Кошка Муська лежала в большой картонной коробке в углу комнаты и кормила двух слепых котят.
Когда Машка заглянула в коробку, Муська подняла на неё усталый взгляд и тихонько сказала: «А...»
У Машки защекотало в груди от радости.
Вчера, когда мать ушла в магазин, Машка залезла под ванну, в тёмный угол, где лежала больная Муська. Машка напоила кошку водой и сунула ей в рот кусочек варёного мяса из супа. Муська жадно проглотила еду, благодарно облизала Машкины руки, потом закряхтела и заскребла коготками по кафелю. Машка сильно испугалась, что Муська сейчас умрёт, заплакала и стала гладить тугой кошачий бок. Вдруг в темноте раздался громкий писк, и Машкина рука коснулась чего-то живого и мокрого. Муська повернулась на другой бок, закрыла от Машки мокрое существо, потом снова закряхтела, натужилась.
Машка догадалась – из Муськиного живота появился живой котёнок. Девчонка чуть не задохнулась от восторга, обняла кошку за шею, поцеловала в горячее мягкое ушко. Потом побежала в комнату, вытряхнула кукол из большой картонной коробки (отец всё собирался сделать из неё кукольный домик), постелила на дно игрушечный матрасик и простынку, положила подушечку и одеяльце. Радость от чудесного появления живого котёнка переполняла Машку, она включила телевизор на полную громкость, завопила во всю силу лёгких, подпевая песне: «Боже, какой мужчина! Я хочу от тебя сына!» Но тут же осеклась и выключила телик – а вдруг малюсенький котёночек испугается шума и крика и залезет обратно в живот?
Она помчалась назад в ванную, нырнула в сумрак, а когда глаза немного привыкли к темноте, чуть не закричала – на Муськином животе лежали два котёнка и сосали молоко.
Два живых котёнка – это же целое богатство! Машка не знала никого, кто бы имел кошку и двух котят!
Машка подождала немного, не появится ли ещё один маленький? Но Муська лежала спокойно. Машка не могла оставить её на голом, холодном кафеле, сгребла в пригоршню влажные, пуховые комочки и перенесла на приготовленную постельку. Муська бежала впереди, не спускала глаз со своих деток и ужасно волновалась, но в коробке сразу успокоилась и нежно застрекотала-заурчала. Машка накрыла коробку платком, оставив один уголок открытым, и села рядом любоваться своим сокровищем.
Когда мать вернулась из магазина, она ничуть не обрадовалась появлению котят. Наоборот, она разозлилась и вечером поругалась с отцом, требуя выбросить Муську вместе с детками. Однако отец отказался, и кошачья семья осталась жить в коробке.
Сейчас Машка чувствовала себя самой счастливой девочкой в мире. Она осторожно, одним пальчиком, погладила сонных котят по головёнкам. Котята запищали. Муська вздохнула и принялась лизать их слепые мордочки. Машка погладила Муську по впалому боку и, подпрыгнув, как лягушонок, поскакала на кухню, где мать гремела кастрюлями. Муська, невесомая и почти бестелесная, метнулась следом за ней.
На кухне Машка схватила с подоконника коробку сухого корма и щедро насыпала его в грязную кошачью миску. Мать, не глядя, залепила дочери увесистый подзатыльник, сказала с обычным раздражением: «Куда хватаешь, тварь! На неделю коробки не хватает проглотине! Жрёт и жрёт. Выброшу гадину нафиг! И тебя с ней вместе».
Машка не обратила внимания на эти слова, они ничего не значили для неё. В голосе матери не было угрозы, значит, она не сердится. Муська торопливо хрустела сухарями, а Машку переполняло счастье. Она прижалась лицом к материнскому засаленному фартуку, обняла её колени худыми ручонками. Мать нервно дёрнулась, отпихнула Машку.
Машка привычно спряталась за обеденный стол, заныла, неотрывно глядя в спину матери:
- Ма-а-ам.
- Не мамкай – не оглядываясь, рявкнула мать.
- Я есть хочу.
- Суп скоро доварится.
- Ма, дай хлеба с маслом – не отставала Машка.
Мать со злостью отхватила ножом горбушку от буханки, припечатала на неё кусок мёрзлого сливочного масла и швырнула на стол. Машка схватила хлеб и убежала в комнату, как зверёк убегает с добычей в свою норку. В комнате она бережно положила хлеб на свою мятую постель на раскладном кресле, подтащила стул к окну и взобралась на подоконник.
