В Москве Инфра-Инженерия издала в 2013 году книгу Павла Александровича Каравдина «В ДЕБРЯХ НАУКИ, или Почему в России нет инноваций».
Мне передали эту книгу, и я с удовольствием с нею познакомился хотя бы потому, что она не ограничивается какой-то одной проблемой. В предисловии автор пишет, что его книга «об окружающем нас Мире, о Вселенной, о нашей жизни. И о том тоже, почему Россия не доступна для инноваций».
Пересказывать книгу нет смысла, спорить с автором у меня нет оснований, поскольку не владею предметом в должной мере, но и отмолчаться не могу. Тем более, что со многими положениями автора согласен и готов сам под ними подписаться. Хотя, подчёркиваю, я не специалист и в глобальных проблемах науки не разбирался.
Я знаю автора давно, почти четверть века, знаю как успешного, думающего инженера, озабоченного развитием российской науки с тех пор, когда она была ещё советской. Павел Александрович стремится широко смотреть на науку, верит в науку и убеждён, что наука должна служить человечеству, отвечать на вопросы дня, разумно организовывать окружающую жизнь.
Системный кризис современности свидетельствует о другом: наука не улучшает жизнь людей, технический прогресс не помог преодолеть такие древние пороки, как голод, не сделал жизнь на планете безопаснее, не защитил от природных катаклизмов. Более того, достижения науки и технического и технологического процесса стали всё больше использоваться не во благо человечества, а в интересах отдельных групп, далеко не альтруистских.
В аннотации отмечено, что цель книги – ликвидация монополии на истину, необходимость широкого обсуждения основополагающих научных проблем. По сути это книга о свободе, несвободе и тормозах. Книга удачная, легко читается, все выводы автором не просто обдуманы, а выстраданы. Книга автобиографична и даёт яркое представление и о времени, и о жизни автора в разные периоды истории страны.
Мне кажется, что Павел Александрович всю жизнь занимается тем же, что я делаю последние десять лет в области русского языка, то есть он занят поиском истины.
Он видит противоречия в фундаментальной науке, пытается их предотвратить, ищет труды великих предшественников в этой области, находит, сравнивает, обобщает, получает непротиворечивые выводы и обращается с находками в высокие академические инстанции: вот смотрите, господа хорошие, я нашёл, накопал, проверил, взвесил; вы можете повторить, принять или отвергнуть, но делать это надо не прихоти ради, а для процветания науки и человечества. Написал, отправил, надеется, что работу опубликуют и вокруг неё может развернуться дискуссия… Но в ответ - никакого ответа. А если есть ответ, то это совершенное ничто, пустая отписка с наукообразной лексикой. Автор считает, что академики не хотят разрушать своего спокойного безбедного существования и не допускают в «свой» мир никого постороннего.
Я тоже до поры до времени так считал, пока не пришёл к убеждению, что в фундаменте лингвистической науки лежит не заблуждение отдельных лингвистов или больших групп языковедов, а огромная преднамеренная всеохватывающая ложь, эта ложь создавалась десятилетиями и ставила целью исказить прошлое до такой неузнаваемости, чтобы потомки никогда не смогли докопаться до истины.
Академики – люди, похоже, посвящённые, они знают об этой лжи в основании всей академической науки и помалкивают. А думающие люди бьются и ничего не могут доказать. Монолит лжи, поддержанный международной академической наукой, одержимые одиночки-исследователи одолеть, конечно же, не в состоянии.
Павел Александрович столкнулся с такой вот фундаментальной ложью в физической науке, и эта ложь была вызвана не какой-то частной ошибкой, не заблуждением одного ученого или целого научного сообщества. Наоборот, в мире создана преднамеренная система искажения действительности, исключения одних положений и выпячивание других. Причём и в наше время ложь многократно тиражируется и продолжает разрастаться не по дням, а по часам.
В школе, в вузе нас непрестанно учили повторять мысли других, пересказывать прочитанное, цитировать известных авторов.
И нигде, никогда, за редким исключением, школьников и студентов не учат мыслить самих. А ведь должно быть это самое главное свойство человека думающего.
