7.
На каникулах Конька едет к матери в Темнево.
Баба Зина до сих пор сердится на мать, что та бросила ее сына и отказалась от Даньки, но ее радушная, хозяйственная природа пересиливает досаду, и она посылает матери («Наське», как она ее называет) пакетик пирожков со сливовым вареньем и маком… На самом деле маму зовут Анастасия.
До Темнева на электричке около полутора часов езды. Можно было бы доехать за час автобусом, но коньку мутит от запаха бензина. Да и вообще он больше любит поездА.
Он сидит у окна на желтой деревянной скамейке и смотрит, как за окном прекрасно и грустно пролетают полуоблетевшие леса. Поля стоят черные, а леса еще сохранили остатки своей разноцветной листвы, яркой, точно пестрый костюм Арлекина. Иногда взгляду вдруг открывается деревня, и, совсем, как в старину, какой-нибудь мужик ведет под уздцы лошадь, влекущую за собой телегу с поклажей. День сегодня солнечный. В болотах и мелких озерах, как в зеркалах, отражаются голубое небо и редкие белые облачка. Мимо проносится скорый поезд «Москва-Нижний Новгород». Конька видит в окнах людей за уютными столиками, и их вид вызывает у него горячее желание тоже уехать куда-нибудь далеко-далеко… только не в Москву. В Москве Конька был, и она ему не понравилась, особенно центр. А в Питере даже метро пахло особенно, и станции там были не в пример красивее. И Конька радовался про себя, что Питер – не столица России, а то его так же изувечили бы, как Москву, - всякими мавзолеями и бесчисленным множеством рекламных щитов. Питеру, конечно, тоже досталось, но его строгая, сокровенная суть осталась нетронутой. Конька знал: он всегда будет любить утопающий в садах Петербург с его дворцами, необъятными площадями, пригородами. Потому что это ЕГО город. И он будет рад, если получится продолжить там учебу. Правда, как без него будет Данька? Но Коньку утешает то, что отец стал уделять Даньке больше внимания, и Ирина Ивановна чудом изменилась к пасынку. Она совсем перестала его наказывать и сделалась с ним почти ласковой. Это удивило Коньку, но он решил, что для Даньки это хорошо, и больше об этом не думал. К тому же, у Даньки есть приятели в классе. У Коньки они тоже есть, а вот друга-сверстника у него никогда не было, если не считать Марата Хаджиева. Наиболее просвещенные ученики прозвали его Хаджи-Муратом. А Мерник дразнит его «хачеком», и Марат, грозно, по-азиатски сверкая глазами, кричит ему:
- Да, я узбек! Но я в православную церковь хожу!
Конька знает: Марат действительно ходит в церковь и никогда не снимает с груди серебряного крестика. Конька с Маратом часто заглядывают друг к другу в гости и еще чаще перезваниваются. Если Марата рассмешить, он хохочет громко и заразительно, как маленький ребенок. У него разряд по какой-то восточной борьбе. С тех пор, как он в седьмом классе разбил здоровенному Мернику нос, доведенный до бешенства его насмешками, Мерник дразнит его аккуратно, не переходя границ, хотя Марат ростом ниже Коньки и «убористей» его. Кроме мерника и Илюхиного «кореша» Тольки Зявина, никто Марата не поддразнивает. Учится он хорошо: отличник почти по всем предметам. Отец у него полицейский, а мать – воспитательница в детском саду.
… Устав смотреть в окно, Конька принимается играть в игру на мобильном телефоне: сбивает звездолетом каких-то космических чудовищ и сердится: ну почему не сделать на телефоне нормальную игру? Как в тетрисе хотя бы… а то «убивай» тут всяких уродов, на которых глаза бы не глядели – тоска…
Наконец он приезжает в Темнево и выходит на платформу. Вокзал здесь больше чистодольского, да и всё Темнево больше. Дома здесь, в основном, деревянные, но в западной части города уже выстроили целый квартал девятиэтажек. Там неуютно: еще нет ни дворов, ни зелени, и строительный мусор убирают очень медленно. Но именно там живут Конькина мама и дядя Паша.
Конька садится в троллейбус и едет туда. Прибыв на место, он находит дом номер восемь (улица Фабричная) и нажимает кнопки домофона: 12 В.
- Кто? – вежливо спрашивает его мамин голос.
- Мам, это я…
Дверь немедленно открывается. Конька взбегает на второй этаж по ступеням, а мама уже стоит на пороге квартиры и ждет его.
Она закрывает за ним дверь, и они крепко обнимаются. Как всегда, мама аккуратно причесана. Ее темно-рыжие волосы строго уложены на голове, она в изящном халате и очень милых тапочках, но ее обычно такое красивое лицо сейчас словно поблекло, побледнело и даже как будто немного исказилось, а круглый живот под халатом стал заметней.
- Мам, ты хорошо себя чувствуешь? – Конька пугается за нее. Она ласково целует его в щеку:
- Всё в порядке, Никоша. Просто я жду девочку, а девочка, говорят, красоту отбирает. Ничего, родится – вернет назад!
