Вчера шёл дождь

               


    Расхристанный милицейский УАЗик свернул с трассы и, обречённо ухая рессорами, запрыгал по колдобинам разбитого просёлка.
    - Ох, уж мне эти кооперативы, фирмы, фирмочки, эти, как их, ООО, общества с ограниченной ответственностью да безграничной безответственностью. Сплошной криминал!- во весь свой зычный голос ругался районный прокурор Трофимов.
    - Доползла  зараза и до нас! То ли дело раньше район был. Тишь да гладь: ни убийств, ни похищений; одна мелочёвка: хулиганство, пьянка, бытовуха. Поневоле вспомнишь добрым словом те времена. А сейчас? Ужас! Людей в смоле варят.
     Порошин хотел было поддержать разговор, сказать что-нибудь в поддержку шефа, но тут машину тряхнуло особенно сильно, так, что он едва не прикусил язык.
      Трофимов истолковал его молчание по-своему.
     -Молчишь?- он недовольно повернулся к Порошину.- Конечно, тебе-то что? За преступность в районе спрос не с тебя! А ты, между прочим, старший следователь райпрокуратуры. И не надо этого забывать! А то спокойно живёшь. Чего беспокоиться, если все шишки начальство на себя примет.
      - На то оно и начальство,- лениво огрызнулся Порошин, которого «достало» брюзжание старика.
      - Брось ты, Виктор Семёнович, к парню цепляться!- неожиданно вступился за Порошина пожилой судмедэксперт Исаков, до того мирно дремавший в углу  салона.- Тяжело ему за всех одному отдуваться.
     - Тяжело, говоришь?- переспросил Трофимов и вдруг заорал:- А кому сейчас легко из наших?
     - Я разве говорю, что кому-то легко,- стал оправдываться Исаков. – Только это тоже не дело: оставить на весь район одного следака.
     - Не одного, а двух,- строго поправил Порошин.
     - Да что ты Марусю считаешь? Женщина только из декретного отпуска вышла. Какой с неё спрос…

    Так, переругиваясь, они добрались до места.
    Их уже ждали. Участковый, невысокий плотный казах, кратко доложил обстановку:
   - Сегодня утром рабочими дорожно-строительного кооператива «Надежда» Чубаровым и Войтенко обнаружен труп неизвестного мужчины. Труп обнаружен в битумном котле асфальтоприготовительной установки. Вот здесь.
    Они подошли к месту происшествия. Редкая толпа расступилась перед ними. Прокурор и следователь по очереди забрались на заботливо придвинутый ящик. В огромном котле из зловеще-блестящей затвердевшей   смолы торчала человеческая нога. Поношенный полуботинок почти  сполз. Что-то странное виднелось из-под грязного носка. Вроде надписи. Трофимов с выражением привычной гадливости на лице, задрал щепочкой носок. На бледной коже с редкими рыжеватыми волосками читалась татуировка «они устали».
    Трофимов, кряхтя, спустился с ящика и подозвал участкового:
    -Давай сюда тех двоих, кто обнаружил.
    - А вот они,- участковый подтолкнул вперёд двух, как братья похожих, белобрысых, веснущатых, курносых мужиков, одетых в замазученные спецовки.
     Один из них сорвал с головы затёртую кепку и начал сбивчиво рассказывать:
    - Такое дело, начальник… Стали, значит, мы с Иваном котёл запаливать. А тяги нет. Мы солярки в топку плеснули - нет тяги. Во-от. Иван говорит мне:- Пошуруй-ка в трубе. Я, это, беру «ерша», подставил лестницу, полез наверх. Чтобы, значит, оттуда, сверху шурануть. А тут глянул вниз,- мать честная!- из котла «коц» торчит.
    - Что торчит?
    -  Коц, ботинок, то есть. Кошмар! Я чуть с лестницы не навернулся. Дело понятное…
    - Всё?- спросил рассказчика прокурор.
