Аика Якивна

Владимир Голдин
         АИКА ЯКИВНА

 
         Февральским, посветлевшим днем шел Авдеев по широким гулким коридорам института, в котором он служил. Весь его рабочий день был подчинен расписанию. Не доходя нескольких метров до своей кафедры, он услышал голос:
         - Виктор? - Ты! - Здравствуй!
         Авдеев остановился, как вкопанный, знакомый, возвращенный памятью тембр голоса, пронзил его сознание. «Откуда этот знакомый голос, этот тембр… студенчество. Боже мой, ведь это Аида.
         - Аида, как ты здесь?.. – вырвалась восторженно фраза из уст Авдеева.
         - А ты?
         - Я здесь работаю.
         - А я на конференции...
         Бывшие университетские однокашники, разбросанные судьбой по разным городам, встретились через много лет неожиданно. Радостно и искренне удивляясь случившейся встрече.
         «Как ты? Как ты?» - сыпались взаимные вопросы, перебиваемые друг другом ответы. Неожиданность и радость встречи делала их разговор сумбурным и бестолковым. Они широко улыбались друг другу, прощупывая взглядом лица, фигуры: «А как ты выглядишь? Как изменился?» И, в конце концов, не выяснив ничего, друг о друге толком, вспомнили о времени. Пожалели о его ограниченности, но радостные и возбужденные разошлись, и как оказалось, вновь на долгие годы…
         Авдеев, как и его однокашница, спешил на научную конференцию. На доклад ему отвели десять минут. Он, возбужденный неожиданной встречей, аудиторией, в которой было много незнакомых лиц, прочитал свой доклад убежденно и как-то ярко, не заняв лишнего времени, как это часто бывает на таких собраниях. Доклад хвалили и рекомендовали в печать.
После долгого, плохо организованного заключительного совещания Авдеев в группе из четырех человек вышел из института.
         Здание с массивными колоннами дорического стиля, расположенное на возвышенности, с разбросанными, как руки, учебными корпусами охватило институтскую площадь. Здесь в любое время года толпился неунывающий молодой народ. Группа преподавателей, в которой был Авдеев, прошла шумную студенческую толпу, отделилась от возвышающегося, как горная вершина, главного учебного корпуса и, скользя и балагуря, стала спускаться вниз к остановке городского транспорта. Все четверо были  довольны прошедшей конференцией, всем дали слово, и молодые люди, выйдя на Главный проспект, решили идти пешком. Они шли мимо кинотеатра, не соблазнившись его рекламой, мимо по-зимнему черных лип, через подземный переход и остановились у кафе. Прошедшее событие их больше подталкивало к застолью, чем к просмотру кинокартины.
         В кафе было мало посетителей, и четверка парней быстро нашла себе  место. После выпитой водки отношения в компании стали еще более шутливые. Они все были с одного института, работали в нем и уважали его. И, как бывает, над уважаемым всегда подтрунивают, подшучивают, подначивают. В институте было много разных  вывесок-сокращений: «ЗХЗ», «УПЗ» - зал холодных закусок, учебно-производственное здание.
         - На халяву здесь, - выкрикнул один из компании, расшифровывая одну из аббревиатур.
         Но с ним не согласились: «На халяву» не подходит,  здесь буква «З».
         - Убей профессора знаниями, - вставил скороговоркой сосед справа.
Все согласились - правильно, но не смешно.
         - Урви плод запретный, - расшифровал Авдеев.
Все дружно поддержали, плод запретный всем понравился. И этот «плод» породил новые шутки. Все из присутствующих работали на разных факультетах и начали вспоминать лозунг факультета. На радиофаке - «За связь без брака», у механиков - «Была бы пара, момент найдется», у строителей - «Всякое сопротивление временно». Молодой, здоровый жаждущий общения смех обращал на себя внимание появившихся в кафе людей. Так в шутках и шумно вышла компания на улицу,  попрощалась и разошлась.

