Мне угрожают смертью. – Случайная находка. - Я покидаю дом Селье. – Два дня скитаний. – Барон Жиль де Бриз и его замок. – На службе у барона.
Я не узнал свою комнату, когда вошёл в неё поздно вечером. По ней словно прошёлся свирепый и разрушительный ураган. Он опрокинул стол и шкаф для белья, разметал по полу одежду, таблички для игры в трик-трак, подушки, простыни, книги, бумажные листы с заметками, перья для письма, глиняную посуду и прочее. К чему-то подобному я был внутренне готов. Злодеи, думаю, искали ту самую вещь, о которой утром упоминал де ля Рюс. Хотя почему я говорю «злодеи»? Это был «злодей» - его светлость виконт. Ему, как претенденту на руку и сердце Вивьен, проще всего было проникнуть в мою комнатёнку. В лихорадочной спешке он обыскал её, но, увы, ничего не нашёл. Об этом свидетельствовала грозная надпись на стене, начертанная углём: «Relinquat, aut mori». «Убирайся, или умрёшь!» Присев на краешек кровати, предался я горестным размышлениям. Припомнились мне, между прочим, слова Фомы Кемпийского о том, что гордый и жадный всегда беспокоен, пока не добьётся желаемого. Де ля Рюс-младший, конечно, опасный противник, расчётливый и хладнокровный, но я не боялся его угроз. Я боялся совершенно другого - я боялся умереть, не отомстив за брата. («Да будет вечный мир и покой несчастной душе его!») И это важное обстоятельство предопределило весь ход моих дальнейших действий…
Наступила заря, и я уж был на ногах; быстро собрал в дорожный мешок всё самое необходимое. Затем подошёл к дверям, поднялся на носки, вытянул руку. Нажав на примыкавшую к стене потолочную доску, отодвинул её в сторону. Когда из образовавшейся щели я стал вытаскивать кожаный мешочек с деньгами (наши с Фабрисом сбережения), прямо на голову мне неожиданно свалился толстый свиток пергамента. Я онемел от изумления. Могу поклясться блаженством Пресвятой Девы в раю, что четыре дня назад, когда в последний раз открывал тайник, ничего, кроме денег, там не было. Я поднял свиток и развернул его. Судя по всему, в руках у меня находился имевший отношение к алхимии труд какого-то Арнольда из Виллановы, написанный по-латыни. Мне, знакомому с этой таинственной наукой крайне поверхностно, было затруднительно понять вполне его содержание, поэтому я счёл за лучшее придать пергаменту прежнюю форму и поместил его в свой мешок. Спускаясь по лестнице, я поймал себя на мысли, что поступаю дурно и низко, уходя из дома, ставшего для меня надёжной пристанью, не объяснившись ни с господином Селье, ни с Вивьен. Слёзы навернулись мне на глаза. «Боже Праведный! Что же они обо мне подумают?» Но изменить свой план я уже не мог. Или не хотел…
Бодрые ноги сами несли меня через леса и луга. Вдыхая, как чудодейственный бальзам, теплый и свежий летний воздух, отдыхая взором на живописной дали полей, я радовался мотылькам, стрекозам, пчёлам, птицам, лазурному небу, лёгким, как пух, облакам, в общем, всему тому, что раньше окружало меня в родной деревне. На склоне второго дня, уже достаточно утомлённый путешествием, оставив справа от себя красивый старинный замок, вышел я к дороге, извивавшейся между холмами, поросшими высокой травой; пройдя по кочковатым колеям, выбитым повозками, всего несколько шагов, сначала услышал впереди глухой топот, а затем и увидел выскочивших из-за поворота всадников в столбе пыли, числом около десяти. Поравнявшись со мной, они остановились; один из них, видный мужчина лет сорока, осанистый, розовощёкий, с небольшой курчавой бородкой, в берете со страусовым пером, в тёмно-красном плаще из бархата, под которым нетерпеливо переступал ногами конь в богатой попоне, осведомился:
-Кто таков и куда держишь путь?
Я поклонился ему чуть не земно и, сняв шляпу, произнёс:
-Зовут меня, ваша светлость, Сильвен. Странствую в поисках заработка.
Чёткий и быстрый ответ мой и безукоризненное произношение, должно быть, пришлись бородатому по душе, ибо он продолжил:
-Что умеешь делать?
