Преодолеть искушение

Белый Налив
       


                Люди никогда не взрослеют.
                Б.Шоу

                А что такое жизнь, как не цепь
                вдохновенных безрассудств?
                Б.Шоу


    Наступили Святки. Это время от Рождества до святого Крещения учитель русской словесности Андрей Григорьевич любил больше всего на свете. И, право дело, как не любить: дни стоят солнечные, морозные, деревья в серебристом облачении напоминают девушек-красавиц на выданье.
    Правда, говорят, что грядут большие перемены – так бывает всегда, когда наступивший новый год берёт разбег. Он встал с кресла и подошёл к окну. «А снежок-то всё-таки выпал. Не сказать, что его много, но он приукрасил всё, побелил». И сразу душа его запела: «Будет снег, будет!»
    Андрей Григорьевич потёр от удовольствия руки и решил, что для услады души надо немного «принять». Его не тревожили ни предстоящие перемены в школе (опять усилятся проверки на знание латышского языка, на профпригодность), не волновало и то, что страна вошла в еврозону и вместо привычных за двадцать лет латов появились красивые маленькие бумажки, которые очень быстро улетучивались. «Лат-то был понадёжнее, а, впрочем, не всё ли равно? И раньше их было немного, и теперь «евриков» не сильно прибавится, - подумал он об этом равнодушно, - на кусок да на неё, родимую (он ласково взглянул на початую бутылку), всегда заработаю, а накоплениями заниматься непривычно».
    И то правда. Тётка по матери оставила ему небедный хутор на острове Доле, где управлялся сейчас её старший брат.
   - Заканчивай ты, Андрей, со своими тетрадками да входи в хозяйство, оно ведь немалое! Это мне соседушка по доброте душевной помогает, - сказал как-то дядя и хлопнул стоявшую рядом пятидесятилетнюю Зайгу по мягкому месту. – Тётя твоя в новые времена хорошо раскрутилась да вот надорвалась, инсульт хватил в одночасье. Так доктора и не выходили. А какая баба была! Да и не старая ещё – шестьдесят-то четыре разве возраст по нашим временам? Жаль, выпить любила при давлении – вот концы с концами и не сошлись. А врачи!.. Да что они в наши времена могут! Констатировали, увезли на скорой, а назад не вернули.
    Впридачу к монологу дядюшка смачно выругался и сплюнул. 
    - На следующий год будет видно. Ещё полтора семестра впереди, - ответил Андрей Григорьевич, а про себя подумал: «Не-ет, мне сюда нельзя. Пропаду. Сопьюсь. Соседка мне по возрасту не подходит, а других тут и нету. Лучше в городе лямку тянуть, в своей полуторке обитать. Она, конечно, конура по сравнению со здешним раздольем, зато с удобствами. А что мне, холостяку, надо? Диван, полку книг, компьютер да телевизор с пивком. А редиска с огурчиком и на базаре растёт».


                ***


    Андрей Григорьевич не всегда был таким пессимистом и равнодушным человеком. Лет десять тому назад он был ого-го! Красавец, среднего роста и упитанности, он занимался волейболом, зимой на лыжах ходил, а летом на озёрах плавал стилем баттерфляй. 
    Однажды он, вынырнув из воды, приземлился на тёплый песочек с желанием немного вздремнуть, но, скосив глаза, заметил молодую женщину своего примерно возраста, да такую симпатичную, что у него аж дух перехватило. Встряхнув головой, он увидел серо-голубые глаза, с любопытством на него взирающие, и каштановые волосы, блестевшие от поцелуев выглянувшего солнца.  Андрею было в ту пору двадцать шесть. Он жаждал любви, искал предмет для оной и вот, кажется, нашёл.
    Как же он захотел лечь рядом с незнакомкой и вместе с солнцем целовать её волосы, грудь, длинные безупречные ноги!
    Андрей Григорьевич не был, разумеется, аскетом, и кое-какой опыт у него уже имелся, поэтому он сразу приступил к делу – стал знакомиться. Звали её Татьяной, работала она массажисткой в женском салоне красоты. Кольца на пальце он не приметил, что придавало храбрости. В общем, с пляжа они ушли вместе, а уже через три дня Татьяна переступила порог его холостяцкого жилища.
    Совместно проведённая ночь была изумительной. Ничего подобного ни до, ни после этого он не испытывал. Татьяна, похоже, тоже влюбилась в ладного парня, лишь на год постарше её, и они без оглядки бросились навстречу взаимному чувству…