    - Кажись, всё… Рассказал, как есть.
    - В  котором часу это было?
    - Не понял, начальник,- переспросил мужик, облизнув запёкшиеся губы.
    - Когда вы приступили к работе и начали распаливать котёл?- терпеливо повторил свой вопрос Трофимов.
    - А, теперь понял… Дело, значит, было так. Утром мы с Иваном чуток похмелились (вчера у нас была получка, так что дело понятное). Полегчало маленько. Отпустило. Тут бригадир коршуном налетел: мать-перемать, давай за работу, алкаши, принимайтесь, пол-десятого уже. А мы что? Надо, значит, надо.
    Не говоря ни слова, Трофимов махнул ему рукой и повернулся к Порошину.
    - Ну, как впечатления, господин старший следователь?
    Порошин развёл руками в полном смятении:
    - Такого у нас ещё не было, Виктор Семёнович!
    Они глядели друг на друга и думали об одном. Всякое доводилось видеть: и расчленённые трупы, и по весне вытаявшие полуразложившиеся «подснежники», и кукольные тельца новорожденных, которых непутёвые мамаши то в сортирную яму бросят, то на помойке "сховают". Но чтоб живого человека в горячей смоле сварить! Слов нет…
    - Ты вот что, давай снимай на видео всё как есть; надиктовывай пообстоятельней, не торопись, всякая мелочь, всякая деталь может оказаться важной. А я пойду, надо что-то решать. Как доставать бедолагу? Греть битум, что ли?
    - Может, наоборот, поливать холодной водой, да понемногу откалывать.
    Прокурор, матерясь вполголоса, пошёл к толпящимся возле битумоварки.
    Порошин достал видеокамеру и стал делать оперативную съёмку места происшествия, синхронно надиктовывая:
     -На территории промзоны кооператива «Надежда», бывшей межрайонной ПМК, утром восемнадцатого июня  ХХХХ года обнаружен труп в котле битумной установки.
   Он склонился к агрегату, прочитал замасленный шильдик и продолжил:
   -Установка марки  «УБА-500-1-86 модернизированная» стоит обособленно между площадкой грузового автотранспорта и зданием конторы ПМК. Ближайшее строение-пристройка для хранения стройматериалов - находится в пяти  метрах.
    Высота верхнего края котла от поверхности грунта - два метра. Очевидно, что потребовались усилия нескольких человек, по крайней мере, двух, чтобы забросить тело погибшего в котёл.
     Минут через десять он закончил видеосъёмку. Сел на скамейку и стал размышлять. Скоро его окликнули. Он подошёл и на куске старого брезента увидел то, что ещё вчера было человеком.
   С нескольких точек Порошин  в разных ракурсах снял ужасающую чёрную глыбу застывшего битума с торчащей из неё ногой.
   Пытаясь говорить бесстрастным голосом, он продолжил диктовать:
  - Идентификация трупа будет возможна только после специальной обработки-очистки его от битума. На момент составления описания имеется возможность предварительно заключить, что труп принадлежит мужчине, что видно по характеру оволосения на доступной для осмотра голени правой ноги. Ботинок импортный, марки «Salamander», сильно поношенный, сорок второго размера. На взъёме стопы читается татуировка «они устали», часть популярной в криминальной среде  надписи «они устали, но идут». Очевидно тюремное прошлое пострадавшего.
   Для отправки в морг труп загрузили в кузов старенького ЗИЛ-130. Судмедэксперт Исаков хмуро выслушал указания прокурора о необходимости срочного заключения о причинах смерти, сказал:- Бу-сделано!- и, напоследок затянувшись, отбросил сигарету и забрался в кабину. Участковый  поехал с ними.
    Тягостное молчание надолго установилась возле злосчастной битумоварки.
    - Товарищ прокурор,- робко окликнул Трофимова прораб, долговязый  и нескладный, как подросток.
    - Ну, что тебе?
    - Можно приступить к работе? Дело стоит. У нас план.
