В третьей четверти в наш класс приехал из Сухума или, как у Искандера, из Мухуса, Саша Исабекян.
По нашим понятиям и теперешней терминологии, Исабек, как его сразу нарекли, был правильный пацан, одним словом, Чик из Мухуса. У нас и своих Чиков хватало, но одним Чиком больше, одним Чиком меньше — от нас не убудет, а только прибавится, и мы сразу приняли Исабека в нашу дружную пацанскую семью. Можно даже сказать, он был принят в несколько пацанских кланов.
Дело в том, что, если в нашей школе составляли единую силу, вне школы пацаны разделялись на кланы: железнодорожных, эти жили за железной дорогой, управленческих или декабристских, живших возле управления железной дороги, маркусовских, ростовских, шалдонских, марковских, но в марковских числились только девчонки, пацаны, же учились в других классах.
Весна в том году была впору с итальянской поспорить — уже в марте температура воздуха подбиралась к тридцати. Разве усидишь в такую погоду в классе и мы, у которых со свободой было попроще, маркусовские и часть железнодорожных решили удрать с уроков и двинуть на Терек, скупнуться, заодно позагорать. Примкнул к нам и Исабек. Чтобы незаметно покинуть школу, мы решили двинуться по траншее, выкопанной во дворе школы и уходившей на территорию вокзала. Выйти через парадный вход мы не могли, его охраняла завуч школы Раиса — миловидная на вид, но грозная как неотвратимое наказание, женщина средних лет с большущей грудью. Ей-ей, грозная была тетка, скифская баба. Эту грудь она выставляла вперед как танк и на улицу, во время перемены, никого не пускала, направляла во двор. К ней всегда приводили провинившихся, редко к директору. Директора звали Георгий, он был чеченец или ингуш, точно никто не знал, впрочем, как и его отчества, его и Раисы, да и без нужды, добровольно к ним никто не ходил.
Прозвенел звонок на урок и под шумок мы двинулись по траншее на волю, крадемся по траншее в надежде, что нас никто не видит, только выходим на вокзал, сверху голос — Вы куда, джигиты, направляетесь во время уроков? Да мы не из этой школы отвечаем. Знаю, знаю. Направляйтесь за мной — и ведет нас в свой кабинет. Когда мы зашли в его кабинет (раньше мы там не бывали), мы поняли, как он нас застукал — окна выходят во двор. Значит, Раиса во время перемены дежурит у выхода из школы, а он наблюдает за двором из окна.
Как всегда, бубним — Мы больше не будем, (ни извините, ни, пожалуйста) не называя директора по имени. Не будешь ведь говорить просто — Георгий. Не принято в нашей школе. Он давай распекать нас, мы молчим, согласно уставу, понурив головы, и только Исабек гундит — Георгий, ну извини, мы больше не будем, ну пожалуйста, Георгий. И тут нас разбирает смех от невиданного обращения к директору, а Исабек продолжает гундеть — Георгий, ну извини, мы больше не будем, ну пожалуйста, Георгий. Мы еле сдерживаем смех, но он все равно прорывается. Бывает же так, смешинка в рот попала. Георгий свирепеет — В вашем положении плакать надо, вам грозит исключение из школы, а вы смеетесь. Вот мальчик раскаивается, он хочет, чтобы я простил его, и пойти на урок. Не понимаю над, чем тут можно смеяться. Он так и не понял над, чем тут можно смеяться и отпустил нас со словами — Идите на урок, скажите, у Георгия были.