Жара сказалась. Горячие лучи подняли с земли влагу и превратили её в сизо-чёрные тучи. Они распластались сплошь до горизонта. Ветер непрерывно тащил их, стягивал в сторону, но, как ни силился, не мог разорвать это клубящееся воздушное месиво.
Дождя пока не было. Может, потому, что тучи шли слишком быстро, или они не набрали ещё той тяжести, которая заставила бы их вернуть земле влагу. Пасмурная свежесть полнила всё, но в пыль падали только редкие мелкие капли. Буйно в своём древесном забытьи шумела листва.
- Вот не было печали,- хмурился в окно своего кабинета Фёдор Семёнович,- того и гляди ливанёт. Чёрт его принёс, сколько сена попортит, а то и хлеб свалит.
На планёрке в кабинете сидело человек десять. За директором все
посмотрели в окна на надвигающуюся непогоду.
- А может, пронесёт,- неуверенно сказал кто-то из угла.
- Дай-то бог,- озабоченно вздохнул директор и повернулся к сидящим.- От бога, правда, толку мало, самим расхлёбывать придётся. Ну, да видно будет. Так, значит, к двум часам подойдут, кого назвали, к церкви. И Оплеухин пусть подъедет. Всё, давайте за работу.
И проносило. Тучи бесплодными тушами, напирая друг на друга,
сваливались куда-то за край полей, их место тут же занимали новые, но всё без дождя. Земля освободилась от зноя и блаженно остывала под толстой пеленой. На всём лежала одна большая тень.
К двум часам к церкви подошли с ломами и лопатами трое. Подошли и остановились у входа. Там три старушки во главе с бабкой Вдовичихиной, взявшись за руки, заслонили крыльцо. Иссохшие, в чёрных, с глухими горловинами платьях, в чёрных же платках стояли они перед пришедшими. Ветер колыхал длинные линялые подолы, и будто бы сами старушки качались под его порывами.
- Гляди-ка, - усмехнулся Борис Голубев, - боженька караул выставил. Сильна гвардия.
- Здорова, бабули,- вплотную подошёл к старушкам Андрей Батурин, самый высокий в селе, с широченными плечами парень.- Чего это вы тут охраняете?
- И не подходить!- ощетинилась на него всей своей потемневшей от времени худобой старуха Вдовичихина, подалась вперёд и затряслась от напряжения. - Пошто слетелись, вороны, места вам другого нет!- пискляво шепелявила она в молодое круглое лицо.- Кши отседва, кши, нехристи!
Две другие старушки от волнения совсем ничего не говорили, а только шипели гусынями и сердито махали свободными руками. Но мест своих в цепи не покидали. Мужики дружно хохотали: чего-чего, а такого не ожидали, хоть отступай. Старушки-то стояли не на шутку, была бы сила, так и поколотили. И смех, и грех.
- Давайте уж миром решать,- приблизился и Голубев,- чего вы тут топорщитесь, мы дело пришли делать.
Вдовичихина неожиданно быстро высвободила правую руку, перекрестилась и ткнула Бориса в лоб указательным пальцем. Твёрдый корявый ноготь снёс кожу.
- Вот твоё дело поганое, тьфу!- плюнула она ему в лицо.
- Ах, хреновина старая!- схватился за лоб Голубев.- А ну, пошли
отсюда, ведьмы чёртовы, пока ходули не выдергал!
И он замахнулся, но Батурин придержал его. Сзади подъехал Кузнецов на своей бортовой. Заглушил мотор, вылез из кабины, подошёл и спросил:
- Чего тут у вас?
- Мироныч,- повернулся к нему Батурин,- мы тут на засаду нарвались. Голубя, вон, уж в лоб ранили. Ты заведи свой лимузин, уважь старушек, довези до деревни. Мужики, подсадим бабусь!
Ближе всех стояла старуха Вдовичихина. Батурин обхватил её обеими руками и понёс. Она дёрнула в воздухе худыми ногами, торчащими, как из мешка, из широкого платья, вцепилась костлявыми пальцами в его густую тёмную шевелюру и заголосила:
- Ох, окаянный! Чего творишь, пусти меня щас!
Она кричала срывающимся высоким голосом, рвала на Батурине
волосы, била его кулаками по голове. Но он мало обращал на это внимания и быстро тащил старуху к грузовику.
- Давай-давай, грузи их, хрычовок придурных!- подзадоривал из кабины Кузнецов.