Я бойко стал перечислять, загибая пальцы:
-Знаком, ваша светлость, с кузнечным, портняжным, столярным, литейным, доспешным, гравёрным ремеслом… владею многими видами оружия, латинским языком и аркебузой…
Он жестом руки остановил меня. Сказал серьёзно:
-Да ты, братец, сущий клад!
Я скромно пожал плечами:
-Не имею наклонности, ваша светлость, выдавать себя не за то, что я есть.
Он рассмеялся.
-Такие люди, как ты, мне нужны. Ступай за нами. Только смотри, не потеряйся по дороге.
Мне не оставалось ничего, как повиноваться…
Замок, в котором я вскоре оказался, представлял собой подлинное рыцарское гнездо. Тут были и толстые зубчатые стены высотой в четыре человеческих роста, и сторожевые башни по углам, и подъёмный мост, и ров с водой, и дубовые, окованные железом ворота, и железная решётка позади них. Внутренняя стена разделяла замковый двор на две неравных части. В первой, большей, располагались дома вассалов, жилища разного рода мастеровых и челяди, а также мельница, пекарня, скотный двор, церковь, амбар, псарня с большими породистыми собаками. В другой, меньшей, называемой верхним двором (куда можно было попасть через вторые ворота, такие же крепкие и внушительные, как и первые) - господствовавший над всеми остальными постройками донжон, часовня, конюшня и кладовые с продовольственными припасами. Открытая галерея связывала верхний двор со вторым, считавшимся основным, этажом замка, где, помимо дормиториума и библиотеки, находился обширнейший зал для приёмов с гигантским камином, в котором в один приём сгорало целое дерево.
Барон Жиль де Бриз, владелец описанных мною каменных чертогов, принадлежал к лучшим людям своего сословия. Он был образован, умён, безукоризненный вкус его не вызывал сомнений. Идя вровень с веком, барон, стараясь вести жизнь утончённую, окружил себя многочисленной свитой, состоявшей из теологов, лицедеев, толкователей снов, цирюльников, портных, поэтов, музыкантов, магов, чародеев, философов и алхимиков. Помещения его замка украшала роспись и лепнина, итальянская мебель, цветные витражи в окнах, мраморные статуи, изображавшие античных богов и героев; шкафы в библиотеке ломились от огромного количества редчайших рукописей и изданий с переплётами из кожи, дерева, пергамента и меди. При всём при том, несмотря на учёность и широкий кругозор, разрослось в бароне непомерное тщеславие, причиняя ему вред не меньший, чем причиняют птицы весенним посевам. Третий год кряду с переменным успехом вёл он ожесточённую войну с соседом, графом Д., из-за ничтожного клочка земли, пустого и заболоченного. Мало кто помнил уже, что истинной причиной распри послужило несовпадение взглядов соседей на богословский вопрос «о двух истинах»; барон был ярым приверженцем Сигера Брабантского, полагавшего, что существует истина фактическая и истина религиозная; граф же, напротив, твёрдо держался той точки зрения, что истина может быть только одна, и ссылался при этом на сочинения знаменитого миссионера Раймунда Луллия из Пальмы. Коротко говоря, глупая распря сиятельным спорщикам стоила дорого: вытоптанные поля, обнищавшие крестьяне, полупустая казна. Однако идти на мировую ни тот, ни другой не собирался.
Не стану рассказывать подробно о первых днях своих пребывания в замке. Замечу только, что я был принят бароном, как почётный гость. Он познакомил меня с охраной замка, провёл по всем этажам, открыл передо мною двери всех комнат и залов, специально для меня устроил соколиную охоту. Мало того, он закатил в мою честь настоящий пир, куда были приглашены многие из рыцарей, составлявших его войско. Он показал мне, наконец, святая святых – подземный ход, о самом существовании которого знал узкий круг лиц самых приближённых. Удивлённый немало столь пышным приёмом, достойным разве что принцев крови, герцогов, маркизов и, пожалуй, близких друзей, я грешным делом подумал, что барон таким образом тонко и изощрённо надо мной насмехается, борясь со скукой, развлекая себя и своё окружение. На третий день, когда меня уже стало тяготить вынужденное бездействие, мне объявили о том, что я назначаюсь начальником стражи, и это нечаянное сообщение вызвало у меня некоторую растерянность, так как мне поручали заниматься тем, чем я никогда не занимался. Однако вспомнив брошенную бароном на пиру короткую реплику о том, что он остро нуждается в людях преданных и щедро награждает за рвение и верность, я переломил свои сомнения и с присущей мне энергией взялся за работу.