Сюжетная линия "Виктор Рогозин", событие "Криллон" (Часть Третья, главы Восьмая, Десятая)
Альфа Центавра только что взошла, осветив своими лучами горизонт. Бескрайнее море волнующейся травы, переливающейся в утреннем свете. Лишь небольшие деревца тут и там своими кривыми ветвями пытались дотянуться до неба. Легкий ветер принес свежесть и сладковатый цветочный запах. Саванна просыпалась с шорохами насекомых, шелестом травы, далёкими криками диких дронов, перекличкой часовых космопорта.
Утро на космопорте Дактоны всегда начинается с прибытия кораблей, ожидающих на орбите завершения поверки персонала. Тишину разрывают рёв двигателей и грохот пламени, бьющегося в бетон площадок. Вот только что сел огромный лайнер. Пассажиры смотрели в иллюминаторы. Их уже ждал автобус, чтобы по узкому шоссе отвести их в Дактону – город совсем близко, всего в сорока километрах. Минутой спустя на соседнюю площадку совершил посадку транспортник. Его пилот не станет задерживаться на Криллоне – отпустив контейнер с грузом и заправившись топливом, корабль отправится в обратный путь. А на третьей площадке уже стоял консульский галеон, и встречать именитых гостей отправилась делегация во главе с мэром Дактоны. Еще бы! Прибыл первый помощник Его Верховенства Консула Керригана и сенатор сир Виктор Рогозин, недавно возведенный в титул рыцаря. О цели визита никто не был оповещён, однако чиновники Муниципалитета Дактоны уже вовсю говорили, что их появление напрямую связано с объявленной мобилизацией и готовящимся наступлением против недавно найденной расы.
О да, Рогозин прекрасно помнил Аколладу. На заседании Сената Консул Керриган произнес длинную речь о его, Виктора Алексеевича, заслугах перед Отечеством, а затем опустил Крылатый меч на плечи преклонившего колено сенатора. «Будь бесстрашен перед лицом неприятеля. Будь смел и прям, и Господь полюбит тебя. Всегда говори правду и не бойся смерти. Помогай беззащитным и не твори зла. Это твоя клятва, рыцарь, — сказал Керриган и тут же отвесил звонкую пощечину своему вассалу. — А это – чтобы ты лучше помнил её». Тотчас сенаторские ряды разразились оглушительным громом аплодисментов.
Рогозин наслаждался своим новым статусом, радовался, словно ребёнок, купался во внезапно настигшей его славе, пересматривая федеральные рейтинги. Он чувствовал себя мечом Отечества, карающим и дающим защиту. Виктор Алексеевич хорошо запомнил слова клятвы, он давно старался исполнять её, с того самого момента, как ступил на путь народовластия. «Господи, а ведь как правильно сказано, как сказано-то» — думал он. Разумеется, только те, кто стремился помогать слабым и страждущим, кто делом доказывал свою верность государству и народу, могли войти в этот ограниченный круг элиты.
Трап медленно опустился на бетон площадки. Капитан галеона лично открыл помощнику Консула сиру Куоттерману люк, и внутрь ворвался сухой воздух Криллона. Рогозин поморщился, ослепленный ярким светом. Внизу, у трапа стоял мэр города, облаченный в правительственную тогу и красную мантию, вокруг и позади него – несколько десятков пузатых чиновников муниципалитета, за ними выстроился почётный караул велитов в белых доспехах. Рогозин невольно выпрямился, ощущая торжественность момента.
— Благодатная Дактона рада приветствовать господ рыцарей Федерации! — Мэр вежливо поклонился гостям. То же самое сделали и другие вокруг него.
По лицу сира Куоттермана скользнула улыбка, но он тут же вернул ему надменный вид.
— Эта провинция… — шепнул он Рогозину. — Столько раболепия… Пойдемте, сир сенатор. Сейчас нас оближут с ног до головы.
Они спустились по трапу к ожидающей их делегации. Чиновники муниципалитета расступились перед ними, пропуская этих царственных для них особ. Мэр, склонив голову, шёл рядом, расхваливая свой городишко, превознося свои заслуги перед центральной властью Криллона и, быть может, даже перед самой Федерацией.
— Я не сомневаюсь, господин Роше, что ваша работа принесла много плодов, однако в Дактону мы заедем в следующий раз, — прервал его излияния Куоттерман. — У нас не так много времени. Моя задача – препроводить сира Рогозина в резервацию Криллона, чтобы он произнес слово Его Верховенства Консулата. Пакт Войны вступил в силу, и Федерации нужна военная поддержка всех его граждан, будь то абориген или человек.
— Проверка? — промямлил мэр, задумчиво почесывая лысину на голове.
— Какова обстановка в резервации? — не обратил внимания на его вопрос сир Куоттерман.
— В целом хорошая, — ответил Роше, нахмурив лоб. — Аборигены ведут себя смирно. Волнений почти не бывает. Последние волнения были четыре месяца назад. Еды они получают вдоволь, более того, им разрешено вести своё собственное хозяйство. Наша администрация заинтересована в том, чтобы лапы их были заняты работой. Впрочем, это не остановило рост населения резервации, так что мы теперь рассматриваем вопрос о перестройке основных укреплений и расширения площади. Месяц назад мы отправили запрос в Шато-ле-Брейвз, однако ответа не получили до сих пор. Видимо, там решают…
— Какова численность населения резервации на настоящий момент? — вставил своё слово Рогозин.
— Около десяти тысяч особей. Если вам нужна точная цифра, то вы можете обратиться к начальнику Управления демографии. Он идёт справа от вас.
Куоттерман махнул рукой.
— Нас не интересуют цифры. Транспорт уже ждёт нас? — поинтересовался он.
— Мой гексакоптер в вашем полном распоряжении, — кивнул Роше, указав на аппарат на соседней площадке. — И я тоже лечу с вами.
Пилотом оказалась очаровательная девушка лет двадцати. Едва Рогозин вместе с Куоттерманом уселись в удобные кресла гексакоптера, он так и воззрился на её точёную шею. Да, хорошо занимать высокий пост. Сам выбираешь подчинённых, сам решаешь, как они будут работать, удовлетворять твои потребности…
— Ирина, мы готовы к старту, — проинформировал пилота мэр Роше, пристегнувшись. Велит рядом с ним поднял визор шлема, чтобы было лучше видно.
— Слушаюсь вас, господин Роше. Сейчас получу «добро» с базы и – сразу в путь, — ответила пилот, не оборачиваясь. — Диспетчер, прошу разрешения на взлёт…
Шесть винтов вокруг кабины оглушительно зашумели, разрезая воздух. Роше, щёлкнув ногтем по консоли, задвинул стёкла, и стало тише.
— Далеко лететь? — спросил Куоттерман, надевая наушники с микрофоном. Остальные вокруг него решили последовать его примеру.
— Десять минут, — ответил Роше, указывая направление полёта. — Резервацию можно увидеть отсюда. Вот, видите? Дактона была отстроена именно для того, чтобы обслуживать её.