Он уже завёл машину и лыбился круглым лицом, наблюдая потеху.
Одна старушка так перепугалась и ослабла, что тут же села на землю и стала жевать свои бескровные губы, силясь что-то сказать. Голубев и третий, Иван Тарабин, подхватили её под руки и понесли следом за Вдовичихиной.
- Прокатит вас Мироныч с ветерком,- говорил на ходу напарник Голубева.
- Ох, милочки,- зашептала до крайности обомлевшая старуха,- куды ж вы меня…
Она волочила по траве отставшие бессильные ноги, повернув просящее лицо к мужикам. А те расходились, делали своё дело.
- Не боись, бабуля, как в карете поедешь!
Последняя старушка успела отступить за крыльцо и уже нацелилась передвигаться дальше, но и её настигли и так же под крепкий гыкающий хохот переправили в кузов к Кузнецову. А тот давно был готов, и машина покатилась, увозя побеждённых.
Вдовичихина пыталась стоять, судорожно цепляясь за доски высокого борта. Безмолвно смотрела горячими сухими глазами на удалявшуюся церковь. Её спутницы сели на дно кузова и больше не высовывались. У церкви остались только мужики с ломами и лопатами.
- Поддай, поддай газу!- крикнул кто-то из них вдогонку.- С ветерком старушек!
- Я мигом обернусь, ждите! – криком же ответил Кузнецов.
Машина подняла пыль, перебралась через мост и съехала в село.
- Голубь, тебе теперь медаль за боевые заслуги дадут,- был последний смешок, и все вернулись к красным стенам.
Под тучами цвет их казался ещё гуще.
- Что за кирпич, то ли глина такая?- подошёл к церкви Иван Тарабин, молодой и высокий, чуть ниже Батурина.- И сложена-то, швов почти не видно. Вот мастера, даже трогать жалко.
- Жалко у пчёлки,- буркнул у его плеча Голубев. Он ещё не отошёл после стычки со старухами и злился.- Не тронь, если такой жалостливый. Без тебя управимся.
И Борис, размахнувшись, с силой ударил тяжёлым ломом в стену. Лом тенькнул, высек остриём искру и отскочил от кирпича, словно от железа.
- Не машись, руки отшибёшь,- хмыкнул Батурин.- Крепко стоит, тут с верхушки начинать надо. Оплеухин доски на леса да лестницы подвезти должен.
- А вон он едет.
Колёсный трактор, с треском пуская из трубы солярную гарь, уже
подъезжал. Он тащил за собой телегу, из которой через низкие борта торчали концы досок и свежесделанных лестниц. Трактор миновал мост, повернул передние маленькие колёса и, бойко прыгая на кочках, заспешил к церкви. Вот она.
- Ну, и как дела?- открыл дверцу и встал кирзовым сапогом на большое замершее колесо Иван Оплеухин.- А куда это Мироныч бабку Вдовичихину повёз?
- Как куда,- насмешливо посмотрел на Ивана Голубев, - тебя встречать. И с ней ещё две богомолки, не разглядел разве? Они тебя здесь дожидались, да вот терпения не хватило. Говорят, поедем, встретим Ванюшу, поторопим его церковь ломать.
- Чего они?- не уловил насмешки Оплеухин.- Я и так с бригады прямо сюда. Вон, лестницы привёз и верёвки с якорями.
- Да, жаль, Иван, не успел ты на спектакль,- сказал Андрей Батурин,- а то и тебя благословили бы. Давай, разгружай, чего привёз. Директор-то подъедет?
- Скоро обещал, если другие дела не закрутят,- спрыгнул на землю Оплеухин и полез через борт на телегу.- Принимай кто-нибудь.
Он спустил вниз шесть лестниц, доски, ворох толстых верёвок и три якоря-кошки. Лестницы разложили парами.
- Каждая метров шесть,- прикинул Голубев,- если сбить по две, то и достанет.
- Должно,- согласился Иван Тарабин, принимая у Оплеухина ящик с гвоздями.- Купол сдёрнем, как раз такая высота останется.
- Ещё сдернуть надо,- посмотрел на купол Батурин,- здоровый, чёрт. Лестницы по шесть метров – это пойдёт. А верёвок-то хватит?
- Да куда их, воз целый,- ответил с телеги Оплеухин и слез.