         Годы жизни летят, как птицы и мелькают калейдоскопом в памяти, то оседая в ней снежными заносами, то косыми ливневыми дождями, то холодными жгучими лужами весны, то разнообразием красок щедрой осени…
Вечером, в десятом часу, вышел Авдеев через сквер возле оперного театра на трамвайную остановку. Трамвай с примороженными стеклами тускло светил желающим ехать. Авдеев, рискуя попасть под проходящую машину, бросился бежать через проезжую часть улицы, и впрыгнул в вагон одновременно с захлопнувшимися створками двери. Еще одним рывком он освободил свое зажатое тело, прошел в салон, не оглядываясь. Сел.  Проехал остановки три, задумчиво глядя в окно на обгонявшие трамвай машины, думал о прочитанной литературе, о теме своей диссертации. И вдруг...
         - Виктор, ты?! - в голосе звучали вопрос и утверждение, удивление и неожиданность.
         - Аида?
         Авдеев подскочил с места.
         - Что за день сегодня, - радостно, почти со слезой, вскричал он. Аида, здравствуй! Как ты здесь, опять в нашем городе?
         - Приехала три дня назад, в институт повышения квалификации, - ответила женщина, широко улыбаясь.
         - Так, значит, здесь будешь целых пять месяцев. Здорово.
Память вернула Авдеева и женщину на целых десять лет назад.

                * * *               

         Авдеев учился тогда на втором курсе. Осенью, как во всех вузах, их факультет был сослан в колхоз на уборку картофеля. Авдеев каким-то образом попал в грузчики. Хотя работа и была тяжелая, но давала возможность заработать и еще грузчики отвозили собранные овощи от всех курсов факультета, это дало возможность познакомиться  со многими студентами.      

         Высокий и стройный, в солдатской форме без погон, в туго перетянутой ремнем гимнастерке в талии, «как у осы», шутя, говорили его однокурсницы, пристраиваясь к нему поближе на танцевальных вечеринках, Авдеев легко с напарником забрасывал мешки с картофелем в кузов или принимал кочаны капусты, которую рубили старшекурсники, стоя в кузове машины. Девчата бросали кочаны не по одному, а разом: старались сшибить молодого ухаря и тем смутить его, заставить смириться с их старшинством. Капуста летела сплошным потоком, и Авдеев только успевал подставлять ладонь, чтобы направить летящий кочан в тот или другой угол кузова. Гимнастерка на спине после такой работы была влажной. Вечером, на студенческих танцах, познакомились Виктор с Аидой. Девушка училась на четвертом курсе, а Виктор, хотя и был старше по годам, - на втором. Он поступил в университет после  трех лет службы в армии.
         Внимание Авдеева привлекла эта невысокая ладно сложенная девушка с доброй улыбкой на немного широком скуластом лице, большими зелеными глазами. Всегда прибранная, сдержанная, источающая  тонкий запах чистого, ухоженного, здорового тела, она была центром интереса не только Авдеева.
         После танцев они гуляли по тёмным и грязным улицам деревни, хлопая сапогами по жидкому деревенскому «асфальту», под лай собак и тусклый свет из окон домов. Они говорили о литературе по проблемам изучаемой ими специальности, и Авдеев не уступал старшекурснице в знаниях и интересах. Они гуляли каждый вечер по одной и той же улице и были взаимно увлечены.
Но на последнее колхозное свидание Аида не пришла. Авдеев курил, грустный, в группе ребят. К нему подошел один из парней и открыто сказал:
         - Ты опоздал, солдат.
         - Куда опоздал? - не понял Авдеев.
         - Не куда, а к кому? - ответил тот с ухмылкой. У Аиды есть мужчина, он уже работает, а ты кто? - второкурсник! Бабы - народ практичный, глядишь, университет закончит не на стипендию, а на мужнины харчи.
         Авдеев промолчал, но проглотил горькую слюну. Он только сейчас почувствовал, что в нем что-то зарождалось светлое и приятное, что украшает жизнь и поднимает силы - и это светлое покидало его в заплеванном и заваленном окурками закутке колхозного клуба, под тусклым отражением пыльной лампочки под потолком.
         Авдеев относился к девушкам как-то возвышенно, он видел в них чистоту материнства, чистоту речи, не омраченную матом и хамством, чистоту поступков... И когда он сталкивался с грубостью со стороны женщин, он отходил от них разочарованный. «Откуда у меня зародились эти понятия, эти требования, - спрашивал себя Авдеев, - из книг? - гены наследства?..» Он не мог ответить себе на этот вопрос. Он вспомнил первую школьную любовь, то первое детское томление души, жажду видеть юную девочку, и полнейшее разочарование, когда он, как бы случайно, зашел к ее брату домой и увидел свою девушку, спускающуюся задом с русской печи. Он увидел грязное нижнее белье. Любовь ушла враз и окончательно. И ее не было долгие годы, если не считать случайных солдатских встреч.
         Авдеев относился ко всем девушкам своего окружения ровно, не принуждая  их к ненужным отношениям.  Девчата чувствовали это и тянулись к нему, объясняясь каждая по-своему: кто, хрустя надломленными пальцами, кто, шаркая варежкой по батарее отопления, или письмами, или  целыми тетрадями дневниковых записей, но он не понимал этого - не ценил.
Никто не тронул его душу так глубоко. Аида была первой.
         В открытом сердце образовалась пустота.