Есть хлеб с маслом, греться на солнышке и глядеть на заснеженный двор, на горку, коряво расписанную красными снежинками, очень приятно. Жаль только хлеба мало. Машка вновь отправляется на кухню, где мать гремит посудой.
- Ма, дай ещё хлеба.
Мать не оборачивается.
- Дай хлеба-а-а – нудно тянет Машка.
Мать снова швыряет кусок: «На, подавись! Опять суп жрать не будешь!»
Теперь Машка ест хлеб возле Муськиной коробки. Кошка нежно вылизывает котят. Машка отламывает половину кусочка масла и на ладошке протягивает Муське. Кошка лижет масло и детскую ладошку шершавым язычком, урчит и жмурится от удовольствия, как будто улыбается. От кошачьей ласки Машкино сердце расширяется в груди, как воздушный шарик.
Когда с хлебом и маслом было покончено, Машка вытерла руки о пижамку, на застиранной, вытянутой кофте всё равно ничего не заметно, затем рыбкой юркнула на диван, на неприбранную родительскую постель, отыскала среди несвежих простыней пульт от телевизора и принялась переключать каналы в поисках мультиков.
По экрану бегали синие человечки, без звука открывали рты. Машка убрала звук, чтобы не пугать котят.
Солнечный свет из окна обнял Машку, пригрел, приласкал и убаюкал.
Она проснулась от настойчивого звонка в дверь и сразу выскочила в коридор.
В дверях стоял незнакомый, очень красивый дяденька в золотых очках, с короткой, аккуратно подстриженной седоватой бородкой. Он выглядел так, будто его только что купили в дорогом бутике. От него очень вкусно пахло смесью духов и сигарет. В руках он держал букет цветов и яркий пакет.
Загадочный гость молча смотрел на мать и улыбался. Машке сперва показалось, что это – Дед Мороз, но потом она присмотрелась и поняла, что он больше похож на дядю из рекламы в телевизоре.
- Ты? Откуда? – чужим, хриплым голосом спросила мать. Она сильно побледнела и тяжело дышала.
Он протянул матери цветы. Она не взяла их – даже не заметила. Он положил цветы на полку с телефоном, а пакет поставил на пол. Машка удивилась – мать забыла пригласить гостя войти и не предлагала ему снять пальто.
- Был в Штатах. В командировке. До этого три года жил в Канаде. – Голос у дяденьки был тихий, вкрадчивый, как у лисы в сказке.
- Как жена? – с издёвкой спросила мать.
- А что жена? Она статусная женщина на пике своей карьеры. – Ответ прозвучал спокойно и чуть-чуть насмешливо.
Пока взрослые говорили, Машка заглянула в пакет и увидела там красивую квадратную бутылку, всю в золотых наклейках, и огромную коробку шоколадных конфет. О! За конфеты этому дяде вполне можно показать Муськиных деток!
- Ты как? Замужем? Работаешь там же? – Гость начал было снимать перчатку с тонкой, изящной руки, но бросил взгляд в комнату, на кухню, и раздумал.
Бледное лицо матери покрылось красными пятнами.
- А ты не знал? Твои друзья посчитали возможным обращаться со мной, как с проституткой. За месяц до декрета сократили мою должность, и, разумеется, ничего кроме поломойки предложить не смогли. Я жила в аду. Я подыхала! Мне ребёнка нечем было кормить! Я и замуж-то от отчаянья пошла!
- Детка, твои фантазии меня всегда умиляли. Кстати, вполне адекватное наказание за обман.
– Я тебя не обманывала – это твоя дочь! – мать, как слепая, схватилась за косяк. Она задыхалась, её трясло.
– Не докажешь! – брезгливо бросил незваный гость.
Машка остро почуяла обиду и бессильный гнев матери. Она взвыла, подскочила к противному дядьке и замахнулась кулачком. Дядька отшатнулся и отступил на лестничную площадку. Машка хотела захлопнуть дверь, но мать оттолкнула её.
- О боги, во что ты превратила нашу квартиру?! – Дядька спокойно улыбался, глаза и очки у него блестели.
- Эта квартира – только моя! А ты, ты на мои деньги жил! - мать в изнеможении сползла по косяку и села на пол.