- Давай-ка размотаем,- взялся Андрей за верёвки,- перепутаны все, как специально. Мы с Оплеухой, а вы лестницы пока сбейте,- сказал он Голубеву.
Верёвок, правда, оказалось много. Долго распутывали их, потом связывали в три длинных и у каждой на конце закрепили якорь.
- Так, готово,- накрепко привязал последний якорь Андрей,- хоть слона подвешивай. Ну, что с лестницами?
- Две пары уже сбили,- отозвался Голубев,- одна осталась, несколько гвоздей.
- Садись, перекурим. Подумать надо, как гробину эту зацепить.
Вбили нужные гвозди и расселись, закурили. В нескольких шагах от них в пасмурном молчании высилась церковь. Сплошь седые тучи словно бы отёрли свои бока о белый купол, и он теперь тоже виделся седым. Казался набухшим, напитавшимся водной хмарью и тяжело нависал над головами. Ветер всё гнал и гнал послушную ему пелену.
- Да проще простого,- быстро прикинул Оплеухин.- Три якоря прямо за крест и опрокинем, шесть секунд.
- Т-т-т, управился уже,- выпустил в ответ едкий папиросный дым Батурин.- Ты сначала придумай, как верёвки поднять на такую высоту. С лестниц до креста не добраться.
- Надо подумать.
- Подумай.
И снова каждый сквозь прищур целился, как лучше ухватить церковь. Высоко, так вот запросто не дотянуться. Если только придумать что…
На мосту показалась машина Кузнецова. Он возвращался.
- А берёза то!- осенило вдруг Голубева.- Она же рядышком…
- Да, так-то хорошо бы,- кивнул Андрей,- только кто снайпером будет?
- Лёгкий нужен,- заметил Тарабин,- ветки-то тонкие на высоте, и мотает как.
Берёза металась, билась, охваченная вездесущим ветром, будто хотела сорваться и полететь за проносящимися над вершиной тучами. Густая листва отчаянно шумела, но окаменевшие за многие годы корни не слышали её.
- Давай я полезу,- вызвался Голубев,- чего тут судить-рядить.
- Ухнешься оттуда,- посмотрел на расходившуюся берёзу Оплеухин,- башку свернёшь. Как кобыла строптивая.
- Ну так ты внизу будешь стоять, поймаешь в случае чего,- ответил Голубев.
- Ой ты, остряк нашёлся. Навернёшься оттуда, тогда посмотрим.
- Заткнись, ворона, накаркаешь,- вмешался Иван Тарабин.- Сам лезь, коль его отговариваешь.
- Не-не, я тяжелей Голубя.
- Хех, уж ты тяжелей,- скривился Борис.- Без сапог барана легче.
- Хорош вам!- оборвал всех Батурин.- Сильно берёзу мотает, опасно лезть.
За спинами остановилась бортовая. Кузнецов сразу вошёл в разговор:
- Отвёз старух… о чём заседаете?
- Думаем вот, как якоря до креста поднять, - ответил Оплеухин.
- Хотели с берёзы, да мотает её сильно, - добавил Голубев.
- На берёзу опасно, точно,- на секунду задумался Кузнецов, но только на секунду. – А зачем нам крест… нам до креста и не надо. Как-нибудь до низа купола с лестниц дотянемся, ухватим. Нам бы только купол сдёрнуть, а дальше леса сделаем – ломиками тюкай да тюкай, кирпичики вышибай.
Кузнецова выслушали без возражений, но когда он замолчал, Голубев всё-таки вставил:
- Да, я бы залез, подумаешь… Зато, сразу за крест.
- Говорят тебе, опасно,- ответил ему Оплеухин.
- Ну ты, Мироныч, архитектор, - посмотрел хмурым тяжёлым взглядом Батурин, - сразу всё сообразил. Как будто всю жизнь церкви рушишь.
- Да ладно тебе, чего ты, - отмахнулся Кузнецов. Он говорил стоя, слушали его сидя.
- Давай, попробуем с лестницами,- поднялся Батурин. За ним поднялись остальные, направились к лестницам.
- Перехватывай! Перехватывай!- кричал Кузнецов Тарабину, когда поднесли одну из лестниц к церкви и стали поднимать её вверх по стене.- Тяжёлая, зараза…
- Подымем…- силился Тарабин, силился Батурин, силился Оплеухин, силился Голубев.
И конец лестницы рывками поднимался всё выше и выше. Подняли. Деревянные стойки дотянулись до самого купола.
