Жарко. Возле сатураторов круговерть. Выпил стакан воды и пошел дальше. Вышел на Садовое кольцо. Вернее, я не знал, куда, но подумалось, что это должно быть Садовым кольцом, потому что улица очень широкая и заметно закруглялась влево,
и вполне могла образовать кольцо.
Идти по нему бессмысленно, суток бы не хватило. На заборе прочитал рекламу зоопарка. Хотелось бы там побывать, вспомнить детство, сравнить, но туда надо ехать. Хорошо бы увидеть Лужники, Воробьевы горы, но времени мало на всё. В первую очередь надо идти на Красную площадь, и, если очередь в мавзолей небольшая, то увидеть Ленина — обновить воспоминания детства.
Иду мимо высотной гостиницы «Россия». Через стеклянные двери выходят с пивными бутылками. Мне захотелось пива. Посмотреть бы, как там внутри? Прогонят чужака. Я не иностранец, перед которыми у нас пресмыкаются. Обошел краем по узкому тротуару, возвышающемуся над дорогой у реки Москва.
Людей не видно, я один. Лишь навстречу шла изумительно красивая девушка и очень нарядно одета, не в наше шматьё. Проститутка, подумал я. Непонятно, зачем такой красивой становится проституткой? Мельком взглянула на меня, без всякого интереса, и я понял, что мой вид её не прельстил, не её клиент. Она шла туда, где платят так, чтобы смогла шикарно одеваться. Столь красивой и нарядно одетой я ещё не видел, и не скоро увижу. А если быть точным, то вообще не увижу, потому что хожу не там, где они водятся.
Прошел мимо собора Василия Блаженного. Красиво смотрится. Немногочисленные люди свободно заходят, кассы нет. И я зашёл в тесное и темноватое помещение с винтовой лестницей, ведущей на второй этаж. Всё в упадке, запущено, со времён революции не реставрировалось. Смотреть не на что, лишь получил представление о строении собора изнутри. И вид из окна на Красную площадь тот же самый, что и извне. Вышел через другие двери, ни с кем не сталкиваясь.
Мавзолей закрыт — нет километровой очереди. Очень жаль, что не довелось увидеть там Сталина. Это не пиетет перед вождями, а просто любопытно. Где ещё увидишь – выставленную на всеобщее обозрение мумию? Как они там вдвоем расположились? Сколько горя нужно причинить людям, чтобы им так жестоко отомстили ; не предали земле!
Ф. Конев, бывший командир Кремлевского полка писал:
«Решение ХХ11 съезда о выносе тела И. В. Сталина из Мавзолея было принято 30 октября по предложению И. Спиридонова от имени Ленинградской партийной организации.
День шел к концу. На Красной площади собралось много народа, ходили группами, подходили к мавзолею и гостевым трибунам, пытаясь посмотреть, что делается за мавзолеем.
Чтобы выяснить настроение людей, я переоделся в гражданскую одежду и вышел на Красную площадь. Люди в группах вели возбужденные разговоры. Содержание их можно свести однозначно к следующему:
«Почему этот вопрос решили, не посоветовавшись с народом?»
К 18 часам того же дня наряды милиции очистили Красную площадь и закрыли все входы на неё под предлогом, что будет проводится репетиция техники войск Московского гарнизона к параду.
Когда стемнело, место, где решено было отрыть могилу, обнесли фанерой и осветили электрическим прожектором. Примерно к 21 часу солдаты выкопали могилу и к ней поднесли 10 железобетонных плит размером 100х75 см. Силами сотрудников комендатуры мавзолея и научных работников тело Сталина изъяли из саркофага и переложили в дощатый гроб, обитый красной материей. На мундире золотые пуговицы заменили на латунные. Тело покрыли вуалью темного цвета, оставив открытым лицо и половину груди. Гроб установили в комнате рядом с траурным залом в мавзолее.
В 22.00 прибыла комиссия по перезахоронению, которую возглавлял Н. Шверник.