Я часто вспоминаю картину русского художника Н.П. Богданова-Бельского «Устный счёт. В народной школе С. А. Рачинского». Помните? Деревенская школа конца позапрошлого века, урок арифметики. На классной доске написан пример, который ученикам необходимо решить.
Ученики – крестьянские дети, в бедной одежде, в лаптях, но с каким интересом заняты они устным счётом. Я вспоминаю своё детство. У нас были добрые учителя, они нам много дали, значительно больше, особенно учителя начальных классов, чем учителя моего поколения своим ученикам: требования изменились, внешний эффект урока стал цениться больше глубоких знаний, для учителя главное – не научить, а отчитаться, перевести в следующий класс всех. Когда учителя учили думать, то не было смысла классу притеснять выскочек. А вот когда на первый план вышел отчёт, на отличников стала нападать серая масса отстающих, и учителя оказались не способными ответить на каверзные вопросы думающих одиночек. Я на своей школьной судьбе могу проследить, как постепенно изменилось отношение к учёбе, как серая масса вытесняла и думающих учеников, и думающих педагогов. Атмосфера требовательности в первые годы моей учёбы в школе переросла к 1960 году в систему поверхностных знаний. Учебники, требующие думать, заменены учебниками, требующими знать и повторять слова других. Отказ от учебников математики А.П. Киселёва о многом говорит.
Павлу Александровичу повезло больше. Его школьные годы совпали с годами войны, когда было голодно, холодно, не хватало элементарного, не хватало учебников, тетрадей, но перед учителями не стояло задачи учить и выпустить всех, учителя помогали учиться и учили думать тех, кто хотел. Главное в эту эпоху – учили думать. И вот это качество сельского образования и помогло Каравдину. В частности, касаясь вопросов фундаментальной науки, он пишет: «Консервативный мир специалистов должен взаимодействовать с мыслящими одиночками, которых Борис Черкун называет генералистами. Генералистов никто и нигде не готовит, поэтому генералист вырастает только в процессе самообразования. Сейчас же генералистам нет хода в науку. Вспомните, генералистами были Коперник, Галилей и Ньютон. Как их встретили специалисты? Но от них остались публикации. С современными всё намного хуже. Научная пресса заблокирована ре-цензурой, вопреки конституции».
Мне кажется, эти имена названы не случайно. В прошлом была очень развитая наука, которая была последовательно разгромлена и уничтожена схоластикой. И случилось это лет 400-500 назад. С тех пор в мире господствует схоластика, выдающая себя за науку. А Коперник, Галилей и Ньютон – яркие борцы за восстановление науки и научных истин. И Каравдин, на мой взгляд, борец с академической схоластикой, отрицающей такой эффективный вид достижения истины как научная дискуссия, обсуждение актуальных проблем.
В связи с появлением интернета и возросших возможностей для тиражирования как научных, так и околонаучных и антинаучных идей и мыслей, схоластам от академий – а их количество возросло до безумия - стало трудно сдерживать людей, стремящихся к истине. На помощь им пришёл испытанный древний метод иголки в стоге сена. Пытались искать?
Краевед Александр Рашковский в ноября 2013 года написал, что отыскал в журнале «Физическое обозрение» за 1911 год интересное высказывание: «Научный дух не может развиваться по предписаниям. Ни одно учреждение, устроенное в том коммерческом духе, как нынешние, не может дать обильных плодов. Дух науки, как ветер, веет, где хочет, а этой-то его прихоти наша «образованная» публика и не любит». А далее он рассказал, что многие, в том числе научные, журналы (сегодняшние, а не вековой давности) готовы в короткие сроки опубликовать научные (по формальным признакам) статьи любого размера в кратчайшие сроки и привёл расценки для таких публикаций в России, Украине, СНГ и Европе. Научная (скорее противонаучная) элита, оказывается, теперь объединилась, действует сообща и не препятствует публикациям, наоборот, любую здравомыслящую идею растворит в море схоластических измышлизмов. В таких условиях, как пишет Рашковский, «все потуги ВАК остановить фальшивую науку, напрасны».