                ***


    Через три месяца они поженились. Татьяна к этому времени была беременна - как только узнали об этом, сразу и подали заявление в загс.
    Почувствовав себя обладателем сокровища, Андрей после регистрации устроил такую ночь любви, после которой Татьяна поняла, что может быть счастлива только с ним. И они были счастливы.
    Вскоре появился и первенец, мальчик Максимка. Все заботы днём были о нём, но ночи по-прежнему принадлежали им.
    Татьяна была молчаливой, податливой и очень нежной. Андрей же любил поговорить даже ночью - после того, как они спускались с небес на землю. Татьяна в таких случаях приближала свои губы к его, целовала и говорила: «Андрюша, ты, наверно, понял, что я не люблю слов. Я люблю тебя и боюсь этого чувства, но ещё больше я боюсь потерять его, особенно с помощью слов. Слово – ничто, если только не слово Божье».
    Сейчас ему припомнилось, что этот разговор состоялся в одну из  святочных ночей, спустя год после свадьбы, когда они ещё любили друг друга горячо и страстно. Плодом этой любви стала и девчушка по имени Светланка, появившаяся на свет через год и девять месяцев после Максима. Обоих детей они любили так, что и не пытались нанять няню или обратиться за помощью к своим родителям. Татьяна просто уволилась с работы и всецело посвятила себя им. А Андрей Григорьевич загрузился в школе на полторы ставки, набрал частных уроков, где придётся. Очень помогал им и тёткин хутор на острове посреди Даугавы, куда они выезжали на всё лето, благо, отпуск у учителей большой, а тётка обожала племянника и его потомство – своего-то не было.


                ***


    Да, на хуторе летом было очень хорошо. Зелень, овощи, позднее фрукты – всё, что нужно деткам. Парное молоко от своей коровы, а творог от соседки – всё помогало детишкам нагуливать рост, вес и румяные щёчки. Они босиком топали по травке, ловили бабочек, играли. Татьяна, по обыкновению, хлопотала у плиты, занималась рукоделием или же цветами, которых насадила во множестве вдоль аллеи и рядом с домом. 
     Казалось, ничто не сможет омрачить эту идиллию. Но постепенно, незаметно для самого себя, к Андрею стала подкрадываться мысль, что безобидные посиделки с соседом Фредисом за бутылкой-другой пивка, а потом и кое-чего покрепче, сработанного собственным руками приятеля и его жены, стали для него необходимостью, и, если их не было три-четыре дня, уже неутолимой потребностью.
    Некоторое время Андрею удавалось утаивать от жены своё пристрастие к алкоголю. Но тем он и коварен, что незаметно и постепенно овладевает человеком, чтобы потом сделать его своим рабом.
     Однажды Татьяна уехала с детьми в Ригу за покупками, а он позвал к себе Фредиса, и оба не спеша, за беседой, «раздавили» литровочку, закусывая огурчиками и копчёным мясом, принесённым соседом. Они сидели за столиком в саду, рассуждая о вопросах человеческого бытия и о своих, в частности.
    - Вот ты, Андрей, семью имеешь, жену, двух прекрасных детей. Но я вижу, как ты жаждешь таких вот бесед в саду за бутылочкой, в полном отрешении от всего, но с желанием ощутить себя личностью. Разве ты не счастлив? Почему тебе необходимы наши посиделки и эти откровения?
    - Ну, как тебе ответить? Иногда мне кажется, что в этой жизни ко всему привыкаешь. Любимая работа и любимая женщина это, конечно, благо. Но, приобретая гармонию в одном, теряешь её в другом. Так я и пришёл к мысли о том, что не готов раствориться в семейной жизни всецело. Что-то хотелось бы оставить и для себя. Например, дружба с тобой – это отдушина для меня. Я хороший рассказчик, а ты слушатель. Если бы ты знал, как мало я встречал людей, а школьников особенно, которые умели бы слушать. А я это очень ценю. Татьяна взвалила на себя слишком много, слушать меня ей стало некогда. Раньше было иначе. А мне теперь этого не хватает. Так пусть позволит мне оставаться таким, каков я есть.


