Поездки – дело важное. К дальним путешествиям я всегда со смутной радостью и трепетным уважением. Есть в этом что-то дерзкое и бесшабашное, дескать: « мы вольные птицы, пора, брат, пора» И ничто нас не удержит, нет преград нам и барьеров, за горами за лесами…. В общем, вся та романтическая чепуха, что кружит молодые головы и манит вдаль. Поездки – это для (вечно пьяных?) тех, кто сердцем юн. Клокочет у него в груди пламенный мотор и носит его из стороны в сторону, как карася на сковородке. Потом романтики зреют возрастом и круглеют телами. «Надо держаться корней», - пыхтят они, карабкаясь на диван. Может иногда и всколыхнет еще что-то, полузабытое, полуважное, но сонно гундит телевизор, а коньячок рядом на столике, а кот нагоняет дрему, уютно развалившись на тугом пузе. Поедешь тут. Потому ответственные граждане к поездкам относятся со сдержанным раздражением. Чего ехать то? И зачем, спрашивается?! А попутчики если пить будут, а если в туалет провалюсь, а если я выйду ножки размять, а без меня уедут. Страшно. Лежите, дядя. Носите на себе диван как черепаха панцирь. А поезда дальнего следования отправятся уже без вас. За ветром. И новым рассветом.
Ладно. Пускай дяди отдыхают. Поездки тоже бывают. Разной степени (поездатости?) дальности. Вот летом на юга. Вокзал, лица глупые, счастливые. Паровоз фыркает ретиво, томясь мощью налитой, неистраченной, бегают муравьями обходчики, тяжелыми жуками снуют носильщики. Устремляется поезд стрелой, уходя в облака, за горизонт. Бренчат гитары в купе, пьется вино, льется как вода в глотки молодые. Хохот в тамбуре, хмурятся делано проводники, гремят ключами. Бредут компании из вагона в вагон, заводят знакомства новые, а поезд на перегоне ходуном, шагают по вздымающемуся полу враскачку, матросней бывалой. Сойдя на конечной станции, ступить на горячий песок и молча смотреть туда. В море. Слушая тот самый ветер. Что позвал, поманил, привел сюда.
А зимой как. Влетаешь сосулькой в ледяной тамбур, хватаешь дверь на себя, залетаешь в вагон. Падаешь на полку, чувствуя, как хрустит, осыпаясь битым стеклом что-то внутри. Сыто отдуваясь, трогается тепловоз, лязгают зубами вагоны, лязгают пассажиры. И от печек тепло. Выползают люди улитками из курток, хлебают чай, греют руки. Шуршит бумага. Бутерброды с колбасой, сыром, кто-то уже курицу анатомирует. Окна в вагоне - ресторане инеем изрисованы. Солянка дымится. Стопка или может две. Будто плывешь меж двух миров, несешься над белой гладью под серым, стылым небом. Темнеет рано. Покачиваешься с книжкой на полке, свив гнездо из одеяла, дремлешь при свете ночника. Дремлет проводник. Дремлет поезд. Вожатый не спит. Смотрит, как серебряным пунктиром сверкают рельсы в свете головного прожектора. Плавят ночь, остановив время в точке: здесь и сейчас.
Ездили так когда-то. Сейчас уже не ездят. Вспоминают разве. Сейчас так только на своем поезде. По-другому уже не получится.
Я еще не врос в диван. Я езжу. Не на юга, а так. За надеждой. Потому обычно - как повезет.
Путешествия сейчас уже не те. Поездная романтика здорово растряслась, подпрыгивая на ухабах таможен. Поезда тоже не стали новее и лучше. Как и все мы, собственно.
Вокзал, перрон, зеваки - патрульные, что оценивающе прохаживаются среди угрюмых пассажиров, надеясь, на волне борьбы с терроризмом, стрясти на пиво.
Полинявшим ужиком стоит поезд. Хмельные проводники меланхолично наблюдают, как люди зло пихают бесформенные баулы, надеясь, что стальные двери вдруг станут шире и сумка пройдет. Поезд устал. Проходишь мимо плацкартных вагонов, радуясь, что у тебя купе, надеясь на адекватных попутчиков. Грустным осликом понуро вздыхает тепловоз. Он тоже устал.
