Город, квартира, пятый этаж, воскресный вечер, телевизор, ужасы вместо ужина, бессонница, перемежаемая философскими изысками.
Ночь, перо, бумага, скрип души на белом полотне, переходящий в стон.
Очень низко и глубоко звиняюсь за откровенную бабофобию и критику наступающего на нас, мэнов, матриархата, но очень хочется напоследок посучить ножками и всем, что еще сучится и можется.
Я это видел своими родными глазами! Прямо на заплеванном экране ящика! Они наступают на нас!
Тут же встает исконно русский вопрос: «Что с ЭТИМ делать?».
Поясню. Он, ящик, сказал, что всем мужикам осталось жить всего сто лет. Нет, я не против столько жить, я против, что всем.
Поясню. Он сказал, что через сто лет останутся только женские особи в образе и подобии человека, супротив божьего указа от… не помню какого числа, но было.
Не помог даже выпитый штоф «зубровки», залакированный забродившим яблочным соком. От увиденного, перемешанного с выпитым, образовалась действительность, ласкающая горло нежными образами постпохмельного синдрома.
К утру из мутных мыслей сформировался чистый кристалл плана действий.
Надо абстрагироваться от прошлого, поверить в грубую реальность и вглядеться в туманно-слякотную будущность.
После щекотного душа направился в спальню. Она лежала, раскинувшись на покрывале, беленькая, мягкая и шелковистая на ощупь. Рука ощутила приятное тепло, как обещание окутать и обогреть, одарить лаской любовного прикосновения. Невольно захотелось быстрее ощутить ее всем телом и наслаждаться золотыми грезами сближения и скольжения по голой плоти.
Я приподнял только что отглаженную супругой Анютой рубашку за ворот и накинул на млеющее от благодарных чувств тело.
Нет, главным в нашей семье, конечно, был и останусь я, несмотря на огромную разницу в зарплате. Как говорится, кто на что учился. Я вот, на сторожа в магазине технической книги, а моя любимая жена – на директора фабрики. Не знаю, что они там производят, главное, чтобы в доме был уют и порядок. За этим я строго слежу.
Вот сейчас, если она еще не убежала на работу, и начну. Где она может быть? На балконе? Нет.
Надо проверить в столовой. Так и есть. Лежит на столе готовенькая, тепленькая, ждет меня. И так каждое утро. Здесь главное – не спешить. В утолении желаний важнее процесс, как пишут китайцы в своих книгах любви.
Я наклонился, нежно раздвинул ноги и приблизил лицо к лону, покрытому блестящими капельками. Запах вызвал щемящие колики в животе. Захотелось с головой погрузится в эту манящую таинственную глубину, обещающую неземное наслаждение. Не удержался и начал слизывать соленые капли, погружаясь языком все глубже и глубже внутрь зовущей плоти. Я упивался вкусом вытекающего изнутри прозрачного сока, наслаждался нежным фруктовым ароматом.
Для начала откусил мягкую гузку в форме сердечка. Это моя самая любимая часть у курочки, фаршированной гречневой кашей с яблоками. Потом отломил окорочек и впился зубами в сочную плоть.
Вот за что я люблю мою Анюту, так это за ее кулинарные изыски, за ее умение обычную сосиску превратить в эротичное блюдо. А какие она недавно тортики воздушные соорудила в виде двух белоснежных холмов с вишенкой наверху. Я эту вишенку с корнем вырвал и проглотил не глядя, такое томление души было от миражного совершенства обозрения женских прелестей.
Умиротворив тело вторым окорочком и яблочной кашкой, понял, что сытое тело полностью меняет философский настрой головы.
Это я о наступающем на нас, мэнов, матриархате. Может, это и не так уж плохо, что женщины захватят мужскую власть с потрохами? Не зря же моя мудрая бабушка говорила, что для мужа самое уютное местечко под каблуком жены?
А что? Отдам я ей свой маршальский жезл хоть завтра. Да что - завтра? Вот вернется Анютка с работы вечером, схожу в душ и отдам. Прямо в руки. Так и скажу: «Отдаю тебе, моя любовь, самое дорогое, что у меня есть. Пользуйся на здоровье, весь в твоем распоряжении! На всю ночь, так как на работу я теперь ходить не буду».
Да, так и скажу! Ну его, этот патриархат. Мы не гордые, проживем при любой власти. И под ней тоже.