- Это мелко. Но вполне отвечает твоему рабоче-крестьянскому менталитету. Прощай. Рад, что повидал тебя. Милой, деликатной, тонкой девочки больше нет, она исчезла, как сон, как утренний туман. Всё-таки социальное происхождение со счёта не сбросишь – это гены. Сколько труда я вложил в твоё воспитание, в обучение, а ты опустилась за четыре года, вернулась, так сказать, в первобытное состояние!
И он гордо нажал кнопку вызова лифта.
Лязгнули двери, загудело, и наступила тишина.
Машка села на корточки рядом с матерью, заглянула в её расширенные зрачки. Та как будто спала с открытыми глазами. Машка взяла цветы, пакет, хотела выбросить в мусоропровод, но бутылка звякнула, стукнулась о железный порог. Мать встрепенулась:
- Что у тебя там? Дай сюда!
Повертела в руках бутылку, медленно поднялась, пошла на кухню и спрятала её в шкаф. Конфеты высыпала в вазочку.
Снова грянул звонок. Мать ринулась к двери.
Пришла тётка Маринка, толстая горластая соседка, которую отец называет чёртовой кукушкой и грозит ей все ноги переломать.
Маринка только что выкупалась в ванной и была в малиновом махровом халате. Короткие, мокрые волосы плотно облепили её маленькую голову и казались не чистыми, а сальными. В грубых, распаренных лапах она держала четок и коробку со шпротами.
- Ну, чё, спиногрызка! – грубым, прокуренным голосом закричала Маринка на Машку. – Ёлку папка поставил? Нет? А чё думает?
Маринка засмеялась и прошла за матерью на кухню. Машка спряталась за косяк и таращилась на соседку, которая закуривала длинную тонкую сигарету, пока мать доставала из шкафа стопки и открывала шпроты.
- Чё она у тебя такая тощая? – Маринка пустила дым колечком и опять засмеялась, так что задёргался толстый живот.
- В кого ей толстой быть? Папаша-то – глиста в корсете – скривила рот мать.- А ты, с какой радости пьёшь? Новый год ещё через неделю.
- Выгнала своего козла к чёртовой матери – Маринка лихо плеснула в рот водку.
- Все они кровопийцы – и мать мрачно опрокинула свою стопку. – Все хотят быть чистенькими, добренькими! Мой, идиот, даже котят не мог утопить! А я всё могу! Я и лошадь, я и бык, я и конь с яйцами! Я ни от чего не отказываюсь. Мой «первый» приходил. Такой пафосный крутяк! Заявил, типа, я должна его благодарить – он меня воспитал, образовал, дал старт в жизнь. Высосал меня, сволочь, унизил, гордость мою растоптал и выбросил с пузом на помойку. Пять лет голову морочил, приучил к винищу. А я идиотка была, первокурсница, одна в большом городе, даже не догадывалась, что он женат. Дура, думала в сказку попала!
- Дура – согласилась Маринка, толстыми пальцами ухватила и отправила в рот несколько рыбёшек, смачно прожевала и с аппетитом проглотила.
Машка, выглядывая из-за косяка, тоже сглотнула слюнки. Маринка захохотала так, что едва не полопались стёкла.
- Иди сюда, глиста! Бери шпроты, лопай! – заорала она и снова запустила пухлые пальцы в банку. Машка с опаской подкралась, протянула руку и выудила одну рыбку. Маринка хотела схватить девчонку за худенькое плечо, но Машка увернулась, как обезьянка и снова спряталась за косяк.
- Так, чё, кошка-то окотилась наконец? – закричала захмелевшая Маринка, вылезла из-за стола и направилась в комнату.
- Двое суток нервы мотала, змея – глухо ответила мать, идя за ней следом. – Жаль, что не издохла!
Машка уже сидела на корточках возле кошачьей коробки и гордо улыбалась. Пусть эта толстая Маринка, у которой нет ни ребёнка, ни котёнка, завидует, какие у Муськи хорошенькие детки.
Соседка протянула растопыренную пятерню – схватить пуховый комочек. Муська прикрыла деток телом, ощетинилась и зашипела.
- Вон как за своё-то! – соседка отдёрнула руку и захохотала.
- Валерка скоро с работы придёт – сухо сказала мать и потянула соседку на кухню.
Машка пригладила пушистую Муськину шерсть и попыталась накормить кошку копчёной рыбкой, однако та наморщила нос и открыла рот, как будто у неё перехватило дыхание от вони.
