Р. Киплинг.
Корабль, который нашел себя.
Это было его первое путешествие. И, хотя он был лишь грузовым кораблем водоизмещением 2500 тонн, но лучшим кораблем в своем классе. Он являл собой результат сорокалетних экспериментов и постоянных улучшений в корпусе и механизмах. Дизайнеры и владельцы вложили в него столько же средств, как если бы он был, например, «Лучанией».
Каждый может построить круизный лайнер и даже покроет понесенные затраты, если вложит достаточно денег в бар и оборудование для ванных комнат, в комфортные каюты, и тому подобное. Но в наши дни, когда на рынке высока конкуренция, а цены на перевозки низки, каждый квадратный дюйм грузового судна должен стоить как можно дешевле, оно должно быть вместительным и обладать стабильной скоростью.
Корабль был 72 метра в длину и 10 в ширину, оборудован устройствами для перевозки крупного скота на главной палубе и овец на верхней. Главная его «изюминка» состояла в количестве груза, которое можно было перевезти в трюмах. Судовладельцы (одна очень известная шотландская фирма) прибыли с севера, где он был построен, освящен и спущен на воду, в Ливерпуль. В Ливерпуле корабль принял груз до Нью-Йорка. Дочь владельца, мисс Фрейзер, ходила взад и вперед по чистым палубам, любуясь новой краской, латунными деталями, дремлющими лебедками и, в особенности, сильным прямым носом, о который она разбила бутылку шампанского, когда называла корабль «Димбула».
Был прекрасный сентябрьский день и корабль во всей своей новизне – свинцового цвета с красной трубой – выглядел настоящим красавцем. Его флаг развевался на ветру, а гудок время от времени отвечал на приветствия судов, которые видели, что он - еще новичок в Тесном Открытом Море и спешили его поприветствовать.
-Сейчас, - радостно сказала капитану мисс Фрейзер, - это настоящий корабль! Правда? Кажется, лишь вчера отец заказал его. А сейчас… а сейчас… Ну, не прекрасен ли он?!
Мисс Фрейзер была горда за фирму и говорила так, как словно она - ее главный акционер.
-О, да. Корабль не плох, - осторожно заметил шкипер. – Но я скажу Вам то, что является более важным, чем даже его освящение. По своей сути, мисс Фрейзер, корабль пока лишь набор железок, пластин, заклепок, которым придали нужную форму. Он еще должен найти себя…
-Я думаю, отец скажет, что судно сделано исключительно хорошо…
-Да, конечно, - усмехнулся шкипер, - Это судьба корабля, мисс Фрейзер. Он здесь. Весь, без остатка. Но его части еще не научились работать слаженно, у них еще не было для этого возможности.
-Машины работают превосходно, насколько я могу слышать…
-Да, без сомнения. Но в корабле есть нечто большее, чем машины. Каждый его дюйм, поймите, должен стать достойным того, чтобы работать вместе со своими соседями. Мы называем это термином «притереться»
-И как вы сделаете это?
-Мы можем лишь управлять кораблем и направлять его. Но, если в плавании нам посчастливится попасть в шторм, то он сам все поймет. Душой. Судно, Вы увидите это, мисс Фрейзер, является чем-то большим, чем просто полым твердым телом, запаянным с обоих концов. Это крайне сложная структура противодействующих сил; детали должны взаимодействовать между собой в соответствии с индивидуальными коэффициентами эластичности.
Буганан, главный инженер, подошел к ним.
-Я говорил мисс Фрейзер, что наша маленькая «Димбула» должна стать более послушной. И ничто, кроме шторма, не обеспечит нам этого. Как ваши механизмы, Бак?
-Достаточно хорошо. Точно по инструкции. Пока без неожиданностей.
Он повернулся к девушке.
-Запомните мои слова, мисс Фрейзер. Может быть, Вы их поймете позже. Даже после того, как корабль освятила такая прелестная девушка, как Вы, он остается не более, чем кораблем под ногами людей, строивших его.
-Я говорил то же самое, Буганан, - перебил шкипер.
-Ваши слова - более метафизические, чем я могу понять, - рассмеялась мисс Фрейзер.
-Почему же? Вы – настоящая шотландка. И, зная Вашего дедушку со стороны отца, Дамфри, - скажу, что Вы обладаете безусловными способностями к метафизике, мисс Фрейзер. Таким образом Вы поймете и «Димбулу» - сказал инженер.
-Ну, хорошо. Вернемся к нашим мутным водам. Заработаем для мисс Фрейзер немного денег. Не хотите ли пройти в мою каюту на чашку чая? – сказал шкипер, - Ночью мы будем в доках. Во время пути до Глазго, Вы можете думать о нас, спускающих корабль на воду и направляющих его – ради Вас.