   Прокурор с яростным непониманием воззрился на него и рявкнул во весь голос:
  - План говоришь! Сейчас здесь всё опечатаю к чёртовой матери! Ишь устроили! Мафиози хреновы! Он меня ещё торопит. А вот я тебя  в кутузку упеку вместе с хозяевами, пока прояснятся обстоятельства.
   Прораб отпрянул от него в испуге.
   Довольный произведённым эффектом, Трофимов повернулся к Порошину и неожиданно дружелюбно сказал ободряюще:
   -Ты вот что, сынок! Оставайся, помаракуй тут, с людьми поговори, потом езжай в морг. Исаков должен дать предварительное заключение. Дело, конечно, тёмное. Имей в виду, что тут и приватизация, и акционирование шли туго, со скандалами, с обидами, с угрозами. Попробуй разобраться.
    - В общем, доводи здесь всё до ума. А я поехал. У главы администрации совещание. Если что,- звони. Понадобится машина - вызовешь мою «Волгу». Обещали отремонтировать.
    -Доберусь как-нибудь.
    - Вечером доложишь. Ясно?
    - Ясно.

  Порошин остался один. Настроение было – хуже некуда. Ещё одно заведомо нераскрываемое дело повисало на нём. Сочувственное дружелюбие прокурора Трофимова не утешало.
  - Дед сочувствует  до поры-до времени,- думал следователь, прогуливаясь по посыпанной мелкой щебёнкой площадке.- Скоро начнёт стружку снимать.
    Он  решил ещё раз обойти всю территорию. Тягостное впечатление оставляла картина всеобщего запустения. Покосившиеся худые ворота из проржавевших труб; изгородь из проволочной сетки, там и сям  дырявой; метровой высоты бурьян; какие-то непонятные разукомплектованные агрегаты.
       Возле котла он долго стоял, рассуждая; прикидывал и так, и сяк.
    - Какая-то нелепость,- думал он.- Если это убийство, то зачем трудиться закидывать труп в этот злосчастный котёл на двухметровую высоту. Этому может быть  только одно объяснение: намеренно афишировать зверскую расправу с неугодным, чтобы других запугать. Но раз личность неизвестна, то вроде бы не сходятся концы у такой версии.
      На  самоубийство непохоже. Вряд ли самоубийца выберет такую лютую смерть. Мазохист, разве что.
       Наверное, всё-таки убийство. Наглое, садистское. К таким  леденящим душу новостям он почти привык по сводкам происшествий. Но эти ужасы  случались где-то далеко. Их тихий район  до сих пор  Бог миловал.
     - Где границы озверения человека, предел его жестокости,- с угрюмой тоской думалось Леониду Порошину. За два года своей службы следователем он много видел, но привыкнуть и очерстветь сердцем не успел. Искренне сокрушался по каждому новому  прискорбному факту.
     - Слышь, начальник!- позвал его недавний мужичонка- свидетель.- Я тебе вот что скажу: это они Вовку Петрова кончили!
     - Какого ещё Вовку Петрова?- спросил Порошин хмуро.
     - Работал тут с нами. Всё права качал. Стоял за справедливость. Вот и получил. Побили его вчера. Тут шум до небес стоял.
     Порошин стал было расспрашивать свидетеля, но тот наотрез отказался что-нибудь ещё сказать, боясь, что и его «в битум головой макнут».
     Поразмыслив немного, следователь решил идти ва-банк. Блефовать, так блефовать! Он подозвал прораба и прямо спросил про Петрова:
     - Что с Петровым? Знаете такого? Где он?
     - Доложили уже?-  подозрительно смутился тот.
     - Так знаете Петрова?
     - Как не знать! Тот ещё баламут. Всем кровушки попортил.
     - И что? Этого достаточно для расправы?  Это вы его вчера?
     - Я б его и сам… Козёл он. Равенства захотел. Народ на забастовки подбивал.
     - Так вы его?