- Вот, теперь лезь,- сказал Кузнецов Голубеву.- И купол сдёрнем, и наши головы целыми останутся. Найдёшь там, за что зацепить.
- Это мы махом,- ответил Голубев, подхватил трёхзубый якорь и полез. Длинная верёвка потянулась следом.- Как шатается то всё!- крикнул, когда залез высоко.
- Не боись, выдержит,- успокоил Оплеухин,- гвоздей с запасом набили. Ты вот смотри, чтобы тебя ветром не сдуло, держись крепче.
- Я держусь, а вы лестницу смотрите, ходуном ходит.
- Давай-давай, мы держим!- Крикнул Батурин.- Немного осталось, лезь!
По скованным движениям, по голосу было понятно, что Голубеву страшно там, на ветреной высоте. Но трое внизу крепко держали лестницу, и сам он от страха старался изо всех сил… И добрался.
- Чего дальше-то?
- Да ты это, ты остряком обшивку пробей,- учил Кузнецов.- Там снизу обод должен быть, ты за него и цепляй.
Белая обшивка прорвалась, как только в неё ударило остриё. Крюк проник внутрь и сразу нашёл и точно обхватил обод. Якорь надёжно повис на куполе.
Повеселевший Голубев торопливо спускался вниз: держаться теперь можно было двумя руками, и оказалось всё намного проще, чем ожидали.
- Как стрелой проткнул,- лихо спрыгнул он с последних ступенек на землю.
- Молодец, молодец,- похвалил Кузнецов.- Вот ещё в двух местах так проткнёшь, тогда и верёвки можно будет к трактору вязать.
- Да не вопрос. Только ветер, вражина, хоть маленько бы стих.
- Струхнул, так давай я,- тут же усмехнулся Оплеухин.
- Да ты- то, смельчак, блин, нашёлся!- огрызнулся Голубев.- Я-то уже знаю, как чего.
- Слышь, а из чего обшивка эта?- спросил Тарабин.- Больно легко ты с ней справился.
- Да не из чего,- недоумевающе ответил Голубев.- Сам не пойму, как бумага проткнулась. Бог её знает.
- Вот странно,- продолжал рассуждать Тарабин,- я думал, жесть какая специальная белая. Её ж не ремонтировали ни разу, а она вся целая была. Сколь дождей, град… да от времени даже. Одни дыры должны уж остаться.
- Да ладно тебе,- прервал эти рассуждения Кузнецов.- Кто его знает, не будем головы забивать. Давай перекурим да доделаем уже. Надо, надо сегодня купол сдёрнуть.
Они сели под красными стенами и закурили. Крест над куполом в сером воздухе ещё хранил золотой свет.
После перекура всё у них шло как по маслу. Снова ставили лестницу, снова всё те же крепко держали её внизу, пока Голубев добирался до купола, дырявил обшивку и крепил якорь. Снова курили под стенами. И ещё раз.
- Туже, туже затягивай,- говорил Кузнецов Тарабину, когда они, отцепив телегу, привязывали верёвки к трактору, и сам старательно плёл какой-то хитрый узел.- Чтобы намертво! Во-о… пойдёт,- закончил он.
Три бесконечно длинных верёвки тянулись, провисая, от купола к трактору. Три якоря в разных местах зацепили обод.
- Ну, давай, Оплеуха, прыгай в кабину,- шлёпнул Голубев ладонью по плечу Оплеухина,- покажи, чего можешь!
- Давай, с богом,- поддакнул Тарабин.
- Ага, мужики, поехал.
Заведённый трактор задрожал всем своим синим телом. Оплеухин в кабине со знанием дела оглянулся на церковь, прикинул, как провисли верёвки, и его железный конь покатился. Проехал несколько метров и встал, большие колёса провернулись на одном месте. Натянувшиеся верёвки не пускали.
- Рывком надо, с разгона,- сказал Кузнецов.- Ты, Оплеуха, сдай побольше назад и постарайся скорость набрать.
Оплеухин вернул трактор к самым стенам. Верёвки поправили, чтобы не перепутались, и машина снова потянула их, набирая скорость.
- Давай! Давай!
Хорошие зацепы - рванули так, что купол пошёл. В первый миг будто бы кто-то там, высоко, громко охнул, и сразу – треск кирпича, скрежет выламывающихся из стен крепёжных штырей. С лязгом и царапающим нервы взвизгиванием полз нижний обод купола по стенам и рушил их.
