледерман своего добился! Бенефициант хренов. Фурор – состоялся!
    Ледерман радушно, немного истерично хихикнул и триумфально поднял над головой кружку с пивом. Выделываться перед большой аудиторией он обожал, особенно по пьяне. Ледерман попытался трогательно шаркнуть ногой:
– Ваше здоровье, господа! Много чего доброго слышал о вашем городе, не хотелось бы портить друг о друге прекрасные впечатления, если доставил неудобства, готов немедленно извиниться, простите пошляка Ледермана за невольную оплошность.
    Гнилое болото стало нехотя устаканиваться. Мането перевёл дух, ещё раз аккуратно посмотрел по сторонам, удостоверился, что всё действительно улеглось и, категорично заявил:
– Я иду звонить.
– Удачи, Красавчик, на улице непогодится, посоветуй надеть ей оранжевый дождевик.
    Несмотря на всю свою решимость, Мането вновь остановился и обернулся.
– Ты-ы-ы специально подкидываешь эти невнятные намёки, при чём здесь оранжевый дождевик?
– Заметь, Красавчик, – глаза Ледермана полыхнули загадочными бликами,– здесь нигде нет оранжевого цвета.
    Мането растерянно оглянулся по сторонам и категорично мотнул головой:
– Я иду звонить.
    Вовсе не суть что за этим кроется какая-то мистика. Оранжевый цвет не так уж часто встречается.
    Ледерман не унимался, он прокричал ему вдогонку:
– Кстати, Красавчик, ты уже отведал местного яблочного сидра?
– Отведал, я иду звонить.
– Ну и как он тебе?
– Ничего особенного, пойло из красителей и консервантов.
– Все местные от него без ума.
– Я ИДУ ЗВОНИТЬ!
– У меня от него живот пучит.
– Попробуй его с бухлом не мешать, – мрачно посоветовал Мането напоследок.
    И пошёл звонить.
– Он оранжевого цвета, – пробурчал вдогонку Ледерман, но Мането этого уже не расслышал.
 

…………


    «Здесь нигде нет оранжевого цвета». Бред какой-то.
    Позвонить Мането решил из туалета. Вернее после туалета. Но перед этим он полюбовался на себя в зеркало. Вообще, это – полезно, хотя бы изредка любоваться на себя в туалетное зеркало. Непременно в общественном туалете. Освежает мысли и рассеивает иллюзии. Экспромтом рождаются новые чувства, а ведь мир познаётся только чувствами, ведь ничем иным всё безумие этого мира не вкусить. Только чувствами.
    Он уставился на своё отражение.
    Он еще раз удостоверился, что всё не так скверно, как кажется во времена спада настроения и межсезонной хандры. Оценил свой родовой профиль знаменитого полководца. Немного печальные, но неглупые, вдумчивые, глубоко посаженные  глаза. Выдающийся орлиный нос и тонкие губы оптимиста – склонного к приступам пессимизма. Немного странная для этих мест южная, темпераментная внешность.
    Здесь нигде нет оранжевого цвета.
    Мането посмотрел на свои навороченные «Ситизен». Почти половина двенадцатого. Не поздновато ли?
    Он достал из нагрудного кармана визитку «Оазиса» и перевернул её на обратную сторону, где рукой Дороти был записан номер телефона. Оставалось только надеяться, что в столь поздний час, когда все воспитанные девушки….
    Мането, не колеблясь, набрал номер и позвонил. Лучший способ удостоверится. Ведь если откровенно, с воспитанными бонтонными барышнями ему всегда было смертельно скучно.
– Алло, я вас слушаю.
    Ответили почти сразу. После второго гудка. Как будто ждали этого звонка.
– Добрый вечер, Дороти. Или ночь? Я не слишком поздно тебя побеспокоил?
– Всё в порядке, милый, я ждала твоего звонка.
    Милый Мането, который всё это время не сводил глаз со своего отражения в зеркале, заметил, как это самое отражение немедленно изменилось в лице. «Всё в порядке, милый»! Она или святая или Ангел во плоти. Другого не дано. Такой медовый голосок может быть только у гурий в мусульманском Раю.
    Кто и когда в последний раз в этой жизни называл его «милым»? Трудно припомнить что-либо подобное.
– Ты меня ни с кем не перепутала? – Тактично уточнил он на всякий случай.
– Мистер Эрни? Можно я буду называть тебя просто Эрни?
– Конечно, милая! – Ещё никогда до этого ему не удавалось с такой хореографической легкостью назвать «милой» незнакомую женщину. – Почему ты не спишь в столь поздний час?
– Я ждала твоего звонка.
    Отражение Мането в зеркале романтично закатило глаза и осклабилось сантиментальной улыбкой.
– Но я ведь мог тебе не позвонить, как всякий случайный человек, пройти мимо и раствориться в толпе.
– Эрни, я уже говорила, этом Городе не бывает случайностей, давай не будем больше ничего списывать на случайности.
    Отражение в зеркале стряхнуло романтическую хмарь и с оттенком тревоги задумалось.
– Мы можем сегодня встретиться? – После паузы уточнило отражение Мането.
– Конечно, милый.
    ВАсхитительно! АбвАрожительно! Отражение Мането сладострастно зажмурило глазки.
– И ты с такой легкостью, в столь поздний час, соглашаешься встретиться с незнакомым человеком? Тебе не кажется, что это очень легкомысленный поступок?
– Ты с не меньшей легкостью, в незнакомом городе, предлагаешь свидание незнакомой девушке. Не будь занудой, Эрни, мне казалось, что ты уже всё давно понял.
– Что я должен был понять?
    В глазах отражения мелькнула тревога.
– Милый, извини, эту процедуру ты должен пройти самостоятельно, но для начала смирись с тем, что ничего случайного вокруг тебя не происходит.
    Что-то в этот момент заставило Эрнесто Луи Мането оторваться от созерцания своего отражения в зеркале и бегло осмотреться по сторонам.
– Если углубляться в это до мельчайших подробностей ты, несомненно, права, нет случайностей в нашем скрупулёзном, расчётливом мире, я готов смириться, что наша встреча – судьба. Где и когда мы с тобой встретимся?
– Мне нужно время собраться.
– Превосходно, мне тоже понадобится время собраться.
– Позвони мне на сотовый через полчаса.
– Великолепно, только учти, на улице непогодится, надень, пожалуйста, оранжевый дождевик.
    На другом конце немедленно грянула напряжённая, тягучая пауза. И она бесцеремонно затянулась. Мането вновь посмотрел на своё отражение в зеркале, словно пытаясь найти ответ на этот вопрос у него. Никаких версий из зазеркалья не последовало.
    Отражение наморщило лоб в раздумьях.
– Аллё, милая, – первым не выдержал Мането, – я позволил себе лишнего, что-то не так?
– Давай договоримся, что ты впредь не будешь больше так шутить?
– Конечно, дорогая, не стоит придавать этому зловещего значения.
    Мането почти уткнулся носом в зеркало, пристально изучая своё отражение.
    «Здесь нигде нет оранжевого цвета». Зрачки его сузились в маленькие, блестящие точки, на лбу появилась глубокая аналитическая морщина.
– Надеюсь, это не испортит наши дальнейшие отношения? – Миролюбиво уточнил Мането.
– Позвонишь мне на сотовый через полчаса?
– Отлично, милая.
    Мането отключил телефон. Потупил глаза в пол и постоял так некоторое время. Почему-то противный, тревожный холодок где-то под ложечкой именно в этот момент беспричинно усилился.
    Почему?
    Беспричинно.
    ПОЧЕМУ?
    Беспричинно ли?
    Мането осторожно оглянулся, интуитивно пытаясь определить причину своего нарастающего беспокойства. Он чувствовал, что причина есть. Он был уверен. Он знал, причина – есть!
    И когда он увидал за своей спиной корявую, хулиганскую надпись на стене, почти под потолком, впопыхах нанесённую краской из аэрозольного баллончика, он даже не удивился. Даже не изменился в лице.
    Он пунктуально всмотрелся:

ЧУВАК, ТЕБЕ ХАНА

    Мането широко расставил ноги, засунул руки в карманы, застыл в эстетическом созерцании и лишь затем гнусно хмыкнул.
    Он готов был поклясться, что этой надписи на стене НЕ БЫЛО, когда он вошёл в туалет. Такие вопиюще жирные разводы, с длинными подтёками на светлом кафеле невозможно было бы не заметить.

    Надпись была сделана ОРАНЖЕВОЙ КРАСКОЙ.


…………


    Когда Мането вновь появился в бильярдном зале, Ледерман, едва завидев его, приветливо засуетился вокруг стола, держа кий наизготовку.
– Я подумал, ты не выдержал позора поражения, панически бежал, оставив поле боя. Мне импонирует твоё упорство, Красавчик, испей эту чашу сполна!
    Мането посмотрел на столик, где стоял новый заказ. Опять «Столичная» с пивом. Две порции. На него Ледерман может не рассчитывать. Следовательно?
– Стэн, может, хватит испивать на сегодня? – Мането кивком головы указал на предполагаемую чашу.
– Не нагоняй тоски, выпьешь со мной?
– В другой раз непременно, но не сейчас, поговорим о делах.
– С кем поговорим, я не собираюсь говорить ни о каких делах.
– Стало быть, тогда я пойду? – Мането независимо посмотрел на циферблат своих навороченных «Ситизен».
– Посмотри мне в глаза, Красавчик, что тебя гложет, о чём ты так напряжённо думаешь?
– Об отсутствии оранжевого цвета.
– Это не опасно,… пока.
– А что опасно?
– Нимфетки, например. Нимфетки погубят тебя, Луи.
– Гибель от нимфеток меня устраивает.
– Почему ты не смеешься, Луи?
– Мне уже давно не смешно, и я пока не слышал ни одной острОты, над которой стоило бы посмеяться.
– Эрни, Красавчик, почему ты всё время ждёшь каких-то шуток, почему ты рассчитываешь, что тебя непременно станут веселить?
– Ты же сам отказался говорить о делах.
– Я отказался минуту назад, а сейчас буду говорить именно о них, твое здоровьё, жертва нимфеток!
    И Ледерман от чистого сердца  закинул в себя новую порцию «Столичной».
    И вот здесь Мането расхохотался! Искренне. От души! Нисколько не сфальшивив при этом.
    Дураку ведь понятно, что Стэн НАРЫВАЕТСЯ и, скорее всего, нарвётся и ему без разницы – НА КОГО НАРВАТЬСЯ. Так зачем подставляться раньше времени под эту фатальную неизбежность, они ведь, как-никак, коллеги?
– Над чем смеёшься, Луи?
    Мането изобразил беззаботный, легкомысленный жест руками:
– Давай о делах, Стэн, с чего предлагаешь начать?
– Поговорим как мужики, – предложил Ледерман.
– Я слишком трезв для этого, – на всякий случай уточнил Мането.
– Поговорим! Что заставляет тебя всё это терпеть, Красавчик? Я  помню, как ты начинал карьеру на профессиональном ринге, ты тогда занимал вполне приличное место в рейтингах, почему ты не пошёл до конца, ты вполне мог рассчитывать на чемпионский пояс. Ты просрал звёздный час!
    Мането кивнул головой и немножко подкорректировал тему:
– Мы хотели поговорить о делах.
– Не ломайся, Кузен, ответь на вопрос, я, между прочим, был твоим фанатом, следил за твоими успехами.
     Мането вновь кивнул головой, подумал, как следует, после чего сосредоточенно признался:
– Кураж ушёл, а я без него не могу, мне всегда нужен кураж.
– Ерунда, Луи, ты никогда ничего не доводишь до конца. Недоучившийся врач, неудавшийся актёр, струхнувший боксёр, ты – чистоплюй, Красавчик, баловень судьбы! Ты можешь позволить себе такие капризы, ведь твоя аристократическая семейка оплатит все твои бзики.
– Моя семья не платит за мои бзики.
– Но связи-то, Луи, связи. Авторитет! Круговая порука.
– Долго мне ещё это терпеть, Стэн? – Мането ВЫРАЗИТЕЛЬНО посмотрел на свои навороченные «Ситизен».
– Вот и ответь мне, долго ты собираешься терпеть мои пьяные выходки? Я помню твой правый апперкот, Луи, ты давно мог бы одним поставленным ударом прихлопнуть весь фонтан пьяных соплей.   
– И что потом? Рапорты, отчёты, объяснительные? Одним апперкотом завалить задание? – Мането хмыкнул, однако было совсем не смешно, поскольку Ледерман загонял в угол и будил не самые лучшие качества человеческие.
– Луи, а сейчас ты уверен в правильности выбранного пути или снова куражишься? Ведь на этой работе можно вляпаться по самые брови, работать иной раз с таким дерьмом приходится. Ты в себе уверен?
– Стэн, ты спрашиваешь об этом не впервой. Ничего нового, Стэн. Меняются обстоятельства, но не принципы, я не пользуюсь поддержкой семьи, не получаю никаких преференций и я докажу, что можно сделать карьеру без всяких связей и протекций, исключительно благодаря способностям и талантам, которые….
– БРАВО! Давай на «Бис»! Я растроган! Чуть было в очередной раз не поверил в твою искренность.
– Я старался тебя растрогать.
– Луи, дружище, на идиота ты не похож, для наивного у тебя чересчур пижонский вид, кретинов на этой работе не держат, Луи, я тебе не верю! Ты ведь в любой момент можешь заявить, что кончился кураж, ты – ненадежный тип, а ведь нам работать в паре.
– Ты перепил, Стэн, заметь, в последнее время, тебе требуется для этого всё меньше. Мне жаль тебя, Стэн.
– Тебе меня жаль! – Ледерман развязно шмыгнул носом и прослезился практически.
– Жаль, – твёрдо уточнил Мането, – спивается такой великолепный экземпляр, мог бы ещё послужить.
– Считаешь, что я ни на что не годен? – Трагизм в голосе Ледермана усилился.
– В бильярд ты играешь классно.
– А ещё я классно пою караоке, пошли петь караоке! – Схватился за эту идею Ледерман.
– Вот на это ты точно не годен.
    Ледерман вдруг гаркнул:
– ВЫ ТОЖЕ СЧИТАЕТЕ, ЧТО Я НЕ ГОДЕН ПЕТЬ КАРАОКЕ?!
    Ледермана понесло.
    Он треснул кием по столу!
    Он расшеперился, значительно расставил ноги и обвёл окрестности авантюрным взором. Вопрос был поставлен ребром и касался всех присутствующих.
    Вопреки ожиданиям, болото не всколыхнулось. Никто не поддался на провокацию, никто не отреагировал на его истероидные дрючки. Проигнорировали, пропустили мимо ушей, как «бородатые» шуточки стареющего, затасканного шута. Прискучило. Кто-то недоверчиво хохотнул, кто-то лениво зыркнул на его сольные выходки, кто-то ткнул на него пальцем, а в целом все продолжили цедить пиво, жевать, чавкать, курить и трепаться.
    И в целом.
    НИЧЕГО!
    Проехали.
– Может вы и правы, – декадентствующим тоном согласился Ледерман, после чего вновь налёг на бильярдный стол, выбирая позицию для своего безжалостного, точного удара.
– Через полчаса мне нужно уйти, – предупредил Мането.
– Значит, у нас осталось мало времени для того, что запланировано, – Ледерман начал прицеливаться, лицо его сосредоточилось, и в этот момент было даже не заметно, что он сильно пьян.
– А что запланировано? – Уточнил Мането.
– Драка, – кротко признался Ледерман.
    Мането насторожился:
– Стэн, думаю, это не совсем подходящее время и место для….
    В этот момент Ледерман ударил.
    И промахнулся.
    Акела промахнулся!
– Акела промахнулся! – С дурными интонациями в голосе известил всех собравшихся Ледерман.
– Бывает, – успел примирительно вставить Мането.
    Ледерман театрально громко прокашлялся и доверительно обернулся.
    Вежливо. Осклабился. И уточнил….
    …. Персонально обращаясь к лощёному хлюсту в кожаном кресле, который всё это время продолжал пялиться на них наинаглейшим образом:
– Прости, любезный, чё ты на меня уставился, я у тебя девушку увёл или денег задолжал?
    Мането зажмурил глаза, натружено вздохнул и понял.
    НАЧАЛОСЬ!
    Стэнли Макс Ледерман приступил, собственно, НАРЫВАТЬСЯ.
    У хлюста с рыбьими глазами оказалась пластика гепарда. Он каким-то невероятно ловким сокращением седалища вытолкнул себя из кожаного кресла и, расхлябанной походочкой, склонив набок набриолиненную голову начал отвратительно тошно напирать на Ледермана.
    Ледерман гостеприимно выпрямился и хлебосольно улыбнулся ему навстречу.
    Лощёный встал в позу, отклянчил поджарый зад, раскинул в стороны руки, изобразил какой-то жиганский, приблатнённый жест, и тихо прогундосил:
– Что тебе нужно в моём Городе?
– Твой город? Не гони, что он твой. – Хихикнул Ледерман.
– ЧТО? ТЕБЕ? НУЖНО? В МОЁМ? ГОРОДЕ?
    И тут Мането понял, что перед ними псих. Законченный, матёрый, упёртый и неизлечимый псих. Скандал для таких – среда обитания, главная интрига всей жизни, так что они с Ледерманом друг друга стоили.
    И тот и другой искали только повод, чтобы НАРВАТЬСЯ.
    Ледерман невоспитанно колупнул что-то в носу и признался:
– Кондиционеры, если вы тут все такие горячие, мы готовы вас остудить, – Ледерман снова колупнул в носу и принялся с отвращением разглядывать наколупанное, – «Кимберли Айр сервис», рекомендую обращаться к моему коллеге, два года фирменной гарантии, – Ледерман триумфально указал кием на облокотившегося о бильярдный стол Мането.
    Мането изобразил вежливую отмашку ручкой.
    Упырь с рыбьими глазами ширкнул по Мането быстрым, оценивающим взглядом. Это был невразумительный, полоумный  взгляд животного, но отнюдь не домашней скотины и уж точно не травоядной.
– Что ТЕБЕ нужно в моём городе?
    Ледерман внезапно расслабился и, отпрянув назад, восхищённо осмотрел своего собеседника с ног до головы:
– Превосходный костюм, сидит бесподобно. Джотто или Бруно?
– Кастелланш, – упырь ещё значительней склонил набриолиненную башку.
– Кастелланш! – Неописуемо обрадовался Ледерман. – И как я не узнал лапсердак от старого педика? Правду говорят, что он теперь ширинки втачивает на заднице?
    Мането вновь глубоко вздохнул и запрокинул глаза в потолок, первым начал всё-таки Ледерман, такой пистон никто не простит.
    Ну надо же иметь такой талант нарываться!
    Лощёный еще ниже накренил голову, так чтобы метаморфозы с его лицом лицезреть не удалось.
– Ты мне не нравишься, – констатировал Лощёный, при этом он медленно задрал голову и в упор уставился мутными глазами в кадык Ледермана.
– Не мудрено, – согласился Ледерман, – как можно понравиться педику в костюме от педика, единственный шанс – опидареть с тобой заодно.
    В принципе, это уже никакой роли не играло, поскольку заступ был сделан значительно позже. Ледерман начал первый.
    Но вот в драку первым полез не Ледерман! Это было бы слишком пОшло с его стороны.
    Драку первым начал Лощёный!
    Он попытался ударить левой от бедра. И, судя по всему, неслабая подготовка для этого у него имелась, поскольку проделал он это без замаха и дилетантских конвульсий. И удар этот должен был бы получиться на славу и повергнуть Ледермана в глубокий, отрезвляющий нокаут, но!
   Но Стэнли Макс Ледерман успел ударить на опережение. А самое лучшее, что умел делать в этой жизни Ледерман – это бить на опережение, поскольку всё остальное уже неважно и теряет всякий вразумительный смысл – работа в спецслужбах обязывает бить на опережение.
    Затем Ледерман разорвал дистанцию, молниеносно встал в стойку муай-тай и послал по цели вдогонку длинный кик правой ногой, что впрочем, было уже перебором, поскольку долгие годы напряжённых тренировок по версии «микс файт», в любой потасовке и с любым противником давали ему неоспоримые преимущества.
    Почти гарантированно для провинции!
    Сначала на пол брякнулся и откатился в сторону кий, потом сдувшейся резиновой куклой грохнулся набриолиненный хлыщ и, наступила тишина, в которой каждый звук звучал рельефно и отчётливо.
    Грохнула жуткая пауза….
    ….Потом болото не просто всколыхнулось. Оно взорвалось!
    Сдетонировал скопившийся на поверхности болотный газ. От взрыва слегка заложило уши и немного контузило и это адреналиновое состояние как нельзя лучше подходило для реалий этой заболоченной местности. Наших бьют! Очевидно, Ледерман зацепил кого-то чрезвычайно авторитетного в этих краях.
– Давно хотел проверить тебя в деле, Луи, – Ощерился зловещей усмешкой Ледерман так, что стало заметно отсутствие резца на верхней челюсти.
    Подмога напирала «свиньёй», как тевтонские рыцари. И бить обидчиков они собирались бильярдными киями, которые держали наизготовку.
    Напрасно.
– Меня знобит, – признался Мането.
    ….Первым на промах нападавших среагировал Ледерман, что лишний раз доказывало его стратегические таланты, он ринулся в атаку первым. При перевесе один к пяти!
– Вспомни детство босоногое! – Громко прикрикнул он на Мането.
     В узком проходе, скучившись с торчащими в разные стороны бильярдными киями в руках, нападавшие стали лакомой мишенью. Стэнли Макс Ледерман такого не прощал!
    Вдвоём с Мането они врубились в эту толпу, устроив изрядный переполох, будто хорьки в курятнике, Ледерман, заняв устойчивую позу, подобно медведю раздавал налево и направо увесистые плюхи, успев кого-то прессануть лбом в подбородок, кого-то прихватить на болевой и кому-то вывернуть до хруста сустав. Подоспевший Мането, даже не разглядев лица противника, подсёл на две трети, прошёлся уверенной серией по ливеру, встал в высокую стойку и, заслал по верхам серию из четырёх ударов, среди которых неизвестно какой выскакивает акцентированным. Мишени были крупными, так что не промажешь!
    ….Мането едва успел увернуться от кия, который промелькнул в сантиметре от его правого виска….
    …. Ударил боковым по промелькнувшей слева физии и вероломно долбанул ногой в пах….
    ….Первым отступил Ледерман, увлекая за собой Мането….
    ….Нужно было отдышаться и осмотреться….
    После рейда по тылам противника, на полу без движения лежали два человека. Третий корчился в попытках подняться, перекатываясь по полу и судорожно цепляясь за всё, что попадётся. Однако смятения среди нападавших не наблюдалось. Сзади продолжали напирать новые адепты, желающие принять участие в расправе. Активность не убывала, просто наступила временная заминка.
    Успел реанимироваться Лощёный, которому помогли подняться, он сразу же занял место в авангарде напирающих, на его бледно-розовой (розовой!) сорочке расплывалось окровавленное пятно, но в целом он выглядел достаточно бодро для бойца, который побывал в глубоком нокауте. Мането посмотрел в его злые, вытаращенные глазёнки с покрасневшими от ярости белками и ему на секунду стало не по себе. Тиранозаурус Рекс! Невозможно, но у человека были кровожадные глаза хищной доисторической рептилии.
– Я предупреждал, ты мне не нравишься, – упырь изрёк это как приговор Священной Инквизиции, во рту его обильно скопилась кровь, он пощупал себя за челюсть и вытер окровавленные руки о свою пятисотдолларовую рубашку.
    Показалось или нет? Будто бы теперь Лощёный слегка шепелявил. Если Ледерман вот так накоротке, по пьяни ухитрился выставить ему передние зубы, то это….
    То это – высший пилотаж!
– Простите, парни, сам себя порой ненавижу, – витиевато признался Ледерман.
– Поздно извиняться.
    Желвак на лбу Лощёного разбухал на глазах, его правое веко начало дергаться вместе с подбородком.
– Тебе лечится нада, доктор Даун и не таким как ты мозги вправлял, – Проявил участие Ледерман.
    Зря Ледерман хорохорился, всё-таки этот человек был псих и при том, явно бесноватый. Мането ещё раз осмотрелся по сторонам. Позиция у них была, хуже не придумаешь, их зажали с обеих сторон, и теперь перевес на стороне нападавших был столь значителен, что они могли растоптать, как стадо рассвирепевших буйволов.
– За всё нужно платить, – Лощеный вновь развёл руки и язвительно отклянчил задницу – получился этакий гротескный, приблатнённый книксен – в его правой руке вдруг самым волшебным образом сверкнуло лезвие ножа, – ты готов заплатить?
– Конечно! – С энтузиазмом спохватился Ледерман. – У меня есть даже кой-какая мелочь на сдачу.
    И!
    В зловещей тишине в правой руке Ледермана убедительно блеснул новенький «Магнум» и послышался щелчок пистолетного затвора
– Стэн, надеюсь, ты не собираешься никого убивать? – В шутку испугался Мането.
– Джентльмены, Бог поделил людей на сильных и слабых, а полковник Кольт сделал их равными, господа, почему вы решили, что мы станем лёгкой добычей?
    И Ледерман хладнокровно прицелился в лоб Лощёного.
    И выражение глаз у Ледермана было….
– Надеюсь, ты не собираешься никого убивать? – Теперь уже не на шутку испугался Мането.
    Драка – ещё куда не шло, но вешать на себя труп!
– Нет, – трезво успокоил пьяный Ледерман, – но я собираюсь устроить аквапарк!
    И!
    И с этими словами он вскинул руку с пистолетом вверх и, тремя прицельными выстрелами разнёс вдребезги высоконапорную пожарную арматуру, проходящую по потолку над головами нападавших.
    Немедленно хлынула отрезвляющая аква! Всё смешалось и скомкалось! Пронзительно завыла пожарная сирена! Нападавшие как-то вдруг разредились, сникли и уже не выглядели столь убедительно. Многие так и не поняли, что произошло.
    Всемирный потоп!
    Кто-то, панически отступая, утащил на задний план Лощёного. А вода так и поливала! Сутолока началась как при стихийном бедствии. Паника на корабле! Крики, женские визги, отборный мат и ругань слились в один общий какофонический гвалт. Шоу началось!
    Аквабильярд жителям города определённо нравился!
– И что теперь?! – Крикнул Мането, стараясь переорать шум воды, пожарной сирены и всеобщей сумятицы.
– А теперь ДРАПАТЬ! – Храбро приказал Ледерман.
    …. И он, почти не целясь, прострелил два матовых плафона над выходом, чтобы воспользоваться наступившей вслед за этим темнотой.


