Зарисовки. Мы поняли, что он не мальчик

Галим Фарзтдинов
Зарисовки. Мы поняли, что он не мальчик

(продолжение зарисовки "Водокачка и наша пытливость")

 
Не знаю как у вас было. Наши дворы  утопали в зелени и солнце  летом, а зимой в снеге.

У мальчиков не было какой-либо организации или договоренностей. Хочешь - приходи, придумаем как вечерний досуг провести. Не хочешь - дело твое. Все.

Девочкам летом и зимой можно было в свои игры между собой поиграть и пообщаться во своем дворе и в школе. Но к нам девочки гордо приходили из соседних дворов иногда и порой.  Были парни и постарше нас. К ним девочки не ходили, с ними не общались.  Девочкам интересно было с нами. У них, в их дворах, что, своих мальчиков не было что-ли?
Я не вру - девочки любили что я делал для них, потому и приходили в другой двор, куда я ходил, за мной и пошли в другой двор.
(
На самом деле были.
Например.
Одного увидели -  ровесника, а он в песочнице сидел с пацанами мелкими. Один пятнадцатилетний из нас сказал: "Я с ним в пионерском лагере был после первого класса. Вроде он нормальный был. У меня и отрядная фотка есть. Или я ничего не понимал?". Он подошел и спросил у сидящего в песочнице: "Савва, ты помнишь меня? Я был с тобой в пионерском лагере в одном отряде.
- Не помню.
Мальчики поняли, что он уже не повзрослеет. И прошли мимо него.
- Ему по башке что-ли очень сильно надавали? Пусть играется.

Увидели и другого ровесника, странного. Его тоже кто-то знал из нас, еще по детскому саду.
- Таа-к. Это что с ним сейчас? Тогда он бегал подпрыгивая. Он сказал перед тихим часом: "как это у вас два яйца, у меня лишь одно." "Ну ка, покажь" - мы спросили его. Показал. Точно, лишь одно оказалось.
- Ну что?
- Ничего. Ты сам сейчас все видишь. Теперь Кащей.
 
Когда стал постарше, то узнал, что бывает такая физиологическая проблема у маленьких мальчиков в детстве с непростыми последствиями уже в детстве и навсегда. Его проблему родители и врачи "проморгали". Это можно было бы вовремя поправить, и он бы был нормальным мальчиком во всех отношениях, если бы...
Усталый и мудрый врач Гершкевич тщательно проверял мальчиков, знал, то что бывает. И он не зря проверял хихикающих и ржущих от происходящего, он проверял своими руками здоровье их "скворцов" и "бубенчиков".

Вот вы считаете голубей символом мира. Голуби беспощадно стаей насмерть быстро и неотвратимо заклевывают любого из их стаи, если он не такой как они.
Так, к вашему сведению это упомянул.

Мы были мальчиками.
Они были девочками.
 
Они не были "пацанками". Девочки врослели, были изящными и любезно выдавали нам свои шпильки. К шпилькам женщины невозможно подготовиться - шпильки эти сиюминутно из ниоткуда рождаются. Мальчики хотя бы сами стали причесываться и за одеждой следить своей. Девочки обращали на нас свое драгоценное внимание. Хотя и другие мальчики были, на год, два постарше нас, как раз по их фактическому физиологическому соответствию развития, но девочки с нами общались.
Я видел тех девочек через сто лет - они остались изящными и женственными.
 
Тогда кто-то из мальчиков еще не влюбился. Кто-то любил другую.  А вот Серега втрескался в одну из них, в девочку из соседнего двора. Если нужно было бы, то он на вражеский танк пошел бы. А тут...., он настолько терялся, он даже говорить не мог при ее виде. Его аж колотило от предстоящей встречи с ней. Пацаны не посмеялись над ним. Они вместо смеха и подколок решили поддержать его и нарвали букет цветов в частном дворе с цепными собаками, ну что бы Серега получше выглядел перед своей девочкой. Я с тех пор не дарю цветы с завязками-перевязками и украшениями - цветы должны быть как есть. Серега плечи расправил и пошел признаваться в радости к девочке. Девочка не приняла чувства мальчика.
Как бы это сказать аккуратно. Он потом стал очень прозаичным по отношению к женскому полу.  "Кто любил, уж тот любить не сможет. Кто горел, того не подожжешь."
)
 
