"Совок" - так называли его за глаза. В глаза - Иван Васильевич. Роста он был небольшого, даже ниже среднего. Коренастый, с широкой холкой и крепеньким пузцом, под которым неизвестно как держались штаны. Этот предмет одежды имел свою особенность: его карманы располагались точно на уровне вытянутых вниз рук...
Дома соседские мальчишки, играя в Совка, так же спускали штаны,
пытались пройти медленно и важно, держа вытянутые руки в карманах, но... штаны падали на пол, и все хохотали до упаду.
Летом Совок на рубаху надевал овчинную жилетку. Зимой поверх жилетки был одет в полушубок. В колхозе он не работал. "Единоличник" - говорили соседи. Жена его, хроменькая с детства, в беленьком платочке, пёстрой кофте, опрятной чёрной юбке летом подолгу сидела на крыльце, зимой из дому почти не выходила. Две их старшие дочери жили во Львове, а единственный сын был ещё школьником.
Учился он прекрасно, а потому, как часто повторял, что трудом можно всего добиться, все понимали, чего ему стоили отличные оценки.
О Совке почему-то шла слава жестокого человека, поэтому дети, завидев его, старались убежать подальше. Редко-редко входил он в чей-нибудь дом. Взрослые говорили с ним сдержанно, а дети сразу становились смирными и смотрели на него, не мигая.
Лишь одна соседка по праздникам ходила к Совку на крыльцо. Он с женой, его сестра и эта соседка говорили о чём-то. И многим казалось странным, когда оттуда слышался дружный весёлый смех.
Муж этой соседки не любил их посиделок.
* * *
Осень. Все на огородах собирают урожай картошки, дети, после школы,подключаются к этому трудоёмкому процессу. У близких соседей Ивана Васильевича картошку уже не во что ссыпать: все мешки до половины наполнены, мужчины и мальчики не успевают перетаскивать их в подвал. От нетерпения, их девочка, не обращая внимания на запреты, хватает мешок и тащит его, но не на спине, а перед собой. Возвращается, хватает следующий и тащит таким же образом.
- Здоровы были!..
Все оборачиваются на неторопливый с хрипотцой голос. Совок идёт,
в руке молоток.
- Ругаться иду. Что же вы делаете? Девочка носит перед собой такие тяжести... Да из неё после этого не то что матери или жены не получится, она и жилец-то никакой будет.
Вот это - да! Говорили о его жестокости и вдруг - такая человечность.
А он уже неспешно шёл перебивать пасшуюся на лугу козу. Отец попытался что-то объяснить, мать махнула рукой - молчи.
Увлечённые работой скоро о Совке все забыли.
А история жизни Ивана Васильевича удивительна: он из насколько бедной, настолько и порядочной семьи. Работяги они были отменные. Их Музланами прозвали за жёсткие и шершавые руки. Бывало, он или кто из его братьев возьмёт девушку
за руку - неприятно, как в железные тиски попадала. Вот девчата и избегали их... Глупые были... Пришлось Ивану Васильевичу идти в зажиточную семью зятем. Но он не стыдился этого. Жена хоть хроменькая, но умница и покладистая. Дома каждой крошкой хлеба дорожил. А тут еды вдоволь. А работы он не боялся, в радость ему была. Вот и пришёлся он в новой семье ко двору.
Война. Сколько бы ни писали, сколько ни говорили - точку в повести о ней рано ставить. Шло военное лихолетье. Досталось женщинам, старикам и детям. А какого
же было Поле, жене Ивана Васильевича? Все с двумя ногами и руками, иной раз,
в голос выли от усталости и отчаяния. От неё ни стона, ни вздоха не слышали. Работала наравне со всеми - и в поле, и дома успевала. О чём ни спроси -
поправит свой белоснежный платок, ответит с тихой улыбкой.