…………


    Он долго молчал, перед тем как спросить.
– Вспомнил детство босоногое? – Уточнил Мането у беззаботно развалившегося на переднем сиденье «Форда» Ледермана.
    Лёгкость, с которой они унесли ноги из этого заведения, умиляла и умиротворяла. После всего содеянного. И, сказать по правде, совесть не мучила обоих.
    Они, не спеша, кружили по пустынным улицам Города. Они возвращались на железнодорожный вокзал, замыкали круг и ехали обратно. Так они делали уже три или четыре раза. Ледерман утверждал, что таким образом он релаксирует.
   И ещё. Ну некуда было в этом городе больше ехать! Очень скудный выбор. А Ледерман так хотел проветриться, и ещё Ледерману хотелось лишний раз удостовериться, что за ними никто не волочится, профессия обязывала.
    Ледерман невозмутимо выудил из кармана бутылку дорогущего коньяка.
– Выпьешь, Луи?
– Откуда у тебя бутылка? – Немедленно удивился Мането.
– В баре их дополна, прихватил понравившуюся, жаль, с выдержкой не угадал, – Ледерман с сожалением брякнул пальцами по этикетке.
– Когда ты успел украсть бутылку? – Ещё больше удивился Мането.
– Луи, ну зачем подробности, мне и так стыдно, что я – воришка.
– Воришка, драчун, грубиян и скандалист!
    Ледерман шмыгнул носом и печально вздохнул:
– Драчун.
    Мането покосился на Ледермана.
– Не смешно, Стэн.
– Грустно, Луи! – Согласился Ледерман. – Кузен, тебе не хватает экспрессии, детской непосредственности, ты – читаемый, предугадываемый, а ведь работаешь в спецслужбе.
– Думаю, что это поправимо.
– Могила и не таких исправляла.
– Хочешь сказать, что я – бездарность?
– Хочу сказать, что аналитики Конторы не даром едят свой хлеб, по их логике мы должны дополнять друг друга, догадался в чём? Этакий противоестественный, но полезный симбиоз, диалектическая пара – Красавчик и Чудовище. Так что в любое время к твоим услугам, Кузен Мането, обращайся по поводу детской непосредственности и юношеской импульсивности, АдАлжу.
    Мането покосился на Ледермана:
– Слишком под большие проценты одалжи….
    Договорить Мането не успел….
    Это был чёрный «Порш». Тюнигованный. Навороченный. Вглухую тонированные стёкла. Нафаршированный по максимуму. Наполированный так, словно пару минут назад выехал из автомойки. С выключенными фарами. Именно поэтому Мането его не сразу приметил. Он вынырнул откуда-то справа, даже не моргнув поворотником.
    Внезапно и по-хамски повёл себя «Порш», он нагло полез теснить и обгонять слева, Мането, как воспитанный, слегка посторонился и уступил дорогу.
    Спорткар развязно юркнул слева по обочине, варварски подрезав перед самым носом, когда Мането ударил по тормозам и шарахнулся вправо, «Порш» тоже вильнул вправо, а когда «Форд» вильнул влево, «Порш»  тоже вильнул налево, когда казалось бы, столкновение было неминуемым….
    Буквально в паре сантиметров от бампера «Порша» Мането успел судорожно оттормозится и юзом вдруг убраться вправо, чиркнув бампером о бордюрный камень, «Форд» остановился.
    Чёрный «Порш» тоже остановился поперёк дороги.
    Это была явная издёвка. Вызов. А ну-ка догони! 
– Стэн, глянь на этого придурка, – процедил Мането, пытаясь разглядеть лицо водителя сквозь глухую чёрную тонировку.
– Убери, пожалуйста, голову, Луи, – вежливо попросил Ледерман и!
    И полез за «Магнумом»!
    Но здесь! На полную мощность взревел турбированный мотор спорткара. Взвизгнули покрышки. И с умопомрачительным ускорением «Порш» понёсся прочь.
– Догони его! – Скомандовал Ледерман.
– Стэн, мы не на «Ламборджини».
– ДОГОНИ! Это – приказ.
    На полную мощность взревел мотор «Форда». Взвизгнули покрышки. Мането вдавил педаль в пол и «Форд» с умопомрачительным ускорением понёсся вдогонку за «Поршем». Тяги начались.
    Ледерман левой рукой упёрся в торпеду, а правую – в которой теперь блестел новенький «Магнум», положил себе на колено и стрелять он был готов при первой возможности!
– Бесполезно, не догоним, – пробормотал вцепившийся обеими руками в баранку Мането.
    «Порш» уже скрылся где-то далеко за поворотом.
    Ледерман рьяно шлёпнул кулаком по торпеде:
– Гони за ним, там – тупик!
    Мането на бешеной скорости, с огромным трудом вошёл в этот поворот и….
    …. И едва не врезался в «Порш», стоящий поперёк дороги!
    Мането ударил по тормозам. Завизжали покрышки, Мането крутанул баранку до упора и заложил такой экстравагантный финт, что «Форд» развернуло на сто восемьдесят градусов, и он задним бампером довольно ощутимо долбанул «Порш» в арку водительской дверцы.
    Двигатель «Форда» заглох.
– Новая машина, Стэн, – с искренним сожалением прошипел Мането.
    Сожалел он, разумеется, по поводу «Форда».
    Ледерман заёрзал.
– Задом сдай! – Скомандовал он.
– Зачем?
– СТОЛКНИ С ДОРОГИ!
    Пока Мането понимал. Пока понял. Пока Мането вертел ключом зажигания. Пока заводил. Пока втыкал заднюю. Пока….
    Короче! Вновь противно взвизгнули покрышки и, заложив крутой вираж, «Порш» стремительно помчался прочь.
– Гони за ним, Луи!
– Стэн, вряд ли мы его….
– ГОНИ, Я СКАЗАЛ!
    Вновь противно взвизгнули покрышки и, заложив крутой вираж, «Форд» стремительно помчался вдогонку.
– НЕ ДОГОНИМ, СТЭН.
– ТАМ ТУПИК, КУЗЕН!
    Как-то вдруг внезапно кончились жилые дома, стоящие вдоль обочины и потянулись унылые, однообразные руины, вперемешку с гОрами строительного мусора, на самой дороге появились рытвины, ямы и ухабы, об которые «Форд»  пару раз довольно ощутимо долбанулся подвеской.
    Мането сбросил скорость, довольно рискованно было по такому бездорожью гнать с такой скоростью.
    Ледерман рявкнул:
– ГОНИ, ЛУИ!
    Мането рявкнул в ответ:   
– ДА ЧТО ТЫ ЗАЛАДИЛ? ОН – НАШ! ЗДЕСЬ ЕМУ НЕ УЙТИ!
    Здесь водителю «Порша» пришлось включить фары, поскольку без них невозможно было передвигаться по такой разбитой дороге. Свет фар служил прекрасным ориентиром и, судя по этому ориентиру, они почти догнали беглеца.
    Словно в подтверждение  слов Мането, сразу за поворотом показался «Порш», который суетливо тыкался по сторонам, пытаясь объехать огромный разлом в асфальте, эта дорога явно не была рассчитана под спорткар.
– С ДОРОГИ СТОЛКНИ ЕГО, ЛУИ!
– НЕ ДУРИ, СТЭН. 
     Со всего размаху долбанувшись днищем об булыжники, «Порш» перескочил этот разлом и уже хотел, было, рвануть на подъём, чтобы разорвать дистанцию, но тут….
    …. Видно Ледерман боевиков американских насмотрелся!
    Он внезапно выскочил из «Форда». Широко расставил ноги. Язвительно хмыкнул. Вскинул вверх правую руку с новеньким «Магнумом». Мгновенно прицелился. И, сделав первый шаг, сделал первый выстрел. Потом он сделал второй шаг и сделал второй выстрел. Потом он сделал третий шаг и сделал третий выстрел.
    Робокоп разбушевался.
– ПРЕКРАТИ, СТЭН! – взревел Мането.
    В унисон с Мането взревел двигатель «Порша», суперкар как-то судорожно вильнул и, окончательно потеряв ориентацию в пространстве, беспрекословно съехал в кювет, где благополучно перекувыркнулся через крышу пару раз и как-то совершенно нелепо застрял колесами вверх, среди нагромождений искорёженных бетонных конструкций.
    На всё шоу ушло не более двух секунд.
    Но шоу только началось!
    Почти мгновенно вслед за этим распахнулась дверца «Порша» и наружу довольно ловко выскочил тёмный атлетичный силуэт в спортивном костюме, с какой-то невероятной резвостью, этот АтлЭт, словно олень запрыгал по свалке бетонных монолитов, и с непостижимым ускорением помчался прочь, в направлении далёких городских огней.
    Его удаляющийся тёмный силуэт на фоне этих огней был отлично заметен.
    Ледерман засуетился.
    Сначала он хотел двинуть за беглецом вдогонку.
    Потом передумал, здраво оценив свои возможности.
– Быстро, не догоню, – констатировал Ледерман.
    И печально сник.
– И темно, не попаду,  – ещё больше опечалился Ледерман.
    Впрочем, печалился Ледерман недолго.
– Или попаду? – Порывисто засомневался он.
    После чего Ледерман немедленно присел на колено и прицелился.
    Грохнул первый выстрел. Второй. Третий.
    Мането вцепился в пистолет, пытаясь вырвать его из рук Ледермана.
– Стэн, прекрати лютовать!
    Ледерман ловко увернулся. Корпусом оттолкнул Мането в сторону. Твёрдо встал на ноги и всмотрелся в темноту. Пистолет при этом остался в руках Ледермана.
    Убегающий силуэт на фоне далёких городских огней, вдруг запетлял, потом споткнулся, упал на колени, но смог каким-то чудом выправиться и продолжить свою спринтерскую дистанцию с барьерами.
– Кузен, я его зацепил, надо добить! – Ледерман вновь вскинул руку с пистолетом.
– Стэн, прекрати, за это не убивают!
    Мането вновь метнулся, чтобы выхватить пистолет из его руки.
    Ледерман вновь ловко увернулся, оттеснив его корпусом.
– Убивают за гораздо меньшее, Луи.
    И Ледерман пытливо воззрился в сторону далёких городских огней, на фоне которых больше не видно было убегающего силуэта в спортивном костюме.
– Ушёл, – констатировал Ледерман.