                ***


     … И жена позволяла. Татьяна старалась не замечать того, что становилось уже очевидным. Чтобы не было разборок, чтобы не травмировать детей. Но одна капля всё же переполнила чашу её терпения.
    Однажды ночью Андрей проснулся от сильной жажды. Всё внутри горело. Необходимо было выпить хотя бы пару глотков. И тогда он вспомнил, что в сарайчике он оставил заначку – початую бутылку дешёвого виски, которую они с Фредисом вчера не допили. Крадучись, чтобы никого не разбудить, он пересёк комнату и вышмыгнул во двор. Но не рассчитал и нечаянно хлопнул дверью.
    Жена проснулась и, накинув халат, отправилась посмотреть, что там за шум. Взору Татьяны предстала ужасающая картина: её благоверный сидел в сарае на корточках и прямо из бутылки, извлечённой из тайника, потягивал какое-то импортное пойло. При этом он блаженно улыбался, не замечая её, а допив, громко икнул и рухнул на солому.   
   «Это всё, - горестно подумала Татьяна, - теперь для него ЭТО будет на первом месте».   
   Но всё же надежда умирает последней. Оба супруга делали вид, что ничего не происходит, и продолжали вести обычный образ жизни: Татьяна заставляла мужа контролировать детей, вместе с ним водила детей в цирк, зоопарк и на детские спектакли. Конечно, от её взгляда не укрывалось, что Андрей при этом всегда пытается улизнуть в буфет под предлогом купить сигарет или выпить газировки. Приходил слегка навеселе, но запаха спиртного не было: научился отбивать его гвоздикой или чем-то другим. 
    Брак снова дал трещину тогда, когда однажды ночью Андрей, начавший ласкать её, довёл жену до исступления, и Татьяна, уверовав, что вернулись прежние времена, была уже готова погрузиться в нирвану, как вдруг почувствовала, что плоть мужа обмякла и он, виновато пробормотав что-то, скургузился у неё под рукой, а через пять минут мирно засопел.
    Нет, она не восприняла это как пощёчину – просто поняла: алкоголь разрушил её мужа.   
     Какое-то время они ещё сосуществовали, но уже спали в разных комнатах, и она постоянно была настороже: что-то должно произойти.


                ***


    Гром, как говорится, грянул среди ясного неба. Это произошло после покупки секции с секретерами, где могли бы заниматься уроками дети. Андрей Григорьевич, посмотрев схему сборки, сказал:
    - Мне одному не справиться, надо звать на помощь Егорыча.
    Егорыч, уже три года как пенсионер, был мастером на все руки. Жил он в соседнем подъезде и с Андреем выпивал не раз, о чём Татьяна пока ещё не знала. Андрей Григорьевич отправился к соседу, и тот, добрая душа, но похмельная в это утро, сказал:
    - Я тебе, Григорьич, конечно, помогу и денег не возьму, а вот если «московскую» выставишь, не откажусь.
    Они вместе вернулись к Андрею и приступили к делу. Андрей, отозвав жену в сторонку, сказал ей о «московской». Татьяна пыталась улизнуть от неприятной для неё темы, но муж цыкнул на неё:
     - Ты что, да за такую работу мастера не меньше семидесяти латов берут! А ты пятёрку жалеешь?
    Татьяне пришлось отправляться в магазин.
    Работа была сделана за три часа. Андрей был на подхвате, и Егорыч почти всё смастерил сам. Татьяна накрыла на стол и позвала мужчин на обед.
    - Закусите пока, а я сейчас.
    Она подошла к холодильнику и извлекла оттуда запотевшую бутылку. Потом вернулась в гостиную и поставила на стол, сопроводив этот жест коротким «Вот!».
    Егорыч крякнул от предвкушения, а Андрей как-то хорошо, от души тихо засмеялся. «От радости, значит», - подумала Татьяна. Уж кто, как не она, отлично разбиралась в его эмоциях!
    Андрей Григорьевич бережно взял поллитровку в руку и, лаская её, как девушку, сказал дрогнувшим голосом:
    - Ну, что, Егорыч, откушаем её, заветной?
    - С нашим удовольствием! – ответил тот, и пир начался.
    Тем временем Татьяна отошла в сторонку, а потом быстро направилась в детскую. «Это всё! – подумала она, - это было красноречивее всяких слов. Он и на меня-то никогда не смотрел в последние годы так, как на эту бутылку».
    Она собрала вещи детей, потом свои, вызвала такси и незаметно вышла на крыльцо, назвав таксисту адрес своей матери, где сейчас гостили дети, – всего лишь другой район города.
    - Мама, мамочка приехала! – загалдели дети. – А папа почему не с тобой?
    - Папа уехал и не скоро вернётся, - ответила она, а мать, всё поняв, опустила голову. Она уже давно кое-что начала понимать: «Бедный! А какой орёл был? Сопьётся же окончательно…»

