В наступление.
Наступление началось в начале марта. Командир дивизиона построил батареи, зачитал приказ о выдвижении и дал команду к полудню выстроить дивизион в походную колонну.
Жаль было покидать гостеприимную деревеньку, где я провёл первый месяц войны, но что поделаешь, наступление уже началось.
С полудня и до вечера колонна прошла больше десяти вёрст. Сначала миновали село, где расстреляли в своё время колокольню. К вечеру дошагали до деревеньки, оставленной немцами.
Выставили охрану, распрягли лошадей, покормили их. Почистили пушки. Разбрелись по домам. Лишь к полуночи добралась полевая кухня с горячей пищей. Разом пообедали и поужинали.
Деревню немцы не успели сжечь, и местное население искренне радовалось освобождению из оккупации. Несладко было им под фашисткой властью. Немцы забрали для своих нужд всю скотину и птицу, отбирали продукты. Выживали местные, кто как мог.
Новый день, и снова марш-бросок. Отшагали больше двадцати километров. Наступали мы во втором эшелоне.
Думалось – наступление – это сплошные атаки, сражения, штурмовые бои. Совсем нет. И то, мартовское, наступление запомнилось изнурительными пешими переходами, по десять-двадцать километров за сутки.
Немцы покидали Ржевский выступ, выводя из него войска и спрямляя линию фронта. Иногда они оставляли небольшие заслоны в деревнях и сёлах. Пехоте из первого эшелона приходилось разворачиваться в боевые порядки и штурмовать населённый пункт, теряя время. Дотянув до темноты, немцы незаметно бросали укрепления и отходили дальше, а наши, обычно, только к полудню следующего дня разбирались, что противник уже отступил.
Странное было наступление. Потерь несли немного. В основном, от мин, налётов немецкой авиации на маршевые колонны, иногда от артиллерийских обстрелов.
В плохую погоду передвигались днём. В хорошую из-за налётов авиации движение колонны переносили на тёмное время суток. Да и подмораживало к ночи. Лучше было идти по твёрдой дороге, чем по раскисшему, рыхлому, набравшему воду, снегу.
Командир дивизиона опасался немецких танковых контратак. Заставлял ежедневно проверять готовность пушек к отражению возможных вражеских нападений.
Наступление, наступление. Казалось, оно не закончится. Первая неделя ещё как-то запомнилась, а другие, последовавшие недели слились в одно непонятное действо, состоявшее из движения.
Двигаясь в колонне, я часто впадал в состояние безразличия. В такие моменты казалось, налети вражеские самолёты и расстреляй батарею, и это будет единственный лёгкий выход из происходившего вокруг.
Дороги во второй половине марта окончательно раскисли. Лошади с трудом тащили сани и пушку, колёса которой по ступицы проваливались в размокшую кашу тающего снега и земли, перемешанную сотнями пехотинских ног.
В конце первой недели валенки заменили сапогами, полушубки поменяли на шинели. Но от этого стало не намного легче. Сапоги, конечно, удобней валенок, но почти так же беззащитны против воды и распутицы. Через полчаса после начала движения вода в сапогах чавкает и хлюпает, и никакие портянки не спасают.
К двадцатому марта темпы наступления совсем упали. За сутки удавалось с великим трудом преодолевать по семь-десять километров. Иногда за час можно было проползти всего с пол версты. Лошади безнадёжно вымотались и не могли тянуть ни пушку, ни повозку. Расчёту самим приходилось впрягаться в лямки и тащить орудие, словно бурлакам.
Я всю жизнь сухощавый. Как говорится, не в коня корм. Но тогда, в том первом своём наступлении, отощал неимоверно. Сколько весил, не знаю, но уж точно меньше пятидесяти килограммов. Потом, в сорок четвёртом, когда из плена вырвался, наверное, такой же тонкий был.
Уставали так, что, когда звучала команда на привал, просто падали в снег и грязь рядом с дорогой и мгновенно засыпали. И никакие команды не могли заставить подняться, чтобы почистить пушку, подготовить её к бою.
Когда нужно было снова начать движение, командир батареи бегал по взводам, размахивал пистолетом. Матерился и пинал бойцов, но ничего не мог добиться. По полчаса, по часу иногда разбиралась батарея в походный порядок. Солдаты засыпали на ходу, спали, навалившись на пушки, спали, держась за оглобли, спали в движении, опираясь, друг на друга. Кормили в наступлении плохо. Иногда и раз в сутки не было горячей пищи. Хозяйственный взвод дивизиона сильно отставал. Не всегда удавалось заготовить дрова для кухни, поэтому и пищу для дивизиона приготавливали от случая к случаю.
Таким, вот, невесёлым получилось моё первое наступление.
Наступление завершилось неожиданно.
Немцы заняли рубеж, заранее приготовленный, и встали в прочную оборону. Пехота, продвигаясь, налетела на вражескую защиту. Сунулась, было, вперёд, но понесла серьёзные потери. Откатилась, стала окапываться.
Подтянулись полковая артиллерия и тылы. Обстреляли вражеские позиции, напрасно. Зря снаряды пожгли. Подняли снова пехоту в атаку, да где там. У противника окопы в полный рост, блиндажи, заграждения, минные поля. Схемы огня составлены умело, возможные направления нашего прорыва пристреляны.
Одним словом – упёрлись. Но верхние командиры всё ещё надеялись наступать.
Наш дивизион выгнали на прямую наводку. Поставили в порядках окопавшейся пехоты. До фрицев триста-пятьсот шагов.
Кое-как отрыли позиции. Установили и пристреляли пушки. Дивизионный разведчик притащил схемы огня для батарей.
Полковая артиллерия провела скромную артподготовку, может быть, десятка два выстрелов на ствол. После паузы в десять минут мы открыли огонь по намеченным целям. Стреляли по обнаруженным пулемётным гнёздам, дзотам, пробивали проходы в ограждениях.
После артподготовки и нашей стрельбы пехота снова поднялась и с матерком пошла в атаку. Продвинулись метров на сто-двести от подлеска по полю, и тут немцы накрыли наступающих миномётным огнём.
Залегла пехота. Сразу началась стрельба из пулемётов и винтовок по нашим пехотинцам. Поле голое, на фоне серого снега отчётливо видны пятна шинелей. Стреляй – не хочу.
Расползлась пехота по воронкам, по прогалинам. Мы по обнаруженным огневым точкам противника постреливаем. Нечасто, с ленцой, но всё же ведём огонь. Чаще стрелять нельзя, боезапас ограничен. Когда ещё подвезут снаряды, а что дальше будет, тоже неясно.
К миномётам и стрелковому оружию противник крупную артиллерию добавил. Положили несколько сот снарядов, перепахали гаубицами поле и подлесок, где мы стояли.
Не выдержали славяне, поползли назад, а потом и откровенно побежали. Нашему дивизиону тоже досталось. В первой и второй батарее разбило несколько орудий, погибли расчёты.
В нашей батарее убило командира шальным снарядом, а Костюкова ранило в бедро осколком.
Комдив дал срочную команду – оттаскивать оставшиеся орудия с передка в глубину леса.
Дивизия прошла Ржевский выступ и встала в оборону на севере Смоленской области.