    Когда они наконец-то выбрались с бездорожья на ЕПГД – 1 и не спеша покатили по молчаливым ночным улицам, Мането настойчиво поинтересовался:
– Стэн, откуда ты знал, что там тупик?
– Спать хочу, – зевнул Ледерман.
– ОТКУДА ТЫ ЗНАЛ, ЧТО ТАМ ТУПИК?
      Ледерман потянулся и вновь зевнул:
– Я посмотрел на дорожный знак.
– Не было там никакого дорожного знака.
– Какой-то был.
– Не было!
    Ледерман покосился на Мането.
– Луи, что за тон, ты меня в супружеской измене уличаешь?
    Мането АККуратно вЦЦепился в баранку:
– Стэн, тебе не кажется, что из-за этих погромов у нас будут колоссальные проблемы?
    Ледерман скуШно зевнул:
– Я на это рассчитывал, думаю, нас даже убить па-А-А-А-апытаются.
    И Ледерман вновь скуШно зевнул, на сей раз тактично прикрыв рот ладошкой, после чего в сонливой неге закинул руки за голову.
    Мането плавно сбавил и без того неспешный ход автомобиля до самого минимума, пристально задумался и, словно смакуя этот деликатес на вкус, изрёк:
– Стэн, твоя подростковая гиперактивность до добра не доведёт.
– Чё ты паникуешь, Луи, не включай терапевта, по-моему, получилось феерично, правда, ты как всегда был скован и зажат.
– Стэн, ты-ы в порядке, не сбрендил с перепоя?
– Луи, я – может, – алкоголик, но не псих, и хоть это очень зыбкая разница…. – Ледерман снова зевнул. – Перестань дуться, гинеколог, мы славно порезвились!
    Они почти доехали, Мането начал разворачиваться на гостиничной парковке, чтобы остановиться у освещённых по периметру неоновыми лампами дверей, даже на расстоянии чувствовалось, что он действительно скован и погружён в отвлечённые мысли.
    Ну и ну, Стэнли Макс Ледерман. Чудовище!
    Мането осторожно посмотрел на развалившегося в кресле, невозмутимого Ледермана:
– Стэн, ты чуть человека не убил, я даже не рискую подсчитать убытки, которые ты нанёс.
– Луи, а мне казалось, ты не из пугливых. Кузен, открою секрет, видимо пришло время открывать шкатулку с секретами, мы выполняли задание – наша оперативная задача на сегодняшний день сводилась к следующему: максимальным образом обратить на себя внимание обитателей этого города и проследить за их реакциями, а что для этого может быть лучше бузы в общественном месте? Лучшего раздражителя, чем скандал не придумал никто, так что выражаю благодарность за хорошую службу, фурор мы произвели, и бардак – удался!
– Опять твои шуточки?
– Прекрати, Луи, я тобой доволен, операцию ты не провалил.
– Ты хочешь сказать, что весь этот вестерн? ВСЁ БЫЛО ПРЕДНАМЕРЕННО? Почему ты не предупредил? Стэн, это плохая шутка!
     НУ И НУ,  ЧУДОВИЩЕ СТЭНЛИ МАКС ЛЕДЕРМАН!   
– Луи, снова дуешься, – Ледерман пригрозил пальчиком, – я уже говорил, тебе не хватает непосредственности, а, следовательно – экспромта, БЕЗБАШЕННОСТИ! Посмотри, как всё натурально проходит в импровизации, ты не сфальшивил нисколечки, браво, Кузен!
    Ледерман с ленивой оттяжкой, эстетически надломив правую бровь, вальяжно похлопал в ладоши и он явно не шутил в тот момент.
– Чувствую себя мальчиком на побегушках, – Мането потискал в руках кожаный руль и уставился куда-то в сторону, за стекло автомобиля, – у меня нет слов!
– Проблемы с вокабулярием, избыточная эмоциональность и половая распущенность, – Ледерман по очереди загнул три пальца, – Луи, и как тебя взяли в спецслужбы? Вожусь с тобой только потому, что ты мне симпатичен, – Ледерман пригрозил пальчиком, –  всё, пошёл отсыпаться, надеюсь, сегодня дадут поспать спокойно, а за дальнейшее ручаться не могу.
    Бенефициант Ледерман уже хотел было триумфально исчезнуть, но внезапно задержался и, трогательно воззрившись на притихшего Мането, поощрительно разулыбался.
– Кузен, о чём ты так маниакально задумался, всё прошло великолепно, звякни Адель, и желаю тебе с ней полётов во сне и наяву.
– Стэн, умоляю, забудь про Адель, она здесь ни при чём!
– Прости не знал, что Адель уже в прошлом, – Ледерман загадочно улыбаясь, вылез из машины, дрыгнул тазом, разминая затёкшие чресла и, доверительно прильнув к Мането, добавил, – кстати, Кузен, твой сексуальный задор идёт на пользу общему делу, поработай гениталиями, чем больше ты их того,… – и он порнографически непристойным жестом изобразил как их всех нужно, собственно, того, – тем лучше для успеха операции, нам нужно запомниться и выделиться, Луи, вознесись над толпой.
    Мането навязчиво покачал головой:
– А если подробнее, ради чего вся эта маланда?
– Ради того, чтоб ты раскрепостился, – туманно хихикнул Ледерман.
– Слушай, надоело, ты можешь полноценно ввести меня в курс дела!
– Не могу, займись заводом, – внезапно порекомендовал Ледерман.
    Мането осёкся.
    Ледерман потянулся к боковому зеркалу и, навалившись к нему поближе, принялся пристально изучать небольшую, но глубокую царапину на своей левой скуле, где-то впопыхах, в этой скоротечной схватке, он успел поцарапаться.
    Царапина кровоточила.
    Ледерман вытер кровь рукавом куртки.
    На светлой ткани остался извилистый кровавый след.
    Мането терпеливо подождал продолжения, но его так и не последовало.
– Каким заводом? – Уточнил Мането, выдержав непристойно долгую паузу.
– Заброшенным заводом на окраине, ради которого весь этот городишко затевался, меня интересует, что там происходит?
– При чём здесь завод?
    Ледерман покончил с изучением царапины. Пустяки. Он, будто и не слышал, о чём его спрашивал Мането, словно пообщался с бессловесным манекеном из магазинной витрины.
– ПРИ ЧЁМ ЗДЕСЬ ЗАВОД? – Повторился Мането и тотчас почувствовал, как бестолково и безответно он звучит.
– Бай-бай, Луи, и передай привет Адель, операция «Терапевт» вступает в новую фазу.
    Бенефициант Ледерман с лёгкостью примадонны вознамерился ускользнуть со сцены под овации восхищённой публики.
– Стэн, куда уходишь, ты должен наконец-то всё разъяснить!
    Ледерман, никак не прореагировав на его последние слова, вальяжно хлопнул ладошкой по крыше «Форда» и, изобразив рукой прощальное «аривидерчи», начал подниматься по ступенькам к гостиничным дверям. Великолепный Макс. Его понты и рисовки начинали откровенно нервировать!
    Да что там нервировать.
    БЕСИТЬ!
    И ОТКРОВЕННО ПУГАТЬ!
    Мането высунулся из окна и крикнул вдогонку:
– Ледерман, а ведь знака там не было!
    Ледерман даже не обернулся.
    Ледерман даже не обернулся, когда Мането, отъезжая на «Форде» от гостиничного входа, намеренно резко газанул и визгливо шлифанул покрышками по асфальту. Юношеская импульсивность и детская непосредственность били через край!
    Почему-то раньше Эрнесто Луи Мането казалось, что в спецслужбах работают хладнокровные, уравновешенные рационалисты, скрупулёзно отобранные по своим самым выдающимся качествам из лучших людей эпохи, полюбуйтесь на эту элиту.
    Кто придумал эту байку, рассчитанную на простаков?
    КТО?!
    НУ И НУ, ГЕРОЙ ДНЯ –  ЧУДОВИЩЕ СТЭНЛИ МАКС ЛЕДЕРМАН!
    Макс великолепный.


…………


    И вновь Мането не спеша катил на своём «Форде» по ЕПГД -1.
    И болтал с Дороти по сотовому.
– Где я могу забрать тебя, милая?
    Мането плавно ехал по пустынным улицам Города, любознательно рассматривая превосходно освещённые пешеходные дорожки, в расчёте обнаружить хоть какое-то оживление в этом несколько пугающем запустении. Людей ему хотелось бы видеть. Людей!
    Впрочем, в провинции нет такой бурной ночной жизни как в мегаполисах. Люди здесь рано ложатся спать и рано встают. Днём провинциалы, как правило, работают и не валяются в постели до обеда, как столичные мажоры.
    Но ведь в бильярдной народу было не протолкнуться! Где они все?
    Мистика. Подозрительно странный город. Изобилующий всяческими внезапностями и сюрпризами. Даже машины здесь почему-то не ездят. А те, которые ездят, ездят так, что лучше бы эти ездоки вообще не ездили, простите за тавтологию.
    Мането вновь покрутил головой. Азарт натуралиста и исследователя брал своё.
    Этому городу можно было сделать комплимент. Город не выглядел неухоженным и неряшливым. Нельзя сказать, чтобы всё было в идеальном порядке, но чистая, опрятная провинциальная атмосфера, с намёками на пасторальность, пикантной ноткой присутствовала во всём. Просто, добротно и душевно. Щемяще трогательно. Много зелени, много пространства, минимум урбанистических излишеств. Некоторые виды хоть на открытки снимай!
– Подъезжай к Памятнику, я буду там через несколько минут.
    Голос Дороти даже в телефонной трубке звучал притягательно.
– К какому Памятнику? Первый раз слышу про Памятник в вашем Городе.
– Второй поворот направо с кольца возле железнодорожного вокзала. Потом прямо по шоссе два-три километра, затем снова поворачиваешь в парк направо. Не заблудишься, ведь ты уже успел побывать на вокзале?
– Угу, на вокзале я уже побывал.
    И он припомнил этот второй поворот без указателя….

    ….Успел припомнить, поскольку одновременно с этим справа на тротуаре он заметил грациозные силуэты двух молодых девушек, неспешно вышагивающих по тротуару на высоченных каблуках. Блондинка и брюнетка. Фактурная блондинка и колоритная брюнетка. Никаких полутонов и компромиссов. Всё в расчёте на контраст! 
    Уличные проститутки. Самый быстрый. Самый лёгкий. Самый дешёвый вариант.
    Нога Мането невольно престала давить на акселератор, и он заинтригованно переключился на пониженную, невоспитанно вытаращившись на это невероятное, почти фантастическое дефиле.
    Складывалось впечатление, что эти рослые нереальные дивы волшебным образом сошли в эту заспанную жизнь со страниц ежемесячного лакированного билборда, нашпигованного рекламой предметов роскоши и преуспеяния, поскольку среди этой провинциальной затхлости и запустения они смотрелись вдребезги некстати. Одежда, цацки, макияж, обувь, галантерея, походка. Они были  собирательным символом другого мира, явлением другого уровня и другого порядка вещей. Здесь этим сексапильным красоткам, знающим себе цену,  было не место!
    И, если в этом Городе ТАКИЕ девочки занимаются уличной проституцией!
    Нонсенс. Казус. Парадокс!
– Ты не мог бы купить мне мороженого? – Попросил в телефонной трубке голос Дороти.
    Мането впялился направо.
    Дьявольщина. Так не бывает. Такие элитные путаны без сутенёров. Ночью! Запросто разгуливают по улицам этой провинциальной дыры! Город парадоксов. Убийственно прекрасных женщин! И доступных! Ведь на улице цену не заломишь.
– Мороженого? Конечно! На вокзале его продают? – Продолжая пялиться, пробормотал Мането.
– Продают.
    Дивы, не сбавляя шаг, высокомерно посмотрели  на Мането, беззастенчиво глазеющего на них с маниакальным удивлением. Ни одна из них нисколько не смутилась, эти красотки привыкли быть в центре внимания. Привыкли, что на них пялятся всякие придурки и извращенцы. Прицениваются.
    Мането обескуражено покачал головой и едва не присвистнул от восхищения. Это было нечто нереальное. Какая-то модельная, киношная, глянцевая внешность. Невсамделишная! Не бывает настолько безукоризненных женщин! На практике не встречаются! И уличной проституцией они точно не занимаются! Во всяком случае, до этого на обочине провинциальных городов ему такие фифы не попадались. Не на фотосессию же они сейчас направляются.
– Алло, Эрни, ты меня слышишь?
– Конечно, милая! – Спохватился Мането.
– Купи мне, пожалуйста, ванильный «Юпитер».
– Договорились, милая, что-нибудь ещё?
– Береги себя.
– Что?
– Береги себя, встречаемся у Памятника.
– Ш-ш-што?..
    И тут ему торкнуло!
    Флюид обдал! Какой-то внутренний, импульсивный толчок в этот момент заставил Мането крутануть головой и посмотреть вперёд.
    На него с какой-то невменяемой! Бешеной! Сокрушительной! Скоростью! Летел знакомый пергаментный «Бентли».
    В ЛОБ!
    Без габаритных огней! Без освещения! Невротично лавируя по дороге вдоль двойной сплошной, словно машина не поддавалась управлению!
    Мането рывком вывернул руль вправо. Рьяно газанул. И, наскочив на бордюрный камень, перевалился через него передними колёсами на газон. Под днищем что-то кровожадно скребануло, «Форд» судорожно дёрнулся напоследок и заглох. Телефон выпал из его рук на пол автомобиля. Мането сжался в комок и зажмурил глаза!
    В ожидании сокрушительного удара….
    …. Очевидно, этот манёвр помог Мането остаться в живых. Неуправляемый «Бентли» по касательной врезался в бордюрный камень немного позади «Форда» и отрикошетив, словно артиллерийский снаряд, каким-то чудом выровнялся на дороге и, не сбавляя своей психиатрической скорости, понёсся дальше, по-прежнему пьяно лавируя по дороге, будто она принадлежала безраздельно лишь ему одному.
    Маневры, достойные треков «Формулы – 1».
    Мането успел стремительно обернуться ему вслед и проводить ошарашенным взглядом. Сто шестьдесят в час, не меньше! У «Бентли» даже не моргнули стоп-сигналы. «Бентли» на чудовищной скорости не без труда, с визгом вписался в поворот и исчез. Водитель и не пытался тормозить, как будто всё происходящее являлось нормой для него. Безобидное хобби. Развлечение!
    Мането нервно хихикнул. Покачал головой. Подышал открытым ртом, справляясь с волнением и удивлением.
    Мането поднял с пола сотовый телефон и ошарашено уставился на своё отражение в зеркале заднего обзора. Растерянно подмигнул отражению и выморочено улыбнулся.
    Внутренне он уже был готов к тому, чтобы окончательно отказаться от поездок на автомобиле и передвигаться по этому Городу пешком. Целее будешь! Пару секунд назад он чудом остался жив. Без дураков! Странные заскоки жителей этого Города порой откровенно опасны. Какой дури нужно наглотаться или нанюхаться, чтобы заворачивать такие фортеля?
     Мането вновь трепетно осмотрелся по сторонам. Не расслабляться. Ни в коем случае не расслабляться! В этом Городе не забалуешь! Мането опять нервно хмыкнул, игриво помахал пальчиками удаляющейся парочке неописуемых красоток и, повернув ключ в замке зажигания, начал осторожно сдавать задом с бордюрного камня. К счастью, сел он на него не так уж и крепко.
    Вот в этом и есть преимущества «Фордов», «Мерседес» такого удара по брюху, скорее всего бы не выдержал.
    Город идиотов непуганых!



    В совершенно пустом привокзальном кафе Мането вновь обнаружил невероятно симпатичную официантку. Поскольку такое изобилие писаных красавиц уже почти приелось и местами начинало раздражать, он воспитанно кашлянул и равнодушно поинтересовался у официантки:
– Скажите, у вас есть мороженое? «Юпитер»? Ванильный?
– Четыре сорта в пяти цветах. Я тоже люблю это мороженое. Мой любимый сорт – ванильный.
     Разговорчивая. Коммуникабельная девочка.
     На сей раз Мането постарался на эту прелесть не глазеть и намеренно отвёл глаза в сторону. Пора привыкнуть к тому, ЧТО В ЭТОМ ГОРОДЕ НЕТ НЕКРАСИВЫХ ЖЕНЩИН. НЕ ВОДЯТСЯ! Сначала нужно привыкнуть, а уж потом истолковывать феномен. Последовательность, знаете ли. Опять же правила хорошего тона.
– Вы продаёте его на вынос?
– Разумеется, мистер. Вам в брикетах или в стаканчиках?
– В стаканчиках. Ванильный. Два, нет. Три. Четыре «Юпитера»! Обожаю, знаете ли, мороженое.
    И Мането всё-таки посмотрел в глаза официантки.
    Лучше бы он этого не делал. Пучина разверзлась. И она звала.
    Ну как они этого добиваются? Подобной выразительности?! Нигде и никогда до этого он не видел столь яркой глубины и такого чистого света глаз. Как будто лик с иконы, с картин эпохи Возрождения. Словно ретушь на фотографиях, спецэффект на компьютере. Словами не передать и не выразить жестами. Феномен!
– Что-нибудь ещё?
    Мането заторможено помолчал, впялившись на безукоризненную грудь девушки, прекрасно просматриваемую сквозь обтягивающую футболку. Шедевральные сиськи. Мането шамкнул губами. Пошловато облизнулся. Бюстгальтер эта прелесть игнорировала.
– А как вас зовут, милая?
– Нэнси.
– Нэнси, вам не скучно?
– В этом городе всем скучно. Мистер?..
– Мистер Эрни, и в одиночку с этой скукой не совладать?
– Вы скоро сами это поймёте, мистер Эрни.
– И ты запросто готова обсудить это со случайным человеком?
– Случайных людей здесь не бывает, мистер Эрни.
– Замечательно! Прелестно! Положи мне, пожалуйста, четыре порции «Юпитера» оранжевого цвета, люблю, знаешь ли, оранжевый!
    Официантка вдруг заскромничала. Густо зарделась и потупилась, словно Мането сказал что-то дичайше обидное, нецензурное и неприличное.
– По-моему я не давала поводов, мистер Эрни.
– Извини, милая, не успел пропитаться местным воздухом, не проникся тутошним колоритом, сейчас буду играть по правилам, беру свои слова обратно! Сколько с меня? – Мането фальшиво захлопотал, пару раз шлёпнул себя по карманам, изображая на своём лице неподдельную растерянность и исподволь наблюдая за  реакциями официантки.
    И он заранее предчувствовал, что дождётся именно этого.
– Мистер Эрни, если у вас какие-то трудности, можете заплатить позже.
    Йес! В десятку! Эрнесто Луи Мането широко и невменяемо счастливо разулыбался, словно секунду назад принадлежащая ему буровая установка досверлилась до нефти и теперь из скважины хлещет толстая, жирная, необузданная чёрная струя.
– Спасибо, милая, не нужно, я просто хотел убедиться. Ничего, если я тебе звонить не буду?
– Ничего, – ни капельки не обиделась в ответ официантка. И этот переход не явился для неё полной неожиданностью.
– А сколько в вашем городе жителей?
– Шестьдесят шесть с половиной тысяч человек.
    Оказывается, это никак не зависит от цвета волос. Шестьдесят шесть с половиной тысяч – хоть блондинка, хоть брюнетка дают одинаково верный и точный ответ. Навскидку! Даже не взяв паузу на раздумье.
    Приятно чувствовать себя неотразимым. Великолепным! Но Мането не был бы Мането, если бы перед уходом не задал свой коронный вопрос:
– Скажи, милая, а куда подевались все жители этого города?
– В долине выдался невиданный урожай….
– Стоп, милая, можешь не продолжать. От винта! Где-то мне уже доводилось слышать эту кабачковую рапсодию, давай моё мороженое, и я поеду прояснить кой-какие накопившиеся вопросы.
    Перед тем, как выйти из кафе Мането ещё раз обернулся и встретился взглядом с гипнотически спокойными, чистыми и невероятно яркими глазами Нэнси.
– Мистер Эрни….
– Что, милая?
    Нэнси застенчиво отвела глаза в сторону, явно не решаясь что-то сказать.
    Наступила вдруг какая-то неловкая заминка.
    Мането внезапно всё понял.
– Притормози, милая, – Мането остановил скорее себя, чем Нэнси, – телефон оставлять не нужно, звонить я всё равно не буду.
    Нэнси печально улыбнулась и засмущалась окончательно. Создавалось впечатление, что сделать клиенту столь щекотливое предложение входило в её профессиональные обязанности.
    При таком выборе можно и поломаться. Все-таки Дороти – прелесть. Во всяком случае, формы Дороти нравились ему больше. А если верна догадка о том, что начинка, то есть содержание, абсолютно идентично, то можно смело обратиться к форме и не забивать голову сомнениями, сбивающими с прицела. Нэнси, конечно, тоже хороша и её грудь, невероятно выдающаяся грудь для такой комплекции. Но!
    Но-но! Курс на Дороти!
    Мането решительно открыл дверь и сделал первый шаг навстречу желаемому.
    Город соблазнов, автоподстав, бандерлогов и сексапильных красоток. Хороших девочек и плохих мальчиков. Парадоксально милый Городок.
    «КУДА Я ПОПАЛ?!» – Мелькнула тревожная мысль на фоне всех соблазнов.
   