В следующие несколько дней на «Димбулу» загрузили 4 тысяч тонн груза, и корабль вышел из Ливерпуля. Лишь только он столкнулся с волнением на открытой воде, так сразу начал разговаривать. Если путешествуя на пароходе приложить ухо к стене каюты, то можно услышать сотни разных звуков, доносящихся со всех сторон: вибрация и жужжание, шепот и треск, бульканье и всхлипывания, шум и срежет, похожий на звуки из телефонной трубке во время грозы. Деревянный корабль визжит, рычит и хрюкает; железный – пульсирует и трепещет сотнями стальных шпангоутов и тысячами заклепок. «Димбула» была сделана качественно; каждая ее деталь имела имя - букву, или цифру, или и то, и другое вместе. Каждая ее деталь была прибита, прикована, прикручена или приштампована к другим деталям человеком и жила в грохоте и треске дока месяцы. Поэтому имела свой собственный голос, который в точности соответствовал количеству усилий, затраченных на нее. Литые детали, как правило, говорили мало; кованые или изготовленные из мягкой стали пластины, а также шпангоуты и балки, которые были более изогнутыми и приваренными или прикованными друг к другу, говорили непрерывно. Их разговор, конечно, был намного тише, чем наш, человеческий, потому что они, связанные друг с другом, находились в полной темноте и не могли узнать ни того, что происходит с ними рядом, ни того, что произойдет потом.
Как только побережье Ирландии скрылось из виду, угрюмая серая волна Атлантики перекатилась через прямой нос корабля и опустилась на ворот, поднимавший якорь. В тот день и ворот, и устройство им управляющее, были покрашены зеленой и красной красками; кроме них, никто не хотел бы окунуться в морскую воду.
-Не делай так больше, – пробормотал Ворот сквозь зубы шестеренок, - Привет! Куда делся напарник?
Волна плюхнулась за борт с бульканьем и фырканьем.
-Много дальше, чем место, откуда она пришла, - сказала другая Волна, проходя через Ворот и поверх него.
-Ты можешь успокоиться? - возмутилась поперечная балка-бимс, - к которой был прикреплен Ворот, - Что случилось с тобой? На минуту твой вес удвоился, а затем стал прежним…
-Это не моя вина, - пытался оправдаться Ворот, - Это зеленое страшилище пришло снаружи и ударило меня по голове.
-Скажи это рабочим. Ты стоял на месте многие месяцы и никогда до этого так не изгибался. Если ты не будешь осторожным, ты нас деформируешь.
-Говоря о деформации, - сказал неприятный низкий скрежещущий голос, - твой напарник,- мы подразумеваем Бимса, - отдает ли себе отчет, что твои мерзкие подпоры оказываются включенными в нашу структуру – НАШУ?
-Кто вы? – спросил Бимс
-Никто, строго говоря, - был ответ, - Мы всего лишь продольные балки правого и левого борта, Стрингеры. Если вы продолжите перемещения, подобные этому, то мы, совсем без желания, вынуждены будем принять ответные меры.
В современных кораблях продольные балки – это длинные железные брусья, которые идут от кормы к носу. Они держат железные рамы (называемые в деревянных кораблях «шпангоутами») на местах, а также помогают держать концы поперечных балок-бимсов, идущих от одного борта корабля до другого. Стрингеры всегда считают себя самыми важными, так как они – самые длинные балки на корабле.
-Вы примете меры? Вы? - долго не затихало грохочущее эхо, пришедшее от Рам – огромного числа рам, отстоявших друг от друга на расстоянии 45 сантиметров и присоединенных к Стрингерам в четырех местах. - Мы думаем, что у вас будут некоторые сложности с этим.
А тысячи тысяч маленьких заклепок, которые соединяют все части корабля вместе, прошептали: «Вы сможете! Вы сможете! Хватит дрожать и успокойтесь. Держитесь, братья! Держитесь! Бедовые Коротышки! Что это?»
У заклепок не было зубов, поэтому они не могли стучать зубами от страха. Но сейчас они тряслись так, что все внутреннее пространство корабля от носа до кормы вибрировало словно крыса, попавшая в зубы к терьеру.
Необычайно большая волна подняла корабль, и огромный пульсирующий винт оказался рядом с поверхностью. Море вскипело рядом с ним, подобно открываемой газировке – наполовину из морской воды, наполовину из воздуха. Винт двигался быстрее, чем обычно, так как не было темной воды, в которой он привык работать. Когда винт снова погрузился, Двигатели, - а они располагались по три в ряд, - резко выдохнули своими тремя поршнями:
-Это была шутка, коллега? Необычайно дурная! Как можно хорошо делать свою работу, когда ты, как сейчас, прямо-таки лезешь на стену?