 * * *               
         Аида вышла замуж и продолжала учиться в университете. Они встречались в коридорах в пятиминутные перерывы. Обменивались новостями и не более. В то время старшекурсники проходили в школе педагогическую практику. В какой-то далекой двухэтажной школе, расположенной за железной дорогой в частном секторе, ученица пятого класса назвала  Аиду Аикой Якивной, и подмечавшие все умное и смешное студенты принесли эту новость на факультет. Авдеев в дальнейшем при встрече, улыбаясь, всегда ее так и называл. Она не обижалась, но только  загадочно улыбалась новому имени.
         Казалось, все ушло, все забыто. Авдеев увлекся другой женщиной с их факультета, и то ли возраст диктовал свои условия - Авдееву шел двадцать пятый год - то ли уж так заинтересовала новая женщина, но Авдеев вынужден был, женился.
         В день официального оформления принятого решения Авдеев долго ходил по улицам города один и думал, думал. «Что же я делаю? - задавал он себе вопрос,  идя среди обшарпанных ветром и осадками домов, под грохот мчавшихся грузовых машин, среди толпы людей. - Учиться надо, а не жениться, глубок ли твой интерес к ней?.. Интереса уже нет, интерес был раньше, но он уже познан. Вот потому и женишься. Не надо было лезть раньше времени за пазуху».
         Авдеев шел и шел по улицам, и ничего с ним не случилось: он не попал под машину, не влез в драку, никто нигде не тонул и не горел. Ничего с ним не случилось такого, чтобы опоздать на официальную церемонию регистрации. Он видел свою ошибку, но исправить ее за час не каждый решится, и если он отказывается от регистрации сейчас, то уже через день ему пришлось бы уходить с факультета. Вот так, все понимая, Авдеев делал свою судьбу.
         - Ты, где шатаешься, Витька? - встретили его друзья и подруги, заполнившие до отказа общежитскую комнату. Опаздываем, меньше часа осталось, а еще идти надо.
         Загс был недалеко, на машину денег не было. Решили идти пешком.
Была свадьба. Обычная свадьба в студенческой столовой, на студенческие доходы, слегка пополненная родительскими деньгами. Собралось человек пятьдесят молодых и шумливых. Многие, как бывает в жизни, знакомились здесь, чтобы через месяц-другой завернуть такую же студенческую вечеринку браком.
Но главное - на свадьбу пришла Аика Якивна.
         Все шло своим чередом, подвыпившие студенты кричали «горько». Произносили тосты. Подруги со стороны невесты льстиво нахваливали Авдееву свой товар: «какой у тебя вкус, Виктор, ты не ошибся, женившись...» и дальше шли длинные шутливые речи с хохотом и прибаутками. Были танцы под аккордеон.  Молодые вышли в круг и под аплодисменты друзей исполнили вальс. Жена Авдеева танцевала плохо, была тяжела на поворотах, запиналась и грузно ложилась на плечи супруга. Вечеринка была в разгаре, студенты шумели, пели, рассказывали анекдоты, шалили и танцевали. В сегодняшний вечер они были сыты и  навеселе.
         В этой суматохе разогретых тел и шума к Авдееву подошла Аика Якивна. Они закружились в вальсе.
         Аида легко двигалась, слегка опираясь на плечо партнера, подняв свое скуластое лицо  и устремив с улыбкой свои зеленые глаза в глаза Авдеева. Они молчали, им было все понятно: она замужняя женщина, он женатый человек. Они танцевали, как слитая воедино пара. Меняющийся ритм, темп, повороты налево и направо Аида выполняла без сбоев. Она чувствовала музыку, она чувствовала партнера, было легко и радостно.
         Закончился вальс, и никто не обратил  на них внимания: с женихом танцевали многие. Но Аида не отходила. Авдеев и не заметил, что держит крепко ее за руку. И как только раздались первые, резкие, призывные звуки аккордеона, они слились в танце вновь и больше до конца вечера не расставались. «Ну, Витька, ты танцор!» - шутили ребята и девчата, - давай с нами». Они кружились восьмеркой с другими парами, они кружились вокруг колонн, стоящих посредине столовой. Аккордеонист, видя, как легко и свободно кружится эта пара, не признав невесту или увлекшись сам, кружился вместе с ними и со своим инструментом, а Аида все повторяла: «Ещё, ещё, ещё», - не Авдееву, а исполнителю музыки.
         Это уже был вызов.
         Молодая жена, прихватив свадебные подарки, удалилась в общежитие, Авдеев остался до конца вечера. Они все молчали, и только на крыльце столовой, в накинутом плаще, она сказала ему: «Спасибо», а он спросил: «Как ты?» - «Не волнуйся, доберусь сама». Они пожали друг другу руки и, не оглядываясь, разошлись.
         В общежитской комнате стоял кавардак. Столы были сдвинуты, стулья расставлены, выпивку и закуску ребята принесли из столовой.
- Ну, Витька, -  встретили его ребята упреком, - даешь: на регистрацию чуть не опоздал и тут последним пришел. Давай вмажем: за тебя, за твою жену, за вашу жизнь - горько.
         После этого «вечера танцев», как называл Авдеев случившееся на свадьбе, они не могли не встречаться. Они уходили на набережную  или поднимались на высокий берег реки и наблюдали, как юрко проносились скоростные суда, как медлительны по сравнению с ними  грузовые катера и пассажирские лайнеры. Они не говорили о своих половинах или своих чувствах, только однажды Авдеев упрекнул женщину: «Если бы ты пришла на последнее свидание в колхозе, я бы не женился». «А если бы я пришла на то свидание, не вышла бы замуж», - парировала Аика Якивна. Они говорили о товарищах, о Солженицине, появившемся тогда со своим «одним днем», о литературе и космосе, и прикосновения их были нежны и осторожны. Неизвестно, чем бы все это закончилось, но Авдеев со следующего курса перевелся в университет соседнего города…