…………


    А почему полиция этого Города ни во что не вмешивается?
    Почему он не видел ни одного дорожного полицейского?
    Почему никому ни до чего нет дела?
    И есть ли власть в этом Городе?
    И почему нет света в окнах жилых домов?
    ПОЧЕМУ?!

    И вновь Мането неторопливо катил на «Форде» по пустынным городским улицам.
    Повернув направо на кольце, Мането проехал по шоссе предполагаемые два-три километра и вновь повернул направо, на дорогу, которая вела вглубь леса.   
    Здесь освещения уже не было. И, похоже на то, что городская черта также осталась где-то далеко позади. Обступавшие дорогу заросли подступали всё ближе и всё тесней, а асфальт становился всё хуже и хуже, постепенно превращаясь в узкую извилистую полоску, покрытую сетью трещин. «Форд» с разбегу провалился в несколько достаточно приличных выбоин, из-за чего Мането пришлось резко тормозить. Со встречной машиной, если бы таковая здесь появилась, разъезжаться было бы уже проблематично.
    В этом месте Мането стали донимать панические сомнения:
    Во-первых. А что если он заблудился? И где ему теперь развернуться, если он заблудился на самом деле?
    Во-вторых. Если он на верном пути и не заблудился, то каким образом в эти отдалённые дремучие дебри доберётся Дороти? Или она сюда на метле прилетит?
    В-третьих Они что, эти красотки? Вообще ничего не бояться? Попробуйте такую девушку ночью отпустить прогуляться без провожатых в любом другом городе планеты. Приключения гарантированы. С рук эта авантюра не сойдёт. Уведут!
    В-четвёртых….
    ….Неожиданно кустистые дебри, обрамляющие дорогу, плавно расступились, будто почётный армейский эскорт, и он выехал на широкое место, обрамлённое плотным кольцом раскидистых деревьев, в центре которого неприкаянно красовался давным-давно неработающий фонтан, на заднем плане которого на мощном, мегалитическом пьедестале возвышался бронзовый конный памятник.
    Бронзовый! Конный! Памятник!
    Мането оценивающе осмотрелся по сторонам. Место выглядело абсолютно заброшенным; гаревые дорожки, обрамляющие фонтан, были усыпаны густым слоем опавшей листвы, сам памятник был тщательно загажен и засижен птицами, а в центральной чаше-цветке фонтана кто-то горой сложил изношенные автомобильные покрышки. Натюрморт, наталкивающий на мысли о неравной борьбе красоты и уродства, о бренности всего сущего и о тектоническом столкновении эпох, получился отменным. Мането на мгновение проникся эстетическим, проникновенным созерцанием этой невольной инсталляции.
    Он вылез из машины и хлопнул дверцей. В этом Городе нужно приучаться ничему не удивляться и всё принимать с невозмутимым видом человека бывалого, умудрённого и опытного. Иначе утонешь в этой трясине впечатлений и головокружительной новизны. Просто принимай всё как есть! Научись этому.
– Дороти? – Он обернулся на звук её шагов.
    Почему-то она пришла откуда-то со стороны зарослей. Или из зарослей? Или он просто не заметил её, когда выехал на это широкое, открытое место? Или она всё-таки прилетела сюда на метле?
– Как тебе нравиться это место, Эрни?
    Сейчас ему стало казаться, что её невероятно яркие и красивые глаза сияют в темноте избыточным светом. 
    СВЕТЯТСЯ!
    Мането поэтически вздохнул:
– Живописно. Навевает сантименты. Будит во мне романтика, и я впадаю в лирику.
    Её глаза определённо СВЕТИЛИСЬ. Впрочем, ему много чего мерещилось в последнее время и отныне он не спешил все внезапные романтические иллюзии принимать за чистую монету. У девушки просто красивые, яркие, голубые глаза. И всё.
    И ВСЁ!
– Это одно из моих самых любимых мест.
    В этом Городе навык ничему не удивляться пригодится всегда. При этом нужно уметь ещё и улыбаться, как ни в чём не бывало. Улыбаться и не удивляться!
– Выглядит слегка неухоженным. – Мането рассеянно улыбнулся, он помнил, что нужно всегда улыбаться, и он улыбался.
– Это излюбленное место встречи влюблённых.
– А кто из нас влюблён? – Мането улыбаться перестал.
– Любой, кто посещал это место рано или поздно будет влюблён.
    Мането вновь разулыбался:
– Милая, нужно быть идиотом, чтобы в тебя не влюбиться. Рассчитываю на взаимность.
    Дороти почему-то отвела взгляд в сторону.
– Где моё мороженое? – Тихо спросила она.
    Мането полез в салон автомобиля и вытащил упаковочный пакет с мороженым. Распечатал, протянул одно Дороти и одно взял себе.
    Дороти надорвала обёртку мороженого. Попробовала его на вкус и поинтересовалась:
– Тебе понравился наш Город?
    Мането вновь вспомнил о том, что нужно улыбаться.
– Я мало что нормального видел в вашем Городе, но мне здесь нравится.
    Дороти не ответила.
    Мането взял инициативу на себя, равнодушно лизнул мороженое и, ткнув стаканчиком, зажатым в кулаке, на величественный, презентабельный монумент, поинтересовался:
– Кому этот Памятник?
– Не знаю.
    Мането улыбался и не удивлялся. Хотя логически это никак не срасталось.
– Ты хочешь сказать, милая, что не знаешь, кому установлен единственный в ТВОЁМ городе Памятник на ТВОЁМ самом любимом месте?
– Не знаю. Кажется Наполеону. Или Александру Македонскому.
    Мането посмотрел на памятник, потом на невозмутимую Дороти. Разрозненные пазлы в голове не складывались в единую картинку.
– Дороти. Милая. – Мането забыл о мороженом в своей руке. – Не настолько ты глупа. Ты прекрасно знаешь, что это не Бисмарк, не Наполеон и не Александр Македонский. Как человек с высшим образованием уверяю, что никто из них в ваших краях не бывал. Предполагаю, ты неискренна со мной.
– Как человек с неоконченным высшим образованием.
– Откуда ты можешь знать об этом?
    Мането предпринял колоссальное усилие, чтобы продолжать улыбаться. Это был единственный способ не испортить всё бесповоротно.
    НИЧЕМУ НЕ УДИВЛЯТЬСЯ!
    И УЛЫБАТЬСЯ!
– Если бы ты был дипломированным специалистом, то вряд ли бы делал вид, что торгуешь в нашем городе кондиционерами. – Резонно предположила Дороти.
    Улыбка на лице Мането превратилась в резиновый оскал.
– Я не делаю вид что торгую, я ими торгую.
    Однако теперь, как он ни старался, не мог сделать вид, что торгует кондиционерами.
– Извини, Эрни, не тот ты человек. Выражение лица у тебя не такое, повадки, манеры, разговор. Не похож ты на менеджера. Такие как ты не в ладах с системой. Ты гангстер?
    Мането фыркнул.
    А ведь она его расколола! Как фантика последнего.
    Ещё раз! Улыбаться! И ничему не удивляться! Даже такой проницательности в семнадцать. Восемнадцать лет?
    ИЛИ ШЕСТНАДЦАТЬ?!
    Мането понял, что нужно круто менять тему.
– А сколько тебе лет, Дороти?
– Семнадцать.
– Тебя не пугает такая разница в возрасте между нами?
– А тебя не пугает эта разница? Ведь у меня нет паспорта, и мне ещё не продают пиво и сигареты.
– Зато выдают бесплатные презервативы.
    Дороти замолчала.
    Мането уже сам понял, что сморозил пошлость. Они стояли друг против друга в свете фар автомобиля. Мането успел витиевато посмотреть ей в глаза и первым отвёл взгляд. Зря, конечно, из него это выскочило.
    Дороти поступила легко и благоразумно. Она просто не стала на этом заостряться. Вернее, она каким-то тактичным и невероятно естественным образом, мимикой дала понять, что это перебор, но вдаваться в подробности не стала. Грациозно замяла эту неловкость.
    Причём, если бы Мането сейчас полез извиняться, то это прозвучало бы ещё неприличней.
    И поэтому Мането всё-таки не сдержался.
    УДИВИЛСЯ ВНОВЬ!
– Вкусное мороженое. – Отметила Дороти.
– Бери ещё.
– Спасибо.
    Мането вновь принялся судорожно менять тему.
– Скажи, Дороти, а этот фонтан когда-нибудь бил?
– К сожалению, я этого не застала. Наверное,  когда-то он функционировал. Наш город не всегда был в упадке.
– Так кому всё-таки поставлен этот Памятник?
– По-моему, этот Памятник поставлен не человеку.
– Он воздвигнут эпохе? Этот обелиск – символ гнусных времён?
– По-моему, этот Памятник поставлен коню.
    Согласно мнению учёных-стоиков, любое слово, произнесённое человеком, остаётся в пространстве. Оно живёт вечно. Представляете? Всё вокруг заполнено трёпом. Брехнёй. Человеческой болтовнёй.
    Может быть, поэтому Мането вдруг захотел просто потрепаться. Поболтать.
– Стой милая, дай сам догадаюсь. Это конь-хранитель вашего города?
– Между прочим, Эрни, заметь, скульптура выполнена на высочайшем художественном уровне.   
    Мането покосился на конную статую. Судя по всему, скульптор пытался передать апогей наивысшего эмоционального напряжения – конь вот-вот должен был воспрянуть на дыбы.
    Мането присмотрелся к коню внимательнее.
    Возникали некоторые сомнения.
    Показалось или нет?
– Какой-то не конь этот конь. – Пробормотал Мането.
– Его пытались несколько раз похитить. Но всякий раз статую находили и возвращали на место.
    Мането молниеносно окунулся в эстетические раздумья. «Тонны три цветнины». – Утончённо прикинул он.
– Скажи милая, а чем таким выдающимся прославился этот конь?
– Дай мне ещё мороженого. – Дороти взяла ещё один стаканчик и сразу же его надкусила. – Вкусно, правда?  Вообще-то, Эрни, с этим Памятником связана длинная и запутанная история, в которой много неясностей и загадок.
– Прекрасно! Ещё одна неясность в этом Городе меня не обременит. Я уже и не рассчитываю столкнуться здесь с чем-то вменяемым.
– Этот Памятник – подарок нашему городу….
– Отличный подарок! Королевский! Дорогая, по-моему, это – кобыла.
    Согласно мнению философов-стоиков….
– Эрни, ты не мог бы отнестись ко всему этому всерьёз?
    …. Всё мировое пространство заполнено человеческой болтовнёй.
– Дорогая, я просто избавляюсь от очередной неясности. Этот конь – кобыла.
– Ты хочешь услышать продолжение?
– ХАЧУ. – Мането вскинул шалые глаза в ночные небеса.
– Вообще-то на этом месте должен был быть центр нашего города.
    Мането иронично хмыкнул, бегло осмотрелся, быстро прикинул в уме гипотетические размеры планируемого поселения и, широко раскинув руки, язвительно уточнил:
– Вы что, собирались заложить здесь столицу мира? Четвёртый Рим? Или четвёртый Рейх? На какие масштабы вы замахнулись? Возрождение Вавилона с центральным памятником кобыле?
    Всё! Всё мировое пространство заполнено трепотнёй.
– Эрни, вообще-то я чувствую, что это не твоя манера поведения. На тебя кто-то сильно влияет. В твоём окружении есть мощная по энергетике натура, которую ты подсознательно копируешь.
    Ледерман?
    Ну откуда она может это знать? Главное, ничему не удивляться. Улыбайся и не удивляйся, Луи!
    Однако. Откуда в семнадцать лет такая недетская прозорливость и взрослая зрелость суждений?
– Не обращай внимания, Дороти. Давай не будем заостряться. Я весь внимание. Обещаю больше тебя не перебивать.
– Лет десять назад в окрестностях нашего города обнаружили залежи каких-то руд. Не помню, кажется, никеля. Или молибдена? Или вольфрама? Словом, руды каких-то цветных металлов, которые используются в металлургии и стоят очень дорого. Сразу нашлись инвесторы, готовые вложить в это дело деньги, решено было построить мощный перерабатывающий завод и заложить город. Предполагалось, что месторождение будет настолько богатым, что строительство завода и города успеет себя оправдать и окупить….
– Стой, дорогая, я уже знаю продолжение! Может, мы сразу перейдём к объяснениям в любви? – Вновь не сдержался Мането, чувственно щупая себя за левую сторону груди.
    Поскольку всё! Всё мировое пространство заполнено брехнёй.
– Ты обещал не перебивать.
– Дороти, мне почему-то хочется назвать тебя Шахерезадой.
– Мой господин, я могу продолжить дозволенные речи?
   Этот пассаж Мането оценил по достоинству:
– Разумеется, милая. – С уважением покосился на Дороти он.
– В этой истории многое остаётся неясным до сих пор, и никто не знает всей правды до конца. Я могу изложить тебе только одну из версий, не удивляйся, если от кого-то услышишь другую трактовку. Завод построили очень быстро, за два-три года. Вот именно в этом месте, по плану должен был находиться центр нашего города: магистрат, ратуша, суд, чуть правее – церковь, а левее – полиция и казначейство. Я видела макет в миниатюре, неплохой должен был получиться городок, искренне жаль, что этим мечтам не суждено было сбыться. Пока на заводе достраивались очистные сооружения и система выбросов отработанных газов, до их ввода в эксплуатацию, – по настоянию «зелёных», – город начали возводить с противоположных окраин, чтобы не нанести переселенцам ущерб здоровью. Успели построить железнодорожный вокзал, проложили железнодорожную ветку, сюда приехало много людей, владеющих неплохими деньгами, они становились акционерами этого предприятия и рассчитывали в скором времени заработать баснословные дивиденды. Это именно они застроили всю долину домами, вилами и коттеджами….
– Кабачки! Взамен молибдена. Мечта инвестора! – Вновь хихикнул Мането.
    Дороти как-то внезапно замолчала и анемично принялась за мороженое.
– И на чём всё лопнуло? – Подтолкнул Мането, когда это молчание стало слишком многозначительным.
– Всё лопнуло, когда выяснилось, что руды не так уж и много. Точнее её вообще оказалось настолько мало, что ради такого мизера и не стоило затевать столь грандиозный проект. Сырья заводу хватило лишь на полгода работы.
– Даже не знаю, дорогая, плакать или смеяться. Плакать мужчинам нельзя, а смеяться над чужим горем – кощунство. Я в тупике, милая, вместе с этим Городом! – Мането трагично всплеснул руками.
– Я могу продолжать или мы эту тему больше не обсуждаем? – Сдержанно уточнила Дороти.
– По-твоему индустриальная элегия подходящая тема для первого свидания?
– Тебе интересно знать продолжение?
– ОЧЧень. – Заинтригованно признался Мането.
– Тогда хотя бы дослушай до конца. Заправляли всеми делами два человека, кажется, они были братьями. Один из них был инженером, а другой – финансистом. Практически никто не верит в то, что они, затеяв постройку этого завода, совершили роковую ошибку, слишком они были опытны и расчетливы для такой оплошности. Но после того как всё лопнуло, один из них покончил жизнь самоубийством, а второй бесследно исчез. Разумеется, что разорились абсолютно все, кто вложился в это предприятие.
– Любопытно, сколько ухнуло денег в эту «чёрную дыру»?
– Восемь-девять миллиардов.
– Милая, думаю, что это – масштабная афёра. И изначально всё затевалось как  крупное мошенничество. Здесь ведь помылись и государственные деньги.
– Слухи об этом ходили. Говорили, что и самоубийство было подстроено и будто бы изначально было ясно, что в этих местах не может быть такого богатого месторождения. Будто бы родной брат подстроил всё таким образом, чтобы привлечь колоссальные средства и перевести их за границу.
– А Завод? Завод они построили или он оказался картонным макетом?
– Завод они построили. Он находится чуть дальше, по этой дороге. – Дороти указала рукой во тьму, которая начиналась сразу за Памятником. – До него отсюда рукой подать. Километра три, не больше.
    «Займись заводом!» – Словно Чёрт из табакерки выскочил внезапный Ледерман.
    Мането, как бы невзначай, предположил:
– Видимо, теперь он разграблен и заброшен?
– Нет, он сохранился и даже функционирует. Говорят, что его перепрофилировали на какую-то другую продукцию. Объемы, конечно, уже не те, но завод работает, территория тщательно охраняется и, ни о каком разграблении не может быть и речи.
– Что же он сейчас выпускает?
– Не знаю, но в Городе говорят, что это необыкновенно секретная продукция, кажется, военного назначения.
– Не похож ваш Городок на поставщика оборонного ведомства.
– Между прочим, недели полторы назад на заводе было несколько сильных взрывов. Зарево на той стороне стояло всю ночь, если верить слухам, то на заводе случилась серьёзная авария с пожаром.
– Взрывы? С пожаром? И ты хочешь сказать, что городские сплетницы до сих пор  не разнюхали, что творится на этом заводе?
– Эрни, завод тщательно охраняется и никто ничего не знает о его деятельности. Если тебе так интересно, то можно проехаться туда и посмотреть.
    Было бы заманчиво. Вот только впутывать в это Дороти.
    Мането, старясь не выказать своего интереса, изобразил равнодушие:
– Зачем? На первом романтическом свидании осматривать руины индустриального гиганта? У нас и без того отменно нескучная тема. Кстати, конь! Как-то ускользнули мелочи, связанные с конём, мне нужны детали, чтобы связать воедино фиаско с молибденом и конную статую.
– Один из братьев, строивших этот завод, тот, который был финансистом и который потом, предположительно, покончил жизнь самоубийством, намеревался воздвигнуть в нашем городе целый дворец или замок. Где-то тут неподалёку сохранился его практически готовый фундамент. Говорят, эту конную статую выполнил модный скульптор за бешеные деньги. Кажется, она должна была украшать летний парк в этом замке. Финансист был помешан на лошадях и этот шедевр, действительно, не посвящен какой-то выдающейся личности, а исполнен с любимого коня финансиста. Я слышала, будто бы в седле изображён его конюх.
– Кстати, милая, это – кобыла. Я настаиваю.
– Тебя не интересует прошлое нашего Города?
    Мането отвлечённо пожал плечами. Если честно, то ему было амбивалентно. Ведь прошлое, по сути, это – труп.
– Дороти, тебе не скучно со мной? – Полюбопытствовал он.
– Я переживала, что тебе будет скучно со мной.
    Мането вновь хмыкнул и посмотрел на полную Луну над головой. Какая, однако, налитая, невероятно крупная и багровая сегодня Луна. Упитанная! Пронизывает и воодушевляет.
    Отдав должное этому мистическому зрелищу, Мането посмотрел на свои навороченные «Ситизен».
– Время – три ночи, – заметил он.
– Я тебе надоела?
– Ну что ты, милая! Кстати, совсем забыл спросить об этом: у тебя есть парень?
– Думаешь, я бы пришла сюда, если бы у меня был парень?
– Очень многие идут на это вполне легко и парней у них при этом пруд пруди. – Мането не пытался показаться игривым, он просто констатировал факт.
– Мне их жаль.
    Она тоже не пыталась казаться чересчур неприступной и правильной. Она просто высказала своё мнение по этому вопросу. И вовсе не жеманилась при этом.
    Самое главное! Самое главное – продолжать ничему не удивляться!
– Милая, тебе точно интересно со мной?
– Конечно, Эрни, но я бы хотела, чтобы ты меня кое-чему научил.
    Мането поперхнулся.
– Превосходно! Только вряд ли, принцесса, я смогу научить тебя чему-то хорошему. Со мной держи ухо востро.
– Научи меня водить машину и стрелять из пистолета.
    Бэ-бэнц! Романтическое настроение моментально испарилось, и ему на смену пришла холодная, матёрая профессиональная настороженность. Мането продолжал улыбаться, но в этой улыбке больше не было искренности и теплоты. Он был настороже.
– Насчёт машины и уроков вождения, тут всё ясно…. – Мането утончённо смахнул воображаемые пылинки с капота «Форда». – А-а откуда ты знаешь про пистолет, милая?
    Улыбка Мането стала совсем неестественной. Человек неопытный, может, и не заметил бы  этой подмены, тем более под неярким светом багровой Луны. Белки глаз Мането предательски бликовали в этом свечении.
– Я уже слышала о случившемся в бильярдной.
    Главное! Главное! Самое главное! Не фальшивить!
    Продолжать ничему не удивЛЯЦА.
    И продолжать улыБАЦА.
    ЛЯЦА И БАЦА!
– А от кого ты могла слышать о случившемся в бильярдной?
– Эрни, это – необычный город, отнесись к этому со всей серьёзностью, здесь многие вещи не должны тебя удивлять и шокировать.
– Меня не прошибить, дорогая, я уже догадался, что в вашем Городе отклонение считается нормой, может, я излишне драматизирую, но не будем в это вдаваться, сейчас я думаю о другом,  – Мането вновь посмотрел на свои навороченные «Ситизен», – до рассвета осталось слишком мало времени, а я хотел бы многое успеть, а потому, милая, какой из двух навыков тебе понадобиться в жизни больше: стрельба из пистолета или вождение машины?
– В конце концов, можно стрелять из пистолета, катаясь на машине.
– Дороти, милая, ты такая безудержная, ты не скучаешь со мной?
– Всё в порядке, милый.
– И ты точно не чувствуешь разницу в возрасте?
– Я же сказала, всё в порядке, милый.
    Но Эрнесто Луи Мането чувствовал, что этот вопрос он должен задать именно здесь и именно сейчас. Чтоб не было недоговорённостей и тумана, чтоб не волочить за собой ненужный хлам, чтоб скинуть балласт.
– Скажи, Дороти, а почему у такой девушки как ты,… почему у тебя нет парня? Я видел в бильярдной много мужчин, и мне показалось, что они полны сил и энергии.
– Они – уроды, моральные и физические, ты ещё убедишься в этом, Эрни.
    Мането прикусил нижнюю губу и отвёл взгляд в сторону. Уже убедился. В принципе, эта публика тоже не вызывала у него никаких симпатий. Так что, ничего сногсшибательного и сенсационного. Диагноз. Объективный диагноз. Город, в котором норма считается отклонением, а любое отклонение принимается за норму. Во как!
    Поэтому остаётся только надеяться, что в придачу ко всем своим неординарным способностям, Дороти окажется ещё и прилежной ученицей, ведь с недавних пор он от всей души  хотел научить её чему-нибудь запретному. Развратник Луи.


