Глава седьмая

Эмбер Митчелл
 Пошел дождь, тяжелые капли с силой стучали об асфальт, барабанили по
опустевшим столикам в уличном кафе. Я долго пытался поймать такси, успел
промокнуть. Люди, как я, вываливались из метро, не желая смотреть на то,
как убирают растерзанное поездом тело парня в капюшоне, так что тачку я
ждал долго, уже опаздывал на репетицию. Ехал в театр, не зная, смогу ли я
работать в полную силу после случившегося. Не хотелось что-либо объяснять,
просто подняться на сцену, сбросить всю грязь и ужас, отчаяние, оставив
лишь свое личное спасение души, как это сделал голубоглазый. Я конечно же
опоздал, репетиция уже началась. Олдман даже не повернулся в мою сторону,
сидя в кресле на втором ряду с боку, положив ногу на ногу и скрестив руки
на груди. Его любимая поза. Он явно был не доволен игрой, моим поздним
появлением-вообще всем ходом дня. Я молча прошел на сцену, пытаясь
включиться в процесс. Мне надо абстрагироваться от внешнего мира, попасть
в другой, где нет ничего, кроме счастья, любви, вечного праздника. Успел
заметить, Олдман не сводил глаз с меня, очки совсем съехали на кончик носа.
Майк-Креветка шепнул мне на ухо:
 - Старик в плохом настроении, тебе влетит за опоздание. Где тебя носило?
 - Я спасал одного человека, оказалось зря.
Креветка лишь покачал головой. Он был смешной малый, с розовой кожей на
лице и руках, словно вареная креветка, да еще светлые усики топорщились
в стороны. Мы все звали его так, Майк не обижался. Он вообще, кажется,
не умел обижаться, улыбка не сходила с его лица, создавая ямочки на
щеках.
 Спектакль о любви, хотя не совсем о любви, больше о том, что можно
совершать великие поступки во имя любви, стремиться быть честнее с самим
собой, находясь в этом чувстве. Избитая тема, но она вечный источник.
В любви я полный профан и неудачник, так что и роль соответствующая.
Я-внутренний дьявол, искушающий на подлости. Я конечно же погибну в
конце пьесы, а может быть поселюсь в других сердцах, не охваченных
любовью. Это моя роль, полностью совпадающая с собственными
представлениями. И как же мне понятен и близок герой, делающий маленькие
гадости, приводящие к огромным ошибкам! Я сам, наверное, такой-злой,
эгоистичный, мерзкий, слепой к душам окружающих, да и к собственной.
Я просил роль у Олдмана, и он согласился. Ну не хочу я играть людей,
живущих в любви, сам не узнав ее. Поэтому я плохой актер. Олдман
говорит, актер многолик, притворщик, человек с тысячью лиц. У меня нет
такого таланта, поэтому приходится опираться на свои возможности. Я-
демон, эфемерное существо с подлой душонкой.
 - Перерыв, хватит!-Олдман резко поднимается и прохаживается в проходе
между рядов.- Сегодня скверный день, господа актеры! И скверен он от того,
что вы слишком расслаблены, а нужно подумать о жизни всерьез. Вы ведь
играете жизнь, а не сказку для детей.- Его голос чуть дрогнул, маэстро
театра гневался.-Вот вы, мистер Любовник, разве похоже, что вы влюблены
и купаетесь в океане своей любви? Вы пресны, как плесневелый хлеб, вы не
любите сами, и от того не любите на сцене.- Он ткнул пальцем в Бэрри Уайта,
уличив во лжи.
Я посмотрел на Бэрри. Он жевал жвачку,и похоже даже не слышал Олдмана.
 - Вы добились этой роли за счет симпатичной мордашки, а что кроется за
ней, мистер Уайт,- пустота! Ну а вы, лучший друг главного героя, разве
вы не подвластны искушению? Вы должны делать гадости и мучиться от своих
поступков, терзать себя внутри, а вы, по-моему, наслаждаетесь ими.- Он
покачал головой, глядя из-под очков на Креветку.
Я приготовился услышать в свой адрес разгромную речь, но Олдман лишь
бросил взгляд на меня и принялся рассуждать дальше, уже не касаясь
персонально каждого.
 - Я не верю вам, господа, а зритель тем более не поверит, он искушен
в этих вопросах больше вас. Все ложь и притворство! Это не игра, друзья
мои, а дешевое лицедейство в балагане.-Он поднялся на сцену, посверкивая
костерками в очках. Как всегда заложил руки за спину.- На сегодня хватит
вашей фальши и моих мучений! Устал от лени...
Он остановился рядом со мной, молча оглядел поверх очков. Мой потрепанный
вид не привел Олдмана в восторг, даже наморщил лоб, отчего стал похож на
престарелого кота, усы тоже стали топорщиться острыми концами. Я невольно
улыбнулся, сравнив его с котом. Олдман заметил мою неуместную иронию, тоже
вдруг улыбнулся какой-то полуулыбкой, которую я не замечал у него до этого,
затем снова нахмурил мохнатые брови.
 - Да, господа актеры, я бываю смешон, мистер Демон тоже заметил это, я не
обижаюсь. Быть смешным и понимать это-первый шаг на пути к попытке стать
хорошим актером. Мистер Демон, жду вас в своем кабинете, остальные могут
быть свободны на сегодня.-Он, не оборачиваясь, ушел, все так же держа руки
за спиной.
 - Поздравляю, Ангел, тебя распнут в Святом храме за улыбку!-Бэрри хлопнул
меня по плечу.-Иди, друг, и прощай! Мы будем помнить тебя!-Он вытянул руку
под общий смех и картинно махнул мне.