-Я не лез на стену, - сказал Винт с хрипом, продолжая вращаться на конце вала, - Если бы я лез, то вы бы сейчас были металлоломом. Море провалилось подо мной, и я потерял опору. Вот и все!
-Вот и все, ты сказал? – возмущенно проговорил тяговый Блок, чьей обязанностью было сдерживать толчки Винта, чтобы он не проник в машинное отделение (именно противодействие винту дает движение судну.) - Я знаю, что работаю глубоко внизу и вне поля вашего зрения. Но предупреждаю – я требую правосудия. Все, чего я требую – лишь правосудия. Почему ты не можешь толкать равномерно и постоянно, а издаешь свист, подобно юле, заставляя меня краснеть под всеми моими хомутами?
Тяговый Блок имел шесть хомутов, облицованных латунью, и не хотел давать им перегреваться.
Все подшипники, которые поддерживали 15 метровый гребной вал, шедший к корме, зашептали:
-Правосудия! Мы требуем правосудия!
-Я могу дать вам только то, что имею, - ответил Винт. – Смотрите! Это приближается снова!
Он с ревом приподнялся над поверхностью когда «Димбула» провалилась. «Хлюп-флап-хлоп-хлюп» - бешено заработали двигатели, почти не контролируя себя.
-Я - благороднейшее создание человеческого гения! Так говорит мистер Бушанан, - взвизгнул Цилиндр Высокого Давления, - Это же просто нелепо.
Клапан его свирепо приподнялся, и цилиндр задохнулся, так как поступающий пар был наполовину смешан с водой.
-Помогите! Масленка! Слесарь! Кочегар! Помогите! Я задохнулся... - Цилиндр задыхался, - Никогда еще в истории морских изобретений не было бедствия, постигшего столь юное и сильное создание, как я. И, если я умру, то кто же будет двигать судно?
-Тишина! Тишина! - прошипел Пар, который был в море уже много раз.(Обычно Пар проводил свой отпуск в облаке, или в канале, или в лейке, или в грозе, или в любом другом месте, где требуется наличие воды.) - Это всего лишь начало, «прелюдия», как они это называют. Это будет длиться всю ночь. Начинаясь и затухая. Я не говорю, что это хорошо. Но это лучшее, что мы можем сделать в данных обстоятельствах.
-Что такого особенного могут дать нам обстоятельства? Я здесь для того, чтобы делать свою работу на чистом, сухом паре. Дурацкие обстоятельства! - проревел Цилиндр.
-Обстоятельства сопровождаются ветром. Я работал в Северной Атлантике, прошел ее много раз. К утру будет очень сложно.
-Но и сейчас не сильно спокойно, - сказала Очень Прочная Рама (их называют «сетчатыми») из машинного отделения, - Был толчок вверх, который мы не поняли. Также есть скручивание, которое очень плохо влияет на наши кронштейны и алмазные пластины. Еще одна неведомая сила, направленная на запад-северо-запад сопровождает скручивание. Это нас сильно беспокоит. Мы сообщаем это потому, что стоим очень дорого и не уверены, что хозяин мог бы одобрить такое с нами обращение.
-Я боюсь, что сейчас обстоятельства не контролируются хозяином, - сказал Пар, стекая в конденсатор, - Вы останетесь сами с собой, пока погода не улучшится.
-Я не хотела бы думать о погоде, - донесся низкий голос снизу, - Этот смешанный груз разбивает мне сердце. Я — наружная обшивка. И я в два раза толще, чем большинство других деталей. Я должна знать.
Наружная обшивка — это самый нижний лист металла внизу судна. В «Димбуле» наружная обшивка была изготовлена из мягкой стали толщиной около 2 сантиметров.
-Море толкает меня вверх так, как я никогда не ожидала, - хрюкнула Обшивка, - а груз давит вниз. И, находясь между ними двумя, я не знаю, что мне предпринять...
-Когда сомневаешься — держись, - прогрохотал Пар, стекая в котлы.
-Да, но здесь, внизу, только темнота, и холод, и суматоха. Как я узнаю, что другие листы выполняют свои обязанности? Листы фальшборта вверху, я слышала, не более 8 миллиметров толщиной. Скандал — вот как я называю это.
-Я согласна с тобой, - сказала огромная Рама при помощи главного грузового люка. Она была сильнее и толще, чем все остальные. Ее ребра обеспечивали жесткость на половине длины корабля; она имела форму полуарки, которая поддерживала палубу, когда Бимсы испытывали давление груза, перемещавшегося вверх и вниз. — Я работаю совсем без поддержки и смотрю, что я — единственная сила этого судна на всем расстоянии, куда могу достичь взглядом. Ответственность, я вас уверяю, огромнейшая. Я уверена, что стоимость груза составляет больше 150 тысяч фунтов. Подумайте об этом.