…………


    Когда кончились патроны в обойме и, стрелка указателя уровня топлива в баке почти коснулась нуля, Мането категорически выдохнул:
– Всё! Едем обратно.
– Ну и как тебе понравились окрестности нашего города?
– Сказать по правде, ничего не разглядел. Ты завладела моим вниманием целиком и полностью. Дорогая, стреляешь ты метко, но не нужно после каждого выстрела заглядывать в ствол и нюхать его. Даже если ты не в силах отказать себе в этом удовольствии, то хотя бы ставь перед этим на предохранитель. Договорились?
– Если мы будем встречаться, я покажу тебе ещё одно своё любимое место. Оно находиться в другой стороне. Там открывается такой неповторимый вид. Оно – уникальное.
– Кабачковую Долину?
– Если ты настаиваешь, Кабачковую долину я тебе тоже покажу, хотя там особо не на что глазеть. А ты захочешь со мной встречаться ещё?
– О чём ты, милая! В этом Городе дефицит нормального, а я нуждаюсь в нормальном общении, этим не разбрасываются.
    Почему-то при одном упоминании о Кабачковой Долине, он всякий раз рефлекторно испытывал пафос и подъём! Мането решительно вдавил в пол акселератор и, выбравшись на широкое, удивительно гладкое шоссе – превосходные дороги для провинции! – он решительно понёсся в сторону города, никак и ничем не ограничивая скорость передвижения, поскольку дорога была безраздельно предоставлена в его эксклюзивное пользование.
    Полный пинк!
– Хочу также научиться, – прошептала Дороти, восхищённо наблюдая за его уверенными действиями.
– Я научу, милая, я и не такому научу.



    Когда они добрались до  пустынных городских окраин, Мането благоразумно сбавил скорость и поехал в полном соответствии с правилами, осторожно всматриваясь вперёд и невольно прижимаясь к самой обочине. Это было особенно актуально, после недавнего инцидента с «Бентли».
    Что поделать, если в этом Городе, царят довольно своеобразные правила дорожного движения, где по твоей полосе могут запросто лететь со скоростью под двести. Судя по всему, дорожной полиции совершенно наплевать на несправедливость, творящуюся на дорогах этого города. И есть ли она тут вообще? Полиция? Справедливость? Цивилизация? Правила дорожного движения? Правила хорошего тона?
    Углубиться в нахлынувшие сомнения Мането не успел, поскольку за следующим поворотом заметил красно-синее мерцание проблесковых маячков полицейской машины. Практическим образом выяснялось, что полиция в этом городе наличествует и, если помнить о времени суток, то она ещё и не дремлет. Работает. Мането непроизвольно сбросил газ до минимума и по инерции покатил дальше.
    Это была автокатастрофа. С человеческими жертвами.
    Это Мането почувствовал сразу, ещё даже не увидев раскуроченных машин и пострадавших.
    Завидев «Форд», дорожный полицейский – одетый в дождевик с флуоресцентными полосами, энергично замахал палкой по кругу, показывая Мането путь объезда и одновременно подгоняя поскорее покинуть место происшествия.
    Мането напротив, сбавил скорость до самого минимума и вытаращился в темноту.
    Интуитивно он предполагал увидеть именно то, что сейчас увидел. И, наверное, он был бы разочарован, если бы увидел нечто другое.
    Почему, как вы думаете?
– Что случилось, Эрни? – Очень тихо, но очень испуганно прошептала Дороти.
    Это оказался тот самый пергаментный «Бентли»!
    …. При той чудовищной скорости, с которой машина врезалась в железобетонную опору рекламного щита, её пассажирку не спасли бы никакие подушки безопасности. Ни шторки на стекла. Ни убирающийся руль. Ни рёбра жёсткости. Ничто. Никакие высокотехнологичные навороты, никакие самые продвинутые технологии аварийного спасения. У неё не было никаких шансов. Слишком катастрофично даже для «Бентли».
    Слишком сокрушительный удар.
    Его не смогла выдержать даже стационарная металлоконструкция под рекламные постеры. «Бентли» сначала врезался в её бетонный фундамент, а потом и в саму конструкцию. Металлическая опора, переломившись в нескольких местах, вспорола капот почти до лобового стекла и напоследок обрушилась на крышу болида, превратившись в исковерканную груду искорёженного металла. Мането помнил этот рекламный щит, пока он ещё был цел:


ОБЗОРНАЯ ПЛОЩАДКА ОНИКС РОКС
КРАСОТА ВСЕГДА РЯДОМ


    Рекламный девиз был начертан на фоне действительно незабываемых природных красот: скальный ландшафт, грандиозный каньон, плодородная долина внизу и тянущиеся до самого горизонта живописные горные гряды. Вид незабываемый, даже немного кичливый в своей избыточной красивости.
     Несмотря на команды дорожного полицейского, Мането остановился посреди дороги.
    «Дошалилась!» – Мелькнуло в голове Мането. И он отнюдь не злорадствовал. Он просто констатировал. Без зла и без лишних эмоций.
    Неподалёку стояла машина спасателей, которые к тому моменту свою работу уже закончили. Рядом также стояла машина с врачами скорой помощи, которые свою работу также закончили. На газоне неподвижно лежала женщина, которой больше никто не оказывал помощь и не порывался сочувствовать. По тому, насколько неестественно была вывернута её голова, по безжизненной позе, можно было догадаться что это – труп.
    Это был труп той самой эффектной красотки. Почему-то никто не спешил его накрыть и запаковать в пластиковый мешок. Труп той самой женщины в экстравагантных одеждах из обтягивающего латекса, которую Мането встретил возле гостиницы утром минувшего дня. Он даже смог рассмотреть её чудом сохранившееся, аристократически красивое лицо  и, ему показалось, будто до него вновь донеслась обволакивающая волна терпких, дерзких и настойчивых ароматов её духов.
    Разумеется, что ему это только померещилось.
    Рассерженный полицейский сделал в сторону «Форда» несколько решительных шагов и его манипуляции с жезлом приняли угрожающий характер. Мането лояльно кивнул головой и, воткнув передачу, продолжил прерванное движение. Напоследок еще раз обернулся. А ведь всё к тому и шло.
    Свершилось.
– Какой ужас. – Вновь прошептала Дороти, продолжая смотреть на это трагичное зрелище сквозь заднее стекло.
– Ты её знаешь? – Спросил Мането.
– Н-нет. – Неуверенно призналась Дороти.
    Мането пожал плечами. Хмыкнул.
    Сомнительно.
    САмнения, милая! Зачем обманывать? Городок ваш маленький и, не знать столь яркую фигуру в провинции, – сАмнительно! НехАрашо обманывать.
    Однако вдаваться в детали Мането не стал.
– По-моему, она эту судьбу искала, – подытожил он.
– Кому-то повезло, что она разделила её со столбом. – Немного помолчав, откликнулась Дороти.
    Мането вновь хмыкнул – он ведь был в числе тех везунчиков. Несколько часов тому назад он едва смог увернуться от этой ополумевшей самки за рулём. Практически жизнь себе спас!
    Поскольку увиденное не оставило его равнодушным – лишний раз убедился, что Жизнь и Смерть довольно тесно соседствуют в этом Городе – Мането вдруг захотел кардинально сменить тему:
– Скажи, милая, а что бы ты мне сейчас ответила, если бы я предложил тебе провести со мной ночь?
    Мането смолк и затаил дыхание.
    В наступившей тишине было слышно только ровный гул мотора и шуршание покрышек об асфальт. Дороти ответила не сразу:
– У меня завтра выходной. – Тихо заметила она.
    Всё естественно. Всё глубоко естественно!
    Никогда! Ничему! Слышишь, Луи?!
    Не удивляйся в этом Городе!
    Эти девочки знают себе цену и им не нужно её набивать. Эти девочки берут естеством. Они берут простотой и искренностью. А ведь неискренность нас всех погубит.
    НУ ОТКУДА? ОТКУДА В ЭТОМ ГОРОДЕ ТАКИЕ ПРЕЛЕСТНЫЕ ДЕВОЧКИ?!


…………


    Первым делом в гостиничном номере Мането задвинул жалюзи и только потом включил свет. Все эти предосторожности были нелишни. К тому же не стоит забывать, что это маленький, очень маленький городок и скорость распространения слухов в нём каким-то совершенно необъяснимым образом превосходит скорость распространения звука. Противоречит научным принципам, но это так!
– Тебя что-то волнует? Ты в порядке? – Спросила Дороти.
    Мането рассеянно осмотрелся по сторонам. Не хватало только, чтобы она его успокаивала.
– Не обращай внимания, принцесса.
    Мането уселся в кресло.
– Ты чем-то расстроен? О чём ты задумался?
    Эти вечные перепады настроения! Приступы неконтролируемой паники.
    Мането прошёлся взглядом по тёмным углам. Казалось бы, никакой опасности, но опасность была, она везде таилась по соседству. В этом Городе нельзя расслабляться.
– Милая, меня не покидает какое-то странное чувство…. – Мането осёкся.
– Какое, милый?
    «Какое, милый?»
    Мането посмотрел в искренние, бездонно честные глаза Дороти.
    Ему нужно было с кем-то этим поделиться, и он решил поделиться.
– Такое чувство, словно кто-то рассказывает мне вычурную, странную сказку и я должен заворожено слушать её, временами превращаясь в одного из её персонажей. Это чувство не покидает меня с тех пор, как я приехал в ваш Город.
– Эрни, по-моему, ты просто устал.
    Дороти присела к нему на колени и сочувственно посмотрела в его глаза.
    Ещё никто и никогда не проявлял к нему такого искреннего сочувствия. И ещё никто никогда так естественно и так запросто не садился к нему на колени. Уникальная девочка.
    Мането иронично хмыкнул:
– Я что, вернулся с кругосветного плавания? С чего мне так устать?
– Мне кажется, тебе не хватает позитивных впечатлений. Нормального человеческого общения. Романтических отношений.
    «Секса мне не хватает! Нормального полноценного секса с нормальной, полноценной, здоровой женщиной!» – Яростно подумал Мането.
– …. Самых обычных радостей, начиная от смены погоды и заканчивая сменой обстановки, сменой одежды. Тебе нужно влюбиться, Эрни. – Внезапно подытожила Дороти.
– Чувствую, что в вашем Городе с этим проблем не будет! – И Мането чмокнул Дороти в щёку.


    Перед ЭТИМ Дороти выложила на прикроватную тумбочку свой сотовый телефон. Мането именно сейчас обратил на него внимание.
    Мането взял мобильник в руки, покрутил его перед глазами и оценивающе вытянул губы в дуду, изучая его вблизи более пристально. Попытался прочитать незнакомое название, написанное каким-то клинописным, символическим шрифтом.
    Так ничего и не разобрал.
– Что за производитель? Никогда не видал таких моделей.
– Новинка. Недавно появилась на рынке.
    Мането вновь покрутил телефон перед глазами. Прикинул на вес. Массивный.
    Кузов телефона был сделан из какого-то невероятно прочного металла, сверкающего отполированными поверхностями. Мането оценил футуристический дизайн мобильника и попытался разобраться с обилием кнопок, предназначение множества из которых так и осталось для него туманным.
    Действительно, какая-то редкая, продвинутая вещь. Не вызывало сомнений, что мобильник был нафарширован всеми ультрасовременными опциями и, скорее всего, это был высокотехнологичный, дорогостоящий гаджет.
    Очередная странность в этом самом странном месте на планете. Откуда у обычной продавщицы из бакалейной лавки деньги на покупку такого телефона? Такими мобилами исключительно для рисовок обзаводится золотая молодёжь, которая швыряется папиными деньгами. Откуда?!
    Впрочем, нет! Никаких вопросов. И научись наконец-то ничему не удивляться в этом странном городе.
– В ванне есть чистое полотенце? – Спокойно поинтересовалась Дороти.
– Конечно. В вашем Городе этот номер позиционируется как люкс.
    И он дотошно проводил её глазами до тех пор, пока за ней не закрылась дверь в ванную комнату.
    Что он испытал в тот момент? Ничего. Он старательно учился АПсалютно ничему не удивляться. Если начнёшь удивляться, то вспугнёшь все эти орнаментально сказочные, хрупкие арабески. Всё рухнет со звоном разбитого хрусталя. Улетучится.
    Послышалось, как в ванне включили воду и, почти сразу после этого бесцеремонно громко зазвонил телефон!
    Мането вздрогнул от неожиданности. Подозрительно покосился на телефон. Потом на свои навороченные «Ситизен». Полпятого!
    После чего он поморщился от раздражения и, наконец, дождавшись третьего звонка, неторопливо снял трубку.
– Алло.
    Он уже знал, кто это может быть. Он знал, что она ему позвонит. Она должна была ему позвонить.
– Привет, Красавчик, тебе снова не спится?
    Это была Беатрис. Конечно же, он её узнал, но решил изначально ничем не обнадёживать и потому тупо уточнил:
– Кто это?
– Ты что меня, не узнал? Не глупи.
    Мането тупо продолжил не обнадёживать ничем, поэтому металлическим тоном он уточнил:
– ЭТО КТО?
– Ты не мог меня забыть, это я – Беатрис.
    Мало того, что он решил ничем не обнадёживать, он еще решил быть до омерзения прямолинейным.
– Беатрис? Что тебе нужно, Беатрис?
– Хочу пожелать тебе спокойной ночи.
– Допустим, что это поможет мне уснуть, и я в ответ, желаю тебе приятных снов, разговор исчерпан?
– Ты не в настроении, Красавчик? Я могу тебе помочь.
– Беатрис, давай договоримся, не звони мне больше! И это будет самая лучшая помощь, которую ты сможешь мне оказать. Хотя, постой! Скажи, Беатрис, а сколько в вашем городе жителей?
– Полтора-два миллиона. Из них с миллионом я переспала и ни один об этом не пожалел. Красавчик, тебе всмятку нужна женщина. Такие странные вопросы по ночам в голову лезут неспроста, я читала Фрейда. Мы же практически ничем не отличаемся от животных….
    Почему-то Мането потянуло нахамить.
– Знавал я одного Фрейда. Он на героине торчал, ещё то животное. Помню, он классно травил матершинные анекдоты. Его за долги убили. Он ведь ничего другого в жизни делать не умел, кроме как торчать, анекдоты травить и в долги лезть.
– Мрачно шутишь Красавчик! Я имела в виду Зигмунда. Стыдно не знать старину Зигмунда. Либидо, Танатос….
– Спокойной ночи, Беатрис. Извини, но в услугах психоаналитика я не нуждаюсь, и вряд ли когда буду нуждаться.
– Значит, они уже успели до тебя добраться? Сосватали.
– Беатрис, по-моему, ты пьяна? Кто они?
– Ну, все эти Миранды, Ванессы, Пенелопы, Дороти. Эти дешёвые давалки из забегаловок и маркетов. Продавщицы, парикмахерши, официантки, кассирши. А правду говорят, что они дают за мороженое на первом свидании?
    Мането взял протяжную паузу, после чего невнятно буркнул:
– Хочу сейчас это проверить….
– Что ты сказал, Красавчик?
– Буду с тобой откровенен, Беатрис, мне многие давали на первом свидании, я нравлюсь женщинам.
– Держи с ними ухо востро, Красавчик. Добро пожаловать в мышеловку с бесплатным сыром. Сочувствую, ты заслуживаешь большего.
    Откровенно говоря, Мането ничего не хотел усложнять.
– Сколько тебе лет, Беатрис?
– Я – женщина в сокУ, мне сорок семь.
– Послушай, женщина в сокУ, не стоит завидовать молодости. Говорят, что в каждом возрасте есть свои прелести. Попытайся отыскать их в своём.
– Ты – идиот, красавчик. И ты ещё вспомнишь тот день, когда старая шлюха предупреждала о том, что ты – набитый опилками идиот.
– Спокойной ночи, Беатрис, сдаётся мне, твой сок перебродил.
– Ты думаешь так просто от меня отвязаться? Мы не закончили!
   Видимо усложнять всё-таки придётся.  Потому как отвязаться нужно немедленно. Потому что в ванной перестала журчать вода!
– Мы закончили, Беатрис! С тобой мы всё закончили.
– Ты молод и глуп. Только кажется, что эти ссыкухи дают даром, на самом деле ты заплатишь за всё, мы все сполна заплатим.
– Бай-бай, Беатрис, мне не привыкать за всё платить.
    Беатрис вдруг сорвалась и рявкнула:
– НЕ ПЕРЕБИВАЙ МЕНЯ, ПРИДУРОК! ВЫСЛУШАЙ!
    Мането рявкнул в свою очередь:
– СПОКОЙНОЙ НОЧИ, СТАРАЯ ШЛЮХА, И НЕ ЗВОНИ МНЕ БОЛЬШЕ!
    Мането хотел, было, швырнуть трубку телефона на место. Но передумал. Собрался. Сконцентрировался. Некоторое время подержал трубку на весу, прислушиваясь к доносящимся из неё ругательствам. Затем эстетически тонко вздохнул и положил её на место. Хамить даме – моветон, даже в целях самообороны.
    Вот так всегда. Терпение у него лопается быстро. Не умеет он вести долгие, вразумительные беседы. Никакой дипломатии, никакого такта, всегда норовит рубануть наотмашь.
– Кто это был?
    Дороти стояла на пороге ванной комнаты и, кроме гостиничного полотенца, на ней больше ничего не было. Мането долго и тщательно полюбовался на нее, прежде чем ответить:
– Не обращай внимания. Мне часто звонят по ночам из-за работы.
    Это было одно из лучших эротических переживаний в его жизни.
– Им так нужны кондиционеры, что невмоготу потерпеть до утра?
– Представь, какой у меня успешный бизнес! – Невозмутимо поддакнул Мането.
– Может быть, тогда ты отключишь телефон?
– Конечно, милая.
    Пока Мането возился с телефонной розеткой, Дороти присела на кровать, продолжая наблюдать за его вознёй спокойным, уравновешенным взглядом.
    Именно в этот момент Амур выстрелил!
    Мането обернулся и встретился взглядом с Дороти. Стрела Амура вонзилась в самое сердце! Подраненнный Мането внезапно ощутил сокрушительно мощный сексуальный флюид, исходящий от этой семнадцатилетней девочки. Никакого мыла, никакого гламура, никакой дешёвки, всё на самом высшем пределе естественности. ВОЖДЕЛЕНИЕ! С утончённым вкусом и шармом!
    Амур не промазал!
– Дороти, тебя по-прежнему не пугает разница в возрасте?
– Скорее она меня возбуждает. Мне всегда нравились мужчины постарше.
– Свет выключить?
– А как ты хочешь, милый?
    А как ты хочешь, милый?
    Мането глуповато расцвёл.
    Милый, определись наконец, как ты хочешь!
    А ведь у него ещё ни разу ЭТО не происходило столь поэтически просто. Без глупых ужимок, без тупого хихиканья, без капризов и без жеманства. Без набивания цены! Без выламываний! Без откровенного вытягивания денег! Без желания унизить и подмять под себя таким способом! Просто, естественно и натурально – без меркантильной подоплёки! – как, в принципе, ЭТО и должно происходить между мужчиной и женщиной. Как между равно заинтересованными в том партнёрами. Хотя, как ему казалось, достаточно небедный сексуальный опыт у него, все-таки, имелся.
– Дороти, ты – прелесть.
– Иди ко мне, Эрни.
    Мането восхищённо замер.
    Это что-то сказочное. Чары Цирцеи, манеры Клеопатры в исполнении семнадцатилетней девочки.
    Или шестнадцатилетней? Посадят тебя, Мането.
    Очередная стрела Амура вонзилась в самое сердце.
    Алле-оп, Эрнесто Луи Мането, ты многим рискуешь!
    Амур вновь не промазал.
– Что-то я чрезмерно расчувствовался. – Честно признался Мането. – Дороти, смущаюсь как мальчишка, стыдно сказать, как первый раз в жизни. Свет тушить или не надо?
– Ты же мужчина, реши эту проблему самостоятельно.
    Хватать лопотать и нести чушь, Эрнесто Луи Мането. Реши эту проблему самостоятельно! Соберись! Ведь ты же остался один на один с женщиной!
    Мужчина ты или нет?
    Очередная стрела Амура вонзилась в самое сердце и тяжелораненый, влюбившийся по уши Мането, конвульсивно зашарил по стене в поисках выключателя.