     Но, вопреки прогнозам, окончательно Андрей Григорьевич не спился. Стремление быть в строю было для него сильнее, чем алкогольная зависимость. Напротив, с годами он стал снижать обороты. И по-прежнему работал.
   
    Андрей Григорьевич никогда уже больше не видел ни жену, ни детей. Они этого не хотели, а зачем стучаться в закрытую дверь? Он знал, что Татьяна замужем за бизнесменом, что дети ни в чём не нуждаются, учась в престижных учебных заведениях.
    Однажды он издалека увидел Татьяну с мужем. На вид тот выглядел всего лишь лет на пять старше, ещё не седой, стройный, кареглазый. И она не изменилась, почти не постарела. Это случилось в Опере, куда ему посчастливилось попасть по разыгранному профсоюзом билету. Он не сомневался, что эта встреча последняя. 


                ***


    Но встреча оказалась не последней.
    Однажды, сидя в парке за чтением газеты, которую он предпочитал поискам новостей в Интернете, он обратил внимание на пару, сидящую на скамейке за кустами цветущего жасмина неподалёку от него и явно охваченную сильными чувствами. Девушка была молоденькая, лет двадцати пяти, брюнетка, очень красивая, нежная. Она льнула к мужчине лет на двадцать, если не больше, старше её, но находящемуся в прекрасной физической форме.
    Когда Андрей Григорьевич присмотрелся, он узнал мужа своей бывшей жены. Парочка вновь слилась в страстном поцелуе и долго не могла оторваться друг от друга. Потом они встали и в обнимку медленно двинулись к выходу из парка мимо скамейки, где за газетой скрывался наш герой.
    - Нет, так нельзя, Дима! – услышал он голос девушки, - мне кажется, вечность прошла.
    - Я тебя понимаю, Лена, но нужно ещё немного потерпеть. Развод уже начался, но это не сразу. Зато у нас нет общих детей, поэтому и тянуть слишком долго тоже не будут.
    - А вот у нас будет, по крайней мере, один, - и она недвусмысленно погладила себя по ещё плоскому животу. – И сегодня ему два месяца. Ты помнишь ту ночь в «Редиссоне»?
    Дмитрий остановился совсем рядом с Андреем Григорьевичем и, не обращая внимания на субъекта с газетой, снова стал жадно целовать подругу.
    - По такому случаю поехали ко мне!
    - А как же она?
    - Я купил им квартиру в Межциемсе, и они уже съехали.
    Это было последнее, что услышал Андрей Григорьевич.   
    Ему стало жаль Татьяну: «Да, не повезло ей со мной, но и с этим богатеньким красавцем тоже не в десятку попала, только порок у него другой! Хорошо хоть детей подняла, наших детей… И за помощью ни разу не обратилась, гордячка! А какая красавица!»
    И он задумался, вспомнив знакомство на пляже, бурные ночи на старом диване, аромат её кожи, и задохнулся от нахлынувших чувств.
    «Так что же потом со мной стряслось? Зачем я поддался искушению? А что? Может, с чистого листа теперь начать? Да нет, не пойдёт она на это. Я же сам видел, какой она стала – не-при-ступ-ной!»
     Андрей Григорьевич не догадывался, что Татьяна часто вспоминала его доброту и нежность, но и то разочарование, которое привело их к разрыву. Она тоже понимала, что к прошлому возврата нет. Всё перегорело, а на светлых воспоминаниях новую жизнь не построить: «Спасибо ему и за то, что детей хороших подарил. Моя старость одинокой не будет. А его?..»
    Она подумала о том, что если он не сломался тогда, не спился в такую трудную минуту, когда она покинула его, то его не сломит и одиночество – он ведь научился его выносить. Он же у неё всё-таки умница…



                11.1.14