Из родственников никого не было. Чувствовалось, что у всех подавленное состояние, особенно у Н. Шверника.
Когда закрыли гроб крышкой, не оказалось гвоздей, чтобы прибить её. Этот промах быстро устранил полковник Б. Тарасов (начальник хозотдела). Затем пригласили восемь офицеров полка, которые подняли гроб на руки и вынесли из мавзолея через боковой выход. В это время по Красной площади проходили стройными рядами автомобили, тренируясь к параду.
К 22 часам 15 минутам гроб поднесли к могиле и установили на подставки. На дне могилы из восьми железобетонных плит был сделан своеобразный саркофаг. После 1-2 минутного молчания гроб опустили в могилу.
Предполагалось гроб сверху прикрыть ещё двумя железобетонными плитами, но полковник Б. Тарасов предложил плитами не закрывать, а просто засыпать землей.
По русскому обычаю кое-кто из офицеров (в том числе и я) украдкой бросили по горсти земли, и солдаты закопали могилу, уложив на ней плиту с годами рождения и смерти Сталина, которая много лет пролежала в таком виде до установления памятника (бюста).
АИФ №1 – 90 г.
Разумеется, ничего этого я не знал, и никто не знал. В печати ни слова. Просто прошел слух, что Сталина убрали из мавзолея. Очереди в мавзолей нет. Никого не пускали. И это непонятно. Зачем мавзолею устраивать выходные дни, ведь столько желающих увидеть Ленина?! Но вся наша жизнь переполнена подобными нелепостями, что любой абсурд воспринимается как должное. Властям виднее, что и как делать, всё идет на благо народа – как они вещают. Народу ли им подсказывать, в чем он действительно нуждается.
Мы не знали, что мумию регулярно подвергают обновлению, кладут в специальный раствор, потом гримируют. Целый штат прислуги сытно кормится возле мумии.
Но можно пройти вдоль Кремлевской стены и посмотреть на таблички в стене, куда замурованы урны с прахом выдающихся людей. Но фамилии многих ничего не говорили – историю нам давали в адаптированном виде, и она неимоверно скучна, отбивая желание заниматься сверх школьной программы. Поэтому я довольно скоро ушел оттуда, равнодушно посмотрев на скромную плиту Сталина. Нечего примазываться к великим.
Еще раз издали взглянул на мавзолей, пытаясь представить, как умещались там две надписи, но не смог, так как фотографию с двумя надписями никогда не видел.
Любопытствуя, пошёл вдоль кремлёвской стены по узкому невзрачному затенённому скверику. Лишь через 50 лет, посмотрев сериал «Александровский сад» Алексея Пиманова, узнаю, как он называется. Для меня этот сквер был без названия. Но я помнил, как в детстве здесь торговали мороженым.
Сейчас здесь мрачно от тени высокой стены, неуютно. В конце сквера стояли две большие тёмные будки на колёсах, к торцевой двери приставлена железная лестница и по ней восходили мужчины. Понял, что это передвижной туалет. Зашёл, чтобы потом не искать. Внутри не очень опрятно, воняет как во всех общественных туалетах. Но хоть такая забота о населении.
Снова побрёл по Москве среди старых одноэтажных домов. Неожиданно вышел в конец улицы, которая упиралась в перпендикулярную, утыкаясь в небольшой магазинчик с грампластинками. Внутри очень тесно. Здание старое, одноэтажное. Видимо, скоро пойдет под снос. Я осмотрел выставленные пластинки, но ничто не устроило мой взыскательный вкус, тем более я случайно сюда попал и не собирался покупать – в дороге пластинку можно раздавить. Разве что, если бы попалось нечто из ряда вон выходящее. Но что это – я сам не знал.
Какой-то парень, увидев мою неудовлетворенность, предложил записи на ребрах. Я с удивлением отказался, и он быстро исчез. А я подумал: Как это в столице позволяют безнаказанно спекулировать? Здесь всё должно служить примером. Всё должно быть лучшим, как метро – лучшее в мире. Только много позже выяснилось, что и это утверждение не соответствовало действительности.