-И каждый фунт стоимости груза зависит от моего напряжения, - сказал Клапан, который сообщался напрямую с водой снаружи корабля и был расположен не очень далеко от наружной обшивки. - Я счастлив думать, что я — Клапан Принц-Гайд, с лучшим резиновым покрытием фирмы Пара. Во мне реализованы (и я отмечаю это без тени тщеславия) пять различных патентов, каждый следующий из которых прекраснее предыдущего. В настоящее время я быстро изгибаюсь. Стоит мне открыться — и вы будете немедленно затоплены. Это — неоспоримый факт.
Патентованные вещи всегда используют пространные рассуждения о том, что они могут делать. Эту хитрость они позаимствовали у своих создателей-изобретателей.
-Вот это новости! - сказала трюмная Помпа-центрифуга. - У меня есть мнение, что Вы были наняты, чтобы очищать палубы и вещи. По крайней мере, я использовала Вас для этого уже более одного раза. Я забыла точное количество, выраженное в тысячах литров, которое я могу перекачать за час... Но уверяю вас, мои недовольные друзья, что это не последняя опасность. Я одна способна выкачать любую воду, которая проникнет сюда. Мы закреплены здесь моими Величайшими Поставщиками.
Море живописно вздымалось. Сильный западный шторм бушевал под рваными обрывками зеленого неба, окаймленными со всех сторон толстыми серыми тучами. Ветер творил кружева на склонах волн, щипая их невидимыми щипцами.
-Я скажу вам, что это, - сообщила вниз по своим опорам Фок-мачта. - Я нахожусь наверху и могу наблюдать неспокойный вид вещей. Против нас организован заговор. Я в этом уверена, так как каждая из этих волн идет прямо на наш нос. Все море участвует в этом. А еще ветер... Это — ужасно!
-Почему же ужасно? - сказала Волна, накатывая в сотый раз на Ворот.
-Этот организованный заговор — на вашей совести, - пробулькал Ворот, поддержав Фок-мачту.
-Пузыри и пена! Это был циклон в Мексиканском Заливе. Извините меня! - и она спрыгнула за борт. Но ее друзья, один за другим, продолжали рассказывать.
-...который начался... - волна бросила зеленую воду над трубой
-...далеко, на мысе Наттерас — и смочила мостик.
-А сейчас идет по морю… по морю… по морю! – третья прошла по палубе в три скачка, делая чистовую «уборку» судна, которое повернуло днище вверх и погрузилось в черноту впадины между волнами, пока обломки шлюпок били по шлюп-балкам.
-Ну, хватит об этом, - бурлила белоснежная вода, прорываясь через шпигаты, - нет ничего враждебного в наших действиях. Мы – всего лишь метеорологические явления.
-Это хуже для нас? – спросил носовой якорь, висевший на цепи под палубой, где он мог делать вдох лишь один раз в пять минут.
-Не знаешь – не говори. Ветер может усилиться немного ближе к полуночи. Ужасное спасибо. До свидания
Волна, что так любезно разговаривала, прошла часть корабля и остановилась в его середине, на колодезной палубе, которая находилась между двумя фальшбортами. Одна из плит фальшборта, закрепленная на шарнирах, открывавшихся наружу, распахнулась и пропустила воду обратно в море.
-По-видимому, я создана именно для этого, - сказала с нотками зазнайства плита, закрываясь, - О нет, не делайте этого, друзья!
Верх очередной волны попробовал проникнуть через фальшборт снаружи, но так как плита не открывалась в данном направлении, то побежденная вода стекла обратно.
-Не плохо для 8 миллиметров, - сказала плита. – Моя работа, очевидно, состоит в том, чтобы открываться и закрываться до самой ночи.
И она начала открываться и закрываться при движении корабля так, как ей это и было положено.
-Мы совсем не отдыхаем, - стонали рамы в один голос, пока «Димбула» взбиралась на большую волну, полежала на боку в ее верхней точке и заскользила в очередную впадину, закручиваясь по склону. Огромный пузырь появился точно под ее серединой, нос и корма остались без поддержки. Затем одна веселая волна подняла нос, а другая – корму. Остальная вода ушла, чтобы посмотреть, как это будет выглядеть со стороны. «Димбула» держалась на двух точках опоры, весь вес груза и двигателей падал на стонущие железные балки киля и днища.
-Легче! Легче, там! – рычала наружная обшивка, - У меня свободный ход только 3 миллиметра. Вы слышите меня, заклепки?
-Легче! Легче! – кричали балки днища, - Не прижимайте нас так плотно к рамам!