С высоты четырёхсот метров был хорошо виден небольшой город посреди бескрайней саванны, нити шоссе, уходящего за горизонт. За городом тёмной лентой была видна Стена резервации – грандиозное сооружение из стали и бетона. Гексакоптер на миг завис в воздухе и, дернувшись корпусом, направился к ней.
Рогозин, опершись на ручку двери, наблюдал, как проносится внизу зелёное море травы. Мэр Роше, наклонившись к Куоттерману, рассказывал о последних успехах своего правления и, судя по выражению лица помощника Консула, уже порядком надоел ему. Прослушав начало этого монолога, Рогозин отключил наушники и задумался своём.
Несколько сотен тысяч человек живут здесь только затем, чтобы наблюдать, как трудятся рабы их господ, как соблюдают они дисциплину своего заточения, а если стремятся обрести свободу – пресекать все попытки бунта. В мире, где каждый человек принадлежит кому-то другому, целые расы стали собственностью небольшой кучки людей, собственностью с правом владения, пользования и распоряжения.
Рогозин всё продумал. Он предложил Куоттерману продемонстрировать доброту их намерений, появившись перед толпой аборигенов без охраны – тем, чьи помыслы чисты и направлены во благо, нечего бояться. Гарнизон резервации прикроет их в случае возникновения чрезвычайной ситуации. Поэтому отделение велитов, прибывших вместе с ними, было безрассудно оставлено на корабле. Сам же сенатор подстраховался и в тайне от Куоттермана прихватил с собой револьвер и шокер. Мало ли чего.
Стена была всё ближе. Теперь стало видно, что это не просто бетонный забор огромных размеров. Это сложное сооружение с надстройками, переходами, оранжереями, башнями и небольшими флигелями, спутниковыми тарелками и длинными спицами антенн. Словом, что-то непонятное простому человеку нагромождение плит, колонн, построек на них, незнакомому с назначением тех или иных элементов этого строения.
Заметив, что сир Куоттерман смотрит в том же направлении, Рогозин включил наушники, ожидая его комментариев.
— …Стена постоянно перестраивается, укрепления становятся всё мощнее. Между прочим, мы часто используем силы аборигенов для выполнения тяжёлых работ, — говорил мэр Роше в этот момент.
— То есть вы хотите сказать, что вы заставляете рабов укреплять стены своей тюрьмы? — спросил Куоттерман.
Рогозин удивленно приподнял бровь. Его спутник правильно понял суть сказанного. То, что происходит здесь… это уже ни в какие рамки не лезет.
— Значит так, — пожал плечами Роше. — Но у нас нет другого выхода. У нас не так много людей, как бы хотелось. Но у нас достаточно оружия, чтобы держать аборигенов в повиновении.
— Вы хотите сказать, что всего населения города мало, чтобы реконструировать стены резервации? — поинтересовался Рогозин.
— Менее тридцати процентов населения трудятся на стене. Город порядком вырос за последние несколько десятилетий, но работа надсмотрщика отнюдь не стала популярнее, — ответил Роше. — К сожалению, мы не можем заставлять свободных граждан.
— И аборигены теперь свободны, — заявил сир Куоттерман. — Консулат утвердил принятый Сенатом Пакт Войны. Именно для того, чтобы проинформировать аборигенов, мы и прибыли сюда. А так же для того, чтобы записать в армию Федерации добровольцев из их числа.
Теперь настал черёд Роше удивляться. Видимо, сказанное помощником Консула перевернуло все представления о положении вещей, существующие и глубоко укоренившиеся в его разуме. Лицо мэра выразило сильнейший испуг, словно Куоттерман только что грозился выкинуть его из кабины гексакоптера. Еще бы! Что же это будет? Аборигены, нелюди станут равны людям?
— Что вы хотите сказать? — пролепетал он. — Значит, резервация больше не нужна? Что же с нами будет, если эти твари выйдут наружу?
— Я думаю, проблему национальной несовместимости можно будет решить, — Рогозин скривил губы. — История знает несколько способов.
Тем временем гексакоптер завис над посадочной площадкой одной из башен резервации. Пилот запросила разрешения на посадку, а когда оно было дано, направила аппарат вниз. Колёса мягко коснулись бетона, гексакоптер дёрнулся, выравниваясь. Через несколько секунд лопасти остановились.
— Уважаемые господа, полёт окончен, — Ирина сверкнула белоснежной улыбкой.
К гексакоптеру уже бежали рабочие в ярких жилетках. Один из них открыл дверь кабины и помог гостям спуститься. Мэр Роше окинул окружающих властным взором. Видимо, он хотел видеть рядом с собой совсем не тех людей, которые встречали его.
— Господин Акира занят на объекте, — объяснил ему один из встречающих. — У него встреча с подрядчиками.
Большое круглое лицо Роше залилось алой краской. Растерянно осмотревшись, он дернул рабочего за рукав, резко притянув к себе.
— Голову сниму… Давай сюда начальника сектора… — прошипел он.
Тот порывисто кивнул и побежал обратно к лестнице.
— Может быть, пройдем к столу, господа рыцари? — елейно предложил Роше, криво улыбнувшись.
Рогозин и Куоттерман переглянулись. Так-так, выходит, господин мэр не выполнил и половины того, чего ему было приказано Правительством Шато-ле-Брейвз. Собрание не организовано, директор резервации пропадает черт те знает где. Остается только одно.
— Ладно, пойдемте к столу, — развел руками Рогозин.
Пока гости с увлечением поедали вкусно приготовленного цыпленка в кабинете директора, мэр где-то пропадал. Рогозин с раздражением отметил, что провинциалы совсем не умеренны в роскоши. Казалось бы, директор резервации, должность относительно невысокая, зарплата тоже, однако какие апартаменты! Даже сенатор стеснялся так обустраивать свою резиденцию. А здесь – огромные площади, мрамор, золотые приборы, огромный переговорный стол из красного дерева, которого на этой планете отродясь не было. Покосившись на Куоттермана Рогозин понял, что тот испытывает те же чувства. Что ж, после того, как они разберутся с пришельцами, сенатор устроит им финансовую проверку.
Через полчаса Роше появился в приемной в сопровождении её хозяина. Ненец Акира вежливо поклонился гостям.
— Рад встрече с вами, сир Виктор Алексеевич! Я много о вас слышал как о человеке и часто смотрю ваши выступления по телевидению. Я восхищен вашим ораторским талантом, — сказал он Рогозину.
Куоттерман криво улыбнулся. Мэр Роше позади него сиял от удовольствия. Акира перевел взгляд на Куоттермана и, поклонившись, отдал ему честь.
— Рад сообщить вам, что общий сбор населения резервации состоится через пятнадцать минут, — сообщил Роше.
— Вы всё то время, пока вас не было, организовывали собрание? — спросил сир Куоттерман, положив вилку.
— Дело в том, что точное время вашего прибытия было нам неизвестно, поэтому мы решили произвести мобилизацию населения в полдень. Впрочем, в угоду вам мы добились того, чтобы аборигены прибыли на лобное место раньше. Они, конечно, недовольны, но кто их спрашивает…
Рогозин сжал кулаки. Еще не хватало, чтобы аборигены были настроены агрессивно, когда он будет призывать их следовать его воле.