Случайно обнаружил Третьяковку. Долго ходил по залам, простаивая перед известными картинами. Подходил к проходящим экскурсиям, слушал гида, но сухие, почти равнодушные фразы не трогали, да и торопился посмотреть как можно больше, если не всё.
Да, все залы обошел, даже новые, в которых расположились картины современных художников. Разница в восприятии огромная. Повеяло невыносимой скукой. Да, нарисованы хорошо, но это социалистический реализм убивал чувства.
Вышел на улицу. На скамейке двое мужчин под 50 лет разговаривают, что нужно написать сценарий фильма, заплатят две тысячи. Мужчины самые заурядные, никакой интеллигентности, или вида принадлежности к творческой элите. Неужели вот так зарождаются фильмы? Или же они говорят о документальном кино?
В Саратов приехал под вечер, опоздав на поезд на Баланду на 22 часа. Почти сутки в моем распоряжении. Сидеть на вокзале не хотелось – вышел в город. Ночь, тишина. Невысокие, в основном двухэтажные дома с полуподвалами. Редкие прохожие. Не рискнул забираться вглубь города, вернулся к вокзалу, где шел ремонт, нигде нет свободного места, а под утро начали мыть полы, и выгоняли всех сидевших и дремавших. Днем походил по городу, который не приглянулся своей провинциальностью, даже театр без архитектурных излишеств и прилегающей площади, её вообще не было.
В стеклянных ларьках понравились небольшие мешочки сахара на 10 кг. Очень удобно. Взял один раз и не волнуйся потом целый месяц, а то и больше. В ближнем от вокзала гастрономе купил десять пачек болгарских сигарет «Пирин», хотя понимал, что их не хватит на отпуск, но хотелось бросить курить, и думал: если не будет сигарет, то смогу как-то ограничить себя, или бросить. На пачке рисунок сосновых шишек на фоне гор, по имени которых и названы не очень приятные сигареты.
За день находился так, что в поезде заснул как убитый. Проснулся, когда состав уже ночью долго стоял в Аткарске. За окном громкие ночные голоса, паровозные гудки. Так было и десять лет тому назад – некуда спешить.
В Баланде зашел к Нине Козаченко, с которой вяло переписывался. Она работала в больнице. Вышла ко мне в сад, и мы немного поговорили, довольно скованно. Мать и она угостили меня пачкой печенья, и я поехал в Петро-Завадовку.
Гена уже вернулся из армии, служил в Германии танкистом. Мы изредка переписывались. Он не любил много и часто писать, но в армии делать нечего, кроме как писать письма. Рассказывал о службе, происшествиях, как посадили на губу, ни за что. Домой привез костюм, купленный на марки, разную мелочь. Запомнилась коробочка, в которую закладывалось использованное лезвие, и после нескольких минут протягивания шнура через коробочку, бритва затачивалась. Экономились деньги. У нас на счету каждый рубль. Он чуть свет уезжал в поле к трактору.
Я всласть выспался и довольно поздно вышел во двор умываться, черпая кружкой воду из ведра, поливая себя на густой зелёной траве. Мимо проходила девушка и поздоровалась первой. Я узнал её, но сразу не мог вспомнить имя, потому что забыл про неё, и не надеялся встретить. Сказал:
— Здравствуй. Ты почему проходишь?
— Вечером приходи в клуб, там увидимся.
Она прошла мимо, чуть наклонив голову от смущения, направляясь, то ли к своей подруге, то ли специально поджидала, чтобы увидеть меня. Я вспомнил – это же Света! Я не думал увидеть её, потому что как-то мать сказала, что Света с матерью уехали куда-то на Украину, продали дом.
Днем у нас появилась повзрослевшая остроносая кузина Валя со своей подругой Людой, которая постарше Вали и свободно общалась со мной.