-Легче! – хрюкнули Бимсы, когда «Димбула» опасно накренилась, - Вы упираете наши упоры в балки, и мы не можем двигаться. Легче, вы, плоскоголовые маленькие неприятности!
Две сходящиеся волны ударили, каждая со своей стороны, по корме и уронили «Димбулу» в потоки бушующего шторма.
-Легче! – крикнула передняя переборка. – Я хочу согнуться, но зажата по всем направлениям. Легче, вы, грязные кованые опилки. Позвольте мне вздохнуть!
Все сотни пластин, что приклепаны к рамам и составляют внешнюю обшивку парохода, поддержали ее просьбу. Каждая пластина хотела немного приподняться и наползти на другую. От каждой из них с тех мест, где они были закреплены, звучало недовольство заклепками.
-Мы не можем ему помочь! МЫ не можем ему помочь! – шептали они в ответ. – Мы поставлены здесь, чтобы держать вас. И мы сделаем это. Вы никогда не тянете нас дважды в одном и том же направлении. Если бы вы говорили, что хотите сделать, то мы попытались бы оправдать ваши ожидания.
-Так далеко, как я могу различить, - сказала обшивка верхней палубы, имевшая толщину 10 сантиметров, - каждая деталь толкает или тянет в свою сторону. Что это означает? Друзья, давайте действовать согласованно!
-Действуйте так, как хотите, - прорычала труба, - пока вы не ставите эксперименты на мне. Мне нужно ровно 14 растяжек, которые, чтобы удержать меня ровно, тянут во всех направлениях. Это понятно?
-Мы верим тебе! – просвистели на ветру растяжки от верха трубы до самой палубы сквозь сжатые зубы.
-Бесчувственные! Мы должны действовать согласованно! – повторили палубы, - Растягивайтесь вдоль.
-Хорошо, - сказали продольные балки-стрингеры, - перестаньте толкать нас в стороны. Элегантно перемещайтесь вдоль и искривляйтесь на концах так, как это делаем мы.
-Нет! Не надо никаких искривлений на концах! Легкие искривления по всей длине с одновременным хорошим закреплением в каждом упоре. И маленькие части должны объединиться! – сказали поперечные балки-бимсы.
-Надувательство! – кричали из темного трюма железные опоры, - Кто еще слышал об искривлении? Стойте прямо, будьте идеально круглыми колоннами и выдержите тонны веса. Как мы… здесь!
Море ударило изо всех сил по палубе над ними и колонны приняли удар на себя.
-Вверх и вниз – это совсем неплохо, - сказали рамы, двигающиеся по бортам судна, - Но вы должны также расширяться и в стороны. Расширение – закон жизни! Раскрыться! Открыться!
-Назад! – дико закричали поперечные балки-бимсы, когда движущаяся вверх волна дала рамам возможность раскрыться. – Идите назад, к вашим подшипникам, вы, болтливые никчемные железяки!
-Твердость! Твердость! Твердость! – выбивали машины, - Абсолютная, неизменная твердость! Твердость!
-Вы видите? – хором захныкали заклепки, - никакая пара из вас не тянет согласованно. И… и вы считаете нас виноватыми в этом! Но только мы знаем, каково пройти через плиту и быть зажатыми с двух сторон так, что не можешь, не должен, не обязан шевелиться!
-А у меня есть пара миллиметров свободного хода во всех направлениях – сказала обшивка с воодушевлением. И все почувствовали облегчение от этих слов.
-Мы нехорошие, - рыдали нижние заклепки, - Мы были обязаны… мы были обязаны… не давать… А мы дали… Море придет и все утонут! Сначала нас сделали ответственными за все плохое. Сейчас же нам самим не найти утешения из-за плохого выполнения возложенных на нас обязанностей.
-Не говорите так, прошу вас, - прошипел Пар утешительно, - Между вами, и мной, и облаком, из которого я пришел, все события взаимосвязаны и должны произойти раньше и позже. Вы должны были дать слабину – и вы ее дали, сами о том не догадываясь. А сейчас – держитесь так же, как и прежде.
-С какой целью? – застрекотали несколько сотен заклепок, - мы позволили… мы позволили… И вскоре нам придется признать, что мы больше не можем держать части судна вместе. И полетят наши маленькие головы. Это произойдет очень просто. Никто из заклепок не сможет противостоять этому напряжению.
-Ни одна заклепка еще не думала так, как вы! Держите страхи при себе и делитесь ими только между собой! – ответил Пар.
-Другие могут разделить мою долю. Я собираюсь выпасть, - сказала заклепка на одном из передних листов.