— Я сделал этих существ свободными, а вы обращаетесь с ними, как со скотом, — прошипел сенатор. — Извольте уважать честь и достоинство тех, кто равен вам по закону.
— Извините, Виктор Алексеевич, — склонился Роше, — однако, при всём уважении к вам и вашим начинаниям, мои убеждения не позволяют считать равными себе дьявольские отродья и порождения тьмы вселенской. Клирики Конгрегации не одобряют такую демократию. Я же подчинен воле Консулата и Сената, именно поэтому велиты господина Акиры до сих пор не выставили вас из Дактоны.
Сир Куоттерман встал из-за стола.
— Я бы попросил вас следить за языком, — громко произнес он. — Иначе никакие святые силы и армия клириков не спасут от моей рекомендации снять вас с поста мэра.
— Господь мне судья, — ответил Роше и перекрестился на католический манер.
Рогозин посмотрел на часы. Пора бы прервать спор, пока тот не зашел слишком далеко, и заняться делом, ради которого он и помощник Керригана прибыли сюда.
— Господа! — сказал он. — Мы забыли о цели нашего визита.
— Да, точно, — согласился Куоттерман, вытерев руки салфеткой. — Ведите нас, господин Акира.
Они спустились на лифте вниз на один уровень. Акира в сопровождении двух велитов вывел их в приёмное отделение. В широком зале по сторонам были установлены стойки пункта миграционного контроля, к каждой из которых вели от центрального входа выделенные на зеркальном полу желтые дорожки. В зале никого не было, видимо, Роше побеспокоился о том, чтобы никто из служащих не стал свидетелем появления высокопоставленных гостей. За стеклянной дверью был виден длинный коридор, ведущий к главной лестнице. Там, на балконе, по словам Акиры, должен был выступить сир Рогозин.
— Дальше мы пойдём одни, — сказал директору Виктор Алексеевич. Куоттерман удивленно посмотрел на него. Сенатор счел нужным пояснить ему:
— Будет лучше, если мы появимся перед ними без оружия.
Акира молча кивнул и в сопровождении велитов вышел из зала. Разумеется, гости не остались без присмотра – Рогозин увидел две камеры видеонаблюдения на стенах.
— Пройдёмте? — поёжился Куоттерман.
— Да, разумеется, — кивнул Рогозин.
Они вышли в коридор. Длинный, прямой и тёмный, он был словно призрачный тоннель на тот свет. Звуки шагов гулко отражались от обшитых металлом стен. Здесь Рогозин осмотрелся: никаких камер под потолком. Слепая зона. Значит, пора действовать.
— Простите, сир, но я думаю, тебе не надо этого видеть… — произнес Рогозин, и, прежде чем Куоттерман смог что-то сообразить, выхватил из кармана брюк шокер. Разряд поразил помощника Консула, и тот, словно куль, повалился на пол. Спрятав шокер, Рогозин отволок его в тень, прислонил к стене.
— Отдыхай, дальше я уж как-нибудь сам… — прошептал он, поправив свой пиджак.
А там, дальше по коридору его уже ждали тысячи аборигенов. Рогозин шел по коридору, и шум их голосов становился всё сильнее. Свет ослепил его на выходе. Закрыв глаза рукой, сенатор вышел к лестнице и быстро взбежал на балкон. Дыхание его перехватило, когда он увидел огромную массу народа, волнующуюся, словно море, море рук, голов, глаз. Таких непохожих на нас, таких странных, таких чужих. Преодолев необыкновенное чувство волнения, сенатор шагнул навстречу им, раскрыл руки, словно хотел заключить их всех в свои объятия, отдать им всего себя.
— Дорогие оттоки! — Рогозин взял в руки микрофон, что есть силы прижал его к губам. — В древности, когда стране угрожала опасность, люди объединялись и, изменив демократии, выбирали себе одного императора, который становился их повелителем. Теперь, когда враг подошел к нашим границам и война неминуема, люди выбрали императором меня. Оттоки! Я освободил вас! Теперь вас ничто не сдерживает за этими стенами! Ступайте, куда хотите, делайте, что вам угодно. Вы свободны! Но помните, что так же, как и людям, вам угрожает смертельная опасность, ведь враг этот не умеет делить свободных жителей покоряемой страны на расы и национальности. Все для него равны, все есть противники, которых нужно уничтожить. Так же, как и к людям, злые Четырехногие придут и в ваш дом. Оттоки! Докажите мне и всей Федерации, что вам не зря была дарована свобода. Докажите всем нам, что вы уже не те, с кем люди давно встретились в битве за эту планету. Докажите, что вы стали сильнее духом и телом и что вы – воистину свободные граждане свободной страны! Тогда, когда Федерация собирает великую армию, я призываю вас войти в неё, добровольно стать на защиту своего дома, как это делают миллионы, миллиарды людей и коренных жителей на этой и других планетах. Я зову вас встать в строй с нами, смело встретить врага и одолеть его. Великие войны! Священная война ждёт вашей силы!
--
Шум толпы, словно нахлынувшая волна, заглушил последние слова Рогозина. Слов аборигентов он не понимал и решил, что таким образом оттоки выражают свой восторг. Виктор Алексеевич широко улыбнулся и помахал им рукой. Что ж, отлично, наконец сенатор получил свою армию. И пусть многие из работников резервации слышали его ересь против власти, Рогозин, обладая реальной силой, сможет заставить их замолчать. Ведь именно он император, именно ему аборигены обязаны своим освобождением.
Успех казался ему столь очевидным, что он осмелился погрузиться в мечтания. На Цирцее Петерс тоже привлекает под знамёна Рогозина местных такатинов. Если он справится с задачей, то в распоряжении сенатора будет уже несколько десятков тысяч верных ему солдат. После победы над Четырёхногими во главе этой армии он победным маршем водёт в Порт-Артур. Человеческое население Капри и других планет не станет сопротивляться, ведь именно он – их спаситель, который начал бить в набат ещё до появления агрессоров.
Между тем аборигены начали выражать свой восторг всё более агрессивно. Оттоки прыгали в воздух, размахивая непропорционально длинными руками, подбрасывали вверх предметы, громко охали. Через минуту оханье превратилось в угрожающий клич, и Рогозин стал уже не так уверен в своей победе. Однако он тут же отмёл эти мысли, предположив, что его речь возымела своё действие и передала аборигенам боевой дух. Впрочем, интуиция подсказала, что на балконе, на виду у толпы задерживаться долго не стоит.
— Друзья, удачи! Приём добровольцев и выдача обмундирования проводится у стоек контрольно-пропускного пункта в северном крыле стены. Я лично буду вести контроль законности действий администрации резервации! — крикнул он и, подождав пока электронный переводчик расшифрует его слова оттокам, развернулся и исчез в темноте перехода.