- Ты смотри!- не верил глазам Тарабин.- Лом от стен отскакивал, искры высекал, а теперь кирпич сам рассыпается.
Кирпичное крошево летело со стен красными брызгами. Купол всё больше съезжал со своего места, нависал над землёй и вот-вот должен был упасть.
- Давай! Давай!- наперебой кричали мужики и шли за трактором.- Сейчас свалится.
Стены перестали быть опорой, белый купол опрокинулся и полетел на землю. Гулкий удар поднял клубящуюся серую пыль, а ветер сразу захватил её, раскосматил и смешал с той, которая уже была в воздухе.
Белый покров купола на земле в один миг превратился в лохмотья, грязно-серые, как та же пыль. Рухнувший остов оголился, тонкие металлические рёбра, потеряв силу, отпустили крест, и он отлетел в сторону.
- Вот так,- махнул сверху вниз кулаком Кузнецов, как будто держал в руке острую сталь.
- Есть!- подхватил Голубев.
- И всех делов-то, - усмехнулся Тарабин.
Батурин молча смотрел на упавший купол.
В кабине остановившегося трактора за грязным стеклом висела довольная физиономия Оплеухина.
В это стекло, прилетев с неба, хлёстко ударила крупная капля, словно была не водой, а твёрдой горошиной.
- Да тут, вроде, и делать больше нечего,- Кузнецов прошёл мимо поверженного купола к стенам,- сами рушатся.
То, что началось, когда купол сдвинули с места, продолжалось. Кирпич сам собой превращался в мелкие камешки, которые непрерывно стекали вниз красными ручейками. И хотя ещё не было видно, что стены стали ниже, но движение часовой стрелки очень скоро становится видимым.
- Целые кучи уже насыпались,- остановился рядом с Кузнецовым Голубев,- так за день ничего не останется. Умная церковь, сообразила, чего нам нужно.
- А я сразу заметил, что не то чего-то,- сказал Тарабин.- Ломик отскакивал, как крепко было.
- Было, да всё вышло,- оборвал его Кузнецов,- хлам один, ничего доброго.
Крупные холодные капли одна за другой полетели с совсем потемневшего неба. Сумасшедший ветер нёс их косо и вбивал во всё, что попадалось на пути.
- Пошли, пошли, пошли,- развернулся Кузнецов,- сейчас ливанёт. Оплеуха, заводи, цепляем телегу!
- А лестницы?
- Сами упадут, потом всё заберём…
- А крест?
- Да некому его тут уносить, кому он нужен, пусть валяется. Поехали до меня, обмоем это дело, у меня три литра первача есть,- Кузнецов победно посмотрел на остальных.- И тему одну обговорить надо.
- Вот класс! – крикнул Голубев в нарастающем шуме непогоды.
Под начинающимся дождём они быстро прицепили телегу и расселись по кабинам, Голубев с Тарабиным к Кузнецову, Батурин залез к Оплеухину. Поехали, машина впереди, трактор сзади.
- Чего такой хмурый? – спросил Оплеухин Батурина, выруливая с намокающей просёлочной к мосту.
- Не знаю, мутно мне, - ответил тот,- с души воротит, аж до тошноты.
- Да хорош тебе, Андрюха, нормально всё, щас кирнём у Мироныча.
Доехали быстро. За тёмно-зелёным забором басовито залаял пёс.
-Заходим, заходим, заходим,- распахнув калитку, торопил Кузнецов мужиков,- промокнем все. Фу! Нельзя! Пошёл на место!- отогнал он огромную серую собаку, натянувшую цепь.
Под дождём они пробежали через двор в летнюю кухню. Там жена Кузнецова хлопотала у горячей плиты.
- Ой, батюшки, сколько вас! – всплеснула она руками от неожиданности.
- Принимай гостей, Полина,- вошёл последним Георгий Миронович. – Давай, щас в первый черёд солонины поставь и самогоночку. Мы пока по первой-второй, ты мясо разогрей, что с утра нажарила,- заходил он хозяином по кухне.- Вон, мужики, рукомойник, да за стол давайте.
Помыли руки и расселись за небольшим кухонным столом. В дверном проёме серой шумной стеной стоял ливень.
- Что ж за праздник у вас такой?- спросила Полина Андреевна, накладывая из банки в тарелку квашеную капусту.
