«И чего я так взъелась на эту Алю? В конце концов, она хотела помочь, хотела творить добро по-христиански, в её понимании. Разве она виновата в том, что глупа?.. А может, это я глупа? Ведь это я натворила невесть чего и не знаю, как мне жить дальше, зачем-то бросилась к незнакомому батюшке, совсем с катушек съехала, а чем он может помочь, откуда ему знать, что мне делать? Исповедоваться в грехах? В каких грехах? И что такое грех этот? Я хотела жить и чувствовать себя человеком, а не так, как моя мать всю жизнь горбатиться, а что толку? Чего она добилась? Чужие люди хоронили. Говорят, даже деньги собирали на похороны, - тут Маруся расплакалась от жалости к матери и к себе непутёвой. – А зачем она меня рожала, когда в кармане ни шиша? Без мужа, без профессии? Разве так можно? Лучше бы аборт сделала, я бы сейчас не мучилась. Вадима нет. Как жить? У Вани с сердцем беда – того и гляди… - Она боялась даже себе назвать это страшное слово, за которым нет сыночка, нет больше ничего.- А у Али всё в порядке. Она любит Лёньчика, у них дочка… А вдруг и у его дочки тоже порок. Марк сказал, это наследственное. Надо позвонить сыну, - она посмотрела на часы, было уже поздно, наверное, там уже был отбой. – Утром позвоню».
Она лежала на гостиничной кровати, и на душе было тошно! После кафе, где поужинала какими-то отвратительными пельменями, её мутило и сейчас съеденное просилось наружу и усугубляло тошноту настроения. Маруся решила помочь себе обычным методом двух пальцев, чтобы не дожидаться худших последствий отравления. Открыла туалет и при виде замызганного унитаза с ходу рассталась с мерзким ужином. Потом в ванной прополоскала рот, умылась. Вскипятила чайник, плеснула кипятка в чашку с пакетиком зелёного чая, включила телевизор, но оказалось, что тот сдох, помешала ложечкой содержимое чашки – чуть зеленоватую воду с запахом жасмина, вынула и отжала пальцами пакетик, положила его на блюдце и стала, как маленькая, ложечкой, чтобы не обжечься, пить чай. И тут услышала доносившийся из-за стенки романс. Пел Малинин:
Жалобно стонет ветер осенний,
Листья кружатся поблекшие;
Сердце наполнилось чувством томления:
Помнится счастье утекшее.
Помнятся летние ночи весёлые,
Нежные речи приветные,
Очи лазурные, рученьки белые,
Ласки любви бесконечные.
Всё, что, бывало, любил беззаветно я,
Всё, во что верилось мне,
Все эти ласки и речи приветные
Были лишь грёзы одне!
Медленно кружатся листья осенние,
Ветер в окошко стучит…
Память о тех счастливых мгновениях
Душу мою бередит.
Поначалу было желание постучать в стену, чтобы там не наглели и сделали потише, но что-то её остановило. Задумалась о том, что "ласкам и речам приветным" Лёньчика никогда не верила и не внимала, потому что сама не испытывала к нему ничего волнующего, такого, как потом к Вадику, за которым и полетела на край света, без сожаления расставшись с престижной столицей. И ведь ни разу не пожалела. Только сейчас. Потому что Вадим оказался ещё и удачливым по судьбе. Ему всё само давалось в руки, всё получалось как нельзя лучше, все его любили, ценили… Может, кто и завидовал, конечно, но она таких не знала. Пожалела, что не родила ему сына. Сейчас пожалела. А тогда тайком сделала аборт, когда он улетел в очередной раз, чтобы её Вадик никогда и ни с кем не смог сравнить Ванечку и усомниться в отцовстве. А сейчас вот с горечью подумала, что у этого загубленного ребёнка не было бы порока сердца, он был бы умным, расторопным и таким же удачливым, как Вадим. А она его убила. И миг Маруся почувствовала себя убийцей. Разрыдалась, да так, что в дверь постучали. Маруся зажала себе рот рукой, стараясь сдержаться.
- Простите, вам плохо? – услышала она мужской голос за дверью. – Может, врача?
Маруся подошла к двери, открыла. На пороге стоял мужчина лет сорока с глазами Вадима. Она стала хватать ртом воздух и осела на пол. Очнулась на кровати, на неё смотрели глаза Вадима, но лицо было не его.
- Что со мной?
- Не знаю, но вы отключились, пришлось перенести на кровать.
- Я сейчас, - она попыталась встать, но голова закружилась. – Я, кажется, отравилась тут в кафе. Тошнит.
- Скорая приедет с минуты на минуту, - заверил её незнакомец.
И действительно, через минуту в дверь постучали. Мужчина бросился открывать дверь врачам.
Маруся заплетающимся языком объяснила, что, наверное, отравилась, потому что у неё была рвота и её тошнит. Врач измерил давление и предложил поехать в больницу. Маруся опять отключилась, и её на носилках унесли из номера. Мужчина запер двери номера Маруси и сдал ключ явившейся вместе с бригадой дежурной, а сам, прихватив сумку незнакомки, решил сопроводить её до больницы.
В скорой Маруся пришла в себя, но ей было всё равно, что с ней и куда её везут, лишь бы скорее прекратились это дребезжание и тряска - вот-вот развалится колымага скорой, да приступы тошноты, когда машина кланялась очередному светофору. Зажимая рот, чтобы тут же не выдать из себя очередную порцию, Маруся оглянулась и, увидев рядом всё того же мужчину с глазами Вадима, спросила:
- Вы кто?
- Владимир, из соседнего номера гостиницы, - ласково взял тот её за руку.
- Куда мы едем? - белыми губами спрашивала Маруся.
- В больницу. Вы отравились. Там вам окажут помощь, а потом отпустят. Я так думаю.
- Но у меня полис иногородней.
- Значит, быстрее поставят на ноги, - шире улыбнулся ей Владимир.- Не бросать же вас без помощи?
- У меня сын в больнице, - всхлипнула Маруся.
- Всё будет хорошо, - успокаивал её Владимир. - Как вас зовут?
- Маруся.
- Рад знакомству. Правда! Вы напомнили мне девушку, в которую я был когда-то влюблён. В школе ещё.
- И вы мне тоже…
- А это говорит о чём? О том, что встреча наша неслучайна, а значит, будет продолжение. И это продолжение непременно будет хорошим. Я захватил вашу сумку, надеюсь, там есть документы, ну хотя бы паспорт…
- Спасибо. Там, и правда, лежал паспорт…
- Ну раз лежал, значит, там и лежит…
В приёмном пришлось долго ждать, пока взяли у Маруси анализ крови, оформили и перевели в отделение токсикологии. Владимир всё это время был рядом и только потом уехал, пообещав наведаться завтра.
Продолжение http://www.proza.ru/2014/01/20/1816