4.
Над водой ясно; в небе зажигаются вечерние звезды. На западе догорает заря, отражаясь в неподвижной воде прозрачным золотом. Весь огромный Пересвет словно замер, только вдали видны две-три лодочки: кто-то тоже вышел порыбачить.
Карп бросил якорь – камень, перевязанный веревкой, на самой середине озера. Они с Конькой давно спустили парус и теперь удят каждый сразу на две удочки. Оба молчат. На Карпе серая ватная стеганая куртка, такие же штаны и высокие сапоги из литой резины. Конька тоже тепло одет. Рыба идет лениво, редко, зато крупная. Карп уже много поймал, да и у Коньки в сумке две больших щуки, ерш и форель.
Конька вспоминает, как они шли под парусом на лодке Базарникова, про которого Конька знал только, что тот пьяница, пенсионер, рыболов – и приятельствует с Карпом.
Тогда еще был ветер. Карп сидел у руля и правил к левому берегу, громко говоря Коньке:
- Ты гляди, как летит, - ласточка! Я бы за такую лодку четверть жизни отдал. И где Базар ее надыбал? Я у него торговал – не продает. Смотри, парус стоит, как влитой, - эх, касаточка! Ладная лодка. У других простецкие, а эта – королева; не плывет – дышит.
Конька молчал. В душе он был совершенно согласен с Карпом, но говорить ему не хотелось: он наслаждался этим быстрым, тихим полетом по воде и жадно вбирал в себя каждое мгновение этого полета. Вся его душа в эти минуты летела вместе с лодкой, он чувствовал себя птицей, стремительно скользящей над озером.
Ближе к левому берегу парус спустили, и Карп сел на весла ближе к корме. Конька тоже хотел грести (лодка была четырехвесельной), но Карп его остановил:
- Сиди ты себе! Мы только мои верши обойдем; я их тут с лета в камышах наставил, то и дело проверяю.
И они принялись обходить вершу за вершей, и почти в каждой была добыча: сазаны, плотва, щуки, налимы.
- Вот и улов, - довольный Карп бросал рыбу в ведро с водой. - Завтра всё подчистую продам. Рыбы много не бывает, всё раскупают.
Высоко, на левом берегу, зажглись огни монастыря святого Сергия Радонежского.
- Монахи, - уронил Карп. И, помолчав, добавил:
- Я, как начнут здешнюю церковь отстраивать, тоже пойду подсобить; я Пересвета уважаю. Видел со звонницы, как вода светится?
- Видел, - ответил Конька и про себя решил: он тоже будет помогать восстанавливать церковь.
Ветер затих. Конька тоже сел на весла, и вместе они вывели лодку на середину озера. Здесь Карп и бросил якорь. Теперь они удят рыбу.
Заря, угасая, медленно уходит, словно вливаясь в темно-синее небо, которое всё больше густеет, и всё больше появляется в нем ярких звезд. Золотая луна поблескивает за деревьями перелеска.
Карп курит «Беломор» и время от времени подсекает и вытаскивает рыбу. Коньке тоже везет: к его улову прибавляется еще две форели и плотва.
Вдруг Карп встает в лодке и точно приглядывается, прислушивается к чему-то, словно охотник, напавший на след дичи. Его широкое лицо становится озабоченным: Конька в полутьме скорее чувствует это, чем видит.
- Сейчас северняк налетит, - вдруг уверенно заявляет Карп. – Баста; сматываем удочки, буря будет.
- Какая буря? – Конька удивлен. – Небо вон какое чистое!
- Это оно сейчас чистое, - Карп решительно вытягивает из воды якорь. – А я погоду лучше всякого барометра чую; нам бы до берега добраться живыми. Когда на Пересвете штормит, это, брат, круче, чем на море.
Конька неохотно и не слишком доверчиво убирает удочки и кладет в свою старую сумку уснувшую рыбу. Карп тоже заворачивает свой улов в мокрую сеть, убирает мачту, выливает из ведра воду, и передает ведро Коньке:
- На, держи, будешь вычерпывать воду, если станет заливать. Садись на те весла, а я здесь останусь. Греби к молу. И ветра нет, парус не поставить, а в шторм какой тебе парус…
Они принимаются грести к молу.
Карп не ошибся: буря настигает их где-то в двух километрах от берега. Небо угрожающе чернеет, озерная рябь превращается в настоящие волны. Теперь кругом непроглядная темень, и только вдалеке маяком светится фонарь на молу; туда они и правят.
Коньке очень не по себе в этой грозовой тьме. Волны вокруг начинают реветь, лодку подбрасывает на них. Огненная стрела изогнутой белой проволокой мелькает в угольно-черном небе, оглушительно грохочет гром, и ливень обрушивается на рыбаков с неистовой силой. Карп что-то кричит, но Конька его не слышит. Веслами они работают равномерно, синхронно, этому Конька научился в рыбачьей артели. Слаженность их движений заставляет лодку приближаться к цели, несмотря на волны, которые становятся всё выше и ревут всё громче.