Где-то здесь за углом должен сидеть Куоттерман. Виктор Алексеевич должен забрать его, чтобы медики Акиры смогли оказать ему первую помощь. Несомненно, Рогозин рисковал, доставая из кармана шокер, но «отключить» помощника Консула было необходимо – он мог помешать реализации блестящего плана сенатора. Что будет дальше, когда тот очнётся, Рогозин боялся предсказывать, он собирался действовать по обстоятельствам. Скорее всего, он выдумает какую-нибудь правдоподобную историю типа внезапного нападения шпионов-супостатов, первой жертвой которого стал именно Куоттерман, а сам сенатор чудом сумел отбиться. В любом случае, Рогозин должен быть как можно более убедительным, ведь даже в этой резервации слово помощника Консула имело силу.
Где-то здесь за углом должен сидеть Куоттерман. Но его не было. Рогозин попытлся вспомнить, точно ли здесь он оставил помощника Консула. Он не ошибся? Может в другом месте? Куоттерман не должен был сам уйти, по расчётам он должен быть в отключке ещё часа два, не менее. Рогозин присмотрелся и только сейчас заметил в стене напротив дверь. Приоткрыта. Куоттерман скрылся здесь? Достав пистолет и направив его прямо перед собой, Рогозин вошёл внутрь. Он должен проверить, сюрпризов ему не надо.
Тёмный коридор вёл куда-то вперёд. Лишь в дальнем его конце вяло рассеивал тьму красный аварийный светильник. В его свете можно было разглядеть очертания дверей по сторонам. Рогозин осторожно пробовал открыть каждую, но они были заперты. Последняя, впрочем поддалась. Осторожно, чтобы ржавые петли не заскрипели, сенатор приоткрыл её и заглянул внутрь.
По сторонам прохода были огромные стеллажи, заставленные всяким барахлом. Свет из дальней части помещений еле пробивался между жестяных ящиков, запылённых колб со странными червями внутри, стопками книг. Выяснять назначения помещения не было времени, и Рогозин наугад шёл между стеллажами на свет. Он инстинктивно затаился, ступая как можно тише, пригнулся, чтобы быть менее заметным. Кто знает, что впереди, там ли Куоттерман, который теперь может быть опасен.
Добравшись до последнего ряда стеллажей, Рогозин сел на корточки, опершись на руку, осторожно выглянул и открыл рот от ужаса. Прямо перед ним на на раскладном столе лицом вниз лежал сир Куоттерман. Над ним склонилось странное существо – не человек и не отток. Перебирая в воздухе пальцами правой руки, левой оно удерживало над шеей Куоттермана колбу, осторожно вытряхивая оттуда червя. Воздух, казалось, наэлектризовался. Чтобы это ни было, что за тварь орудовала над несчастным, Рогозин не собирался безучастно наблюдать за происходящим. Быстро взведя курок револьвера, он выскочил из своего укрытия и выстрелил. Его нападение было столь неожиданным, что существо пригнулось, резко тряхнув колбу, и чевряк выпал на обнаженную спину Куоттермана и через миг впился в кожу. Но Рогозин не заметил этого. Он нажимал на спусковой крючок снова и снова, впечатывая пулю за пулей в стену, в колбы, в аппаратуру позади существа. Хлопки выстрелов дезориентировали сенатора, и он палил наугад, пытаясь попасть в эту тварь, не задев Куоттермана. Бац! Он случайно выстрелил в настольную лампу, и свет погас.
Вот сейчас ему стало по-настоящему страшно. Он прислушался, пытаясь определить, где затаилось существо, затем, стараясь не шуметь, отошёл за стеллаж. Пустые гильзы со звоном высыпались из барабана револьвера, и Рогозин, достав из кармана горсть патронов, быстро зарядил его. Собственно, звон падающих гильз и выдал его местонахождение. Через мгновение Рогозин услышал шум разрезаемого воздуха, и что-то металлическое угодило ему в голову. Револьвер выпал из рук, и найти его в кромешной тьме более не представлялось возможным.
— Сирррр Ррррогозин? — прошипела темнота. — Сейчас я до вас доберрррусь…
Шорох шагов был всё ближе. Сенатор же, придя в себя отчаянно шарил руками по полу, пытаясь нащупать рукоятку револьвера. Сейчас он стал его единственной надеждой на спасение.
— Пшёл прочь! — воскликнул женский голос, и яркий свет ослепил Рогозина. — Сенатор, уходите отсюда!
Повинуясь голосу, он пополз как можно дальше отсюда. Внезапно ахнул громкий хлопок, стеллаж над ним повалился, ссыпая на пол содержимое полок. На Рогозина упало несколько ящиков, рядом со звоном разлетелось несколько колб. Черви из них мгновенно ожили, мерзко взвизгнув, они поползли по его рукам. Виктор Алексеевич в панике стряхнул нескольких, один остался на спине.
— Живее, что вы медлите! — крикнула девушка позади него, и крепкий удар сзади сбил червя.
— Ракка-та квирт оттакар-ра! — заверещало что-то.
— Сир Рогозин! Куда вы? Вы что-то хотели мне сказать? — голос Куоттермана пронял Рогозина до мурашек, и он что есть ног пустился наутёк.
Очнулся он уже в переходе. Прислонился к стене, чтобы перевести дух.
— Что это была за чертовщина? — спросил он, почувствовав что не один.
— Это ригмеец, — ответила девушка. — Он уже давно обрабатывает аборигенов на этой пленете.
— Ты откуда знаешь?
— Не важно.
Рогозин присмотрелся к ней. Высокая, стройная, лет двадцати семи, красивые рыжие волосы волнами спадают на плечи. Одета в облегающий комбинезон пилота, подчеркивающий красоту её фигуры.
— Ты вообще кто такая? — спросил Виктор Алексеевич.
— Ты можешь называть меня Са-Тин, — ответила девушка, и в глазах её блеснул огонёк злости. — Ты видел то, что сделал ригмеец, так что ты теперь для него цель номер один. Он не потерпит свидетелей.
— И что мне теперь делать-то? — растерялся Рогозин.
— Бежать отсюда как можно скорее!
Где-то сверху глухо ухнуло, и по стенам прошлась волна вибрации.
— Оттоки атаковали… — прошептала Са-Тин.
— Что? — Рогозин поморщился – таким неправдоподобным это показалось.
— Через десять минут они доберутся сюда, — Са-Тин внезапно толкнула сенатора к выходу. — Беги быстрее, пока не поздно!
— Ага… — раскрыв рот, кивнул тот и поспешно засеменил вперёд. Новый взрыв, еще ближе предыдущего, придал ему ускорения.
Через несколько минут он уже был в административном корпусе. В коридорах были видны следы недавнего боя. Двери кабинетов распахнуты настежь, иные вовсе выбиты. Пол завален бумагами, книгами, папками. В стенах видны пулевые отверстия. Под ногами – красные следы, капли…
За углом его едва не расстреляли пятеро велитов из гарнизона резервации:
— Стой! Кто идёт?
— Человек вроде…
— Я свой! — сенатор живо поднял руки и пригнулся, когда несколько пуль ударились в стену позади него. — Я – Рогозин… сир Рогозин!