Вечером я пришел в клуб, где с удивлением увидел магнитолу «Казань», как у меня, но здесь играли только пластинки. Потанцевал с Людой, поговорил с ней и почувствовал, что она уже взяла надо мной шефство, которое должно было перейти в нечто большее. Света почему-то не пришла.
На следующий день в клуб привезли кино, которое привлекало не столько названием фильма, сколько встречей с девушкой. Люда держала для меня место в хорошем ряду и, увидев меня, кивнула, приглашая сесть рядом на лавку, но я уже увидел Свету и сел рядом с ней, хотя отсюда почти ничего не видно. Да и не больно надо.
С этого времени я Люду больше не лицезрел, словно её никогда и не было. Я со Светой всё время переговаривались, нам было не до кино, которое не воспринималось. После фильма я не осмелился её проводить, ещё не понимал своего статуса, мы расстались.
Гена усердно парубковал. Почти каждый вечер уезжал в Озерки к своей девушке. Возвращался поздней ночью, когда я уже спал в саманном сарае на железной одноместной койке. Мы оба столь тощие, что места вполне хватало обоим. Здесь приятно пахло травами, свежо, не то, что в избе, где душно.
Однажды, когда я спал в сарае, пришли Шурик Кириченко с товарищем и принесли больших огурцов, на одном огурце написали ножом приветствие для Гены. Огурцы я положил под подушку, и когда Гена через час откинул одеяло, собираясь ложиться спать, я выкатил огурцы из-под подушки, и он лег на них. Не поняв, в чем дело, он зажег спичку и увидел надпись на огурце.
Я засмеялся, и мы еще немного поговорили, пока не уснули. Рано утром ему снова на работу. Я поражался, как мало он спал в эти летние дни! Меня некому будить, спал, пока спалось. Потом пытался делать зарядку, бегал к речке, купался в холодной воде.
Иногда разговаривали о женщинах. Гена вспоминал фильм «Полесская легенда», где показывают сжимающуюся руку героини, которую в это время удовлетворяет герой.
Даже такая рука волновала зрителей своей эротикой. Говорил, что татарки очень темпераментны. Но и у него не было сексуального опыта. Делились тем, что слышали от других.
В свободные его дни от работы в колхозе помогал месить навоз с соломой, потом формировали кирпичи, которые сушились на солнце. После сушки их складывали в пирамиды, где хорошо проветривались и уж потом, перед осенью заносили в сарай.
Однажды дал Гене почитать отпечатанные на машинке мои фантастические рассказы, спросил, что он думает? Он добросовестно прочитал, но сказал, что в этом не разбирается и не может ничего сказать. Я же, как бы поднимал свой статус, мол, не просто рабочий, а пытаюсь творить.
Вечером поехал на велосипеде встречать Гену после работы. Он сел на раму, и я легко покатил по грунтовой дороге. На какую-то минуту показалось, что мне за руль и держаться не нужно. Гена облокачивался на руль, а я лишь чуть держался за него. Велосипед, казалось, катился сам. Эйфорическое состояние спокойствия и безмятежности.
Мы лихо скатились с горки к мосту, по которому навстречу проезжала телега. На малейшей неровности дороги колесо повело в сторону и руль вывернуло. Если бы я его держал, мы бы не упали, а так колесо свернуло на бок, и мы повалились, чуть ли не под копыта лошади.
Я страшно сконфузился за свою явную глупость. Ладно, сам бы мог пострадать. Страшнее, если бы лошадь нечаянно ударила Гену, на мгновение разминулись. Мы поднялись. Ни у кого даже ссадины. Обошлось.
Гена ничего не сказал. Посадил меня на раму велосипеда, и молча поехали домой. Больше не вспоминали это происшествие. Случайное самомнение, эйфория, блажь, могли привести к печальному исходу. Примеров уйма!
продолжение следует: http://proza.ru/2012/05/25/1273