Наконец здоровенная волна обрушивается на лодку, и та мигом до половины наполняется водой.
- Суши весла! – доносится до Коньки крик Карпа. – Вычерпывай воду, не то кирдык, потонем! Я догребу.
Конька «сушит» весла и принимается вычерпывать воду ведром. Это почти Сизифов труд: лодку постоянно заливает и волнами, и ливнем, а ураганный ветер словно задался целью отнести ее от мола как можно дальше. На Коньке уже нет сухой нитки, но он этого не замечает. Ему даже жарко, он в постоянном напряжении. Его ноги скользят по мокрому днищу, он едва не падает за борт, но в нем живет неистребимая уверенность в том, что они с Игорем Карпенко не потонут, доберутся до мола! Пересвет не даст им погибнуть…
И они добираются. Карп проворно перебегает по лодке, вскакивает на мол и прочно привязывает лодку к сваям.
- Такую лодку беречь надо, - ворчит он. – Сам сдохни, а ее сбереги. Смотри, как я ее принайтовил: только вместе с молом оторвется. Ну, вылазь со своей рыбой.
Он помогает Коньке забраться на мол. Конька держит сумку, вцепившись в перила; он уже остыл – и теперь трясется от холода. Карп еще раз прыгает в лодку и возвращается, нагруженный сетью, со своим уловом. Он бросает к ногам Коньки какой-то мешок:
- Здесь дождевики, доставай!
Конька онемевшими пальцами развязывает мешок. Оба облачаются в дождевики и выходят на дорогу.
Карп останавливает какое-то «зеленоглазое такси»:
- Эй, братан, подкинь до Кирпичной…
Всю дорогу Коньку трясет от холода. И даже когда он оказывается в теплой подсобке Карпа, его продолжает трясти.
Карп подбрасывает в печь угля, быстро переодевается и командует:
- Чего стоишь? Раздевайся!
Конька снимает с себя всю одежду: она так мокра, хоть выжимай ее. Сильные руки Карпа растирают его водкой до тех пор, пока он не перестает дрожать. Тогда Карп накрывает его одеялом (Конька лежит на его постели) и дает ему подогретого красного вина с корицей, а потом помогает ему надеть свитер и спортивные штаны – чистые и сухие.
- Что у тебя с руками? – он разглядывает Конькины ладони, потом догадывается:
- А, веслами стер. Давно не греб, наверно. Сейчас вылечим.
Он делает какой-то отвар из трав, накладывает траву на Конькины ладони и перевязывает кисти рук бинтами. Коньке жарко под толстым ватным одеялом, но он чувствует, что теперь уже не заболеет, - и тихо радуется.
- Спасибо, Игорь, - говорит он.
- Всегда пожалуйста, - отвечает Карп. – Есть хочешь?
- Нет.
- Ну, спи тогда. Я тоже сейчас лягу.
- Ты меня в семь разбуди, - устало просит Конька – и в одно мгновение погружается в сон.
ХХХХ
Утром Карп будит его. Игорь такой же бодрый, будто и не ложился. Конька с удовольствием убеждается, что совершенно здоров, и стертые до крови ладони полностью зажили. Он переодевается в гимназический костюм, который принес с вечера на Кирпичку, до того, как они к Карпом вышли рыбачить, - и оба садятся завтракать. Они пьют кофе и едят бутерброды с сыром.
- А ты молодцом, - Карп одобрительно смотрит на Коньку. – Не сдрейфил вчера. И вообще всё по уму делал. Ты парень надежный, теперь буду знать.
- А раньше не знал? – улыбается Конька.
- Раньше… - Карп задумчиво смотрит на него своими взрослыми проницательными глазами. – Знаешь, пока человека в деле не проверишь, настоящей цены ему не знаешь.
- Я бы без тебя погиб вчера на озере, - тихо говорит Конька.
- Я без тебя, пожалуй, тоже, - признается Карп. – А вот вместе мы выжили; значит, можем полагаться друг на друга. Скажу тебе честно: знаю много трусов среди взрослых. А ты хоть и моложе их всех, дашь им фору. Такое нечасто встретишь. Ну, бери свою рыбу. Бывай. Заходи как-нибудь.
- Бывай, - Конька пожимает ему руку и уходит довольный. Сорокалетний человек сказал ему, что он, Конька, надежный; это было приятно услышать.
Он едет на трамвае до дома, заносит туда рыбу («Дымовы угостили»), забирает Даньку и, так как время уже поджимает, на трамвае, вместе с братом, доезжает до гимназии. Они успевают как раз к звонку на первый урок.