Двое велитов выбежали к нему, схватив под локти, повели к своим позициям.
— Эти черти лезут и лезут… — говорил один, испуганно пялясь на сенатора через стекло визора. — Это всё, что осталось от нашего отделения… Мы прикрыли директора Акиру, а затем отступили. У нас много раненых… И откуда у них только огнестрельное оружие…
— Захватили северный склад, оттуда и оружие, — отрезал второй, оглядываясь назад.
Велиты забаррикадировали узкий коридор, завалив его шкафами, столами и стульями из кабинетов. Перетащив сенатора через укрепления, бойцы перепрыгнули вслед за ним.
— Вам здесь нельзя оставаться, сир Рогозин, — лейтенант отдал ему честь. — Оттоки вот-вот должны нагрянуть. Мы не отступим до тех пор, пока не перебьём всех до единого.
Сенатор кивнул:
— Молодцы! Бейте их, пока не образумятся.
— Иванов! — лейтенант толкнул одного из своих велитов. — Проводи гостя до взлётной площадки.
— Нет-нет, — запротестовал Рогозин. — Я помню, как туда добраться. Вам надо оборонять проход…
Лейтенант кивнул и надвинул на глаза визор.
— Спасибо за доверие, — сказал он. — Мы не подведём.
Оставив солдат позади, Рогозин пошёл дальше по коридору. До выхода на взлётную площадку осталось всего несколько метров.
— Оттоки! — раздался сзади чей-то истошный вопль, и крики наступающих утонули в треске пулемётных очередей.
Первое, что почувствовал Рогозин, раскрыв дверь наружу – запах гари в воздухе. Панорама битвы захватывала дух. Восточное крыло стены было объято пламенем. Пушки из оборонительных башен вели огонь по наступающим аборигенам, засевшим в жилых многоэтажках стрелкам; оттоки, взбираясь вверх по укреплениям, отвечали залпами из ракетниц, очередями винтовок. Совсем рядом, всего в нескольких десятках метров грохнул взрыв, вышвырнув вверх куски бетона, арматуры, мерцающие осколки стекла, и одна из башен провалилась вниз со стены на территорию резервации. Всё заволокло клубами пыли и едкого дыма. Рогозин, закрывшись рукой, побежал вдоль взлётной полосы, закашлялся.
Там, впереди он услышал звук лопастей. На площадке стоял, вращая винтами, готовый к отлёту гексакоптер. В этот момент сенатор заметил другой аппарат, удаляющийся в сторону Дактоны. А из гексакоптера, того, что впереди, знакомая фигурка пилота отчаянно прыгала, махала рукой, призывая поторопиться. Боже, как ему повезло! Однако радость Рогозина мгновенно испарилась, когда он увидел, как к летящему вдали аппарату вылетели две ракеты и на скорости врезались в его корпус. Разваливаясь в воздухе, он рухнул в саванну.
— Где Роше? — крикнул Рогозин пилоту, не увидев того в салоне гексакоптера.
— Он улетел рейсом ранее, — ответила ему Ирина.
— Твою… — выругался сенатор.
— Нам надо стартовать! Вы с нами?
В салоне гексакоптера сидело еще трое – директор Акира и двое незнакомцев, вероятно служащих.
— Разумеется… — Рогозин влез внутрь и закрыл дверь.
— Где сир Куоттерман? — спросил Акира.
— Погиб, — отрезал Виктор Алексеевич, щёлкнув ремнём безопасности.
Все надели наушники. Гексакоптер дёрнулся всем корпусом и оторвался от бетона стартовой площадки.
— Прошу вас лететь ниже к поверхности! — обернувшись, крикнул пилоту Рогозин.
— Сама знаю, — ответила та.
Внизу промчались развороченные бетонные надстройки, горящие переходы, несколько пуль ударились в днище фюзеляжа. Ирина направила гексакоптер вниз, к саванне. Зелёное море травы приближалось с невообразимой скоростью, и через мгновение ветки низких деревьев проносились, казалось, в нескольких сантиметрах от корпуса.
— Добро пожаловать на войну, сир сенатор, — улыбнулся один из пассажиров. — Впервые так?
— А я смотрю, вам не впервой драпать, да? — оскалился Рогозин.
Гексакоптер резко тряхнуло, и, видимо, именно это помешало получить сенатору несколько оскорблений в свой адрес.
— Мы залетим в космопорт, чтобы высадить сира Рогозина, — предупредила пилот, — а потом я отвезу вас в Дактону.
— Хорошо, — ответил Акира. — Меня это устраивает.
Рогозин первым увидел два огонька, быстро приближающихся к гексакоптеру со стороны резервации.
— Господа, я вижу ракеты… — успел промямлить он.
Жар разрыва ударил ему в лицо. Два пассажира, сидевших в кормовой части салона, словно исчезли. Рядом захрипел Акира, захлебнувшись в собственной крови. Виктор Алексеевич почувствовал пустоту под ногами, увидел проносящуюся внизу траву, и через мгновение гексакоптер, точнее то, что от него осталось, с грохотом рухнул.
«Ты видел то, что сделал ригмеец, так что ты теперь для него цель номер один. Он не потерпит свидетелей. Беги быстрее, пока не поздно!»
Рогозин открыл глаза. Тишина. Перед ним разверзлась голубая бездна неба. Огромное пространство без конца и края. Это странное чувство, будто висишь, пригвождённый к траве, а перед тобой проплывают облака. Время остановилось. Гравитации нет. Сейчас оторвёшься и упадёшь в небо…
«Кто я? Как оказался здесь? — думал он. — Зачем всё это?» Но не было рядом никого, кто мог бы ответить на его вопросы. Лишь облака, медленно проплывающие мимо него.
— Ты живой?! — чьё-то лицо загородило собой голубую бездну, возвращая его к действительности. — Сир сенатор!
Щелк! Щелк! – пальцами перед глазами.
— Так-так… зрачки реагируют… Сейчас будем тебя поднимать…
Её руки так дёрнули его за рубашку, что он едва не задохнулся. Он сел и обвёл всё вокруг бессмысленным взглядом.
— Ну и здорово же тебя долбануло… — девушка заглянула в глаза сенатору, словно пыталась найти там искру разума.
— Гхм… х… я… в порядке… — пробормотал Рогозин, почувствовав сильный раскат боли.
— Опа! Завёлся, — воскликнула Ирина. — Отлично! Я думала, тебе там череп проломило, когда мы упали.
— А мы упа… — тут Рогозин вспомнил всё: две ракеты, раскалывающийся корпус, горящие обломки, Акиру… — Кто еще выжил?
— Только мы, — пожала плечами Ирина. — Я нашла директора метрах в сорока отсюда. Он мёртв.
— Отлично, — прорычал Виктор Алексеевич. — Этого ещё не хватало. Где мы?
— Посреди саванны. Когда мы упали, навигатор показывал сорок три километра до космопорта и шестьдесят семь – до города.