 - Ладно вам, может Олдман пощадит его. Кто же тогда будет играть демона?-
Майк улыбнулся, заглянул мне в глаза.-Мы с тобой, Ангел, тебя подождать?
 - Нет, сам справлюсь с Олдманом.
Я поплелся в кабинет, второй раз он приглашал туда, мне не хотелось теперь.
Думал, он будет ругать за опоздание, плохую работу, но ошибся, Олдман был
непредсказуем. Я остановился перед дверью, словно школьник перед кабинетом
директора. Дьявол, в конце концов, чего я боюсь?! Грозного вида хозяина
наших театральных душ? Театр давно перестал быть подвластен богатым
собственникам, тем более Олдман сам беден и одинок. Говорят, он живет в
театре, экономя на съеме жилья, спит на диванчике в кабинете. Я постучал,
вошел, не услышав разрешения. Полумрак, царивший в театре, здесь
превращался почти в темноту. Бархат стен обволакивал,даже дыхание
замедлялось.
 - Мистер Олдман, я пришел.
Он поднял голову от книги, сидя за столом, жестом указал на стул.
 - Выпьешь чего-нибудь?- Олдман впервые назвал меня "на ты".
Я кивнул.
 - У меня есть отличное вино, старое и выдержанное, или ты предпочитаешь
по-крепче?
 - Вино подойдет.-Я никак не мог уловить столь странной причины,
по которой Олдман вел этот разговор. Ну не увольнять же он
собрался меня!?
 - Удивлен?-Олдман подошел к столику, налил по бокалу вина, сам подал мне.
 - Пожалуй, вы хотите выгнать меня из театра, я угадал?
 - Нет.-Он усмехнулся, присел на край стола прямо передо мной. так что
свет от лампы на столе четко выхватывал мою фигуру, а его скрывалась
в тени, лишь рука с бокалом была видна. Вино нежно плескалось в нем.
Я не мог разобрать, как он смотрит на меня, это напрягало.
 - Я давно хотел поговорить с тобой. и не по поводу наших дел насущных.
Я тревожусь за тебя, с тобой происходит что-то неладное, никак не могу
уловить причину твоих терзаний. Знаю, ты скрытен, не станешь открывать
душу каждому, но я смею надеяться. та расскажешь мне. Я желаю услышать
правду. Ты сильно изменился, и на сцене тоже. Говори, Ангел, ведь так
зовут тебя друзья. Я не набиваюсь к тебе в друзья, хочу искренне
помочь.
Я совсем растерялся, не ожидал услышать подобное от всегда суховатого
и сварливого старика.
 - Мистер Олдман, я плохо понимаю вас. Я не менялся, просто мир вокруг
стал другим.
 - Ты прав. мир катится в ад, душа за душой, но дело-то не в этом, а в
тебе.
Я молчал. Олдман терпеливо выжидал. Он ждал. когда я открою рот и все
выложу ему, и мне вдруг захотелось говорить, только бы меня услышали.
Да, маэстро отнюдь не чужой человек, он стал неким проводником сквозь
жизни и миры, я уважал старика.Пустил в кабинет, куда не позволял
заходить другим. Всегда держал визитера на пороге. Я отпил вино,
теплой волной окатившего внутри. Оно оказалось превосходным, хоть
я ничего не смыслил в этом.
 - Простите меня, я опоздал на репетицию, просто кое что произошло
в метро. Там был парень, он покончил с собой, бросившись под колеса
поезда.Я попытался спасти его, схватив за куртку, но не смог. Он
хотел умереть, кричал, что мир рушится, наступит день, когда все
поменяет значение. Позавчера я спал на пляже, прямо на мокром песке,
под дождем, а сегодня утром мне захотелось лечь на собственный газон,
покрытый росой, чтобы почувствовать ее на своей коже.Вот и все причины.
Скажите, мистер Олдман, может я схожу с ума. ища и замечая признаки
апокалипсиса в себе и вокруг, или мир действительно готовится к
обещанному концу света? Вы ведь в курсе новостей, они потрясают
жизни и город.
Олдман качнулся вперед, я на миг увидел его лицо, показавшееся
из тени. Думал, он посмеется над моим бредом, но Олдман выглядел
серьезным.
 - Твое личное сумасшествие- всего лишь одинокая душа, тонкая
и чувствительная. Ты ведь знаешь,что не такой, как остальные.
Взять хотя бы мистера Уайта или мистера Ковальски, они не
не станут обращать внимание на мир, ждущий перемен, или спасать
самоубийц в метро.Они гораздо проще устроены. Ты, Ангел, смотришь
на жизнь под другим углом, взглядом человека потерянного, но
не потерявшего нечто прекрасного в душе. Ты странник, и Де Люкс
портал сквозь миры твоей мечущейся души и привычного мира,
который действительно катится ко всем чертям, прямо в ад.
Да, играешь ты не важно, порой даже ужасно, но в тебе есть
дар, несомненно.Поэтому я еще тебя не выгнал из театра.-
Он прошелся взад и вперед по кабинету. Я сидел молча, опустив
голову. Все угадал старый волшебник!
 - Ты боишься того, о чем трубят повсюду?
Я кивнул.
 - Я тоже боюсь, только знаю, все болтовня, полная ложь и
правительственная мистификация. Представь, огромный театр-
наша жизнь, на котором разыгрывается мистерия под названием
"конец света скоро, и что вы будете делать?" Понимаешь,
о чем я толкую?
 - Да, только откуда такая уверенность?
 - Я реалист и циник, как не странно звучит. Я ставлю на
сцене прекрасные сказочные истории, верю в них всем своим
существом, а в обычной жизни-старый брюзга и зануда, не
доверяющий ничему и никому.