-Если ты выпадешь, то другие последуют за тобой, - просвистел Пар. - Нет ничего более заразного на корабле, чем болтающаяся заклепка. Почему? Я знал одного парня на пароходе, подобном этому… Он был на 3 мм толще… Хотя, если быть более точным, пароход имел водоизмещение только 1200 тонн. Мой знакомый находился точно в том же месте, что и ты. И выпал в более спокойном море - в два раза более спокойном, чем у нас сейчас. Он увел с собой всех своих друзей с точно такой же стяжки. И листы обшивки раскрылись, словно печная дверца. Я спрятался в ближайшем тумане, пока корабль шел на дно.
-Это очень стыдно, - сказала заклепка. – Он был толще меня? И пароход весил в два раза меньше? Тростниковый колышек, а не заклепка! Мне стыдно за родственников, сэр.
Он устроился в своем месте еще более прочно, чем раньше, и Пар усмехнулся.
-Ты видишь, - продолжил он слегка мрачно, - заклепка (особенно, расположенная на твоем месте), на самом деле – одна из необходимейших частей корабля.
Пар умолчал, что точно такую же историю он рассказал каждой железной детали вокруг. Ибо нет большого ума в раскрытии всей правды.
Все происходило в то самое время, когда «Димбула» зарывалась носом в волны, ныряла, и вращалась, и бросалась вниз, словно хотела умереть, и взмывала вверх, словно ужаленная. Ее нос полностью погружался в море не менее полудюжины раз – был суровый шторм в худшем его проявлении. Вокруг царила чернильная чернота, несмотря на белую пену неистовствующих волн. И, в довершение всего, полил дождь такой плотной пеленой, что невозможно было разглядеть руку даже перед своим носом. Это не имело большого значения для тех, кто находился внизу, но очень огорчило фок-мачту.
-Сейчас все и закончится, - сказала она печально. – Заговор против нас очень сильный. Нет ничего, чтобы бросить это, но…
-У-рррр-а! Рррр-а! Рррр! –Пар зарычал через гудок так, что палубы задрожали. – Не пугайтесь, там, внизу! Это всего лишь я. Я выкрикнул несколько слов на случай, чтобы, если бы кто-нибудь будет рядом, то он проследовал бы мимо.
-Не хочешь ли ты сказать, что в такую погоду в море нет никого, кроме нас? – сказала Труба в охрипшее сопло.
-Надейтесь на это! – сказал Пар, прочищая горло. – Рррр-а-а-а-а! У-ррррр-а-а-а! Ррррр! Здесь наверху немного ветрено… И, Великие Котлы, какой дождь!
-Мы утонули, - сказали шпигаты. Они целую ночь выпускали воду обратно в море. Но сейчас этот поток воды с неба выглядел настоящим концом света.
-Все нормально. Через пару часов нам станет легче. Сначала утихнет ветер, потом дождь и вы снова сможете плавно двигаться! Гррррр-а! Дррррр-а! Дррррррррр! У меня возникло ощущение, что море начало уже немного успокаиваться. Если качка вас научила чему-нибудь… Сейчас мы качаемся только вверх и вниз. Кстати, ребята, вы не ощущаете, что вам в местах крепления стало чуть легче, чем раньше?
Стонов оставалось точно столько же. Но теперь они были уже не такими громкими и не такими тоскливыми. Когда корабль качался на волнах, то не дребезжал, подобно кочерге, упавшей на пол, а качался плавно, как хорошо сбалансированная клюшка для гольфа.
-Мы сделали удивительное открытие, - сказали стрингеры один за другим. – Такое, что полностью меняет ситуацию. Мы обнаружили, что, наверное, впервые в истории судостроения, внутренние усилия бимсов и внешняя опора на рамы держат нас очень близко к точкам, где мы должны находиться. Это позволяет нам выдерживать такое напряжение, которому нет равных в записях по строительству морских судов.
Пар крикнул что-то грозным голосом в гудок.
-Каким огромным интеллектом вы, Великие Стрингеры, обладаете! – сказал он мягко, когда закончил.
-Мы тоже, - начали бимсы, - являемся первооткрывателями и гениями. Мы думаем, что поддержка стоек-пиллерсов помогает нам. Мы определили, что ложимся на них, когда подвергаемся исключительному, тяжелому воздействию моря.
При этих словах «Димбула» заскользила в котловину между волнами, расположенную почти по ее борту – со скручиванием и судорогой.
-В этих случаях (Вы отдаете отчет в этом, Пар?) обшивка на носу и, частично, на корме (а также мы хотели бы упомянуть палубы под нами) помогает сопротивляться стремлению волн расколоть нас. – Рамы говорили таким благоговейным голосом, какой люди используют только тогда, когда впервые встречаются с чем-то абсолютно новым.