Маринка орала на кухне: «Я свободная женщина! Я женщина – праздник! Захочу – приму, захочу – выгоню. А таких, как твой чистоплюй, надо в детстве, в поганом ведре топить. Ты живи для себя! Ты, ***, этого достойна! Ребёнок не проблема. Мои, вон, оба в интернате – мне по барабану. Ты, главное, свою жизнь устраивай со всеми удобствами. Кому не нравится – в харю! Не стоит прогибаться под этот долбаный мир, подруга, пусть мир под нас прогнётся! Я никому ничего не должна, ***! Я налоги плачу и отвянь от меня!»
Машка валялась на постели и смотрела в телевизор, где взрослый дядька не смешно изображал маленькую девочку, когда Маринка, очень похожая на этого телевизорного дядю, наконец, ушла. Мать зачем-то налила в ведро воды и унесла его на балкон.
Потом она сходила на кухню за чашкой чая и вазочкой с конфетами и тоже села на диван смотреть на несмешного дядю.
Машка взяла одну конфетку. Затем ещё одну. Видя, что мать не сердится и не ругается, подползла к ней под бок, прижалась головой к плечу. От конфет в животе стало тепло и уютно. Большое, лёгкое сердце нежно зашевелилось в груди, как слепой котёнок.
- Ма, а новый год всегда бывает?
- Всегда.
- Ма, а расскажи, как я была маленькая?
Машка ведь тоже была в животе у мамы, как Муськины детки, а потом родилась.
- Орала, как бешеная, и днём и ночью. – Буркнула мать и отхлебнула чай. – Один раз выбесила так, что швырнула тебя на диван и уехала.
Машка обескураженно глянула в непроницаемое лицо матери. А та смотрела в телевизор на дядек в платках и бабкиных юбках.
- Мужики – дерьмо собачье! – сквозь зубы, с тяжёлой ненавистью процедила мать и резко брякнула чашкой о пустую вазочку.
- Нечего сидеть – с угрозой обернулась она к Машке. – Быстро пошла и убрала у кошки в туалете, пока я её не выбросила!
Машка со всех ног бросилась в туалет, мыть кошачий лоток. А когда вернулась в комнату, не сразу поняла, что случилось. Коробка была пуста. Ни Муськи, ни котят. Мать стояла на балконе и курила.
Машку словно кипятком обварили, она кинулась в коридор и едва приоткрыла дверь на лестничную площадку, как оттуда влетела перепуганная до безумия Муська.
Мать вошла в комнату, ногой отбросила кошку, подхватила коробку и двинулась на кухню.
Машкино сердце стало огромным-преогромным и чуть не лопнуло. Уши оглохли, глаза ослепли от слез.
- Отдай деток – исступлённо крикнула она и бросилась под ноги матери, как солдат бросается под танк. Мать отшвырнула её так же как Муську, и наотмашь ударила коробкой.
Машка упала, но тут же вскочила и шмыгнула за диван, где было её и Муськино постоянное убежище.
На кухне падала на пол, билась посуда – мать искала спрятанную бутылку, а Машка, ожидая побоев, скорчилась в углу и прикрыла собой Муську.
Когда отец вернулся с работы, мать спала в комнате, рухнув поперёк дивана. Машка сидела на кухне и тихонько хлюпала носом, пока хмурый отец молча разогревал свой ужин. Муська ластилась к его ногам, жаловалась печальным голоском. Отец поставил перед Машкой тарелку с пельменями и стакан молока. От сытной еды Машка осовела и заснула прямо за столом. Отец унес её на раскладное кресло.
Глубокая ночь. В квартире тишина. В тёмной комнате спят Машка и пьяная мать. На кухне за столом, в тусклом пятне света, курит отец. Напротив, на стуле сидит Муська и в упор глядит ему в лицо требовательным и умным взглядом. Человеку трудно выдержать прямой кошачий взгляд, он виновато отводит глаза.
- Ты мать, Муська, и ты права. Долг, совесть и всё такое. Но, я тоже человек. Сама подумай, кому я нужен с ребёнком?
Муська отвернулась, вздохнула, невесомо спрыгнула со стула, ушла в темноту.
Возле Машкиной постели она встала на задние лапки, заглянула в лицо спящей, потом вскочила на постель, легла и вытянулась рядом с девочкой. Машка повернулась во сне, обняла тёплое кошачье тельце. Муська нежно заурчала и лизнула её щёку. Машка улыбнулась, легко вздохнула и невнятно сказала: «Мама».