…………


    Это был какой-то невероятно красочный, чувственный сон, подчеркнуто более красивый, чем обыденный мир, яркий, непринуждённый, весь в розовых сполохах, в мишуре и конфетти,  почему-то пахнущий новогодней ёлкой и порохом фейерверков! В нём не действовали физические законы, в нём центром универсума была Дороти и в пространстве этого сна царила некая эйфорическая лёгкость, экстаз сексуального возбуждения и шокирующая прелесть вседозволенности.
    Чары волшебного сна. Момент воплощения мечты. Феерия чувств.
    Смелая, раскованная, райская сказка для двоих, несколько раз подряд заканчивающаяся Большим Взрывом, после которого этот Карнавал Любви и Жизни начинался вновь и вновь, переходя на ещё более высокий, изощрённый уровень. Макрокосм и микрокосм. Сам по себе этот Карнавал был вечен! Не всякому выпадает счастье стать его участником и не многие выдерживают его сумасбродный, безбашенный ритм, но….
    КАРНАВАЛ БЫЛ ВЕЧЕН!
    Амур слал одну стрелу за другой и мальчишка ни разу не промахнулся!
    Потом, как и положено, в этом сне появился кошмар. Прекрасное и ужасное всегда где-то рядом, всегда живут по соседству, всегда готовы совокупиться в противоестественный инцест и одновременно выступить в роли непримиримых антагонизмов. И это также залог того, что Карнавал будет вечен! Этот мир соткан из противоречий.
    И ПОТОМУ КАРНАВАЛ ОБРЕЧЁН НА ВЕЧНОСТЬ!
    А тем временем….
    Кошмар обрастал подробностями….
    Матерел….
    В кошмаре появились персонажи….
    Наетая, толстая, багровая ряха, с  язвительной, высокомерной ухмылочкой на губах. В сопровождении двух не менее отвратительных физиономий, с бесцеремонными, ощупывающими зеньками квартирных воров. Эти урдулаки явились откуда-то из кромешной, гуталиновой тьмы, которая чётко отделяла Праздник Жизни Карнавал от другого измерения, другой системы координат и других нравственных констант. Эти персоналии были оттуда, из ДРУГОГО мира.
    Толстая багровая ряха доминировала. Плешеватая несимпатичная  морда с бульдожьими брылями. Маленькие, красные от злости глазки, мародёрские зенки ката и упыря, в которых читается коварство и полное отсутствие гуманистических принципов. Жадная, примитивная, опасная скотина.
    И эти две сопутствующие физии из его свиты. Типичные рожи тупых исполнителей. Готовы воплотить в реальность любую дичь! И готовы испытать болезненное, патологическое наслаждение при исполнении этой дичи. Те, кто делают гадости с удовольствием и извращённо кончают при виде чужих унижений и страданий.
    И почему-то немного взволнованная Дороти, которая в наивысшей точке этого сна, в апофеозе, взволнованно говорит ему следующее:
- Эрни, проснись. Кажется у нас проблемы. Проснись, Эрни.
    А толстая, колыхающаяся как желе, гротескно противная морда, дегенеративным, тягучим голосом, будто рот набит жевательной резинкой, гнусно улыбаясь, смачно вытягивает слога, словно сливочную тянучку:
- Про-сы-пай-ся, Кра-сав-чик. Встре-е-е-чай гос-тей.


    Бздынь!
    Золотой сон кончился с такой оглушительной внезапностью, с которой обрывается киноплёнка в самый остросюжетный момент, в самом интересном месте!
    Первым делом Мането сунул руку под кровать.
    Пистолета там не было.
    Но ведь вчера он положил его под кровать!
    Потом Мането акробатическим кульбитом резво кувыркнулся с живота на спину и хотел, было, голышом изобразить свечу в небо, чтобы….
    Но в грудь ему беспрекословно упёрлась резиновая, полицейская дубинка, а в лоб красноречиво упёрся ствол табельного оружия.
    И здесь Мането проснулся окончательно!
    Близоруко скосился на ствол пистолета.
    Пистолет был снят с предохранителя!
– Спокойно, Красавчик, мы из полиции.
    Они из полиции. Они, определённо, из полиции.
    Впрочем, об этом можно было бы догадаться самому, ведь недаром Мането ест свой хлеб, работая на спецслужбы. Дверь они не ломали, открыли её ключом, зашли свободно, средь бела дня и потом. Такие наглые, лоснящиеся чавки могут быть только у полицейских. Кто ещё может позволить себе иметь такие самодовольные, сытые и холёные ряшки?
– Чем обязан?
    Главное, держаться понаглее. Эти извращенцы любят голых и наглых.
    Самая мордатая морда среди трёх этих морд поинтересовалась:
– Тебя тянет на молоденьких, Красавчик?
    Мането не растерялся даже спросонья:
– Угу, не сплю со старухами, не хочу терять вкус к жизни.
    И Мането зевнул.
– На кого работаешь?
    Непомерно толстый, даже можно сказать – откровенно жирный, ногой пододвинул под себя стул и грузно оседлал его, усевшись на него как на коня верхом, и победоносно уставился на Мането.
– «Кимберли Айр сервис» – промышленно-бытовые системы вентиляции, кондиционирования и охлаждения, – Мането вновь зевнул, независимо подоткнул под голову подушку и вольготно раскинулся на кровати, обняв левой рукой спрятавшуюся с головой под одеяло голую Дороти.
    Для мелкого коммивояжера он держался олигархом.
– Откуда тогда ствол?
    Те двое, которые составляли свиту толстого, заняли пост у входной двери. Один из них протянул толстяку для ознакомления пистолет Мането.
    Борясь с зевотой, Мането заговорил:
– Полиция бездействует, на улицах беспредел, обзавёлся исключительно в целях самообороны. Обрати внимание, я с тобой откровенничаю, хотя жетона твоего не видал.
– Кому интересен торговец фенами? Чего тебе опасаться, сынок?
    Самый толстый жирный покрутил в руках пистолет Мането и равнодушно вернул его своему денщику. Так же подчёркнуто равнодушно достал жетон и, высокомерно сверкнул им с таким расчётом, чтобы только дать понять, но не вдаваться в подробности, после чего вновь спрятал жетон в карман.
– Фены это из другой оперы, ты меня путаешь с цирюльником, – продолжил дерзить Мането.
– Что тебя занесло в мой город, цирюльник?
    Так чей же он, этот город? Только не гони, что он – твой. Приходилось уже слышать подобные заявки в этом Городе. И сколько тогда у него хозяев? И как вся эта свора его делит? Ни по-братски, ни по-свойски эти люди делиться не умеют. Разделяй и властвуй! Давно должны были глотки друг другу перегрызть.
– Чего молчишь, отвечай, что ты делаешь в Городе?
– Коммерческая тайна. У меня здесь крупный заказ.
– Где второй?
– Какой второй?
– С которым вы вчера дебоширили в бильярдной?
– Хочешь – верь, хочешь – не верь, но он – мой случайный знакомый.
– Почему его нет в номере?
    «А почему Ледермана нет в номере? Куда он мог подеваться в такую рань?» – на самом деле встревожился Мането.
    Однако вслух он вновь прикинулся простачком:
– К вам с повинной пошёл, вы чуть разминулись.
– Шути-шути, Красавчик. Потом разберёмся. Дежурный стрелочник у меня уже есть. Если мы не отловим второго, будь готов к тому, что голить тебе придётся за двоих. Аллё, детка, выгляни, пожалуйста, на секундочку, я хочу посмотреть на твоё личико. – Это уже адресовалось Дороти. И в тот момент у Толстяка вдруг стало такое нежное, приторно мармеладное личико, что невольно захотелось верить в то, будто в нём осталась ещё целая прорва нерастраченного попусту милосердия.
    Дороти не стала ломаться и жеманиться. Она спокойно отбросила одеяло с лица и посмотрела на непомерно толстого.
– Прости за беспокойство, детка, а паспорт у тебя имеется? – Продолжил проявлять участие и ласку Толстяк.
– Пока нет.
– Выглядишь ты действительно очень молодо, вот только со взрослыми мужиками путаешься, а можно, детка, мне взглянуть на твой билет?
– У меня нет билета, я не проститутка.
– У тебя его с собой нет или ты его не получала? – Толстяк на глазах становился попросту назойливым.
– Ты что, из полиции нравов, чтобы проверять билеты? – Бесцеремонно вмешался Мането. – И зачем он тебе нужен, если всех городских проституток ты все равно знаешь в лицо?
– Не умничай.
– А ты не тупи, слишком мал этот Город, чтобы здесь можно было приторговывать собой незамечено.
– Заткнись. – Добродушно приказал толстый, судя по всему, это было его жизненное кредо: никогда не выходить из себя. – У тебя своя логика, у меня – своя. Кстати, для цирюльника ты чересчур умён.
– Давай договоримся, до неё ты не цепляешься. Клянусь, что у нас с ней всё нежно и чисто,  без меркантильностей, даю слово, что по любви. Насчёт себя готов ответить за всё.
– Ответишь, Красавчик. Наш городской судья – импотент со стажем, он за растление малолеток такие срокА лепит.
– У нас завтра свадьба.
– Свадьба – завтра, а проблемы – сЁдня. Если ей нет восемнадцати, то тебе пятак корячится. С этим у нас строго, Красавчик.
– Готов ответить.
– Ответишь, куда денешься. Погубят тебя молоденькие, ох погубят, Красавчик.
– Ты так искренне сочувствуешь. Растрогал ты меня. Можно моя девушка оденется и уйдёт? Она же здесь ни при чём.
– Можно. – Согласился Толстяк. – И даже нужно! Но только вместо неё рядом с собой положи мне второго.
– Пусть она оденется и уйдет. Освободим место под второго.
    Толстяк явно чувствовал себя самым крупным диамантом в королевской короне. Он самодовольно сидел на стуле, выкатив между ног своё шарообразное пузо и, победоносно похохатывал. Стоящие в дверном проёме денщики услужливо улыбались и периодически тупо склабились, когда им казалось, что их шеф юморит особенно удачно. Более убогого зрелища Мането давненько видеть не доводилось. Гоблины на службе Родины.
    Не любил Мането полицию.
    Мането презрительно посмотрел на эту компанию, не сдержался и язвительно усмехнулся.
– Над чем хихикаешь, Красавчик? – Немедленно прицепился Толстяк.
– Извини, некстати вспомнил, что-то на меня навеяло.
– Что тебе навеяло?
– Мне почему-то вспомнился бродячий цирк, он и у вас стопудово должен был гастролировать. Помнишь, там выступал дрессированный деревенский боров? Толстый такой, жирный, чёрный боров, на него еще напяливали белоснежную балетную пачку. Боров-балерон! Помнишь? Его выпускали в компании с двумя пуделями. Совершенно глупые пудели, лаяли, прыгали и кидались на всех как взбесившиеся, им приделывали красные банты на чёлку. А боров бегал по кругу и, визжал как резанный. Никаких аттракционов эти животные не устраивали, но одно их появление на сцене вызывало у публики истерику от хохота. Представь, боров и два пуделя, носятся по арене как полоумные. Тупые твари. Такая умора!
    Во время своего монолога Мането несколько раз нервно хихикнул, но быстро унялся, когда понял, что никто его восторги поддерживать не собирается. Мането внезапно осёкся ещё и потому, что его слова начали вязнуть в тягучей, напряжённой и откровенно зловещей тишине.
    Мането нервно смолк. И, правда, что это на него вдруг навеяло? Четыре пары глаз воззрились на него удивлённо и пристально, как на Деву Орлеанскую, которая добровольно взошла на костёр. Теперь он был в хитах! Бенефициант хренов.
– Любишь цирк? – Мерзко улыбаясь, констатировал Толстяк.
– Цирк для меня – святое! – Мането сглотнул шершавый комок в горле.
– Красавчик, наверно я показался тебе добрым?
– Нет. Я сразу понял, что ты упырь. Насчёт этого меня не проведёшь. – Внезапно признался Мането.
– Тихо! – Беспрекословно распорядился Толстяк и, хищно ощерившись, прислушался к происходящему за дверью.
    Мането тоже прислушался.
    В гостиничном коридоре очень тихо и очень пока отдалённо послышались тяжёлые, уверенные шаги.
    Однако. Ну и слух у этого толстого! Почти как у зверя хищного. Опасный, опасный тип.
    Толстяк круговым движением указательного пальца подал своим подмастерьям сигнал к полной боевой готовности. Те немедленно приблизились к двери и выжидательно к ней приникли. Толстяк вдруг с невероятной для своей комплекции импозантностью вскочил со стула и встал напротив дверного проёма.
    Притаился.
– Только пикни, яйца оторву! – Шикнул Толстяк на притихшего Мането с таким свирепым выражением лица, что можно было не сомневаться – выдерет с корнем! Голыми руками! 
    Шаги оборвались прямо напротив двери в номер Мането, последовала секундная задержка и в дверь вежливо брякнули костяшками пальцев.
    Ну и нюх у этого толстого. Непостижимо! Как у легавой собаки.
    В дверь брякнули ещё пару раз, и послышался бодрый голос Ледермана:
– Доброе утро, Луи! Хватит дрыхнуть, у меня для тебя свежие новости.
    Толстяк поднёс к губам указательный палец и показал Мането кулак размером с футбольный мяч. Глаза его кровожадно сверкнули. А ведь с этим мордоворотом, действительно, лучше не шутить. Тем более, что рисковать придётся яйцами!
    Тем же указательным пальцем Толстяк дал своим подельникам отмашку ничего не предпринимать.
– Кузен, я понимаю, что отрываю тебя от вЛажных дел, но труба зовёт. – Поэтически томно вздохнул за дверью Ледерман.
    И Ледерман с несвойственной для него анемичностью снова брякнул в дверь костяшками пальцев.
    Мането изумлённо вытаращился на дверь.
    С каких это пор Ледерман стал таким импозантным? Трубач у врат зари. Ледерману манеры дворецкого неведомы. Ведёт себя как камердинер Его Высочества, хотя по логике эта дверь давно должна ходить ходуном. Ледерман мёртвых в фамильном склепе растормошит!
– Краса-а-авчик. – Протянул Ледерман таким тоном, которого Мането от него отродясь не слыхивал, и в дверь вновь интимно брякнули костяшки пальцев. – Я жду тебя в баре. Пробуждайся!
    Подобную нежность Мането видел только от матушки родной.
    Кстати, нужно маме позвонить.
    Очевидно, что у Толстяка возникли в голове какие-то хитроумные планы, поскольку он вновь дал своим халдеям категоричную отмашку не предпринимать никаких действий.
– Луи, дружище, я ухожу. Жду в баре. Пробуждайся немедленно. У меня к тебе срочное дело. Бай-бай!
    «Бай-бай? Да если бы у Ледермана сейчас было срочное дело. Да он бы эту дверь попросту вынес! Никогда и ни перед кем Ледерман так не расшаркивался». – Лицо Мането удивлённо вытянулось.
    Один из халдеев Толстяка приложил ухо к двери, чтобы удостовериться, что Ледерман на самом деле уходит.
    Мането разочарованно поморщился.
    «Может быть, Ледерман болен? Подцепил какой-то вирус? Простудился? Может, ему срочно нужен врач? Эти сюсюканья ему несвойственны, Ледерман никогда не уходит, не добившись своего».
– Бай-бай. – вновь промурлыкал любезный Ледерман.
    Второй халдей Толстяка недоверчиво приложил ухо к двери, чтобы удостовериться, что Ледерман уходит.
    Так они вдвоём и прильнули к двери с глупым выражением лица.
    Наступила беззаботная, лирическая тишина….