-Я всего лишь бедный запыхавшийся маленький толкатель поршня, - сказал Пар, - Но, на своем месте, я должен обеспечить равномерное распределение давления. Это страшно интересно. Расскажите нам подробнее. Вы, напарники, такие сильные…
-Погляди на нас, и ты увидишь, - гордо сказали листы обшивки на носу. – Готовьтесь! Сзади! Приближается Отец и Мать всех волн! Плотнее держитесь, заклепки!
Огромная волна залила корабль. Но через шипение и замешательство Пара можно было услышать тихие, короткие вскрики железных частей корабля, когда на них воздействовали разнообразные силы. Крики были похожи на такие: «Легче! Легче! А сейчас давите изо всех сил! Ослабьте! Дайте слабину! Прочнее! Напрягитесь! Сомкните ряды! Думайте, что действующая сила заканчивается! Держитесь крепко! Сцепитесь плотно! Только позвольте воде протечь – и она это сделает!»
Волна помчалась в темноту, шипя: «Если это ваше первое плавание, то очень неплохо!». А вынырнувший промокший корабль дрожал в такт машинам. Все три цилиндра побелели от соленых брызг, которые попадали в машинное отделение через люк. Белый налет был на паропроводах. И даже полировка в труднодоступных местах была загрязнена солеными пятнами. Но цилиндры научились уже работать на паре, содержащем половину воды, и тяжело, но бодро работали.
-Как благороднейшие создания человеческого гения находят это? – спроси Пар, проходя через машинное отделение.
-Нет ничего в этом мире скорби и маленького поршня, весом в 30 килограммов, - ответили Цилиндры, как будто уже проработали несколько веков, - Мы прошли всего два узла за последний час с четвертью! Почти унизительно для 800 лошадиных сил, не правда ли?
-Ну, в любом случае, это лучше, чем дрейфовать в обратном направлении. Вы кажетесь сейчас менее… как бы это выразить… неловкими, что ли …чем были
-Если бы тебя побили этой ночью так же, как нас, ты тоже не был бы неловким… ловким… ловким… Теорети… рети… рети… чески, конечно, твердость – великая вещь. Пра… пра… практически - она мало значит. Мы поняли это, когда проработали пять минут в напряжении… жении… жении… Как погода?
-Море успокаивается, - сказал Пар
-Хорошая работа, - сказал цилиндр высокого давления, - Похлопаем ему, ребята. Они дали нам пара на два килограмма больше.
И он начал напевать первые такты «Сказал юный Обадий старому Обадии», которые, как вы можете заметить, являются любимой мелодией двигателей, не предназначенных для высоких скоростей. Гоночные лодки с двумя винтами поют «Турецкий патруль», увертюру к «Бронзовому коню» или «Мадам Анго» до тех пор, пока не произойдет что-либо. После этого они исполняют «Похоронный марш на смерть марионетки» Шарля Гуно в разных вариациях.
-В один прекрасный день ты выучишь свою собственную песню, - сказал Пар цилиндру, пока бежал до сирены.
На следующий день небо прояснилось, и море слегка успокоилось. «Димбула» качалась на волнах, переваливаясь с борта на борт. Каждый сантиметр ее железных частей заболел морской болезнью. К счастью, приступы у них случались не одновременно, так как иначе корабль распался бы, словно намокшая картонная коробка.
Пар продолжал насвистывать предупреждения – из-за бортовой качки, следующей после тяжелого шторма, происходит большинство инцидентов. Они происходят потому, что все думают, что самое худшее уже преодолено, и теряют бдительность. Так говорил Пар, пока бимсы, рамы, стрингеры и груз не научились переносить этот новый для них вид деформаций, держаться и поддерживать друг друга.
У них было достаточно времени для практики – во время всего 16-дневного плавания стояла ужасная погода, которая улучшилась лишь за несколько сотен миль до Нью-Йорка. «Димбула» приняла на борт лоцмана и вошла в порт, вся покрытая солью и ржавчиной. Ее труба сверху донизу была грязно-серой, две шлюпки потерялись во время шторма, три медных вентилятора выглядели так, как будто пережили драку с полицией, мостик имел выбоину по центру; укрытие, что закрывало систему управления паром, было разрублено, словно топором… Был еще длинный список мелких повреждений в машинном отделении едва ли не по всей длине гребного вала. Кроме того, передний грузовой люк провалился в шахту, когда опоры подняли поперечные балки, а паровой ворот, поднимавший якорь, волны сильно погнули у самого основания. Все вместе, как сказал шкипер, было «в общем, вполне сносно».
-Она стала более гибкой, - сказал он господину Бушанану. - Для ее веса, она порхает словно ласточка. Вы думаете, это разорит Банки? Я верю в нее, Бак.