- А мы с церковью управились,- ответил за всех Борис Голубев,- вот и решили обмыть маленько. Стены там сами рассыпаются…
- Вона как… всё уже…
- Всё, всё,- разлил по разномастным стаканам самогон Георгий Миронович,- давай, мужики, по первой.
Выпили, закусили хлебом, капустой, огурцами. -
- Хороша,- одобрил Оплеухин,- градусов пятьдесят точно есть… и не воняет... Сам, что ли, нагнал?
- Ты пей, коли нравится, следопыт юный,- с усмешкой ответил Георгий Миронович. – Между первой и второй, как говорится…
Снова выпили и закусили. Вкусно запахло жареным мясом. Полина Андреевна сняла с плиты большую сковороду и поставила её на дощечку по центру стола.
- Я к соседям, мясорубку возьму, наша барахлит чего-то,- сказала она Георгию Мироновичу.
- Куда ж под дождь, не ходи, я нашу потом посмотрю.
- Да я схожу… ничего, я под зонтиком.
Взяла в углу старенький в блеклый цветочек зонтик и ушла.
- Ну, под горячее,- снова налил в стаканы Георгий Миронович.- Будем здоровы!
И снова выпили.
- У-у, вкуснятина,- запустил в рот тёмный зажаренный кусок уже заметно опьяневший Оплеухин.- Мироныч, я покурю у двери?
- Погоди маленько,- остановил его Кузнецов,- я чего поговорить-то с вами хотел… Церковь мы убрали – это только начало, главное, что ферму будем строить.
- Ну, знаем,- отозвался Тарабин, пережёвывая мясо,- и что?
- Ну, так на ферме ж работать надо будет,- продолжал Георгий Миронович,- а работы, они разные… и руководить надо будет. Вот я и хотел… Давай-ка ещё выпьем…
- Так ты, Мироныч, в начальники туда хочешь?- сообразил Борис Голубев, куда клонит Кузнецов.- Так мы начальников не назначаем, мы люди маленькие.
Чокнулись, выпили.
- Маленькие, да не маленькие,- жевал мясо Кузнецов,- там словечко про меня нужное сказали, там сказали… оно мнение и складывается. А какой я хозяин, как в свиньях разбираюсь, сами знаете. И учился к тому же…
- А это у тебя, что за мясо?- спросил Оплеухин.- Вкусно, прямо не могу, а не пойму, чего ем.
- Да лосятина это.
- Ты на охоту, что ли, ходил?- спросил уже Иван Тарабин.
- Да, какая охота… мальчишки вон за огородом у меня лосёнка прикормили, я его обухом и усыпил.
- А-а, мне мой пацан говорил что-то про лосёнка, а я толком не понял,- сказал пьяный Оплеухин.
Остальные перестали жевать и молча смотрели на Кузнецова.
- Ну, чего вы, повторим…- предложил тот.
- Пошёл ты…- прошипел ему в лицо Батурин.
- Чего ты сказал?!- не сразу понял Кузнецов неожиданный поворот разговора.
- Чего слышал… Козёл ты, понял! Сам жри своё мясо! Пошли, мужики, отсюда.
Батурин поднялся и направился к выходу. Поднялись Тарабин и Голубев.
- Погодите, мужики,- подчиняясь общему мнению, тяжело поднялся Оплеухин.
- Ах вы… Напились, нажрались у меня, и меня же козлите! Да сами вы козлы! А ну, пошли все вон!- Разъярённый Кузнецов тоже поднялся и шагнул за уходящими гостями.- Пошли вон!
Батурин был уже на пороге, но развернулся, и его громадный правый кулак врезался в подбородок гостеприимного хозяина. Грузное тело, опрокинув накрытый стол, рухнуло на пол.
- Вот теперь пошли, а то всё в душе мутило,- сказал Батурин.
Они вышли под дождь, прошли двор и калитку. Серый пёс чуть-чуть не достал до дорожки. В кухне на полу, пытаясь подняться, гремел перебитой посудой Кузнецов.
- А трактор-то мой…- оказавшись на улице, попытался задуматься Оплеухин.
- Пойдём, завтра заберёшь. Ничего он ему не сделает,- успокоил его Батурин.- Прогуляемся, пусть нас ливень прополощет, как в детстве, когда мы дождей не боялись.
- Айда…
http://www.proza.ru/2014/01/20/561