И она весело смеется. Конька тоже смеется. Ему радостно, что смех у мамы прежний, и он испытывает облегчение оттого, что она не больна. И только мама называет его, Коньку, «Никошей»; больше никто…
Конька снимает куртку, кроссовки и кепку и проходит вслед за мамой в большую просторную кухню, где висят кисейные шторы, и есть выход на балкон. Он моет руки и садится за стол, покрытый клеенчатой скатертью в клеточку. Здесь он вынимает из полиэтиленового пакета, с которым приехал, дар бабы Зины – пирожки.
- Скажи бабушке спасибо, - улыбается мама, разогревая обед на плите. – Смотри-ка, сердится на меня, а пирожки посылает… святая душа! На вот тебе бутербродик с грибной икрой… и давай, рассказывай. Как вы там поживаете?
Конька очень охотно рассказывает, а мама внимательно слушает, присев на большую белую табуретку. Ее темно-вишневые глаза светятся приветливым вниманием к каждому слову Коньки. Когда он описывает ей их новый шевроле, мама кивает:
- Да, Гриша всегда любил темные цвета… наверно, очень красивая машина.
Она наливает Коньке густого ароматного супу с картошкой и фрикадельками. Он продолжает свой рассказ: про гимназию, про Карпа, про Любу, про Андрея Петровича и Даньку…
Мама довольна.
- Я рада, что у Дани абсолютный слух, - говорит она.
Конька не выдерживает:
- Мам… почему ты не любишь Даньку?
- Люблю, - задумчиво отвечает она. – Но не так, как следовало бы. Ведь он родился, когда я уже разлюбила Гришу. Так что Даня мне немного чужой. Но я рада, что его любят, что он растет веселым. Это самое главное. У каждого человека детство должно быть счастливым. У Дани счастливое детство. Слава Богу! Да и вообще вы хорошо живете, как и мы с Пашей: ни ссор, ни ругани. Это в семьях не так уж часто бывает.
Она накладывает Коньке тефтели с соусом и пюре. Невероятно вкусно! Недаром мама – повар в школьной столовой. Правда, сейчас она пока не работает. А дядя Паша – зубной врач, и неплохо зарабатывает.
- Мам, - Конька чуть розовеет. – А когда она… ну, девочка… родится?
- В феврале, - отвечает мать. – Где-то ближе к концу.
И смеется:
- Я ей уже всего нашила, навязала, накупила, хотя говорят – нельзя заранее. А я не верю в это. Я ведь и тебе, и Дане всё заранее приготовила. И что, беда какая-нибудь стряслась? Вон вы у меня какие молодцы вышли!
- А как вы с дядей Пашей ее назовете? – в Коньке пробуждается любопытство.
- Я хочу в честь моей мамы, тихо говорит мать. – Антонина. Тонечка. Красиво ведь будет: Антонина Минаева.
- Да, - соглашается Конька.
Мать рассказывает: они с дядей Пашей ездят в театр при местном Доме Культуры (у дяди Паши тойота-каролла), ходят в кино, за грибами. Мы так, недолго ходим, - говорит она. – Паша боится меня утомить. А мне хорошо в лесу! Ну, и в церковь ездим…
Они говорят обо всём на свете, пьют чай, потом идут смотреть телевизор. Мама переключает канал за каналом, пока не находит «Белое солнце пустыни». И мать, и сын очень любят этот фильм – и с удовольствием его смотрят; он только что начался. Конька оглядывает комнату. Вообще-то она считается гостиной (всего комнат в квартире две), но когда приезжает Конька, ему отдают эту комнату. Вот и сейчас мама уже заранее застелила мягкую тахту, положила ватное одеяло в пахнущем цветами пододеяльнике, голубом, с желтыми сфинксами и накрыла всё это любимым Конькиным леопардовым пледом. Коньке это приятно. Он видит: мама ждала его.
Вечером является дядя Паша. Он очень дружески здоровается с Конькой, обнимает и нежно целует жену. Коньке от этого немного грустно, но совсем чуть-чуть. Он видит, что мама счастлива с дядей Пашей.
Вместе они садятся за стол ужинать. На ужин большие, сочные говяжьи котлеты с салатом, рисом и подливкой, а к чаю мама подает пирожки бабы Зины.
Потом дядя Паша с мамой уходят прогуляться перед сном, а Конька выходит на балкон и оглядывает огни Темнева, ближние и дальние. Затем идет в ванную и долго нежится в пенной воде. Оттуда он звонит Любе по мобильнику. Разморенный и сонный, он вылезает из ванны. Ему хотелось бы еще почитать на ночь, но он чувствует, что уже не способен на это.
Он ложится спать. Мама с дядей Пашей уже вернулись. Мама заходит пожелать ему спокойной ночи. Конька тоже желает ей спокойной ночи – и почти сразу засыпает.
ХХХХ
Он проводит в Темневе еще один день. Ходит в магазин, помогает маме готовить обед, читает, ловит хорошие фильмы по телевизору… и скучает. Его тянет домой, в Чистый Дол, где сама жизнь не дает ему скучать.
И вот дядя Паша отвозит их с мамой на вокзал. Конька покупает билет на электричку, прощается с мамой, садится в поезд и, приютившись где-то сбоку на желтой скамейке, прижимает к себе бумажный пакет на шнурках. Там двух литровая банка клубничного варенья – для бабы Зины.
Состав трогается с места. Прощай, Темнево! До следующих каникул!