     - Нет.
     - А кто?
     - Всё равно доложат!- махнул рукой прораб.- Мой брательник Николай. Он бывший боксёр.
   - Зачем же такое зверство?
   - Одно слово-боксёр. Разве удержишь. Озверел по пьянке. Осатанел.
    Прораб виновато отводил глаза.
    Порошин глядел на него, уже соображал, как будет оформлять дело. Не верилось в удачу  такого быстрого разрешения  казавшегося безнадёжным дела. Служба у него доселе складывалась нелегко, а тут такой подарок судьбы. Они пошли в диспетчерскую, просторную комнату с двумя затёртыми столами и десятком колченогих стульев.
     Вдруг мужичонка - давешний доказчик, не стесняясь своего начальника-прораба, подбежал с криком:
     - Петров нашёлся!
     - Как нашёлся? Веди его сюда.
     - Да он тут, за дверью! Заходи, Володя.
     Настороженно озираясь, вошёл средних лет лысеющий мужчина в очках. За большой роговой оправой Порошин заметил разбитую бровь и заплывший глаз.
      -Долго жить будете, Петров. Кое-кто вас уже похоронил.
      - Тут многие хотели бы похоронить меня.
      - А в чём же дело, за что такая к вам  немилость?
      - Молчать не умею. Говорят, много вякаю.
      - Что так?
      - Дурят нас. С приватизацией накололи. Да и теперь - недоплачивают.
      - Кто ж недоплачивает? Теперь вы же сами стали хозяевами. Акционировались, приватизировались. Хозяйничайте теперь.
      - Кто хозяин, а кто и нет. Допэмиссию провели, перерегистрировались. В учредителях остались одни «блатные». Остальные теперь наёмные. Рабы.
     - Не слушайте вы его, товарищ следователь! Он злопыхатель и завистник!- искренне возмутился  прораб.
     - Разберёмся!- отрезал Порошин и, обращаясь к Петрову, спросил, показывая на подбитый глаз:
     - Кто это вас?
     Петров показал рукой на возмущённого начальника:- Его держиморды постарались!
-Купить меня не получилось, так запугать захотели. Не выйдет.
      Следователь перевёл взгляд на прораба.
      - Врёт он всё! Мы тут день рождения сотрудника праздновали вчера. А он дебош и там устроил. Ну и схлопотал. Вломил ему брательник мой. Да и правильно сделал.
     - Так, ладно!- почёсывая затылок, сказал раздосадовано Порошин,- Мне сейчас не до ваших приватизационных скандалов.. Хотя вы тут дойдёте до лихих дел. Мне плевать на ваши переделы собственности, но я не хочу приезжать сюда по новому  мокряку.
     Он отпустил обоих. Стал обдумывать дело заново.
     - Кого же в битумоварку завалили, если господин Петров живой?
     - Все наши сотрудники налицо,- сообщил вернувшийся через минуту прораб.
     - Может, посторонний кто,- рассуждал вслух Порошин.
     - Чего ему здесь могло понадобиться, воровать у нас нечего,- задумчиво сказал прораб.
     - Скажите мне, пожалуйста, прораб Васильев, где у вас тут вчера была пьянка, до которого часа, ну и всё такое. Поподробнее.
       - У одного нашего сотрудника, бригадира Семченко, был день рождения. Поздравили человека, посидели. Если б не драка та, ну, когда брательник мой Петрова побил, дольше бы посидели. А так я всех разогнал уже к десяти вечера.
       - И все так и пошли по домам?
       - Да, так ведь и пьяных-то не было.
       - Ну, ладно, Васильев, идите.
       - Вас подбросить? У меня машина.
       - Да, если не затруднит. Через пять минут я буду готов. Со сторожем ещё поговорю.
       Бодрый дедок - сторож ничего не прояснил. Он ничего не видел, ничего не слышал. Вечером обошёл территорию, поужинал и лёг спать в бытовке.