-Великолепно, - сказал главный инженер, идя вдоль растрепанной палубы. - Сейчас человек, судящий поверхностно, мог бы сказать, что мы потерпели крушение. Но мы-то знаем совсем иное. Из практики.
Практически все детали на «Димбуле» были преисполнены чувством гордости. Фок-мачта и передняя надстройка, которая разбивала грозные волны, попросили Пар известить порт Нью-Йорка об их прибытии.
-Расскажи этим судам все о нас, - сказали они. - Кажется, они воспринимают нас, как нечто само собой разумеющееся.
Было прекрасное чистое и тихое утро. В едином ряду, с расстоянием менее чем половина мили между ними, с их гремящими оркестрами и гудящими и размахивающими косынками буксирами, шли «Мажестик», «Париж», «Турэн», «Сервия», «Кайзер Вильгельм II» и «Веркендам». Вся эта процессия высокомерно направлялась в море.
Когда «Димбула» сменила направление движения, уступая дорогу большим судам, Пар (знавший очень много, чтобы задумать представление корабля именно в этом месте и именно в это время) прокричал:
-Оле! Оле! Оле! Принцы, Герцоги и Бароны Великих Морей! Знайте же, что мы, «Димбула», вышли 15 дней и 9 часов тому назад из Ливерпуля, пересекли Атлантику с грузом в 4 тысячи тонн впервые в нашей карьере. Мы не пошли на дно! Мы здесь! Ей! Ей! Мы не потерялись. У нас было путешествие, которому нет примеров в анналах истории судостроения. Наши палубы изгибались! Мы падали в пучину, качались с борта на борт! Мы думали, что нас ожидает смерть! Хай! Хай! Но мы не погибли! Мы хотим сообщить, что пришли в порт Нью-Йорка через Атлантику, через худшую погоду, которая только может быть на Земле! Мы — «Димбула»! МЫ-Ы-Ы-Ы-Ы!
Цепь великолепных кораблей двигалась непрерывно, словно времена года. «Димбула» услышала, как «Мажестик» сказал: «Хм!», «Париж» крякнул: «Как!», «Турэн» сказала: «Да!» с легким кокетливым дрожанием пара; «Сервия» сказала: «Хау!», «Кайзер» и «Веркендам» сказали на немецкий манер: «Хох!»... И так - абсолютно все корабли.
-Я был лучшим, - сказал Пар серьезно, - но, почему-то, не думаю, что произвел на них сильное впечатление. А вы?
-Это просто противно, - сказали листы обшивки носа. - Они могут видеть, через что мы прошли. Нет ни одного корабля в море, который пострадал бы так же, как мы... Это так?
-Ну, я не стал бы заходить так далеко в своих обвинениях, - сказал Пар, - Я работал на некоторых из них и прошел этот путь вместе с ними через почти такую же плохую погоду, какая была в нашем путешествии, за 6 дней. Некоторые из них были водоизмещением чуть более 10 тысяч тонн, я полагаю. Я видел однажды как «Мажестик», на мгновение погрузился в пучину от носа до трубы; я помог «Аризоне» (думаю, что это была она) отойти от айсберга, встретившегося ей темной ночью; я должен был спасаться бегством из машинного отделения «Парижа», потому что его на 9 метров залило водой... Конечно, я не отрицаю...
Пар неожиданно закончил рассказ, когда буксир, заполненный политиками и духовым оркестром, провожавшими сенатора Нью-Йорка в Европу, пересек их путь, лежавший к Хобокену. Последовало долгое молчание, в котором участвовали все детали от носа до лопастей гребного винта «Димбулы».
Затем новый громкий голос медленно и хрипло, словно его обладатель только что проснулся, сказал:
-Это я виновата, что сошла с ума...
Пар сразу же понял что произошло. Для того чтобы корабль нашел самого себя, разговоры отдельных частей должны прекратиться и слиться в один голос, который и является его душой.
-Кто ты? - спросил Пар, посмеиваясь
-Я — «Димбула», конечно. И никогда не была ничем иным, исключая это... безумие!
Буксир, везший сенатора, отчалил точно вовремя, оркестр с грохотом и бесстыдством играл популярную, но неучтивую мелодию:
В дни старого Рамзеса... Знаешь ли ты?
В дни старого Рамзеса... Знаешь ли ты?
В дни старого Рамзеса история остановилась.
Знаешь ли ты? Знаешь ли ты? Знаешь ли ты?
-Я счастлив, что ты нашла себя, - сказал Пар. - По правде говоря, я уже слегка устал разговаривать со всеми этими шпангоутами и стрингерами. Здесь находится Карантин. После этого мы подойдем к пристани и слегка почистимся. А в следующем месяце снова пройдем через такие же испытания.