В тот зимний вечер, качаясь на качелях, девочки говорили мне, что у них во дворе есть горка. Мы все ближайшие дворы и их двор знали очень хорошо без них. Нам идти туда две минуты, с девочками - четыре. Пробовали уже ту ужасную горку. Там дорожка льда - тонкий лед на комьях песка и глины. "Ну что там интересного, ну горка для детей.  "Мы эту дрянную полоску льда не видели что-ли" - отвязывались, уже понимая, что придется сделать то, что просили девочки. Да, придется покатать их так, чтобы они не упали, щеки не разбили и не повредились. А ведь наш пацан уже сидел дома с забинтованной рукой от катания на той горке.
Вот что сделает обычно любой мальчик любого возраста, если его совсем прижмет словами особа женского пола? Он сначала отнекивается, а когда она совсем допечет, то он, спекшийся может начать отвечать, да так, что ей не понравится.  А те девочки симпатичны были. И мальчики не начинали... и даже не думали молчаливо - ответ был мой ясен сразу: "Придется пойти. Но как же сделать так, чтобы они не разбились... в этих их красивых, но хлипких варежках.?"
Требование девочек к мальчикам, как капель на мозг, аккуратная такая, но совсем "тяжелой артиллерией" продолжилась: "Ну что вы какие-то не состоятельные" - добивали они бойцов,  решающих: "как же сделать так, чтобы они не упали".  Мальчики опять, уже совсем вяло отвечали, что горка дрянь, ничего интересного. Но их совсем добило, что девочки, когда просили их, чуть ли ногти не ломали, ковыряя краску на том, что у них под рукой оказывалось.  это я им делал сам своей силой.  Девочки хотели к себе внимания. Не нужна была вовсе им та горка, им нужен был бы хоть маленький знак внимания от мальчиков, к которым они сами пришли.
Мальчики сдались девочкам: "Так, пошли, покатаем".
-Ура!.
Но что бы обезопасить девочек, мальчики притащили из другого двора очень толстые и большие картонки и пошли их катать.
Пришли  и увидели как мальчик, ровесник лет четырнадцати-пятнадцати играет один с мелкими девочками. А все девочки его возраста, с его двора были не с ним. Вы поняли с кем они были, они с нами были. Ну не по мальчишески это одному совсем с мелкими девочками...
Мальчики сказали ему: "Ты что это? ....Ты что это, ты что, ты баба с басом?". Он не ответил.  Среди нас много было мальчиков из разных школ и разных районов города.  Нас никто и никогда не прощал за слабость ни старшие мальчики, ни девочки.  Могли побить его, но не было желания. Этого даже не обозвали никак, хотя слова вертелись. Мальчики опять увидели, что мальчик не будет мальчиком:
"А он, чудак, не мог понять никак: Куда улетать, Зачем его куда-то зовут."
И девочки потом не задевали его - они просто не приняли его к себе. Потом он сделал необратимые и рискованные операции на себе, чтобы стать подобием девочки или женщины. В паспорте он сам добавил две буквы а. Одну "а" к имени своему, другую "а" к фамилии. Не приняли его и взрослые девочки, отвергали его, хоть он и лез к ним как девочка. Нашлись ему другие "мальчики".

Через много лет рассказала одна из тех самых девочек, что когда-то краску качелей ломала ногтями тогда - она рассказала, что причина может быть в том, что он очень любил родителей, но его родители хотели не мальчика, а девочку...  и возились с ним как с девочкой, пока он совсем маленьким был.
Человеческая память устроена так, что навсегда из памяти стирается все, что было до трех лет. Еще и так уж устроено природой, что даже приемные грудные дети становятся похожими на принявших их родителей.
Подстраиваются дети неосознанно, но жить то приходится потом осознанно. У него тоже стерлось все, а программа-желание быть таким, каким его хотели родители - девочкой, видимо, осталась в нем и исполнилась им самим.



Галим Фарзтдинов