       - Что за бытовка?
       - А вон она,- дедок кивнул в сторону ядовитого зелёного вагончика на спущенных колёсах.
       - Как расходились с гулянки, с дня рождения то есть, видел?
       - В десять уже все разошлись.
       Прораб подогнал своего «жигулёнка», вышел из машины и  присоединился к разговору.
       - Плохо, что вы бражничали в новой диспетчерской.
       - Почему?
       - Из окон старой было бы видно, что происходит у битумной установки,- наставительно сказал Порошин, - Кстати, что сейчас в старой диспетчерской?
       - А ничего, хлам всякий.
       - Ясно. А на втором этаже?
       - Красный уголок был когда-то. При социализме.
      Порошин из сторожки позвонил Исакову. Судмедэксперт ничего не прояснил. Всё запутывалось ещё более. Очистить у погибшего успели только голову. Рубленая рана черепа, в правой височной четверти.
        - Топор?
        - Похоже. Но удар какой-то странный. Полускользом.
        - Алкоголь в крови есть?
        - Есть. Немного.
        - Всё?
        - Пока всё!
        Озадаченный такими новостями, следователь  вышел из сторожки, втиснулся в поджидавшую машину.
         «Жигулёнок» лихо развернулся и подлетел к покосившимся воротам.
        Сторож шутливо козырнул начальству.
         - Дед, пока! Помой ноги, спать ложись,- прораб весело махнул ему рукой.
         - Семёныча дождусь, потом уж…
       
        - Вам, наверное, товарищ следователь, странными кажутся  такие наши отношения. У нас ведь почти по-семейному. Столько лет вместе. Все невзгоды прошли.
        - Ну-ну.
        - Не верите? А ведь это правда. Если б некоторые не подзуживали народ, всё б опять устаканилось. Люди бы работали, была бы зарплата. Чего ещё надо было. А равенства и раньше не было. Начальство есть начальство.  Раньше начальство, теперь хозяева. Нам-то что? Приспосабливаться надо. Жить надо. Семьи кормить, детей растить.
        - А что за Семёныча сторож ваш ждёт?
        - Крановщик наш.
        - У вас и автокран есть?
        - Есть, здоровенный бегемотина. Старенький, но работает ещё. Мы его, когда у нас работы нет, сдаём в аренду. Вместе с крановщиком. То на гаражи, то на коттеджи. Живую копейку в кассу приносит наш ветеран Семёныч.

        Так, переговариваясь о том - о сём, въехали они в городские, по-вечернему забитые машинами улицы.
        То резко тормозя, то нетерпеливо срываясь с места, прораб  смачно ругался:
        - Ох, и не люблю я в это время по городу ездить!
        - Да, сплошные пробки. Как в Москве скоро будет.
        На красный свет остановились у светофора. Тяжело подкатил и встал рядом, мощно урча дизелем, огромный автокран «КАТО». Ярко-оранжевая махина возвышалась над окружающими. Его молоденький водитель со снисходительным пренебрежением глядел на дорожную мелкоту.
        С опаской глянув на тяжкие колыхания огромного крюка у самого стекла «Жигулей», следователь спросил:
         - Не ваш автокран?
         - Нет, что вы!- Рассмеялся Васильев,- У нас на такого красавца денег нет. Наш куда как проще. Старенький. На базе КРАЗа. Вот тоже вопрос: этот японец шестьдесят тонн имеет грузоподъёмность, а наш - по паспорту – шестнадцать тонн. А по габаритам не меньше. Это как? Почему?
         - Технический прогресс,- рассудительно пояснил Порошин и вдруг хлопнул  себя по лбу:- А, чёрт! Давай обратно! Живо!

        Машина подлетела к воротам мехколонны.  Порошин забарабанил по гулкому железу. Послышались чертыхания сторожа. Оттолкнув старика, следователь кинулся мимо него.