... Идут солдаты-победители с фронта. Идут даже те, на кого похоронки приходили. Нет только Ивана Васильевича: ни самого, ни похоронки,
ни весточки от него.
И всё же дождалась Поля своего Ваню. Поговаривали - в плену был... За это его и из колхоза исключили. Но работал Иван Васильевич день и ночь дома - валенки валял. Не было отменнее его мастера. На поклон шли к нему с его села и окружных: шапку ломали - не откажи, сделай милость...
Никому никогда не отказал. А колхозники не только из-за валенок к нему обращались - денег занимать потоком шли: то одна, то другая нужда. И в этом был помощником людям.
И начальство к нему захаживало - настоящий, уважаемый человек был Иван Васильевич. Конечно, восстановили бы его в члены колхоза, но уже возраст пенсионный подошёл - не к чему стало...
* * *
Жизнь не стоит на месте. Строятся дома, растут дети, молодёжь создаёт семьи.
Была, как-то, у соседей Совка свадьба. Сцепились двое выпивох, ножи выхватили. Разбежались и гости, и "гляделки". Иван Васильевич в мгновение отобрал ножи, а дерущихся по сторонам раскидал. После этого случая рассказал.
Ненавижу я всё это хулиганьё. Ну, что им не работать, не жить
по-человечески? Вот воевал я, как все, не хуже, не лучше. Попал в плен...
Что говорить, каково там было. В конце концов, наши освободили. Натерпелся
и от своих, пока выясняли, что да как.
И вот возвращаюсь домой: где пешком, где на редких попутках. Зашёл в какой-то железнодорожный вокзал. Не надеялся сесть в поезд, билет не на что
было купить. Думал, хоть переночую в тепле. Глубокой ночью от резкого удара
ногой хлопнула входная дверь, и ввалился в неё полупьяный молодой мужчина
со свитой из четырёх-пяти его шестёрок. Одет он был замечательно: пиджак
с каракулем, из карманов краги торчат, сапоги с жимами, шапка с хромовым
верхом на затылок сдвинута.
Как же он куражился над измученными пассажирами! А были - то,
в основном, женщины. Идёт он по периметру, прицепится к кому-нибудь, дым "Казбека" в лицо пустит, женщин облапает, сальностей наговорит, матом через слово... Были мужчины в зале, но не связывались. Может измучены были, может, думали - покобенится и уйдёт.
А во мне злость закипает: на фронте самых лучших на моих глазах
убивало, сам чудом в живых остался, в плену и после намаялся... и вот,
как изгой, стою тихонько в уголке, рад, что не валяюсь под открытым небом
на мёрзлой земле.
Тут этот гад, вихляясь и цикая слюной через зубы, ко мне подошёл. Запрокинул я голову, чтобы видеть морду этой гниды. Я его не бил.
Просто намертво сжал запястье его руки и, с испугавшим даже меня самого
хладнокровием, стал один за другим выкручивать его пальцы. Он визжал,
извивался, но никто с места не двинулся помочь ему. Покончив с одной рукой,
я то же проделал с другой.
Не знаю, порвал ли я ему связки, поломал пальцы или просто вывихнул,
но они крючками торчали в разные стороны. Пинками я вытряхнул его и его
шестёрок на улицу. После ни о чём не мог думать - одна мысль, неожиданная
и глупая, ворочалась у меня в мозгу: а краги-то ему теперь, не скоро понадобятся...
* * *
Прошли годы, умер Совок. На поминках та женщина рассказала,
почему его Совком-то прозвали.
- Работал он день и ночь и, как совок, сгребал и сгребал,
копил и копил. Спрашивала я у него: зачем тебе столько круп, макарон, сахара, зерна? - Ответил:
- Вдруг война будет, мои дети не смогут вынести того, что я перенёс...
им запасаю...
Только пропало всё. Открыли его склады, а там мыши, да шашель...
Но дети у него хорошие, образование все получили, работники отменные.
Не будут голодать.