В купе тихо. Те же сумки, но гораздо меньше. Ставишь свою под полку, поезд трогается. Вагон - ровесник перестройки, но после капитального ремонта, чистые матрасы и белье, рабочие розетки и ночники, зеркала, цветы. За окном проплывает перрон и разочарованные рожи полисменов – утро не задалось. В соседнем купе уже сдвигают стаканы и выносят в сторону тамбура первую пустую бутылку. Печка греет хорошо и это хорошо. В Москве, говорят, морозы. Начинается деликатное паломничество за чаем. Работник вагона-ресторана уже катит свою скатерть-самобранку. Ассортимент обычный, а цены такие, будто вина все сплошь коллекционные, а сигареты, пусть и в пачках, но каждая вручную скручена на бедрах мулаток.
Шелест пакетов, шорох бумаги, возня в сумках, грохот опускаемых полок. Поезд набирает скорость. Первый переезд, писк шлагбаума, а города почти все мимо, почти все без остановок – поезд скорый. Вторая бутылка из соседнего купе, мои попутчики нейтральны. Раньше чтобы не терять время в пути - тоже пил. Своеобразный способ не скучать. Сейчас не пью. Организм стало жалко. Да и таможни проходить на автопилоте стало чревато. В тамбуре курят. Третья бутылка, первая остановка, теплятся первым светом окна многоэтажек, что выглядывают из-за здания вокзала. Соседи спустились пополнить запасы. Вагон пообвыкся, многие тоже закупаются пивом. Расслабились. Совершает очередной рейд со своим сундуком Джек-Воробей из вагона-ресторана. Товары продаются бойчее. Люди осваивают дорожные цены. Первая таможня. Сдержанное нервное напряжение. Из купе, что в другом конце вагона, пытаются кого-то ссадить. Не та отметка в паспорте. Мольбы, просьбы, отказы. Обошлось. В тамбуре туман. Курят. Даже те, у кого все в порядке, все равно нервничают. Таможня – это как лотерея. Почти все проезжают. Но много новых законов, нарушений режима, запретов на въезд. Почти не снимают. Вот в первых числах там да. Там совсем туго было. Вторая таможня. Собаки. Суетятся в вагоне, ищут. Что везете, откройте сумки. Почему новый паспорт. Какие лекарства. Сколько алкоголя. Цель визита. Ценные книги, предметы старины. Счастливого пути.
Поезд тронулся. В тамбуре совсем тесно. А что творится в тамбурах плацкарта…. Едем. Облегчение. До утра теперь тихо. Совсем стемнело. Темные деревни и светлые пятна городов. Очередная пустая бутылка соседей, очередной вояж работника ресторанной торговли. Ужин. Книги, плееры, телефоны. Жарко. Проводники топят. Ходят с сизыми носами, поправляют здоровье.
В вагоне ресторане гулко. Пьют и едят как в последний раз. Купив сигарет – обратно. Три часа ночи. Киев. Свет прожекторов, тихо. Несколько пассажиров сходят. Спать.
7 утра. Таможня. Паспорта. Фонарик. Встаньте во весь рост. Собаки. Тамбур. Накурено. Следующая таможня. Цель визита. Счастливого пути. Спать.
В России дышится хорошо. Кому как, а мне хорошо. Мне этот воздух слаще любого другого. Дело к вечеру. Вагон-ресторан. Сигареты. Косые работники, косые проводники, уже скоро. Белье, билеты, тамбур, перрон. С соседями не прощаемся. Ничего общего, делить нечего. Вас приветствует город-герой Москва. Ну да, привет. Наледь, ветер, на соседний путь прибыл украинский состав, такой же пожухлый трудяга, как и наш скорый. Мрачные физиономии некогда братских народов, смешавшись и слившись воедино для последнего интернационального рывка, плотной толпой вливаются в горловины переходов метро, чтобы рассосавшись по веткам-линиям, добраться хоть куда-нибудь. Чтобы сегодня поскорее закончилось.
Приехали.