    И В ЭТОТ МОМЕНТ ВХОДНАЯ ДВЕРЬ ХРЯСТНУЛА ОТ ВАРВАРСКИ ДИКОГО ПО МОЩНОСТИ УДАРА, СЛОВНО ПОД НЕЙ СДЕТОНИРОВАЛА  БОМБА!
    Пронзительно взвизгнула Дороти!
    Дверь беспрекословно соскочила с петель, нелепо кувыркнулась в узковатом для этих кульбитов проёме и, накрыв одного из халдеев с головой, с чудовищной силой заехала второму в район диафрагмы, отшвырнув того вглубь помещения. Вместе со всей этой кучей-малой вглубь номера отрикошетил не удержавшийся на ногах Толстяк.
    Мането успел восхищённо ахнуть перед тем как….
    ….Вслед за дверью в комнату регбистским броском ввалился необузданный и немного нервный с похмелья Ледерман, который, кувыркнувшись через голову, немедленно вскочил на ноги, запрыгнул на поверженную дверь, покачнулся на ней как на скейтборде, бросил мимолётный взгляд на торчащую из-под неё посиневшую от перегрузок чью-то башку – моментально смекнув, что этому хватит – метнулся ко второму и вырвав у него пистолет, его же собственной дубинкой хлестнул наотмашь!
    Вот теперь Ледермана было ни с кем не спутать. Узнаваемый стиль!
– С добрым утром, господа! Прошу извинить за вторжение, за причинённые неудобства. – Начал деликатно расшаркиваться Ледерман, причем все эти книксены он раздавал, почему-то вновь забравшись с ногами на дверь и, делал он это, скорее всего, не нарочно.
    Валяющийся под его ногами второй халдей вдруг попытался сделать внезапный проход в ноги, но немного нервный с похмелья Ледерман резко и с оглушительной силой вновь хлестанул его дубинкой по затылку, нежно добавив на словах:
– Ещё раз дёрнешься, изувечу.
– По-моему, ты его и так покалечил. – Грузно шевельнулся поверженный Толстяк, с трудом ворочая монументальным задом, пытаясь изменить своё поверженное ниц положение.
    Как только он повернулся и встретился глазами с Ледерманом….
    Ледермана распёрло от восторга!
– БА-А-А! СЭММИ! – Ледерман высоко и Щасливо подпрыгнул на двери.
    Ледерман раскинул пальцы веером и отклянчив зад, шлепнул себя по ляжкам. Судя по всему, настрение у него было – СУПЕР!
    Ища с кем бы разделить эту нечаянную радость, он встретился глазами с Мането и еще громче завопил:
– Луи, что ж ты сразу не предупредил, что у тебя полиция?! Я тебя, вообще-то, от бандитов отбивал! – Ледерман ещё выше и еще напористей подпрыгнул, отчего лежащий под дверью человек предсмертно захрипел.
– А какая между ними разница? – Буркнул Мането.
– СЭММИ! ДРУЖИЩЕ! – Ледерман вновь подпрыгнул на двери ещё энергичней, после чего сделал несколько решительных шагов навстречу поверженному Толстяку, на этом пути совершенно невзначай наступив второму халдею на пах и на солнечное сплетение.
    Трогательно склонившись, он полез, было, помогать ему подняться, но, уже почти доведя это дело до логического завершения, Ледерман вдруг, якобы невзначай, неловко оскользнулся и смачно шваркнул на пол полностью доверившегося ему Толстяка.
    А что поделать? Извините за неловкость! Ну что прикажите поделать, если своё лучезарное босоногое детство Стэнли Макс Ледерман провёл в бедных рабочих кварталах, среди честных тружеников и дворовых хулиганов? Что поделать, если он, как и Эрнесто Луи Мането, тоже недолюбливал полицию?
    Ледерман сконфуженно ойкнул и вновь порывисто дёрнулся помогать упавшему Толстяку. Однако тот бесцеремонно отпихнув его, грузно поднялся сам и неуклюже взгромоздился на стул, на котором сидел до этого.
– Добрый день, Ледерман, никак не ожидал тебя здесь застать. А ты, я вижу, нисколько не изменился. И манеры твои,… солдафонские. Всё те же. – Толстяк, когда говорил, астматично задыхался, то ли от нервных перегрузок, то ли от физического перенапряжения, Толстяк даже пару раз пощупал себя за сердце.
– Сэмми, прости мою несдержанность. Но ты тоже хорош: со своими манерами врываться без ордера, я вижу, ты тоже не распрощался. – Заюлил вокруг него Ледерман, вновь нечаянно – подчёркнуто нечаянно! – наступив на крестец второму халдею.
    Конечно, он всё это делал не нарочно, просто сегодня с утра у Ледермана было превосходное настроение и, он искал,  с кем бы этим позитивом поделиться.
– Эрни, что ты не встаешь, не встречаешь дорогих гостей? Какая чёрствость! – Прикрикнул он на Мането.
– Я – голый.
– Понятно, значит, эти подонки застали вас врасплох? Надеюсь, Луи, ты не упустил своего!
– Стэн, дай нам одеться и пусть Дороти уйдёт.
– Конечно! Девочкам это неинтересно. Сэмми, прикажи своим мальчикам очистить помещение. Нам ведь нужно с тобой посекретничать, Сэмми!
– Двери всё равно нет. – Фыркнул толстяк.
– С-э-э-эмми. – Укоризненно протянул Ледерман. – Странно, что ТЫ делаешь из этого проблему. Прикажи своим мопсам дверь ПРИСЛОНИТЬ, а они пусть постоят на воротах снаружи, тебе ведь не терпится со мной посекретничать.
    Толстяк кивком головы указал своим халдеям на дверь, а сам нагнулся, чтобы поднять упавший стул. Мрачно уточнил между делом:
– Ты в бильярдной Армагеддон устроил?
    Его наглая, высокомерная надменность вновь возвращались к нему.
– Дай даме одеться! – Потребовал Ледерман.
– С бильярдной это ты зря. Придётся оплатить издержки.
– Вставай к стенке, Сэмми! – Ещё требовательней потребовал Ледерман. – И не подсматривай!
– Смешно-то как. – Пробурчал Толстяк, отворачиваясь к стене.
    Ледерман тоже встал к стене, а потрёпанная группа поддержки Толстяка принялась пристраивать на место выломанную дверь. Тем временем обнажённая Дороти выскользнула из-под одеяла и начала торопливо одеваться. Вслед за ней за трусами потянулся Мането.
    Ледерман и Сэмми продолжали болтать, стоя лицом к стене, словно в ожидании расстрела.
– Значит, ты теперь осел в этом городке, Сэмми?
– Ледерман, хватит прикидываться клоуном, неужели я поверю, будто ты не знал, где я теперь служу?
– Скучно с тобой, Сэмми, все эти твои замашки легавые. Ты меня насквозь видишь! – Возмутился Ледерман.
– Кончай ребячиться, Ледерман.
– Кончай взрослячиться, Сэмми.
    Ледерман обернулся. Сэмми обернулся вслед за ним.
    Дороти почти закончила одеваться. Мането бросил нетерпеливый взгляд в её сторону и, подмигнув, тихо прошептал:
– Я позвоню, когда всё закончится.
– Я буду ждать! – Дороти схватила свой навороченный мобильник и торопливо метнулась к двери.
– Детка, так может, покажешь мне билет напоследок? – Упрямо буркнул Толстяк, когда Дороти попыталась проскользнуть мимо него.
– Я же тебя просил, не цепляйся к ней! – Одёрнул его Мането.
– Он в теме? – Обратился Толстяк к Ледерману, презрительно кивнув на Мането головой, как кивают на пустое место.
– Он в штате, работает со мной. – Подтвердил Ледерман.
– Романтичный парень. Раньше вы таких цуциков на работу не брали.
– Это он снаружи цуцик, а в душе – матёрый циник.
– Да-а-а? – Толстяк недоверчиво покосился на Мането. – А выглядит как полный цуцик.
    Мането заскрипел зубами, но сдержался.
    Халдеи Толстяка выпустили Дороти в коридор и, вновь прислонили дверь обратно, заняв свой пост изнутри. Видимо дисциплина в окружении Толстяка была поставлена на высочайшем уровне.
– Стэн, может, познакомишь меня с этим романтиком? Мне любые знакомства в вашем Комитете не помешают. – И Толстяк нагло ощерился, обнажив крепкие клыки плотоядного хищника, Мането даже показалось, что это улыбка акулы-людоеда.
– Ай, я же вас не представил! – Засуетился Ледерман. – Познакомьтесь! Это – Эрни, вообще-то его зовут Эрнесто Луи Мането, и он отпрыск одного аристократического рода, но для тебя, Сэмми, он счастлив быть, просто Эрни.
    Толстяк причмокнул, словно отведал деликатесное блюдо:
– Мането? Знаю эту семейку. Дедушка твой был писателем, неплохим, кстати писателем, а внучок, значит, подался в комитетчики?
– Прадедушка.
– Чиво?
– ПРАДЕДУШКА был писателем, а дедушка – полководцем.
    Ледерман невозмутимо продолжал отвешивать книксены:
– Эрни, познакомься, а это – Сэмми! Вообще-то его зовут Сэмюель Кристобаль Томпсон, но для тебя, он счастлив быть, просто Сэмми.
    Толстяк, осмотрев Мането с ног до головы, презрительно хмыкнул:
– Что дома не сиделось, сынок, на родовых харчах? У вас же поместье в горах: тучные тёлки, маслобойня, мельница, ручьёвая форель и ядрёные деревенские девки. Мечта идиота.
– Ненавижу дерёвню, – откровенно признался Мането.
– Поживешь с моё в городе, полюбишь дерёвню, – философски фыркнул Толстяк.
– И города ненавижу, – ещё более откровенно признался Мането.
– Я смотрю, ты оптимист, Красавчик.
– И оптимистов ненавижу, – пессимистично признался Мането.
– Луи не в настроении!  – Раскованно сообщил Ледерман.
    Мането тоже решил избавиться от излишней скованности и перейти на «ты»:
– Кстати, Сэмми, мне лицо твоё знакомо, обо мне ты знаешь почти всё, может, расскажешь о себе?
– Из меня плохой рассказчик.
– Стоп! Превосходный рассказчик из меня, пальчики оближете. – Ухватился за свежую идею Ледерман. – И знаю я тебя как облупленного, Сэмми, позволь ввести коллегу в курс дела?
– По-моему, ты сегодня чересчур разговорчивый.
– Когда я был молчуном, Сэмми? Представь, мне же все равно нужно будет удовлетворить интерес коллеги. Зачем это делать в твоё отсутствие? Наушничать! Сплетничать! Давай я в твоём присутствии изложу ему всё по порядку, а ты оценишь и где нужно поправишь. Как тебе моя идея, Сэмми?
– Сядь, не маячь перед глазами.
– Э-э нет, Сэмми! Я буду стоять. Приятно, когда я стою, а начальник городской полиции сидит.
– Затасканный каламбур, никогда не думал, что ты скатишься на такие банальности.
– Сэмми, как насчёт нашего уговора? Репортаж! Разоблачение! Уверяю, тебе это будет интересно послушать. Где ты ещё получишь такой шанс, узнать о том, что болтают за твоей спиной.
– Валяй, – милостиво согласился Сэмми, доставая из кармана толстую сигару и запихивая её себе в рот.
    Ледерман удовлетворённо хлопнул в ладоши и щёлкнул костяшками пальцев. Разулыбался, словно шпрехшталмейстер цирка в день премьеры.
– Итак, Красавчик Эрни, познакомься! С этим тираннозавром обязательно нужно познакомиться поближе и изучить его самым подробным образом! Если где-то в мире существует галерея сволочей и подонков, то Сэмюелю Кристобалю Томпсону следует отвести в этой экспозиции самое почетное, самое заслуженное место. Эрни, пристально вглядись в эти хищные, ненасытные, безжалостные глаза, в них таится великое коварство. Это снаружи он выглядит так цинично, а в душе – отъявленный романтик….
– Стэн, прости, что твой фонтан перебиваю, забыл спросить, как здоровье Носорога? – Толстяк поёрзал на стуле, будто у него что-то запершило в заднем проходе.
– Замечательно! Годы, естественно, берут своё, но в целом, всё прекрасно.
– Молись на него, Стэн, если бы не Носорог, не выводил бы ты у меня сейчас такие серенады.
    Толстяк по-прежнему оставался невозмутим и высокомерно спокоен, очевидно, от всех жизненных передряг его спасала толстая, пуленепробиваемая кожа.
– Я знаю, Сэмми, и отдаю себе в этом отчёт. Я могу продолжать?
– Валяй, только не надрывайся так громко, всё-таки здесь мои подчинённые.
    Ледерман приложил палец к губам и заговорил таинственным полушёпотом:
– Итак, Эрни! В душе, Сэмми – отъявленный романтик, ибо только псих и романтик, может нанести такой вред обществу и, не побоюсь этого обвинения, всей стране в целом. Свою карьеру Сэмми начинал с должности обычного патрульного в одном из административных округов Столицы. Тогда он ещё не был таким толстым и таким наглым, и тогда он сидел тихо, поджав хвост, потому что у него не было связей СРЕДИ СЕБЕ ПОДОБНЫХ. В перспективе маячила обычная рутинная карьера: две звезды до пенсии, еще одна звезда на пенсии, собственно, нищенская пенсия и потом полное забвение. Так оно и случилось бы, если бы в том округе, где Сэмми был патрульным, не начинал своё восхождение на политический Олимп наш непорочный, законноизбранный Президент….
– Стэн…. – Неуверенно вклинился Толстяк, словно захотел исправить какую-то досадную ошибку.
– Что, Сэмми? – Тоном опытной, дорогостоящей медсестры откликнулся Ледерман.
– Насчёт Президента, не делай непоправимых ошибок. За флажки не выходи. Даже Носорог потом не поможет. Договорились?
– Разумеется, можно продолжать?
– А этот? – Толстяк вновь кивнул на Мането, как на пустое место. – Он точно в теме?
– Сэмми, разве я стал бы обманывать, всё в порядке, он – наш. Могу я продолжать?
– Валяй.
    Ледерман расцвёл хлебосольной улыбкой:
– Итак, когда Сэмми обзавёлся необходимыми связями, всё моментально изменилось. Мир остался прежним, изменился Сэмми. Теперь у него была кличка – Сарделька Буль, потому что Сэмми растолстел и теперь он, заняв пост главы отдела по борьбе с распространением наркотиков, крышевал, собственно, распространение этих наркотиков во всей Столице. Бабло текло неудержной рекой! Когда Сарделька Буль занимал этот пост, ситуация с юношеской и подростковой наркоманией перехлестнула через край. В столицу валили порошок товарными составами и безбоязненно выгружали в терминалах городского вокзала. Дело дошло до того, что дурь распространяли в школах учителЯ физкультуры, а на кислотных дискотеках дозу выдавали вместе с входным билетом. Сэмми контролировал весь сбыт, всю цепочку и едва не дошёл до того, чтобы наладить его через аптеки. Торчало процентов восемьдесят подростков. И никто не вмешивался! До восемнадцати лет не доживал каждый третий! Передоз! Так и умирали, с раскумаренной, счастливой улыбкой на устах. Некого стало призывать в армию, некого брать на работу! Нация вымирала и деградировала!..
– Ледерман, тебе не кажется, что тебя зашкаливает? 
    Даже, несмотря на то, что у Сэмми  была слишком толстая кожа….
    Верхняя губа толстяка невротично дёрнулась. Глаза сузились в злые полоски.
    Ледерман проигнорировал. И теперь улыбка Ледермана стала жутковатой:
– А бабло текло неудержной рекой! И этим баблом Сарделька Буль делился со значимыми людьми, Сарделька был вхож даже в президентскую администрацию! И именно поэтому бабло продолжало течь безудержной рекой! Целые полосы свеженарезанных участков на столичных кладбищах были отведены под захоронения юных наркоманов. Беда не обошла никого! Практически ни одну семью! Подростковая проституция за дозу, двенадцатилетние девочки к услугам престарелых педофилов, юные педики, еще сопливые наркоманы – вовлечённые в уличную преступность. В богатых кварталах вообще не осталось здоровых, полноценных детей. Богатенькие детки торчали поголовно!..
– Ты в это веришь? – Обратился Толстяк к Мането. – Посмотри, он же не в себе.
    Потрясённый Мането не отводил глаз от Ледермана. От его жуткой усмешки.
– Посмотри на этого монстра и запомни его! – В свою очередь воззвал к Мането Ледерман. – И если есть на белом свете воплощение Зла, то вот оно, перед тобой. Познакомься! Перед тобой сидит Воплощение Вселенского Зла – Сэмюэль Кристобаль Томпсон, по прозвищу Сарделька Буль!
– Кончай ребячиться, Ледерман!
– Но самое интересное, Эрни! Вообрази, Сэмми – национальный герой! Когда обстановка с подростковой наркоманией стала попросту катастрофической и когда даже наши либерастические правители забили тревогу, Сэмми было приказано покончить с этим в кратчайшие сроки. И что же сделал, Сэмми? Правильно! Сэмми просто прекратил поставки, а поскольку Сэмми и был монопольным поставщиком всей дури (ну кто ещё сможет конкурировать с начальником городской полиции?), то и ситуация буквально за год кардинально улучшилась. И Сэмми стал героем! Познакомься ещё раз, Эрни, ибо с этим глумливым перевёртышем приходится знакомиться каждый раз по-новому. Сэмми – кавалер Рубинового Креста! Сэмми получил за свой гуманитарный подвиг Рубиновый Крест из рук Президента! У меня тоже есть Рубиновый Крест, и я тоже получал его из рук Президента. На церемонии вручения Президент брал меня за брыли и целовал крест-накрест. Луи, эти поцелуи жгут мне щёки до сих пор! Сэмми, помнишь, как мы целовались с Президентом?! Я потом, когда в журнале читал этот комикс, чуть слезу не пустил от умиления: Сарделька Буль и я, – Стэнли Макс Ледерман, – ничем не запятнавший своего честного имени! – мы оба кавалеры этой рыгальки. Виват Республике! Виват Президенту!
– Стэнли, я же просил, не упоминай всуе, тебя уже выперли с работы из одного Комитета.
– Ты думаешь это всё, Эрни?! Не тут-то было, с этого места открываются самые головокружительные подробности. Сарделька Буль, окрылённый этим успехом, решил заделаться столичным мэром….
– Мне некогда! – Толстяк бесцеремонно поднялся со стула.
    Сарделька Буль был таким грузным и таким тяжёлым, что, будто бы невольно задев Ледермана, заставил того ощутимо покачнуться:
– Стэн, ты становишься чересчур многословным, а это первый признак надвигающейся старости, ты накосячил в бильярдной, реши этот вопрос, это всё, что мне нужно от тебя.
– А чего ты так печёшься об этой бильярдной? Ты там тоже шары катаешь?
– Не суй нос не в своё дело, я тебя попросил, утряси вопрос, иначе я буду вынужден разозлиться, Между прочим, я слыхал, что у Носорога проблемы с почкой, говорят, недолго ему осталось.
– Деза! Рассчитана на таких как ты. – Бодро отрезал Ледерман.
    Мането невольно потянулся к ним навстречу, поскольку последние свои слова Толстяк произнёс едва различимо.
    Сэмми перехватил заинтригованный взгляд Мането и на мгновение осёкся.
– Он точно ваш? – Вновь презрительно покосился Толстяк на Мането.
– Прекрати, Сэмми, ты стал таким недоверчивым. Это первый признак надвигающейся старости.
– Передай привет Носорогу и пожелай ему здоровья от меня, если бы не он, ты бы у меня сейчас таким соловьём не распевался. Впрочем, почка дело серьёзное, поживём-увидим.
    Ледерман нисколько не опечалился и бодро откликнулся:
– Все мы смертны, Сэмми, ты сам давно врачу показывался? У меня есть один хороший специалист, практикующий патологоанатом, у него такая чистота в прозекторской. Составлю протекцию.
    Толстяк раздосадовано засопел и взял небольшую паузу.
– Ну и болтун ты, Ледерман.
– Сэмми, ты так внезапно уходишь, что я толком и не разболтался.
– Прости, мне этот фарс надоел, продай билеты на него кому-нибудь другому, и реши вопрос с бильярдной, даю срок до завтрашнего утра.
    Сарделька Буль сделал несколько тяжёлых шагов в направлении дверного проёма. Ледерман молча отступил в сторону, чтобы не преграждать ему путь и уже в спину Толстяку бросил:
– Послушай, Сэмми, ты же знаешь, я никогда от тебя не отстану.
– Знаю, но у меня предчувствие, что в этом Городе недолго ты  мне будешь докучать.
    И подойдя к двери, Сарделька Буль с такой силой врезал по ней ногой, что филёнка нелепо кувыркаясь, вылетела в коридор, сыграла от стены и, ещё несколько раз брякнув напоследок, грохнулась на ковровое покрытие.
    Этот выход силы произвёл на всех собравшихся впечатление.
    Его халдеи едва успели отскочить врассыпную, чтобы вновь не схлопотать этой дверью по мозгам. 