— Меду городом и космопортом есть шоссе, так? — спросил Рогозин. — Я видел его из иллюминатора сегодня утром, когда мы с сиром Куоттерманом летели в резервацию. Ведь там оживлённое движение?
— Я думаю, да, — пожала плечами Ирина. — После того, что произошло в резервации, наверняка вся Дактона стоит на ушах. Все захотят улететь.
— Тогда пойдём к шоссе. Далеко до него, кстати?
— Я не видела его, когда мы ещё были в воздухе. Может, лучше к космопорту? Вот он, — Она указала на тёмную полосу на линии горизонта.
Рогозин пожал плечами:
— Давай. Сорок три – не шестьдесят семь.
Обломки гексакоптера разбросало в радиусе ста метров. Взрыв ракет был такой силы, что разорвал его надвое. Служащие резервации погибли мгновенно, Акира получил смертельное ранение – рама фюзеляжа, расколовшись, вонзилась в его грудь подобно копью. Ирина показала, где лежит его тело.
Прошло часа три, не меньше. Шли быстро, но космопорт был всё так же далёк. Саванна казалась бескрайней. Бескрайнее море переливающейся в свете закатного солнца травы. Тут и там тянулись к небу своими кривыми лапами низенькие деревца, внося в окружающий пейзаж хоть какое-то разнообразие.
Рогозин всё время молчал. Слова не шли к нему, да и не было темы для разговора. Девушка быстро шла впереди него, сенатор еле поспевал за ней, и быстрая ходьба отнимала силы. Усилилась головная боль, что было, видимо, следствием сильного удара о панель обшивки салона во время падения гексакоптера.
Рогозин думал, и мысли его были тяжёлыми. Сегодня он потерпел своё первое поражение. Ведь он был так близко к цели. Несколько тысяч аборигенов под его единоличным командованием почти были реальностью. Конечно, он не знал, он не мог знать, что на резервации мог быть подстрекатель, шпион, главной целью которого изначально был подрыв спокойствия, экономической стабильности Дактоны и Криллона в целом. Поэтому у него было оправдание. И пусть теперь, когда, казалось бы, всё самое страшное позади, угроза его жизни попрежнему сохраняется, ведь он всё еще жив, ведь он всё ещё цель номер один. И если оттоки пока не направили десант к сбитому гексакоптеру, то это может означать, что велиты до сих пор держатся, бои за резервацию ещё идут.
— Смотри в небо! Это гексакоптер! — Ирина указала пальцем. Рогозин, подняв голову, увидел точку на небосклоне, летящую в сторону космопорта.
— Он следует из резервации, так? — задумчиво пробормотал он, оглянувшись назад. — Тогда почему его не сбили…
А Ирина уже махала руками, прыгала, пытаясь привлечь внимание пилота:
— Ээээй! Мы здесь! Мы здесь!
— Стой-стой, дура! — Рогозин, выпучив глаза, метнулся к ней, дернул за руку, принуждая садиться.
— Чего дура? — возмутилась Ирина. — Он же заберёт нас!
— А вот теперь пораскинь своим умом, отчего их не сбили из резервации, как нас? Два гексакоптера сбили, а третий – нет! — Виктор Алексеевич ткнул пальцем в рокочащую точку над головой. — У меня есть все основания считать, что он тут по нашу душу летает!
— Сир Рогозин, вы человек очень умный, судя по вашим выступлениям в Сенате и на телевидении, но сейчас вы мелете чепуху…
— Что? — сенатор не поверил своим ушам.
— Вы решили, что это оттоки на четырёхместном гексакоптере отправились захватывать космопорт? — рассмеялась Ирина. — Что вы! Они даже Стену разервации захватить не могут! Несколько сот велитов для них, как заноза в заднице, а вы думаете, что они будут в саванне искать двух человек?
— С чего ты взяла, что они до сих пор не захватили Стену? — спросил её Рогозин.
— В любом случае, военные взорвали бы гексакоптер при отступлении. Так написано в инструкциях. Врагу не должна достаться наша техника.
Рогозин понял, что спор с умной девчонкой ни к чему толковому привести не сможет – у неё на каждый его вопрос свой ответ найдётся.
— Короче, до космопорта идём своим ходом, — отрезал он. — Никакой помощи нам не нужно! Устала – устроим привал.
— Я не устала, — тем же тоном ответила Ирина, вскочила и быстро пошла дальше.
Гексакоптер улетел.
…Альфа Центавра медленно спускалась к горизонту. Да, закаты здесь воистину чудесны. Облака отбрасывали тени, которые расплываются в небесах, озаряющихся у плоского горизонта алым светом. Море травы теперь отливало золотым, деревьям же закат придал оттенок загадочности, будто одухотворив их. Тени становились длиннее, и вот алеющий диск звезды коснулся горизонта, всё глубже утопая в нём. Почувствовалось прохладное дыхание вечера.
— Ирина! — Рогозин окликнул свою спутницу, упрямо шагающую вперёд и, казалось, совсем его не замечающую. — У меня созрело предложение: давайте устроим привал. Ночью мы тут заблудимся! Устроим бивак, разожжём костёр…
Та остановилась, обернулась, задумчиво посмотрела на сенатора.
— Хорошо, пусть так, — согласилась она.
Сенатор быстро примял траву на месте бивака, для разведения костра предложил использовать ветки сухого дерева, стоящего неподалёку. Ирина молча наблюдала, как он трусцой сбегал к нему, залез, обломал несколько сучьев и вернулся обратно. В кармане пиджака им были найдены зажигалка, которую тот всегда носил с собой (на всякий случай), и несколько мятых чеков банкомата, которых тот никак не решался выбросить.
— Скряга… — попытался пошутить про себя Рогозин, но улыбки своей спутницы не дождался.
Костёр с треском занялся. Сложив веточки домиком, сенатор сначала дал им разгореться, а потом стал подкладывать сучья побольше, когда пламя окрепло. Ирина наблюдала за таинством рождения огня, и лицо её становилось нежнее в тёплых отсветах.
— Я не знала, что ты умеешь разжигать костёр, — сказала она. — Я думала, что все тебе подобные могут только бумажки перекладывать и пером водить.
Рогозин усмехнулся:
— Я и не такое умею. Двигайся поближе, здесь теплее.
— Ты меня всю ночь согревать будешь? — по лицу Ирина скользнула улыбка.
— Скорее всего, да, — пожал плечами Виктор Алексеевич. — Если усну – замёрзнем. Так что, ты спи, а я послежу за огнём.
— Я не хочу спать, — ответила Ирина и отвела глаза. — Я есть хочу.
— Ну… — Рогозин беспомощно развёл руками, — еды мне достать неоткуда. Разве что из воздуха, но я не умею. Как только дойдём до космопорта, с меня обед.
— Хм… до него ещё дойти надо, — усмехнулась Ирина.
Рогозин подкинул дров, и пламя загорелось ярче.
— Продолжим путь утром, когда рассветёт, — сказал он.
— Ну да… — вздохнула она.