        Так и есть! Огромный автокран простирал стрелу чуть не на половину площадки. Оценивающе взглянув издали на кран, Порошин быстро подошёл, примерился, вскочил на подножку, потом  на огромное, стёртое, почти лысое колесо, с него перебрался к кабине крановщика, с трудом вскарабкался на стрелу крана. Встал было на ней в полный рост, покачнулся, чуть не упав, и на четвереньках пополз вперёд.
       Над асфальтоваркой он помедлил, огляделся, посмотрел вниз: в сгустившемся вечернем сумраке тёмный зев закопчённого  котла устрашающе чернел прямо под ним. Поразмыслив, следователь двинулся дальше. Плавные колебания стрелы стали ощутимее. Наконец он добрался до огромного колеса-шкива в конце её; примерившись, спрыгнул на крышу склада стройматериалов. По крыше прошёл к окнам бывшего красного уголка, осмотрел оконную раму в облупившейся краске, нажал на неё. Рама, противно заскрипев, поддалась.
      Он залез на подоконник и соскочил вниз.  Ему стало жутко. Гулко отдавались его шаги в пустынной огромной комнате. В полутьме он разглядел в дальнем углу светлеющую дверь. Он шагнул туда, обо что-то споткнулся, едва не упал.
     Потирая ушибленное колено, Порошин достал зажигалку. В её неверном свете пробрался к двери, увидел выключатель, без особой надежды щёлкнул им. Ослепительно вспыхнули две лампочки в казённой люстре. Одна, помигав, погасла.
     Порошин осмотрелся. В углу, под обшарпанным стендом «Приказы и распоряжения» была устроена из нескольких ящиков постель, аккуратно застеленная вытертым одеялом. Несколько пустых бутылок стояло у изголовья. На спинке колченогого стула висела сумка, где в полиэтиленовых мешочках нашёл Порошин полбулки хлеба,  кусок заветренной колбасы, банку дешёвых рыбных консервов, луковицу.
     Брезгливо покопавшись в сумке, он вытащил несколько старых газет, среди которых обнаружился лист бумаги. Подойдя к свету, Порошин стал разбирать чужие каракули. Недописанное письмо многое прояснило. Бывший обитатель этой берлоги, судя по всему, бомж, описывал неведомому брату Виктору свои мытарства на свободе с тех пор, с тех пор, как «откинулся». Негде прописаться, на работу не берут, три судимости, хоть и пустяковые, - не шутка. Вроде обещали взять на кирпичный завод, там есть общежитие, а пока живёт он в какой-то шарашкиной конторе, в ленкомнате.
      Всё бы ничего, да пьют по- чёрному в шарашкиной конторе. Каждый раз надо или ждать завершения пьянки, или как-то исхитряться, чтобы пробраться в своё укрытие. Научился пробираться по стреле автокрана, cловно какая-нибудь обезьяна.
      Всё встало на свои места. Бомж облюбовал себе убежище, где был в безопасности, жил тихо, искал работу, жильё.
     А вчера был дождь. Несчастный спьяну поскользнулся на мокром металле качающейся стрелы автокрана. Упал, раскроил череп о край котла.
     Нелепая жизнь. Нелепая смерть. Нелепое дело.
    
     Спустя полчаса,  всё как надо оформив (в понятые взял сторожа и прораба), возвратился Леонид Порошин в город. У него были основания считать день удачным: казавшееся нераскрываемым дело о зверском убийстве было закрыто.
     Но было следователю  Порошину невесело. И даже не то печалило его, что висели на нём ещё одиннадцать дел, в том числе два убийства; и не то печалило, что всё меньше оставалось у него сил выдерживать всё это. Надвигающийся ужас всеобщего озверения не давал покоя  уставшему донельзя следователю райпрокуратуры Леониду Порошину.
     Он подошёл к окну, долго глядел на вечерний город.
     Городские огни становились всё реже.
     Погода портилась. Начинался дождь.
     Холодный ветер хлестал по стёклам.
     Город тонул во мраке.