Глава двенадцатая
За окном сгустилась ночь. Издалека слышались приближающиеся раскаты грома. Дождь все никак не хотел разойтись: то ударит несколькими каплями по подоконнику, то затихнет, то вдруг хлынет и вновь стихнет. Я лежал и вспоминал часы, проведенные с Ником, за все время пребывания здесь, это были лучшие мгновения.
И конечно я не мог не думать о Ней. Когда-то, очень давно, с холодным равнодушием я пытался проникнуть в душу этой женщины — чисто из любопытства. Не то было теперь. Я жадно ловил все оттенки ее голоса, пристально вглядывался в ее лицо, жесты. Ни одна женщина не мучила меня так, как она, ни одна не была болью. Я не мог больше лежать, встал.
— Куда? – встрепенулась Ася, когда я надевал рубашку.
— Пройдусь немного, мне душно, хочу на воздух, а ты спи. Завтра рано вставать.
— Мне кажется, это завтра никогда не наступит! — со злым нетерпением выкрикнула она.
— Что за новости! Милая, я очень устал, у меня нет сил на ссоры. И потом, тебе нельзя волноваться...
— Волноваться?! — Что-то нехорошее было в блеске ее черных глаз. — Виталик! Ты притворяешься или ты действительно дурак?
— О чем ты? — с досадой спросил я.
— О чем? Думаешь, я ничего не вижу!
— Я не знаю, что ты видишь, лучше будет, если ты будешь спать, — жестко произнес я, делая шаг к выходу.
— Ты к ней?
— Что значит к ней? – остолбенел я.
— Если ты… если – задыхалась Ася. — Если ты сейчас уйдешь, я… я окно выбью!
— Девочка! — испугался я, — ты больна. — Я сел, хотел ее обнять, но Ася со злобой отстранилась.
— Если б ты знал, как я боюсь тебя!
— Меня?! — недоумевал я.
— Да! Да! — выкрикнула она, заливаясь слезами. — Потому что я хочу, чтобы ты принадлежал мне, не чертову журналу, не ветру, а мне, понимаешь, мне!
— Я это сто раз слышал! — обозлился я, по-прежнему намереваясь уйти.
— Если ты курить, то и мне дай.
— Тебе, разве ты… — теряясь, я протянул ей пачку сигарет.
Ася долго не могла справиться с пачкой, та выскальзывала из рук. Я помог ей достать сигарету, поднес зажигалку.
В это время забарабанил дождь с такой силой, будто хотел пробить крышу. Молния ударяла прямо в окно, раздался длинный раскат грома. Ася всегда боялась грозы, закрывала глаза, затыкала уши, а сейчас она ее не замечала.
— Милая, — начал я. — Я понимаю, ты устала. Я тоже устал. Ты сама настояла на том, чтобы мы приехали именно сюда. Я не знаю, чего ты ждала, но мы, вроде, неплохо провели время. И потом, разве ты не сдружилась с хозяйкой? Я не понимаю, что нашло на тебя…
Ася улыбнулась левым уголком губ, посмотрела на меня так, словно я нес какую-то тарабарщину.
— Ты и впрямь думаешь, что я из-за этой чокнутой? Ты дурак!
Она зло рассмеялась, упала на подушку, колотя ее руками. Молния то и дело освещала комнату, внося мистическую атмосферу в ее стены.
— Спустись на землю, мечтатель! Чем твоя чокнутая могла меня взять? Борщами? Салатами? Ах да, добрым словом, материнской заботой, — иронизировала она. — Виталик, я бы все отдала, чтобы чуть-чуть тебя понять. Ты работаешь, как вол, но деньги тебе не нужны. Тебе все равно, в чем ходить, что есть. Ты вполне бы мог жить в собачьей конуре и быть счастливым. Тебе никто не нужен, но что-то тебе нужно?! Ты ни разу не спросил меня, почему я пропадаю у своих друзей. А мне с ними легко, понимаешь, с ними не надо притворяться. Они не учат жить, они живут, а не мечтают. И пусть, пусть я плохая! Я не нравлюсь твоему отцу, и этой, квашне, Ксении.
— Это не так…
— Помолчи! — Она явно была не в себе. — Я тоже хочу семью, хочу! Я давно... Мне было страшно. Да, страшно! Я не хочу, не могу тебя потерять, нет, молчи! Иначе я никогда… У меня нет сил больше тебе врать, мне надоело постоянно изворачиваться… Господи, ты
готов поверить во что угодно, тебя так легко обманывать… Нет, я больше не могу! — Ося упала на подушку.
— Ася, ты меня пугаешь. Что с тобой? О чем ты?
— О чем? Твои ожидания напрасны, мечтатель! Понимаешь, напрасны! У меня никогда не будет детей, их у меня просто не может быть никогда! — истерично выпалила она, зарываясь в подушки.
Раскат грома заглушил ее стон. Я стоял, словно прибитый ударом молнии, тупо глядя, как содрогается от рыданий ее хрупкое тело. В Асе больше не было той девочки, которой я восхищался и любовался. Передо мной лежала женщина, измученная и истерзанная своей многолетней ложью.
— Там, на озере, была игра? — мертвым голосом спросил я.
— Мне действительно стало плохо, но твое ожидание в глазах…в общем…Я боялась тебя потерять!
— Теперь не боишься?
Ничего не чувствуя, я машинально пошел к дверям. Ася бросилась ко мне.
— Нет! Ты не оставишь меня, не оставишь! Ты не можешь!
— Прости! — я усадил ее обратно на кровать, взглядом приказал замолчать, сорвав пиджак со спинки стула, вышел вон.