                * * *               
         Трамвай заскрипел колесами на повороте, Авдеева качнуло - и он схватился рукой за плечо Аиды - прости, - вырвалось стереотипное извинение из его уст.
         - Как ты живешь в замужестве? - спросил Виктор.
         - Есть дочь - развелась.
         - О господи!
         - А ты?
         - Я женат - второй раз.
         - Давно?
         - Да уж второй год.
         На следующей остановке они вышли. Авдеев проводил женщину до общежития.
         Встречались они не часто, но однажды они ушли далеко в лесопарк. Была вторая половина весны, лиственничная аллея нежно зеленела народившимися иголками, свежая, не запыленная, трава радовала взгляд своей сочностью. Капал нежный дождь, они скрылись под крышей беседки, бросили на лавку свои сумки и впервые за все годы знакомства встали близко друг к другу... Авдеев привлек женщину и впервые поцеловал долго, запойно, радостно. Руки двух взрослых людей ласкали тела друг друга. Авдеева ощутил страстное желание и прижал ее к себе так, что Аида упоенно вскрикнула и отвалилась с открытым ртом...
         Но это прикосновение и остановило Авдеева от следующего движения. Он понял, что следующее движение не даст ему ничего нового, что начнутся обычные отношения мужчины и женщины: с поисками места и времени для встреч. Но при этом из памяти сотрется яркость юношеских колхозных прогулок, блаженство «вечера танцев», свидания на крутом берегу, исчезнет чувство приятного ожидания, томления, а оно намного приятней…
         Он ослабил объятия. Удивленная женщина открыла глаза. Они оба молчали. Аида опустила руки, поправила одежду и прическу. «Обиделась, - подумал Авдеев, - не поняла или поняла по-своему».
         Аида взяла сумку и пошла не оглядываясь.
         Авдеев не двинулся за ней и не окликнул.
         Уходила Аика Якивна.
         Ушла чистая возвышенная юность.
Осталась светлая память.