Виктор Алексеевич любил смотреть на огонь. В треске дров, шорохе пламени, мечущихся тенях вокруг было что-то завораживающее. Это успокаивало, наводило на мысли. Рогозин придвинулся ближе, ощущая на лице жар, обнял колени. Совсем как в детстве, когда, будучи мальчишкой, уходя в ночевую, он устраивал со своими друзьями костры, жарил на углях картошку и сладкий малийский перец. Тогда было весёлое время. Тогда он был счастлив.
Почувствовав на себе пристальный взгляд, Виктор Алексеевич, покосился на свою спутницу.
— Следишь? — спросил он.
— Я раньше никогда не видела сенатора живьём, — ответила Ирина. — А так… наедине, да ещё во внерабочее время… даже не мечтала.
— А что тут мечтать-то? — усмехнулся Рогозин. — Можно подумать, что я певец известный какой-нибудь или писатель…
— Да нет, дело не в этом. Весь прикол в том, что в твоём обществе, сейчас ощущается вся важность момента…
— То есть? — не унимался он.
— Певца или писателя… эти просто крутые, их ты как бы просто хочешь, а здесь свершается что-то историческое…
Рогозин расхохотался.
— Надо же! Вот такого мне ещё никто не говорил!
— Что ты смеёшься-то? — смущённо улыбнулась Ирина. — Прикольно слушать девчачьи бредни? Ну вот сам вспомни, в моём возрасте ты разве не мечтал… проснуться с какой-нибудь актрисой или певицой с обложки журнала?
— Да нет, — пожал плечами Виктор Алексеевич. — Я мечтал проснуться с Зиной из соседней комнаты (она, правда, была старше меня лет на пять и была замужем, но тогда это было не так важно) или с Кристи из саксонской общины. Я старался мыслить реально.
Ирина рассмеялась:
— Нет, мы, девочки, не мечтаем о парнях-соседях. Только о поп-певцах и актёрах.
— Зато потом рвётесь замуж, когда кажется, что уже поздно, — фыркнул Рогозин.
— Нет-нет! Это неправда! — возмутилась Ирина. — И что вы себе позволяете?
«Значит, правда» — решил про себя Рогозин и самодовольно улыбнулся.
— Мой жизненный опыт позволяет мне выдвигать подобные суждения, — ответил он. — Ты – ещё не все девушки Федерации, к тому же ты молода. Кто знает, как ты будешь рассуждать лет через десять?
— Кто знает, что будет лет через десять? — махнула рукой Ирина. — Ты знаешь? Я – точно нет. Я не хочу говорить об этом. Если ты постоянно твердишь о своём огромном жизненном опыте, давай поговорим о нём. Может быть, я, молодая девушка, смогу что-нибудь почерпнуть из этого океана мудрости?
Рогозин не обратил внимания на эту колкость.
— Давай, поговорим. Какой вопрос ты хочешь мне задать?
— Мне интересно, каково быть в центре внимания? — задумчиво спросила Ирина. — Вращаться в высшем обществе, участвовать в работе над большими проектами, выступать перед публикой…
— Это тяжело, — ответил Рогозин. — Иные могут дожидаться окончания срока, безучастно посещая заседания, бездумно голосуя за те проекты законов, которым импонируют сенаторы соседних провинций. Добросовестная же работа сенатора всегда сопряжена с большими трудностями. Каждый день приходится принимать решения, от которых зависят судьбы миллионов людей. И решение это должно быть осознанным. Поэтому приходится быть специалистом во всех сферах, знатоком, а для этого необходимо постоянно учиться, расширять свои знания, быть всегда в курсе событий. Да, выступать перед публикой мне всегда нравилось, всегда нравилось быть в центре внимания. Я могу сказать точно: я люблю свою работу. Это работа, которую я не выполняю по чьему-то принуждению, я действую исключительно из соображений своей совести. И ответственность за свои проступки, за свою лень, если таковая проявится, я несу не перед кем-то, а перед своей совестью.
— У некоторых нет совести, — сказала Ирина.
— У меня есть, я хочу в это верить. В любом случае, она меня ещё ни разу не подводила.
Ирина улыбнулась:
— Хорошо бы. Везёт тебе, значит.
— Не всегда, — махнул рукой Виктор Алексеевич. — Если бы у меня всё получалось, мы бы не сидели посреди холодной саванны у костра без еды и питья.
— Быть может, это и есть везение? — промурлыкала девушка, подняв глаза.
— Намекаешь, что всё в этом мире происходит не случайно? — Рогозин хитро прищурил глаза.
— Может быть.
— В таком случае, сомневаюсь, что сейчас мне должна сопутствовать удача, — сенатор вдруг снова вспомнил про своё участие в убийстве сира Корхаста, и ему стало тяжело на душе. — Не заслужил.
— Значит, везёт мне, — Ирина расплылась в улыбке.
— Почему? — удивился Виктор Алексеевич.
— Ну… наедине с таким большим человеком…
«Она подкатывает ко мне» — решил он и решил действовать.
— Возьми мой пиджак, замёрзла, наверное, — предложил он.
Ирина пожала плечами:
— Не замёрзла, но на всякий случай возьму. Подкинь ещё дровишек…
Костёр полыхнул жаром, жадно съедая сухую древесину. Огонь играл бликами в глазах Ирины, освещал лицо, придавая смуглой коже нежный, тёплый оттенок. Заметив, что Рогозин внимательно рассматривает её, девушка улыбнулась.
— Как ты попала на работу к Роше? — спросил он.
— По распределению, — ответила Ирина. — Я только-только два месяца назад закончила Лётное училище в Орсу. Это на Капри. Мне предложили здесь работать, и я согласилась.
— Как мэр? Вёл себя подобающе? — продолжал интересоваться Рогозин. Ему стало интересно, приставал ли он к своей подчиненной.
— Нормально. Почтительно даже. А что?
— Я слышал странные вещи про этого человека. Что он иногда превышал свои служебные полномочия…
Ирина рассмеялась.
— Ах ты про это… Не беспокойся насчёт него. Он – евнух. С этими делами у него был полный порядок.
— То есть… — Рогозин поднял вверх мизинец.
— Именно, — кивнула Ирина.
— Значит… учитывая факт того, что ты тут только месяц, то и парня у тебя нет…
Девушка напротив него наклонила голову, хитро прищурив глаза.
— Да вы клеитесь ко мне, сенатор, — промурлыкала она.
— Конечно, — согласился тот, пододвигаясь ближе. — Вот посмотрите, девушка, вокруг на несколько километров вокруг ни души, огонь костра создаёт интимную атмосферу, ночь всё холоднее, и я, кажется, знаю, как нам согреться…
— Вы превышаете свои служебные полномочия, сенатор, — сказала она тихим голосом, — но не вздумайте останавливаться, сир…
Рассвет застал их спящими. Костёр давно потух, лишь лёгкий дымок вился над углями. Они спали на одежде, разложенной на траве. Ветра не было, казалось природа затихла, чтобы не потревожить их сон.