…………


    После того, как улеглась вся эта неразбериха.
    Когда остыли страсти и устаканились эмоции.
    Когда наступила тишина.
    Тишина в гостиничных коридорах, которая вызывала некоторую настороженность и вполне уместное беспокойство по поводу всего происходящего.
    Почему так неестественно тихо? Где постояльцы этого отеля? Где они?!
    Ау, где вы, люди?

    В баре также было подозрительно тихо и безлюдно. Мането настороженно окинул взглядом просторное пустое помещение. Функционально бар был рассчитан на довольно большое количество посетителей и пустовал он явно вопреки замыслам проектировщиков.
– Почему у тебя в номере отключен телефон? – Требовательно поинтересовался Ледерман.
– Какая-то сумасшедшая звонила вчера всю ночь, вырубил его, чтобы не доставала. Мог бы дозвониться до меня по сотовому, если у тебя что-то срочное.
    Ледерман сидел в позе Наполеона, только вот ноги вместо барабана он сложил на соседний стул. На лице его господствовало выражение такой глубокой задумчивости и отрешённости, словно сейчас ему предстояло главное сражение в жизни.
    Минимум Ватерлоо.
    Его пальцы выбивали неврастеническую дробь на столешнице.
– Как? Прошла? Ночь? – Полюбопытствовал он.
    Думал сейчас Ледерман явно не об этом.
    Мането посмотрел на его отрешённое лицо и решил, что не будет отвечать на этот вопрос: Ледерман явно отсутствовал, а может быть уже и забыл про свой интерес.
    Мането осмотрелся по сторонам.  В голову вновь полезли всякие вопросы:
    В этом баре хоть изредка бывают посетители? На чём это заведение делает кассу? А ведь гостиница заселена почти полностью. Где эти люди перекусывают и пьют кофе? И как у них получается не попадаться Мането на глаза? Где они проводят время?
– Луи, я спросил, как прошла ночь? – Вяло повторился Ледерман, продолжая по-прежнему парить в своих высоких, отвлечённых думах.
    Судя по всему, Ледерман немного нервничал, поскольку он начал в тот момент грызть ноготь указательного пальца
– Выспаться мне не удалось, – Мането решил быть уклончивым.
– Своё получил?
– Стэн, мне обязательно на эту тему откровенничать?
    Ледерман перестал грызть ноготь. Вполне осмысленно сфокусировался на Мането:
– Нет, но если тебе в тягость на словах, я могу потребовать письменный отчёт, не забывай, что ты на работе.
– Тогда это будет роман в пятьсот страниц. Осилишь?
– Порнороманы читаются легко.
– Стэн, завязывай хамить!
– Луи, намекни коротко, и мы закрываем тему: она мечта поэта или нет?
    Ледерман снова начал грызть ноготь.
    Мането уклончиво повёл плечами:
– Мне трудно судить, я не поэт.
– Тогда давай как прозаик. О пристрастиях. Анал? Орал? Вагинал?
– Стэн, ты зря таким тоном, она этого не заслуживает.
– Надеюсь, ты с ней не скучал?
– Не скрою, время пролетело незаметно.
    Ледерман снова перестал грызть.
    Уставился на Мането. Сделал серьёзное лицо.
– Поработал гениталями?
– Ш-што?
– Я требую отчёта, Луи, ты – на работе.
– Ничего не понимаю, я что должен отчитываться о своей интимной жизни?
– Нет, ты должен отчитаться о работе гениталиями.
    Мането непонимающе уставился на Ледермана.
    Невозмутимый Ледерман с интересом грыз ноготь на среднем пальце.
– ХАрАшо, Стэн. – НехАрАшо предупредил Мането. – Послушай и проникнись, буду с тобой предельно откровенен. У меня в жизни никогда не было такой чувственной девочки. Учти, некоторый опыт у меня имеется. Но это не идёт ни в какое сравнение, она – дитя природы, цветок на асфальте, поэма утончённого порока, сонет вожделения и это всё не на уровне гениталий, бери выше, Стэн. Гораздо выше!..
    Ледерман вытаращился на окрылённого Мането и перестал грызть.
– …. Это какая-то невероятно высокая культура секса. Физическая близость с ней – апогей чего-то утонченного и возвышенного. Женщина, которая может доставить наслаждение и получить его сама. Она – космическая женщина, она женщина в космическом понимании этого слова. Она – источник силы и здоровья. Энергии! Она может себя отдать и может поделиться этой женской целительной силой с мужчиной, а без этой силы мужчина никогда не будет мужчиной….
– А говорил, что не поэт, – пробурчал Ледерман.
– Я – не поэт! Прадедушка мой был поэт, потому и кончил плохо.
– Ну ты-то кончил хорошо?
– Стэн, прекрати хамить!
– Прости, Луи, это от зависти, ты, кстати, не забудь установку двери оплатить, я уже на рецепции договорился.
– А почему Я за дверь должен платить? Вышибал-то её ТЫ!
– А сношал ты! Луи, я тебя спасал, пока ты растлению малолеток предавался.
– Я не уверен, что у меня хватит денег на новую дверь.
– А кстати, денег? Денег она утром не попросила?
– Ш-што?
– ДЕНЕГ…. – Ледерман выразительно пошуршал пальчиками. – ЗА ЭТО…. – Ледерман непристойным жестом показал за что, собственно. – НЕ ПОПРОСИЛА?
– Она не проститутка, Стэн.
– Вот это странно больше всего, все бабы – проститутки и все за это просят денег.
– Стэн, ты – подонок.
– Сам подонок, если не заплатил.
    И Ледерман вновь начал затравленно грызть, теперь он переключился на кутикулы.
    Мането обречённо вздохнул и перестал пялиться на эту грызню, Ледерман иногда себе такое позволяет.
    Комментарии исчерпаны.
– Ты кофе мне заказал? – Мането поёрзал на стуле, вращая головой.
– Нет, не заказал.
    Мането только успел об этом подумать. Только успел осмотреться по сторонам в поисках. Как  периферическим зрением сразу же заметил внезапно возникшую из ниоткуда официантку. Словно по мановению палочки волшебной!
– Что-нибудь желаете? – Ангельским голоском поинтересовалась девушка.
    Это было уже из другой оперы. И это  была другая официантка, незнакомая.
    Такая же непостижимо красивая, фигуристая, сексапильная, с яркими глазами и лучезарной улыбкой на лице. Впрочем, к такому обилию голливудских красоток в этой дыре Мането с некоторых пор относился с опаской и потому он постарался на неё не пялиться. Воздержался. От искушения.
– Принесите мне кофе. Пожалуйста. – Мането специально уставился прямо перед собой, чтоб не встретиться с ней глазами.
– Ваш любимый моккачино?
– А откуда вы знаете, что он мой любимый?..
    …. И Мането, забыв о предосторожностях, вздёрнул на неё голову. Их глаза встретились….
    И снова это были какие-то невероятно яркие, выразительные, словно сияющие изнутри глаза фиалкового цвета. Широко распахнутые и, взирающие на мир с осмысленным интересом. Нафантазированная внешность Доброй Принцессы из мультфильмов Уолта Диснея. Богатые, ухоженные волосы, кожа со здоровым матовым отливом. И девушка с такой внешностью подаёт спиртное в баре!
     ЕЙ БЫ В КИНО ИЛИ НА ПОДИУМ!
– Мне сообщила об этом моя сменщица, – вновь улыбнулась Принцесса.
– Простите, девушка, а-а-а-а-а-а…. – Мането парализовано замычал, будто окончательно сбился с мысли.
– Что вас заинтересовало? – Наклонилась к нему Принцесса.
    Мането впялился на её выдающуюся грудь. И вновь это была какая-то невероятно привлекательная, аппетитная грудь. Идеально правильной формы. После того как официантка наклонилась, вид на эти прелести открывался сногсшибательный.
    Мането непроизвольно облизнулся.
– Не увлекайся, Луи, – буркнул Ледерман.
    Ледерман вновь перестал грызть. С кутикулами было покончено.
– Нет-нет. – Забормотал Мането и махнул рукой, будто отгоняя нечто назойливое. – Принесите кофе, сейчас не время.
– Понравилась крошка? – Подмигнул ему Ледерман, провожая взглядом удаляющуюся официантку.
    Ледерман придирчиво осмотрел свои пальчики после маникюра на скорую руку, и грызть перестал окончательно. С сожалением облизнулся и сглотнул слюну.
    Мането заторможено покачал головой
    Ни слова о крошках! Больше ни слова о крошках. Иначе эти бабы сведут с ума!
    Мането захотел сменить тему. Он даже позу поменял ради этого. Гордо выпрямился и посмотрел в лицо предстоящим трудностям.
– Стэн, сейчас половина двенадцатого, – Мането выразительно посмотрел на свои навороченные «Ситизен».
    Ледерман промолчал.
    Мането выпрямился ещё более гордо:
– Меня к этому времени начинает мучить совесть, если я не принёс никакой пользы обществу.
    Ледерман непонимающе воззрился на гордого Мането и хмыкнул:
– Успокойся, обществу на твои муки насрать.
– Я не шучу, Стэн, аквабильярд вчера, визит этого Минотавра сегодня, если отныне скандал входит в мои профессиональные обязанности, тогда может, хотя бы ознакомишь меня с расписанием скандалов?
– Луи, тебе нечем заняться? Тогда навести русского, во второй половине дня.
– А в первой половине?
– А в первой половине попытайся проникнуть на завод, меня интересует, что там творится?
– Каким образом это сделать?
– Меня не касается, импровизируй, это – твоя работа.
– Что ещё?
– И продолжай трахать Беатрис.
– ЕЁ ЗОВУТ ДОРОТИ!
– Прости, Красавчик, но мне плевать с кем ты трахаешься.
    Мането почувствовал, что стервенеет. Последний пассаж прозвучал вызывающе как никогда, Ледерман умел выводить из себя. И Мането уже был готов к тому, чтобы ввернуть в ответ какую-нибудь АСОБЕННО обидную колкость, но сдержался, поскольку за его спиной вновь нарисовалась прелестная официантка с подносом. И стала молча расставлять на столе чашки с кофе.
    Как только она исчезла, Мането изобразил милую улыбку:
– Стэн, за что ты меня не любишь?
– Эрни, я, положим, вообще всех людей не люблю, поголовно, как вредное явление природы, впрочем, и они платят мне тем же, так что мы – квиты.
    Видимо сегодня Ледерман был в прекрасном расположении духа.
– За что, конкретно, ты не любишь меня?
– Луи, зачем ты начинаешь горячиться?
– Я – СПОКОЕН!
– А выглядишь возбуждённым.
– СТЭН! ЗА ЧТО? КОНКРЕТНО? ТЫ НЕ ЛЮБИШЬ? МЕНЯ?
    Ледерман натружено вздохнул и сделал кислую мину:
– ЛУИ. ТЕБЯ. КОНКРЕТНО. Я НЕ ЛЮБЛЮ ЗА ТО. ЧТО ТЫ – ПИЖОН И ЧИСТОПЛЮЙ. За то, что тебе бабы дают, за то, что у тебя деньги есть, за часы твои навороченные, за вид твой киношный. Я тебе завидую, Луи, и не понимаю тебя, и вот за то, что не понимаю, не люблю больше всего.
– Н-не понял, – действительно ничего не понял Мането.
– Луи, дружище, ну на фиг ты полез делать эту работу? Зачем такой кинозвезде как ты нужна эта грязь? Тебе нравиться месить дерьмо? Вундербой, шёл бы ты в актёры или в телеведущие, у тебя и внешность подходящая и происхождение. Ну какой из тебя Комитетчик? Не понимаю! Ты же из другого теста, с другой начинкой, у таких как ты весь мир в ногах валяется!
– Стэн, я уже пытался тебе объяснять, если клан Мането – элита и желает элитой оставаться, то нам необходимо быть на переднем крае. Элита вырождается, потому что её губит кастовый принцип, принцип клана Мането прост – каждый третий младенец лишается всех родовых привилегий, передаётся на воспитание государству и он должен сделать карьеру самостоятельно. С нуля! Никто не должен тащить его за уши и оказывать ему поддержку, только так мы сохраним в себе признаки элиты. Я – изгой в роду Мането, я лишён права наследства, собственность клана мне не принадлежит, юридическая неприкосновенность на меня не распространяется и даже в армию меня можно призывать в рядовой состав….
– Красавчик, с твоей внешностью нужно быть брачным аферистом, охотиться на стареющих богатых американок, ищущих утешения на пляжах Ривьеры….
– …. Мы не несем ответственность за всю олигархию и аристократию, мы – Мането, готовы отвечать, прежде всего, только за себя! Наши предки всегда служили Отечеству, мы приняли участие во всех завоевательных походах, во всех революциях, во всех Отечественных войнах, половина всех Мането полегла на полях сражений, наше исконное поприще – служение государству. Армия, политика, спецслужбы, искусство – исконный род занятий Мането. Мы были элитой и, останемся ею, и мы не допустим вырождения. Мы считаем своей обязанностью делить все тяготы и лишения со своим народом. Мы будем сутью и солью этой земли. Мы брали, и будем брать в свой род невест из простолюдинок, только потому, что нам нужна свежая, сильная  кровь….
    Ледерман всплеснул ладонями и вздорно хихикнул:
– Браво, Луи! Дворовых девок на племЯ, классно придумали!
– Что тебя развеселило? Ты ведёшь себя как плебей.
– А я и есть плебей! Я, как ты, не живу в пентхаузе с видом на набережную, не езжу на спортивном «Сатурне», не ношу часов за десять штук и не рассуждаю о великой судьбе. Прости, Эрни, но не похож ты на жертву родового проклятия, ты своим никогда не был и никогда им не станешь. Суть и соль!  – Ледерман прыснул в ладошку. – Умора, бля! Луи, зря пытаешься косить под плебея, не идёт тебе амплуа плебейское, да и не стоит плебеям уподобляться.
– Наверное, тебе доставляет удовольствие мной помыкать?
– Иногда по кайфу.
    Мането решил обострить всё до крайности:
– Минутку, Стэн, ты всё перечислил, за что меня не любишь?
– Минутку, Луи, я ещё не перечислил, за что тебя ЛЮБЛЮ. А люблю я тебя только за одно, Красавчик. Ты – аристократ. И потому умоляю, оставайся аристократом, не коси под плебея. Поскольку плебеи, Луи, достали, вот, где сидят! – Ледерман рубанул по горлу. – Хочу иметь дело с аристократом!
– Ледерман…. – Мането забуксовал. – По-моему тебе просто скуШно…. – Мането забуксовал ещё больше. – Потрепаться не с кем! – Мането совсем увяз.
– Ты сам под это подставился, не хочешь зажираться, значит терпи мой дурной нрав и мои выкрутасы. Я из тебя сделаю Комитетчика. Ты мне ещё спасибо за это скажешь. Сколько щас времени?
– Без двадцати двенадцать.
    Ледерман зашевелился.
– Я сейчас ухожу, нанесу визит вежливости в бильярдную, всё-таки это форменная уголовщина и нужно решать проблему полюбовно.
– Ты что, собираешься идти туда один?
– Брось, Луи, от нас ждут компенсации, глупо мочить платежеспособного должника, ты с дверью, не забудь рассчитаться.
– Мне, следовательно, в твоё отсутствие навестить русского?
– Да не надо никого навещать, иди, позавтракай и отоспись, займись заводом – этого пока достаточно.
– Я уже ничего не понимаю, я изначально ничего не понимал, а сейчас мне вообще начинает казаться, что я в театре абсурда.
– Уймись, Красавчик, скоро ты поймёшь, что в череде случайностей всё далеко не случайно.
– Што? – Насторожился Мането. – И ты туда же?
    Ледерман раздражённо шлёпнул по столу ладонью:
– Хватит штокать, Луи! В этом Городе нет условностей. И нет случайностей. Нет предрассудков. НЕТ ЗАКОНОМЕРНОСТЕЙ! И НЕТ ЗАКОНОВ! НЕТ ПРАВИЛ И НЕТ ПРИНЦИПОВ! Пока просто смирись с этим. И не задавай вопросов.
– Как это понимать, Стэн?
– Как понимать? – Ледерман шумно втянул воздух.
    Ледерман неожиданно встал во весь рост и громко гаркнул на весь зал:
– ДЕВУШКА, СЧЁТ, ПОЖАЛУЙСТА!
    Как только своей грациозной походкой эта писаная красавица приблизилась к ним, Ледерман вальяжно уселся на место, положил нога на ногу и самоуверенно поинтересовался:
– Вы принимаете к оплате лемурийские динары?
    Мането с подозрением покосился на Ледермана:
    «Лемурийские динары? Почему не тьмутараканские гривны?»
– Мы принимаем к оплате любую валюту,– вышколено улыбнулась официантка.
– Прекрасно! – Ледерман потянулся за салфеткой, импозантно вытащил из кармана авторучку и перед тем как написать, уточнил. – У вас с тысячной найдётся сдача?
– Простите, мне нужно уточнить курс, – немного расстроилась официантка.
– Не нужно ничего уточнять, один к одному меня устроит.
    Ледерман быстро нацарапал на салфетке:




   
    С ПОЛНОЙ ВЕРСИЕЙ В ЭЛЕКТРОННОМ ВИДЕ МОЖЕТЕ ОЗНАКОМИТЬСЯ НА ЛИТЕРАТУРНОМ ПОРТАЛЕ "НАПИСАНО ПЕРОМ" - О. НОВИКОВ.   "КВАНТУМ ЭГО".




    КРОМЕ ТОГО:



    ДАННОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ ОПУБЛИКОВАНО НА БУМАЖНОМ НОСИТЕЛЕ,
    ПО ВОПРОСАМ ПРИОБРЕТЕНИЯ ОБРАЩАЙТЕСЬ К АВТОРУ ИЛИ ИЩИТЕ В
    КНИЖНЫХ МАГАЗИНАХ.