Виктор Алексеевич проснулся первым. Ирина положила голову на его плечо, её чёрные, как смоль, волосы рассыпались на его груди. Он посмотрел на её лицо и подумал, что так, наверное, должны выглядеть ангелы. Да, она была прекрасна. В ней было что-то необыкновенное, то, что он не видел в других женщинах, и именно сейчас Виктор Алексеевич ощутил странное щемящее чувство, которого не испытывал очень давно. Он не стал её будить. Он лежал так ещё долго, боясь пошевелиться и потревожить спящую девушку.
Ирина, скорее всего, проснулась от холода, так решил Виктор Алексеевич. Она бы сладко спала до полудня, если бы не утренняя свежесть этих мест. Быстро вскочив, она натянула на себя комбинезон, размялась и объявила о готовности идти дальше. Рогозин не собирался торопиться. Обнаружив, что костюм его порядком измят после вчерашней бурной ночи, он решил, что хотя бы галстук должен быть завязан надлежащим образом.
Через несколько минут они снова шли вперёд, туда, где на горизонте уже отчётливо угадывались стены, опорные фермы, смотровые башни космопорта. Нарастающее чувство голода и жажды подгоняло их, и им казалось, что конец их пути совсем скоро. Не разбирая дороги, спотыкаясь в траве, они шли всё быстрее. Оставалось идти около восьми километров, когда почва под ними задрожала, а на горизонте показалось несколько точек, увеличивающихся в размерах.
— Это танки и ракетницы, — констатировала Ирина. — Выдвинулись в резервацию. Теперь наши точно победят!
— Хорошо бы! — ответил Виктор Алексеевич, пересчитывая машины. — Раз, два, три, четыре, пять… Пятнадцать штук! Почему так мало?
— Может, с ними ещё дивизия пехоты? — пожала плечами девушка. — Этого вполне хватит, чтобы разогнать оттоков по домам.
— Я боюсь, там нужно хирургическое вмешательство, на испуг их не возьмёшь…
— Что? Не поняла… — Ирина удивленно приподняла брови.
Рогозин махнул рукой:
— Э… забей. Не обращай внимания.
Огромные гусеничные машины, сотрясая саванну, наполняя воздух гулом, медленно проехали мимо них. Рогозин с восхищением смотрел на широкие башни, длинные орудийные стволы, броню, блестящую в свете утренней звезды. На фальшбортах отчётливо были видны символы Гвардейской дивизии, нарисованные краплаком – Крылатый меч, расположенный клинком вниз. Казалось, ничего не может остановить эту величественную мощь.
— Мьёльниры… — прошептала Ирина.
По широким колеям, оставляемыми танками, трусцой бежали пехотинцы – человек тридцать-сорок за каждым из них. Слишком мало, чтобы сбросить аборигенов со Стены и подавить восстание. Рогозин осмотрелся, подсчитав силы людей, и возмущение охватило его.
— И… и что? Какого чёрта их так мало? Чего же они хотят-то? — всплеснул он руками. — О чём думал командующий, высылая их против этой орды?
— Отделение! Становись! — послышались крики командиров, и строй велитов позади танков встал, маршируя на месте.
От плотной массы солдат отделились двое и направились к двум незнакомцам. В полной боевой готовности: винтовки навскидку, визоры опущены. Увидев их, Рогозин малость струхнул, но, вспомнив, что велиты будут убивать только оттоков, быстро взял себя в руки.
— Предъявите документы, — потребовал тот, что повыше, с погонами сержанта.
— А, документы… да, — Рогозин быстро обшарил карманы и извлёк из внутреннего кармана пиджака именную карточку. Ирина протянула свою. Сержант быстро просканировал их.
— Прошу прощения, сир, проверка документов – вынужденная формальность — вернув карточки, он вытянулся по струнке и, казалось, стал ещё выше.
— Я понимаю, — ответил сенатор и сразу задал тому глубоко волнующий его вопрос. — Я не понимаю, вы столь небольшими силами намереваетесь подавить восстание?
— Нет, сир, — ответил сержант. — Из резервации в сторону космопорта выдвинулась группировка противника, по данным спутника – не более семисот особей. Командование намеревается рассеять оттоков, по возможности, не прибегая к прямому столкновению.
Внутри у Рогозина всё похолодело. Оттоки идут за ним. «Цель номер один…» — вспомнились ему слова Са-Тин. Одна надежда на этих бравых ребят с танками, пусть они раскатают по саванне этих варваров.
— Порвите ублюдков, сержант, — попросил Рогозин как можно убедительнее. — Я… мы только оттуда… То, что творится в резервации – это кровавая баня, какой здесь с самой экспансии не видели…
— Да, оттоки истребили почти всех защитников Стены, — кивнул тот. — Мы отомстим за них. Оттоки не покинут пределов резервации. Но… к сожалению, мы не можем отправить вас на космопорт имеющимся в нашем распоряжении транспортом. Я свяжусь с командованием в Дактоне, быть может, они вышлют за вами вездеход.
— Конечно-конечно, делайте всё, как вам удобно, — согласился Виктор Алексеевич и украдкой подмигнул Ирине.
Танки тем временем остановились метрах в ста впереди. Через мгновение воздух сотряс грохот залпа тридцати орудий, реактивные установки с резким свистом отправили в воздух одну за другой десятки ракет. Горизонт перед ними затянуло дымом, ветер принёс глухие хлопки разрывов.
Сержант, разговаривая по рации, отошёл дальше, затем вернулся и с довольным видом доложил:
— По данным спутника противник понёс большие потери, группировка рассеяна. Вот видите, сир, прямого контакта с оттоками удалось избежать. Мы умеем уничтожать их на расстоянии. Кстати, за вами уже вылетели. Осталось ждать совсем немного.
Грохнул ещё один залп, и Рогозин удовлетворённо подумал, что «группировку противника» теперь точно размазало по саванне и бояться уже нечего. Через несколько минут сенатор услышал в воздухе шум винтов и увидел приближающийся квадрокоптер, что его окончательно успокоило и настроило на счастливые мечтания о скором обеде. Едва аппарат коснулся колёсами почвы, Виктор Алексеевич и Ирина, поблагодарив сержанта за помощь, заняли пассажирские места и отправились в космопорт.
А там уже знали о спасении сира Рогозина. Севший квадрокоптер встречала делегация работников космопорта – всех тех, кто не сумел покинуть Дактону. Едва сенатор со спутницей сошли на площадку, как их окружили восхищенные их храбростью и стойкостью люди.
— Мы так рады, так рады! — говорил главный инженер космопорта, вцепившись в руку Рогозина. — Мы все считали вас погибшим, сир.
— Да, там было действительно жарко… — отмахнулся Виктор Алексеевич.
— Это просто чудо, что вы остались живы! — вздыхала рядом заведующая столовой.
— Никакого чуда не произошло, хотя некоторый элемент везения наблюдался… — последовал ответ.
К сенатору подошёл Энтони Рокотт, руководитель аппарата Администрации Дактоны, видимо он ещё не улетел с Криллона.
— Я поражён вашей храбростью, сир, — сказал он. — Хотя сир Куоттерман…
— Сир Куоттерман погиб, — отрезал Рогозин.
— Странно, то же самое он сказал и про вас…